Следующие два дня были для Сен-Северена и Филибера Риго временем напряжённым и судорожным. Аббат посвятил полицейского в обнаруженные им странности, происходящие с девицами, показал письмо мадемуазель де Монфор-Ламори и отвёз его побеседовать с мадемуазель де Кантильен. Он опасался, что полицейский поднимет их со Стефани на смех, но тот, выслушав всё, только ещё больше помрачнел. Он ничуть не усомнился в словах мадемуазель, — то, что в деле была какая-то чертовщина, Риго давно понял и сам.

Один Рокамболь чего стоил.

Всё это время в доме Леру находились двое полицейских, имевших приказание не спускать глаз с загородного домика и тут же сообщить ему о малейших движениях за оградой. Сам Риго почти не сомневался, что через несколько дней что-то произойдёт. Но что? Он одобрил тактику Сен-Северена, разместившего мадемуазель в доме друга, но если Стефани де Кантильен была в безопасности, это лишь означало, что опасности подвергалась другая девица.

Но кто? Аббат, с которым он поделился этими размышлениями, задумался. Жоэль не понимал, что руководит Сатаной и его присными в их зловещем выборе, но все девицы страшно напуганы. Держатся вместе. Родители не спускают с них глаз. Робер де Шерубен отвёз сестру в Лион к бабке. Мсье Бенуа де Шаван перевёз Лауру в дом де Кастаньяка, поселил в одной спальне с мадемуазель де Кантильен и не спускает с обеих глаз, второй этаж, на окнах решётки, на двери поставлен наружный засов, который Беньямин закладывает в пазы лично и утверждает, что пока не поймают Сатану, он никуда их не выпустит. Поэтому, вполне возможно, Сатана на этот раз вынужден будет отложить своё адское пиршество.

Риго не разделял его оптимизма. Сказывалось несколько искажённое профессией мышление: мсье Филибер обычно имел дело с наиболее омерзительными сторонами человеческого духа и полагал, что тот, кого молва и свет окрестили Сатаной, не затруднится возникшими обстоятельствами. По его приказанию за герцогом де Конти было установлено негласное наблюдение. О своих подозрениях в адрес Реми де Шатегонтье аббат ничего не сказал полицейскому — смущало полное отсутствие мотивации. Не было ни одной зацепки или улики, кроме уверенности де Сен-Северена, что это он задумал и осуществил все эти преступления.

Но полицейский почувствовал и не проговариваемое.

— Стало быть, вы полагаете, отец Жоэль, что убийц несколько?

— Вспомните плащ мадемуазель де Прессиньи. Он вымазан в трёх местах.

— Мы заметили.

— Но вы сами думаете, что я ошибаюсь?

Риго пожал плечами и помрачнел.

— Возможно, он привлёк кого-то. Но если опыт не лжёт мне… Всё задумано одним человеком, поверьте. Исчадьем ада, подлинным дьяволом. Но это один мозг, страшней которого мне ещё не встречалось. И едва ли он таскает трупы. Это дело подручных. Кто это? Изувер, насильник, убийца, выродок, кощунник и людоед. Но… он больше всего этого. И он ничего не делает. Он просто развлекается. Найдите в свете человека, которого боится ваша душа — и вы набредёте на Сатану.

Аббат похолодел. Он верил опыту Риго, но тогда… тогда это совсем не Реми! Шатегонтье был скорее жалок аббату. Ничуть не пугал его и де Конти, несмотря на сообщённое Леру. Толстый потаскун, сукин сын и отравитель, но больших мозгов там никогда не было. И д'Авранж… и вправду… жалкий дурачок.

Да, Риго прав. Это пешки.

Тринадцатого декабря, за одиннадцать дней до окончания поста Адвента, утром, аббат со святыми дарами направился к старику Леру, опасаясь, что вскоре рождественские службы будут отнимать у него почти всё время, и он не выберется к учителю. Именно в этот час Риго получил извещение, что в загородный домик его сиятельства доставлены корзины с провизией. Сержант торопливо подхватил мешок, в коем заранее были заготовлены каравай хлеба, кусок сыра и пистолет. Еда была нужна на тот случай, если сразу выбраться с крыши не удастся, а пистолет — на тот крайне неприятный, но всё же прогнозируемый случай, если засада будет обнаружена. Себе в помощь он выбрал Дидье Корвиля, невысокого, малоприметного, но весьма расторопного человека, обладавшего к тому же прекрасной памятью на слова и лица.

Леру не на шутку волновался. Взволновался и аббат, услышав, что Риго с товарищем собирается укрыться в доме в засаде. Тут Риго неожиданно пришла в голову мысль, что, как ни хороша память Дидье, он не видел людей света, в то время как де Сен-Северен знает всех. Аббат не показался ему трусом, проявив присутствие духа в мертвецкой — в тех обстоятельствах, что перегибали многих. Он предложил отцу Жоэлю пойти с ними. Сен-Северен задумался. Он не ощущал страха, коего вообще никогда не ощущал, но странная дрожь сотрясала его, внутренний трепет, содрогание его собственной души пугали.

Но он, пересилив свое минутное малодушие, согласился.

