ГЛАВА 34
Столб дыма они увидели, когда до базы оставалось километра четыре, и Неверов подумал, что двухдневный путь, за время которого не произошло ничего неожиданного, обязательно должен был закончиться какой-нибудь пакостью.
Не тратя лишних слов, он набрал максимальную для вездехода высоту в двадцать три метра над поверхностью земли и стал на форсаже разгонять машину до максимальной скорости. Через пару минут впереди показались знакомые холмы, и почти сразу же Неверов заложил крутой вираж, уводя машину в сторону от неожиданной огневой атаки с земли.
Разряды бластеров прошли совсем близко. Машину тряхнуло воздушной волной, волчком расходящейся во все стороны от несущегося с огромной скоростью плазменного веретена. Но это был уже последний разряд из едва не зацепившей их серии.
Внизу на ничтожную долю мгновения показалась объятая пламенем территория базы.
— Что там, черт побери, происходит?! — закричал Делони, не успев ничего рассмотреть.
— Их атакуют. И на этот раз грайры сменили тактику.
— Но ведь сейчас день! Днем они всегда сидели по своим норам!
— Это не грайры. Во всяком случае, не сами грайры.
— Ты хочешь сказать… Но когда они успели захватить столько людей?
— Может, раньше, еще до нашего прилета. Откуда мне знать? Внизу я не видел грайров. Базу атакуют по всем правилам военного искусства, с применением тяжелой огневой техники. Тактику такого боя придумали не грайры, но они быстро учатся…
Он уже развернул машину и, резко снизив скорость, понесся над самой землей, описывая вокруг базы постепенно сужавшуюся спираль.
Атакующие, человек сорок (внешне ничем не отличимые от людей) расположились полукольцом с северной стороны базы и вели непрерывный огонь по ее территории из ручных станнеров. Неверову показалось, что в стороне, у леска, расположенного в километре от базы, мелькнули знакомые силуэты грайров. Они почти сразу же исчезли, но Неверов знал, что для поддержания действенного контроля над управляемыми ими людьми грайры должны находиться где-то поблизости.
Однако сейчас сами грайры не представляли непосредственной опасности. Главное было подавить тяжелую огневую технику нападавших, уже пробившую в силовой защите базы несколько зияющих брешей.
Обе бластерные пушки на башне вездехода работали на полную мощность, полосуя раскаленными иглами своих разрядов всю местность перед оградой.
Их неожиданное появление над полем боя резко изменило соотношение сил. Тяжелые бластеры атакующих, прекратив огонь по базе, пытались нащупать небольшую, верткую машину, носившуюся над самой землей. Но попасть в нее было не так-то просто. Неверов, проведший на боевых тренажерах многие часы, выжимал из машины все, что она могла дать.
Вскоре замолчала одна бластерная установка, а затем и вторая. Накрыть с воздуха неподвижные цели длинными сериями энергетических разрядов не составляло особого труда.
Осажденные на базе немедленно воспользовались передышкой в огневом налете и бросились в контратаку. Их значительный численный перевес очень быстро решил исход схватки. Весь план атаки грайров строился на неожиданности и на мощном огневом налете. Если бы не появление вездехода, судьба базы была бы решена в течение ближайшей пары часов.
Силовое ограждение оказалось разрушенным в нескольких местах. Горели складские помещения, распространяя вокруг тяжелый смрад медленно тлевшего зерна, предназначенного для первых посадок. Похоже, теперь с большей частью урожая им придется проститься.
Выждав, пока двор базы очистят от нескольких прорвавшихся сквозь защиту зомбитов, Неверов посадил машину прямо посреди двора, около разрушенной башенки с зенитными бластерами.
Едва вездеход приземлился, едва они успели разблокировать входной люк, как внутрь буквально ворвался Касперов, назначенный Делони командир охраны базы. Неверов мало знал этого человека. Его лицо, бледное, вытянутое, с бегающими маленькими глазками производило неприятное впечатление, еще более усилившееся от странной манеры разговаривать с начальством.
— Где вы были раньше?! Где вас черти носят? Нас здесь едва не прикончили!
— Ничего себе благодарность! — произнес Делони, не слишком озабоченный соблюдением субординации. Однако Неверов даже в этой ситуации не мог оставить без внимания подобную вольность.
— Выйдите из машины и доложите как положено, что здесь произошло! — резким тоном произнес он, не отрывая рук от штурвала, готовый в любую минуту бросить машину в воздух. Он до сих пор не понимал, каким образом небольшому отряду зомбитов удалось среди белого дня почти полностью подавить защитные системы базы, и был готов к тому, что среди оборонявшихся есть подчиненные грайрам люди.
К счастью, его худшие опасения не оправдались. Касперов подчинился, и вскоре Неверов, стоя снаружи, выслушивал его доклад.
Делони, не теряя времени, возглавил операцию по очистке территории базы от завалов и засевших за складскими помещениями зомбитов, впрочем, уже потерявших всякую ориентировку и палящих куда попало. Видимо, их поводыри, поняв, что атака провалилась, бросили своих подопечных на произвол судьбы.
— Повторите еще раз, почему ваши наблюдатели не обнаружили противника при его подходе к базе?
— Потому что никаких наблюдателей не было! Потому что здесь творится черт знает что! Потому что нас убивают на этой планете и вскоре прикончат всех до единого!
— Прекратите истерику! Вы же все-таки офицер!
— Да никакой я не офицер! Я обыкновенный банковский служащий и согласился командовать охраной только потому, что хорошо стрелял в тире! Но то, что здесь происходит, мало похоже на тир. Мы потеряли связь с кораблем три дня назад, и с тех пор здесь творится черт-те что… Среди наших патрулей оказалось несколько зомбитов, стрелки на башнях неожиданно, в самый разгар атаки начали вести огонь по своим…
— Вы что, не проводили обязательных ежедневных медицинских осмотров?
— В том то и дело, что проводили! На теле убитого башенного стрелка, уложившего пятерых наших, нет ни единой царапины — можете убедиться сами.
Неверов не мог слишком строго осуждать этого человека. Почти весь отряд, охранявший базу, состоял из таких же, как он, добровольцев, совсем еще недавно обыкновенных пассажиров рейсового корабля, летевших в отпуск и не подозревавших, какую странную штуку выкинет с ними судьба. И тем не менее сейчас это уже не имело никакого значения. Все они по воле случая стали солдатами, и от поведения каждого зависела судьба окружавших его людей.
— Давайте осмотрим вашего стрелка.
Из всего, что сообщил Касперов, это показалось Неверову наиболее важным. Сейчас он пожалел, что Алмин остался во временном лагере на берегу моря и на базе нет ни одного ученого-биолога, способного разобраться в том, каким образом грайрам удалось подчинить себе этого человека, не оставив следов обычного укуса.
На теле погибшего стрелка и в самом деле не было ни одной царапины… Если это не случайность, если грайрам действительно стал известен новый способ подчинения людей, то под подозрением окажутся все и жизнь превратится в сплошной кошмар…
Длительное время воздействие грайра на человека невозможно обнаружить без специальных исследований. Только следы укусов помогали им до сих пор вовремя выявлять и изолировать новых зомбитов. Им нужно найти способ какого-то быстрого полевого анализа, нужно дать задание Алмину — тот наверняка с этим справится.
Однако сейчас возникла новая, гораздо более важная проблема установить, что произошло на «Севастополе» и почему с корабля до сих пор не прислали помощь, — даже если связь вышла из строя, они должны были видеть через свои оптические датчики, что творится на базе.
Но даже мощный приемник, присоединенный к направленной параболической антенне и до сих пор успешно справлявшийся с любыми помехами, упрямо молчал.
Это казалось почти невероятным, потому что молчал и спутниковый ретранслятор. Неверов не смог уловить даже шипения постоянного фонового излучения, всегда сопровождавшего работу автоматического передатчика ретранслятора.
Этому могло быть только одно объяснение. По какой-то неизвестной причине ретранслятор полностью прекратил работу, несмотря на автономную атомную батарею и тройной запас надежности в блоках.
Конечно, было еще одно, более правдоподобное объяснение… Ретранслятор попросту перестал существовать, уничтоженный прямым попаданием метеорита или лазерного луча…
После происшедшего на базе Неверов был готов поверить во что угодно. Он все еще не прекратил попыток связаться с «Севастополем», когда в радиорубке появился Делони.
Таким он еще ни разу не видел своего командира отрядов безопасности. Бледное лицо, покрытое мелкими бисеринками пота, и сведенные горькой судорогой губы свидетельствовали о том, что запас плохих новостей далеко не исчерпан.
— Ну, говори, что там еще?
— Мы потеряли «Севастополь».
— Это я уже знаю. Такой магнитной бури я не припомню здесь с момента первого приземления.
— Я имею в виду не связь. Мы потеряли корабль.
— Вот как? Успокойся, Грегори, объявится наш «Севастополь». Буря утихнет. Связь восстановится — так уже бывало.
— Я не ребенок, не нужно меня утешать, лучше послушай. Вот здесь у меня копия последней записи в радиожурнале. Та самая вырванная страница, которую ты не смог найти. Она оказалась в бумагах исчезнувшего Петровского. Вместе со всяким хламом. Запись не слишком четкая…
— Ничего. Я разберу.
Взяв листок, Неверов попытался вникнуть в каракули писавшего их, видимо, из последних сил человека, но общий смысл все время ускользал от него. «Вторично вызываю… Шлюпка… Отвечаю, два часа назад… Подтвердите…»
— Шлюпка у них пропала — корабельная шлюпка… И можешь быть уверен, радист «Севастополя» не получил этого сообщения. Грайры об этом позаботились. Когда шлюпка стартовала с базы к кораблю, ею управлял один из новых зомбитов. Из тех самых, на которых нет следов укуса… На корабль она не попала, вернее, попала, но значительно позже, когда у них все было готово.
— Не слишком ли много тебе приходится домысливать? Фактов маловато одна невразумительная радиограмма. Но даже если все так, это еще не говорит о том, что их план удался. На «Севастополе» крепкая команда, этих ребят не одолеет какой-то десяток зомбитов. Я могу поверить, что там был бой, что у них повреждена рация, но с чего ты взял, что мы потеряли корабль?
— А как ты думаешь, почему грайры атаковали базу? Ведь до окончания инкубационного периода их драгоценных яиц еще целых два месяца! Ответ очевиден — им нечего бояться. Они знают, что у нас больше нет корабля. С того самого момента, как только они поняли, какую угрозу представляет для них «Севастополь», их главной целью стало уничтожение корабля. Я установил, что еще задолго до последних событий на складе базы стала пропадать взрывчатка и кое-что из оборудования, нужного для того, чтобы превратить корабельную шлюпку в десантное судно. Видимо, уже тогда они захватили несколько наших ребят и с их помощью беспрепятственно осуществили свой адский план. Направили к «Севастополю» шлюпку со знакомыми людьми, чужих бы они близко к кораблю не подпустили. Что там было дальше — я не знаю. Возможно, они захватили корабль, но скорее всего заложили бомбу и попросту взорвали его. Они ведь не жалеют ни своих, ни наших жизней. Ты ведь помнишь основную их заповедь — интересы Гнезда превыше всего.
— Я помню. И все равно не поверю в эту историю, пока не увижу обломков корабля своими собственными глазами.
— Тогда посмотри на них. Здесь есть достаточно мощная оптика.
— Ты хочешь сказать!..
Неверов почувствовал, как у него перехватило дыхание, и остаток фразы застрял в горле. Наверно, что-то подобное испытывает приговоренный к смерти в момент оглашения приговора. Потому что гибель корабля означала, что всем им уже вынесен такой приговор. С трудом овладев собой, он повторил вопрос:
— Ты хочешь сказать, что уже видел эти обломки?
— На бывшей орбите «Севастополя» вокруг планеты вращается большой рой метеоритов.
— Насколько большой?
— Ну, я не знаю, сосчитать и взвесить эти обломки вряд ли удастся.
— Это могла быть шлюпка грайров.
— Могла. Но «Севастополя» нет на стационарной орбите. Ни в оптике, ни на радарах. В девять тридцать дежурный наблюдатель зафиксировал в этой части горизонта непонятную световую вспышку. Спустя три часа после исчезновения шлюпки… Я лишь сопоставил все данные. Свел их вместе.
— Ты кому-нибудь говорил об этом?
— Нет. Но какое это имеет значение?
— Имеет. После всего происшедшего наша единственная надежда — акванты. Мы найдем их, если они до сих пор не объявились. Если понадобится, вездеход можно переоборудовать в подводную лодку.
— Без огневой поддержки вездехода база не продержится и нескольких часов.
— С вездеходом этот срок продлится не намного. Если ты прав и «Севастополь» действительно захвачен или уничтожен, они навалятся на нас всей своей мощью. Скорее всего эта атака была простой разведкой.
— Наш отъезд будет выглядеть как бегство…
— Согласен. Но иногда приходится принимать и такие решения. Это приказ, и он не подлежит обсуждению. Мы вылетаем через полчаса. Сейчас я составлю список оборудования, которое ты должен будешь, не привлекая к себе излишнего внимания, сложить в грузовой отсек вездехода.