Риго хотел взять с собой аббата и ещё по одной причине — он знал, что тот имеет большие связи в свете и несомненно аристократическое происхождение. Свидетельство такого человека на весах правосудия тянуло… ох, немало, а сан священника безмерно добавил бы достоверности его показаниям.

Втроём они легко перелезли через стену, уже привычным для Риго путём миновали гостиный зал, через ход за картиной проникли в тёмный зал наверху, а оттуда — попали на крышу. Через полчаса, когда они размели голубиный помет, отдышались и обустроились в своём убежище, Риго через щели между стеной и черепицей крыши углядел, как сторож, отперев парадную входную дверь, пронёс по выметенной дорожке в дом дымящуюся кастрюлю. Затем тот совершил ещё несколько вояжей, занося бутылки с вином, и несколько раз бегая в маленькую оранжерею за спаржей и шпинатом. Риго смотрел на эти приготовления с неудовольствием и разочарованием. Неужто речь идёт о банальной пирушке, обычном застолье, кутеже с распутными девками — и только?

Надо сказать, что пристальная слежка за герцогом де Конти абсолютно ничего не дала: донесения содержали сведения о фантастическом аппетите его светлости, его любви к женщинам и обильным возлияниям. Всё это Риго мог бы сказать о герцоге и сам, не утомляя людей слежкой, лишь при одном беглом взгляде на заплывшую жиром физиономию Габриэля де Конти.

Риго вздохнул. Мысль о том, что они ошиблись, была болезнена для его самолюбия. Столько усилий и трудов, чтобы полюбоваться обычной попойкой с потаскухами? Хуже того, если и шлюх-то не будет и собравшиеся гости целомудренно перекинутся в бириби или фараон! Между тем внизу в столовой слышались позвякивание тарелок и звон бокалов, потеплела и нагрелась каминная труба, было слышно, как сторож передвигает кресла.

Гости появились около одиннадцати. Их тени мелькали в свете ночного фонаря, поднятого сторожем, точно взмахи вороньих крыльев. Риго сразу узнал толстяка герцога, рядом с ним был и другой толстяк, дородный и дебелый, но укутанный в тёплый зимний плащ. С ними прибыли ещё трое — все как на подбор тощие, тоже в длинных плащах по самые щиколотки. Филибер Риго с досадой заметил, что никаких женщин с приехавшими мужчинами нет, а значит, всё оказалось ошибочным. Можно было осторожно выбраться из дома, но рисковать не хотелось. Поутру они уберутся — потом уйдут и они.

Герцог был уже в доме, его гости вошли следом. Было слышно, что они проследовали в каминный зал, снова послышался шум отодвигаемых стульев, звон тарелок, негромкий разговор, но слов Риго не разбирал. Через полчаса мерное жужжание разговора, тёплая труба и позднее время начали клонить в сон и Риго, и Корвиля. Только аббат бодрствовал, но, сколько не прислушивался, слов тоже разобрать не мог. Не мог и по голосам определить говорящих — звуки странно искажались.

Но тут все трое вздрогнули. Со двора донёсся шум открывающихся ворот, и во двор въехала ещё одна карета, чьи очертания терялись в ночи. Герцог вышел встречать новых гостей, коими оказались две фигуры в тёмных плащах, быстро прошедшие внутрь. На несколько минут стало совсем тихо, но вот сначала потянуло сквозняком, потом в комнату с люнетом вошли люди, после чего дуть перестало. Риго шепнул Корвилю и аббату, чтобы те, упаси Бог, не уснули.

Это предостережение оказалось напрасным. Филибер Риго не знал тогда, что после этой ночи ни он, ни Корвиль не смогут уснуть несколько ночей.

Герцог де Конти неторопливо опустив люстру, зажёг свечи и поднял светильник под потолок. Теперь, облитые желтоватыми бликами в кругу света стояли шестеро мужчин. Они не снимали шляп, полями закрывавшими их лица, но непохоже было, что это — мера предосторожности, скорее, подумал Риго, часть какого-то странного ритуала. Уж не масоны ли это, мелькнуло в голове полицейского. Не попали ли они на церемонию какого-то посвящения, о которых ему доводилось слышать? Аббат тоже пытался в неожиданном ракурсе и искажённом освещении понять, кто эти люди, но силуэты двоились и троились в неверном свете и он не узнавал никого, кроме самого хозяина.

Ещё больше ритуальности добавили двое, вынув из комода огромную льняную скатерть и расстелив её на низком столе. Чёрт, они не наелись внизу, что ли? Один из мужчин занял место в кресле, стоящем на возвышении, и не принимал никакого участия в церемонии.

Тут, однако, все недоумения Риго закончились.

Из тени вдруг показалась фигура, с плеч которой двое других сняли плащ и шляпу. Риго закусил губу от напряжения. Он был готов поклясться, что знает, где-то видел представшую перед мужчинами девицу. Словно услышав его, Корвиль тихо шепнул, что это мадемуазель Мадлен де Жувеналь — он трижды видел её на похоронах. Риго знал память своего подчинённого: этим сведениям можно было полностью доверять, Дидье никогда не ошибался. Аббат же в ужасе закусил костяшки пальцев.

Господи, как же он не подумал!