— Нам не удастся провернуть это незаметно…
— Знаю. Поэтому известие о гибели корабля должно оставаться в тайне.
— Не нравится мне все это, капитан!
— Думаешь, мне это нравится?! У тебя есть другое предложение? Нет ничего глупее, чем всем вместе красиво погибнуть на этой базе. Контакт с аквантами дает хотя бы надежду известить Землю о том, что здесь творится, и продолжить борьбу с нашими врагами.
— Каким образом?
— Этого я и сам пока не знаю. Но узнаю. Не сомневайся. И тогда придет час расплаты и за базу, и за гибель наших товарищей, и за десятки безымянных кораблей, нашедших здесь свою могилу.
ГЛАВА 35
Часы и дни текли незаметно, складываясь друг с другом и поглощая в своем течении негромкое урчание моря, следы на песке, огромные глаза Козявки, шелуху последних плодов…
Руки Элайн огрубели, одежда изорвалась, и сквозь прорехи проглядывало до черноты загоревшее тело. Нечесаные волосы, как ни странно, не уродовали ее по-прежнему прекрасное лицо, а в глазах появилась новая, несвойственная раньше уверенность в себе.
Самым странным в ее робинзонаде было, пожалуй, то, что она не чувствовала себя несчастной. Она попала на этот остров совершенно не подготовленной к тому, что ее здесь ждало. У нее не было даже иголки, чтобы заштопать одежду, и тем не менее несчастной она себя не чувствовала. Возможно, основная причина была в том, что ей приходилось заботиться о чужом малыше, который с каждым днем проявлял все большую привязанность к ней. И еще одно. Она знала… Что-то приближалось к ней, с каждым новым проведенным здесь днем «некто» становился все ближе…
Стоны, по ночам доносящиеся с моря, казались ей теперь громче и ближе. Она слышала совсем рядом со своей пещеркой шлепанье огромных лап, а утром находила следы… Кто-то искал ее, и по ночам, сквозь сон, она чувствовала, как этот «некто» зовет ее к себе, в темную прохладную глубину моря. И она знала, что когда кончится последний питьевой плод, а вместе с ним и последняя надежда на помощь далекого мира, в котором она жила тысячи лет назад, она ответит на этот зов…
Вездеход мчался над ровной гладью реки на высоте двух метров. Впереди перед машиной неслись клиновидные волны, возникавшие от удара гравитационного поля, они убегали в стороны широкими усами, расходившимися за кормой до самого берега.
Шел шестой час с того момента, как вездеход покинул базу. Пора было включать автопилот и хотя бы на полчаса оторваться от пульта управления. Чувство голода становилось все ощутимее, и за все эти шесть часов так ничего и не произошло вопреки худшим ожиданиям Неверова, предполагавшего, что грайры не позволят им покинуть базу.
Наконец, выбрав достаточно ровную и широкую излучину, на которой управление можно было доверить автоматике, он включил автопилот и позвал по внутренней связи Делони, не покидавшего стрелковую башню. За всю дорогу они перекинулись всего парой фраз. Делони был мрачен и, открывая упаковки с концентратами, упрямо избегал взгляда Неверова.
— Может, все-таки поговорим? Нас здесь всего двое, а дорога предстоит длинная и скорее всего нелегкая. Ты считаешь, что мы должны были остаться на базе?
— Нет.
— Тогда в чем дело?
— Почему ты никого не взял? В машине есть место по крайней мере еще для четырех человек. Ты же знаешь, они все погибнут. Все, кто остался.
— Необязательно. Они отремонтировали все защитные системы и могут продержаться достаточно долго. Атаки пока что не повторялись. Помочь нам смогут только акванты, за их помощью мы и едем. А что касается вопроса о дополнительных пассажирах… Видишь ли, Грегори, я не мог рисковать. С тех пор как на телах зомбитов исчезли шрамы, у нас не осталось ни одного надежного способа проверить, кого мы берем с собой. Представь, что бы произошло, если бы один из них оказался здесь.
В прошлый раз, когда нас в этой кабине было пятеро, их план едва не удался. Во дворе базы, внутри защитного ограждения находилось несколько зомбитов, во всяком случае, в момент нашей атаки я насчитал пятерых, и у меня нет уверенности, что среди персонала базы нет новых зараженных.
Результат воздействия психотропного яда можно скрывать неограниченно долгое время. Лишь когда управляющий зомбитом грайр сочтет момент подходящим, он возьмет управление на себя… Нас всего двое. Мы не смогли бы обеспечить постоянного контроля над новыми пассажирами.
В его словах была безупречная логика, но говорил он их так, словно оправдывался перед самим собой и перед теми, кто остался на базе… Он знал, что обречен теперь до конца своей жизни подыскивать все новые слова оправдания, и не знал, найдет ли их когда-нибудь… Но одно он знал точно не Грегори его судить.
Помолчав какое-то время, Грегори спросил, меняя тему разговора:
— Как они это делают? Как можно без укуса воздействовать на нервную систему жертвы?
— Может быть несколько способов. Самый простейший — инъекция. От иглы шприца практически не остается следа. Хотя вряд ли они применяют наши, человеческие способы. Их организмы обладают огромным запасом пластичности. Они могут принимать любые формы. Достаточно создать подходящее насекомое. От укуса шмеля или большого паука след исчезнет так же быстро, как от иглы шприца.
— Тогда почему не комар или муха?
— Потому что им нужно впрыснуть в кровь жертвы не меньше двух кубиков яда. Чтобы нервная блокада подействовала, железы потенциального агрессора должны вмещать в себя не меньше двух кубических сантиметров жидкости и, следовательно, размеры насекомого должны быть…
— Примерно такими… — неожиданно прервал Неверова Делони, указывая в угол каюты.
Там, где сходились бортовые стрингеры, было темно, и лишь пятно, которого раньше на этом месте он не видел, привлекло внимание Неверова.
Но было и еще что-то, находящееся за пределами обычных ощущений. Чувство страха, смешанное с отвращением. Ему не нужно было фонаря, чтобы понять, что там. Тем не менее он нащупал в бортовом кармане аварийный фонарь, но не торопился его зажигать.
Ему понадобится оружие… Не слишком мощное и в то же время достаточно эффективное. Бластеры в небольшом пространстве кабины использовать невозможно. В конце концов он нащупал в инструментальной сумке дуговой сварочный разрядник.
Все это время он старался не делать резких движений и даже запретил себе думать об этом пятне, помня, какими мощными телепатами становятся грайры в момент опасности. Он все время повторял про себя фразу о несуществующей трещине на внутренней обшивке, которую необходимо заварить.
— Надень шлем!
С полуслова, оценив обстановку, Грегори, ничего не спрашивая, подчинился.
Неверов и сам проделал не слишком простую в узком пространстве кабины процедуру герметизации защитного костюма. Он не знал, выдержит ли ткань костюма удар жала, но по крайней мере теперь почувствовал себя уверенней.
Прежде чем включить фонарь, ему пришлось преодолеть вполне понятное отвращение и не совсем понятное внутреннее сопротивление. Словно он совершал нечто запретное, почти кощунственное.
Но вот фонарь наконец вспыхнул, и пятно в углу обрело четкие очертания. Неизвестное насекомое, притаившееся там, было похоже на большого паука или скорее маленького краба. Почти механическое, строго функциональное создание с шестью суставчатыми лапами и круглым туловищем величиной с разменную монету, без малейших признаков головы.
Он не знал, умеет ли эта штука прыгать, и потому действовал с удвоенной осторожностью. Наведя ствол разрядника на небольшую трещинку в обшивке на расстоянии около полуметра от этого существа, Неверов нажал спуск и лишь затем резким движением направил струю голубого пламени на своего противника.
В самый последний момент паук все-таки прыгнул, но Неверов, обладавший хорошей реакцией, сумел перехватить его огненной струей в полете.
Суставчатое тело сморщилось, почернело и, ударившись о поверхность костюма, оказалось на полу.
Минуту спустя, приняв все меры предосторожности, они смогли исследовать свой трофей.
Больше всего создание походило на биологического робота с узкофункциональной задачей. В центральной коробке помещалось около трех кубических сантиметров жидкости. Какой именно — установить из-за воздействия высокой температуры им не удалось, да этого и не требовалось, поскольку в нижней, центральной части туловища находилась чрезвычайно прочная, выдвигавшаяся наружу и полая внутри костяная игла, в назначении которой сомневаться не приходилось.
— Они сделали передвижной шприц. Это существо нежизнеспособно, управляется извне и, очевидно, предназначено для одной-единственной цели…
— Нам придется осмотреть всю машину…
— Это ничего не даст. Биологические детекторы не способны обнаружить эту пакость, а в вездеходе слишком много мест, которые мы не сумеем как следует осмотреть, к тому же они могут перемещаться с места на место. С этого момента нам придется находиться в герметизированных защитных костюмах. Удар такой иглы они выдержат.
Это было непростое решение. В закрытом наглухо костюме трудно находиться несколько часов подряд. А особенно нелегко им пришлось ночью.
От жары и духоты Неверов долго не мог уснуть. Вездеход неподвижно завис посреди реки, в полуметре над водой. Едва слышно урчали его антигравы, да откуда-то с верховьев реки доносились знакомые печальные стоны неизвестного обитателя этих вод.
В конце концов Неверов ненадолго забылся тяжелым сном, а проснувшись под утро, долго не мог понять, который сейчас час. Когда ему стало ясно, что уснуть больше не удастся, он осторожно, чтобы не разбудить Делони, поднялся и по раскладной лесенке взобрался в стрелковую башню.
Рассвет еще не наступил, но сумерки уже отошли к берегам, обнажив стальную поверхность реки. Чтобы отдохнуть от невыносимой духоты скафандра, измучившей его за долгую ночь, он снял шлем, а затем, подумав, откинул и броневой колпак, закрывавший башню.
Теперь он стоял, по пояс высунувшись наружу, и жадно ловил дыхание прохладного утреннего воздуха. Пахло морскими водорослями, прелой травой и болотной тиной. Стоять здесь с открытой головой было не слишком разумно, но когда его не видели подчиненные, он иногда позволял себе делать то, чего никогда не позволил бы сделать кому-нибудь другому.
Он думал о том, что полоса неудач должна в конце концов закончиться, они и так опустились уже на самое дно, потеряв почти все, что имели.
Сначала весь свой привычный мир, затем корабль и клочок суши, который им удалось отвоевать у этой враждебной планеты.
Кроме всего прочего, он потерял еще и Элайн… Степан испытывал едкую горечь от длинной череды поражений и утрат. В такие минуты он задумывался над тем, существует ли рок и предопределена ли судьба каждого человека.
И еще он думал о том, что будет делать, если акванты не придут вообще… и если переделанный под подводную лодку вездеход не найдет их в глубинах океана.
Вряд ли ему удастся уговорить своих спутников отправиться на поиски острова, на который увезли Элайн. Слишком ничтожны шансы на успех подобного предприятия. Они не знали даже примерного направления. Вероятно, они вернутся на захваченную грайрами базу и погибнут в бою… Хотя, кто знает, как решат другие. Возможно, они предпочтут цепляться за каждую лишнюю минуту жизни, за каждый глоток чужого воздуха. Но он, во всяком случае, вернется.
Неверов чувствовал сейчас такое глубокое, полное одиночество, какого никогда не испытывал раньше, хотя попадал в переделки почище этой.
Возможно, виной этому было его недолгое знакомство с Элайн, благодаря которому он начал верить, что его скитаниям приходит конец и что он обрел собственную семью и собственный дом на этой чужой планете. Однако это была всего лишь иллюзия, рассыпавшаяся при первом серьезном столкновении с действительностью.
На пульте боевых лазерных установок находились все необходимые для аварийного управления машиной сенсоры. Сейчас он воспользовался ими и, не спускаясь вниз, мягко посадил машину на воду, а затем выключил антигравы. Вряд ли он смог бы дать разумное объяснение, зачем ему это понадобилось.
Было ли это предчувствием или ему просто захотелось полнее погрузиться в предрассветный мир, такой безопасный на первый взгляд и такой чужой?
Как бы там ни было, машина мягко коснулась воды и, отданная на волю течения, неторопливо двинулась вперед.
Ночь, воспользовавшись установившейся тишиной, сразу же подступила вплотную, заворачивая вокруг человека свои влажные вкрадчивые полотнища предрассветного тумана, в которых постепенно исчезали берега.
Неверов думал о том, что случится, если произойдет чудо и ему каким-то образом удастся сообщить на Землю об этой планете.
Здесь установят карантин, запрещающий любые контакты. Планету блокируют из космоса, несколько месяцев в Совете Федерации будут идти бессмысленные дебаты о том, что следует предпринять, и в конце концов они нанесут атомный удар, оправдав свои действия интересами гуманоидной цивилизации, распространившейся уже на многие планеты. Они всегда оправдывали подобные действия высшими интересами своей расы и в этом мало чем отличались от грайров.
Не станет этой реки. Обуглившиеся безжизненные берега и радиоактивные стоки… Он уже видел такое. Акванты, укрытые на дне океана, возможно, выживут, но развитие их цивилизации будет отброшено на многие тысячелетия назад.
Четкая цель сообщить Земле об этой планете, руководившая его действиями до сих пор, постепенно размывалась в ночном тумане. Все становилось бессмысленным.
Позади на лесенке, ведущей в нижний отсек, раздались шаги, и вскоре рядом с ним возникла фигура Грегори.
— Тебе тоже не спится?
— Меня разбудил какой-то звук. Словно кто-то стукнул по корпусу снизу. Вначале я подумал, что мне это приснилось, но, посмотрев на мониторы, понял, что пока я спал, ты посадил машину на воду.
— Возможно, какая-то коряга. Не стоит беспокоиться, корпус достаточно прочен. Если хочешь, мы сейчас взлетим.
— Подожди. Это была не коряга. Кто-то постучал по корпусу, как стучат в дверь. Может, это акванты? Что, если они хотят связаться с нами?
— Хорошо, давай посмотрим.
Неверов включил прожектора, мгновенно разогнавшие туман вокруг машины. Темная поверхность реки выглядела совершенно пустой и безжизненной, и лишь у левого борта на поверхности образовался странный пенистый след, стремительно уходивший от них к берегу.
— Что это было?
— Возможно, Вестник.
— Вестник?
— Так в древности называли тех, кто приносил какую-нибудь весть, вот только этот не успел объяснить, какой была его весть.
Лагерь на берегу моря возник перед ними неожиданно, едва машина миновала последнюю перед песчаной дельтой излучину пеки.
Палатка выглядела совершенно беззащитной, несмотря на зонтик излучателя над ее крышей, но человеческая фигурка, бегущая им навстречу, свидетельствовали о том, что по крайней мере здесь за время их отсутствия ничего не произошло.
ГЛАВА 36
Три человека стояли на берегу, наблюдая рассвет, постепенно захвативший всю восточную половину неба.
В столь ранний час их вытащили из теплых постелей необычно громкие голоса обитателей искантского моря. Тех самых невидимых плакальщиков, чьи рыдания они слышали по ночам уже не один раз. Однако сейчас морские сирены не рыдали. Впервые протяжные звуки, переходившие от раскатистых басовитых нот к тонкому стаккато скрипок, несли в себе какое-то иное чувство. Может, надежду? Хотя откуда взяться надежде на этой планете?
Но рассвет продолжал наступать из глубин моря на берег, поджигая своим золотистым пламенем все новые ряды туч. И тучи, впервые уступив его натиску, постепенно рассеивались, открывая взору бездонный необъятный простор неба, которое они видели здесь так редко.
Это чужое, зеленоватое небо сегодня приоткрыло людям часть своей тайной, не видимой никому красоты. И Неверов совершенно отчетливо ощутил: что-то двигалось к ним из глубин океана, что-то приближалось, что-то должно было произойти именно сегодня…
И наконец, когда разгоравшаяся заря подожгла уже большую половину неба, на горизонте, удивительно четком в это раннее утро, вспыхнуло ослепительными радужными красками какое-то необычно низкое облако, неожиданно появившееся на грани едва уловимой синей черты, отделявшей море от неба.
Неверов схватил оптический умножитель и, удивившись своему необъяснимому волнению, навел резкость.
Нет. Это было не облако. От горизонта к берегу шел странный корабль, напоминавший внешними очертаниями большую водоплавающую птицу, распустившую вместо парусов оба свои крыла.
Минуту спустя он понял, что это не птица.
Между крыльями огромного существа, плывущего по волнам, возвышалась спиралевидная конструкция, похожая на гигантскую раковину, вся сверкавшая перламутровым блеском.
Часть корпуса, находившаяся под ней, все еще скрывалась от глаз, срезанная линией горизонта. Подхватив своими крыльями-парусами утренний бриз, живое судно постепенно наращивало скорость, приближаясь к берегу, и вскоре они уже могли рассмотреть его все целиком.
К этому моменту звуки песен морских сирен усилились, и акватория бухты вскипела от многочисленных водоворотов.
Акванты появлялись на поверхности моря. Такого количества Степан никогда не видел. Вся бухта почернела от их голов.
Когда люди поняли, что акванты собираются выйти на берег, было уже поздно что-либо предпринимать. Оставалось лишь ждать развития дальнейших событий. Впрочем, акванты, казалось, не обращали на людей ни малейшего внимания, все они повернулись в сторону моря, следя за необычным кораблем.
Он приблизился уже настолько, что можно было наконец во всех деталях рассмотреть его корпус, и с запоздалым удивлением Неверов понял, что это не искусственная конструкция, а какой-то огромный, неизвестный морской организм.
Чтобы принять чудо, приближавшееся к берегу, память лихорадочно искала земные аналогии, искала — и не могла найти.
Пожалуй, отдаленно он напоминал аргонавтов… (Аргонавт — реликтовые моллюски.) Странные, давно исчезнувшие на Земле создания когда-то, много веков назад, бороздили поверхность земных морей.
Годами аргонавты обитали в недоступных глубинах океана и лишь однажды за всю свою долгую жизнь всплывали на его поверхность и, распустив похожие на крылья паруса, уплывали за многие тысячи миль. Люди, обнаружившие в отложениях юрского периода перламутровые метровые раковины, назвали их белемнитами.
Но у раковины, приближавшейся к устью бухты, в поперечнике было не меньше десятка метров… Десять метров закрученного в спираль и сияющего всеми цветами радуги перламутра производили неизгладимое впечатление.
Какое-то время они не видели ничего, кроме этой поражающей воображение раковины, и лишь позже, когда гигантский аргонавт вошел в бухту, Неверов понял, что на плоской подошве живого, упругого тела моллюска, плывущего по волнам, находится что-то постороннее.
Прошло, наверно, не менее часа, прежде чем он поверил в то, что это человек, и запретил себе думать о нем, чтобы не спугнуть удачу. В этот момент он, несмотря на весь свой практицизм, стал суеверен.
Даже после того, как огромный живой корабль причалил к берегу и часть боковой створки откинулась, образуя некое подобие трапа, даже тогда, когда оптический прибор стал не нужен, он все еще боялся поверить…
Женщина, стоявшая на борту аргонавта, лишь смутно напоминала человека, которого он знал и любил.
Сбившиеся в непокорную гриву волосы, нечесаные и нестриженые, развевались на ветру, лицо потемнело и заострилось, а в глазах появились незнакомая твердость и загадочный блеск, словно все это время они видели нечто такое, чего не должен видеть обычный человек…
Одежда дополняла представший пред ним образ повелительницы этого моря. Собственно, вся она состояла из одного куска ткани, ловко обернутого вокруг шеи и заколотого сбоку, на бедре неким подобием костяной булавки. Но что это была за ткань… Она казалась прозрачной, но позволяла рассмотреть лишь общие контуры скрытого под нею обнаженного женского тела.
Казалось, ткань светилась изнутри и наполнялась серебристым туманным блеском. Позже он понял, что из такого же материала состояли паруса аргонавта.
Было и еще кое-что… Сияние огромной черной жемчужины, небрежно болтавшейся на кожаном шнурке у нее на шее. Величина жемчужины превосходила все, о чем он когда-нибудь слышал, все, что мог себе представить, даже глядя на гигантскую раковину аргонавта.
Она была с кулак величиной и, вероятно, весила так много, что Элайн с трудом удавалось держать голову прямо.
Трап уже опустился, а она все еще стояла неподвижно, словно не замечая одиноких человеческих фигурок, застывших на берегу в немом изумлении.
Акванты, встречавшие ее, выстроились в две ровные шеренги и застыли неподвижно, сжимая в клешнях свои сверкавшие на солнце рогатины. Впервые Неверов увидел у них на теле какие-то знаки отличия. Нижняя часть панциря у выстроившихся в шеренги воинов отливала глубоким пурпурным цветом. Непонятно, была ли это несмываемая краска или им каким-то образом удалось вырастить на себе двухцветный панцирь.
Из моря между тем появлялись все новые персонажи этой торжественной встречи. Появились трубачи с раковинами в клешнях, и люди наконец увидели тех, кто беспокоил их по ночам рыдающими, тревожными звуками.
Раковины дружно взревели, но даже в этой непривычной для человеческого уха какофонии звуков нетрудно было уловить новые, неизвестные доселе ноты. Ноты надежды…
Вслед за трубачами появились акванты, тяжело нагруженные дарами моря: странными круглыми колючими сосудами, небольшими раковинами, какими-то сочными водорослями.
Они складывали их невдалеке от палатки, и Неверов, наблюдая все это, никак не мог избавиться от ощущения нереальности происходящего, никак не мог пробиться сквозь мишуру маскарада, сквозь непонятную для него церемонию встречи, к самой сути того, что произошло с Элайн и со всеми ними.
Наконец она сама разорвала этот тягостный круг ожидания, неопределенности и непонимания. Словно вдруг проснувшись, Элайн решительно отстранила акванта, произносившего на своем телепатическом языке приветственную речь, и бросилась на берег.
Через секунду она уже висела на шее у Неверова, обливаясь слезами, и, сбиваясь, путаясь, что-то старалась объяснить. Но все слова вдруг потеряли всякое значение, и лишь через пару минут он нашел в себе силы спросить:
— Ты видела Октопуса?
— Он перед тобой. Я приплыла на нем.
— В чем состояло испытание?
— Не знаю. Я так и не поняла этого. Может, они пытались понять, известны ли нам какие-то иные чувства, кроме ненависти. Я заботилась о ребенке этого «корабля», о маленьком Октопусенке, пока его папаша или мамаша — у них, кажется, отсутствует пол, — плавал по своим делам.
Мы подружились с этим малышом, мне будет нелегко от него отвыкнуть, хотя внешне… Ну да, надеюсь, мне еще удастся познакомить тебя с Козявкой.
— А это что? — Он указал взглядом на упершуюся ему в грудь гигантскую жемчужину.
— Подарок Козявки. Что-то очень важное. Она пыталась мне объяснить, но я так и не смогла понять. Может, позже, во время переговоров, тебе удастся это выяснить.
— Ты думаешь, переговоры состоятся?
— Конечно. Они признали меня, теперь я та самая их женщина из легенды, и прибыли они сюда именно для переговоров с моими соплеменниками.
Переговоры перенесли на следующий день. После всех потрясений их единственный переводчик потребовал время для отдыха. Неверов лишь попросил Элайн немедленно передать аквантам его просьбу защитить базовый лагерь и оставшихся там людей.
Она сказала, что сразу после отбытия вездехода акванты взяли лагерь под свою охрану, не дожидаясь никаких просьб. Там шло непрерывное сражение. Похоже, грайры задались целью любой ценой уничтожить человеческое поселение. Но лагерь благодаря помощи аквантов пока держался.
Вечером, когда гомон на побережье несколько стих и гости отправились спать в свою родную стихию, Неверов стал разбивать для Элайн отдельную палатку. Он и сам толком не знал, почему это делает.
Конечно, она должна была как следует отдохнуть перед завтрашним днем, перевод телепатической речи аквантов потребует от нее огромного психического напряжения, но дело было не в этом…
Он хотел дать ей время привыкнуть к своему возвращению, и, видит Бог, ему самому было необходимо привыкнуть к той новой Элайн, которая сошла с корабля.
Неожиданно легкая женская рука легла ему на плечо.
— Что это ты делаешь, милый?
— Устанавливаю для тебя палатку.
— Разве у тебя нет своей?
— Есть, конечно, но мне казалось, что ты захочешь побыть одна…
— Я и так пробыла одна на этом острове слишком долго. Бесчисленную череду ночей и дней, особенно ночей… Уж не хочешь ли ты добавить к ним еще одну? Я ведь специально выпросила у аквантов отсрочку, чтобы первая ночь моего возвращения принадлежала только нам двоим.
Трубы аквантов пробуждали надежду. Полыхали зарницы за дальними горизонтами океана. В базовом лагере шло непрекращающееся сражение, но они оказались вдвоем в крохотном мирке палатки, и остальной мир потерял для них на какое-то время всякое значение.
Лишь к полудню следующего дня начались долгожданные переговоры с аквантами, и начались они совсем не так, как представлял себе Неверов.
ГЛАВА 37
Всю первую половину следующего дня заняла подготовка к переговорам. Неверов хорошо понимал, что теперь, когда они лишились корабля, а безопасность искантской базы целиком зависела от аквантов, за ними не было никакой реальной силы.
Собственно, предстояли не переговоры. Все, что они могли сделать, — это выслушать предложенные аквантами условия и согласиться на них. Альтернативой могло стать лишь бессмысленное сражение с грайрами в одиночку и как следствие быстрая гибель или ужасный плен, который был хуже любой смерти.
Мрачное настроение не покидало всех троих мужчин. Лишь одна Элайн не разделяла всеобщего уныния. Она верила, что акванты знают, как избавиться от присутствия грайров на Исканте.
— Если бы такой способ существовал, акванты давно бы освободили свою планету от этих паразитов, а не прятались в океане. — Неверов попытался вернуть Элайн на землю.
Но она лишь загадочно усмехнулась. После возвращения со своего острова она вела себя так, словно ей известна тайна, не ведомая остальным. Это раздражало Неверова, и он изо всех сил сдерживался, чтобы не показать свое истинное отношение к ее высокомерному, как ему казалось, поведению.
Одной из далеко не самых легких обязанностей руководителя группы была необходимость излучать постоянную уверенность и поддерживать в своих людях убежденность в том, что ему заранее известно, как добиться положительного результата в любой, даже самой безнадежной ситуации.
— Раз они не прерывают контакта с нами и даже защищают наш лагерь, значит, для чего-то мы им нужны. Давайте выслушаем, что они предложат. У нас будет время обдумать их предложения. Сейчас любые споры на этот счет не имеют смысла, — закончил этот разговор Алмин.
Переговоры по предложению аквантов начались ровно в полдень по местному времени.
Неверов заметил, что эти существа не лишены известного педантизма в делах. Видимо, им нравились круглые даты и числа.
Было решено, что в переговорах примут участие лишь трое землян — Алмин, Неверов и Элайн. Делони сказал, что его не интересуют дипломатические тонкости и он предпочитает дождаться конкретных дел. Неверов не стал настаивать на его участии, чтобы избежать излишних споров в присутствии посторонних.
Со стороны аквантов прибыл всего один представитель, и на недоуменный вопрос Неверова Элайн пояснила, что большего не требуется. Любой аквант мог поддерживать телепатическую связь со своим соотечественником.
Хотя Неверов не раз уже видел аквантов и даже помогал Гурко перевязывать раненого, так тесно ему еще не приходилось с ними общаться. Появившееся существо походило одновременно и на тиранозавра, и на огромного, слегка приваренного рака. Такое впечатление складывалось из-за пурпурного цвета нижней части его панциря и оттого, что ему никак не удавалось усесться на приготовленную для него, прочную скамью. Но как только сравнение с раком пришло Неверову в голову, Элайн перевела:
— Ввиду того, что люди не привыкли общаться с разумными существами отличных от них рас, мы заменим нашего представителя импантом.
— Что это значит?
— Это значит, — пояснила Элайн, — что они уловили твое не слишком лестное мнение о вареных раках и решили вместо подлинного облика своего посла транслировать в твое подсознание его модифицированное изображение, приспособленное для убогого человеческого восприятия.
Неверов про себя чертыхнулся и дал слово впредь лучше контролировать собственные мысли.
Между тем внешний облик посла начал меняться. Сначала его контуры стали нечеткими, словно сбилась настройка, как это иногда бывает при трансляции голограммы. Затем изменился цвет. На какую-то долю мгновения посол превратился в бесформенное голубое облако, а секунду спустя перед ними уже сидел почтенный, убеленный сединами старец в длинном голубом хитоне.
— Как им это удается? И, кстати, скажи, понимает ли он мои вопросы, обращенные непосредственно к тебе?
Но за Элайн ответил сам посол:
— Теперь вы можете относиться ко мне, как к любому представителю собственной расы. Естественно, я слышу все ваши слова, хотя для их полного понимания мне необходим перевод. Однако для этого не требуется непосредственного участия переводчика — я слышу отражение ваших слов в мыслях Той, Что Отмечена. В самих звуках нет необходимости. Это очень удобно, поскольку исключает любое искажение смысла.
Что касается вашего вопроса о моем внешнем облике, то на самом деле он нисколько не изменился. То, что вы видите, всего лишь иллюзия, созданная в вашем мозгу усилиями наших лучших гипнологов.
В этих переговорах принимают участие самые выдающиеся ученые моей расы. Много веков мы развивали в себе способность к телепатии, понимая, что наши общие враги, владевшие телепатией с самого рождения, обладают слишком большим преимуществом. Полностью нам так и не удалось сравняться с ними, но кое-каких успехов мы все-таки достигли.
Из этого длинного высказывания Неверов прежде всего отметил для себя, что он должен научиться контролировать собственные мысли. Он еще не решил, до какой степени можно доверять их новым союзникам, и не собирался предоставлять им свою память в виде развернутой книги.
Сделать это нужно было немедленно, без всякой предварительной подготовки. Он не знал, сможет ли справиться с подобной задачей, и даже подумал, не отложить ли переговоры, как вдруг услышал в тайном, далеком уголке своего сознания едва различимый шепот Элайн:
— Не переживай так. В случае необходимости я сумею тебя прикрыть. После контакта с Октопусом мои телепатические способности намного превосходят способности аквантов.
Это открытие оказалось для него совсем не таким уж приятным, как следовало ожидать. Вряд ли найдется хоть один мужчина, готовый к тому, чтобы все его тайные мысли стали известны женщине, с которой он делит постель.
Неверов успел посетовать на свою горькую судьбу, прежде чем в его мозгу вспыхнул четкий образ усмехающихся женских губ.
Лишь после этого он взял себя в руки и полностью сосредоточился на переговорах.
— От вас требуется совсем немного, — продолжал посол развивать свою мысль. Казалось, его нисколько не беспокоило, слушали его или нет. Собственно, сделать это может только Та, Что Отмечена.
— Сделать что? Простите, я, кажется, не расслышал…
— Да нет, вы попросту меня не слушали, но я повторю. Проникнуть в центральную часть грайранского города, где находится пещера их матки, сможет только Та, Что Отмечена. Только ей открыта дорога через бесконечные заслоны грайранских патрулей. Мы вынуждены были много лет ждать ее прихода, но сегодня, когда пророчество сбылось…
— Подождите. Оставим пророчество в покое. Объясните, пожалуйста, почему ни мы, ни вы не можем сделать того, что вы ждете от этой не такой уж сильной женщины?
— Потому, что после укуса грайранской собаки у нее выработался своеобразный иммунитет… Видите ли, объяснить это существу, не владеющему телепатией, не так-то просто…
Несмотря на безукоризненную вежливость, в словах посла иногда проскальзывало его истинное отношение к людям как к существам низшей расы.
— Поскольку не в моих силах обучить вас телепатии, вы вряд ли меня поймете, постарайтесь просто поверить.
— Я готов поверить, но сначала все же попробуйте объяснить, вдруг вы не совсем правы и люди не столь безнадежны, как вам кажется? — Неверов не скрывал сарказма, и посол, усмехнувшись, сказал:
— Хорошо, я попробую. Любое разумное существо после укуса грайра становится зомбитом. Я правильно употребил ваши названия?
— Совершенно правильно.
— Внутри сообщества грайров высоко развита телепатия.
— Об этом я тоже слышал.
— В таком случае вам нетрудно будет понять, что для опознания члена своего сообщества им не нужно зрение. Полноценных зрительных образов их фасеточные глаза вообще не способны воспроизвести, и они узнают друг друга, как бы это лучше сказать на вашем языке… по запаху мысли. По тому совершенно особому телепатическому рисунку, который создает в окружающей среде мозг любого мыслящего существа.
После укуса телепатический рисунок Той, Что Отмечена изменился коренным образом. Он стал полностью соответствовать излучению обыкновенного зомбита, вот только контроль над этим зомбитом грайры потеряли, а самое главное, она сохранила собственную волю и разум. Никому до нее этого не удавалось. Представители моей расы, подвергнувшиеся действию грайранского яда, после уничтожения собаки-поводыря превращаются в обыкновенных идиотов.
Вот почему нам потребовалась такая сложная проверка Отмеченной. Мы не могли поверить, что ее собака-поводырь на самом деле уничтожена грайрами. Но теперь, когда Октопус вручил ей Черную Молнию, способную уничтожить грайров, все сомнения отпали.
— Расскажите подробнее об этой молнии, я слышу о ней в первый раз.
— Черной Молнией мы называем вот эту жемчужину. — Посол торжественно указал на огромный жемчуг, с которым Элайн упрямо не желала расставаться с той самой минуты, как покинула раковину Октопуса. — Октопус выращивал ее не одну сотню лет, и вот теперь, когда она совершенно готова…
— Готова для чего?
— Вы знакомы с биохимией грайров?
— Честно говоря, не очень.
— А с особенностями их питания? Ну, вот видите, объяснять придется слишком долго.
— Но мне тоже интересно это услышать, — вступила в разговор Элайн, и Неверову показалось, что сделала она это с одной-единственной целью, чтобы выручить его из неловкого положения.
— В таком случае мне придется объяснить все подробно. Наберитесь терпения.
Цивилизация грайров возникла на этой планете гораздо раньше нашей, но, к счастью для нас, большую часть своего эволюционного развития они провели в примитивной фазе. И лишь относительно недавно у них образовалось какое-то подобие нервного центра, управляющего действиями всей колонии.
Это стало возможным благодаря особенностям их питания. Члены сообщества грайров все время обмениваются жидкообразной пищей, передавая ее от одного индивидуума к другому. Во время прохождения через многочисленные желудки пища не только уменьшается в объеме, но и качественно изменяется. В нее добавляются все новые и новые ферменты, витамины и стимуляторы. Особенно бурно процессы ферментации протекают в живых хранилищах. Это отдельные живые существа, чаще всего не принадлежащие к колонии грайров и превращенные ими…
— Я знаю, о чем вы говорите. Вместе с Элайн мы видели их живые бочки.
Посол продолжал так, словно не заметил, что его только что перебили.
— На конечном этапе, после завершения всех процессов преобразования и качественного изменения, пища превращается в подобие живой плазмы. Мне трудно подобрать другое название. В этой жидкости сконцентрирована вся генетическая информация колонии грайров, и не только генетическая…
Такой особой, концентрированной пищей кормят только личинок в определенной стадии их развития. Срок этого кормления строго ограничен, и в зависимости от него из личинок могут развиться различные рабочие, боевые или любые другие особи, необходимые колонии в данный момент.
Но это еще не все. На конечной стадии пища, облагороженная уже ферментами личинок, попадает к одной-единственной женской особи, существующей в колонии грайров.
В это трудно поверить — но мы точно установили, что у грайров есть всего одна и всегда единственная самка, способная к производству миллионов оплодотворенных яиц, за счет которых колония непрерывно обновляется.
На последней стадии переработки пища, прошедшая через желудок самки, выделяется из ее специальных желез в виде крошечных капелек. Эти небольшие капельки всегда являлись для мужских особей грайров высшим источником сексуального наслаждения и постепенно стали особым стимулом, своеобразной наградой за хорошо выполненную для колонии работу.
Однако впоследствии, на определенном этапе эволюционного развития, самка приобрела способность передавать вместе с выделениями своих желез определенные инструкции и приказы, управлявшие действием всей колонии. Это происходило постепенно и, видимо, незаметно для остальных членов колонии.
— Химический язык… Зачатки такого языка встречаются у некоторых организованных в колонии насекомых на нашей планете, — восторженно прошептал Алмин, жадно впитывавший каждое слово акванта.
— Несколько позже, когда зачаточная телепатия, свойственная грайрам на самых ранних этапах их развития, преобразовалась в средства общения, самка использовала ее для полного подчинения своей воле всех особей колонии. Так постепенно из индивидуальных организмов они превратились в обыкновенные исполнительные механизмы, объединяющиеся в единое целое одной-единственной особью.
В этом их главная сила — поскольку следствием такой системы стало полное пренебрежение опасностью и невозможность проявления эгоизма. Интересы колонии всегда на первом месте, собственно, за кругом этих интересов для грайров не существует вообще ничего.
Но в механизме управления всей колонией одной-единственной особью кроется и их главная слабость…
Всегда существует возможность тем или иным способом уничтожить их управляющий биологический центр, и, понимая это, грайры применили совершенно уникальные средства для его защиты.
— Однако, несмотря на любую защиту, индивидуальная особь не может быть бессмертна! Рано или поздно благодаря какой-то болезни или роковой случайности она погибнет. Каким же образом колония грайров существует на протяжении тысячелетий?
Алмин, казалось, забыл, где он находится. Интерес к потрясающим фактам биологического развития целой цивилизации, которые ему только что приоткрыли, заслонил все остальное, и Неверову пришлось мягко вернуть его на землю.
— Константин Сергеевич, к нашим делам это вряд ли имеет отношение…
— Имеет, имеет! Если царица грайров бессмертна, то попытка ее уничтожить заранее обречена на провал.
— Нет. К счастью для нас, она не бессмертна. Когда матка, или «царица» — как вы ее назвали, стареет (аквант подчеркнул, с каким глубоким презрением относится он к термину, предложенному Алминым), грайры заранее начинают готовить новую особь, выделяя для нее совершенно особый корм. И это действие столь глубоко заложено в их инстинктах, что они совершают его без указаний со стороны матки, хотя, возможно, и она сама принимает в этом участие, нам не удалось установить в деталях, как это происходит, но в нужные сроки в колонии выращивается новая матка, и как только она выходит из стадии личинки — старую матку уничтожают.
Процесс смены поколений происходит постепенно и незаметно, никак не отражаясь на состоянии колонии. Однако, если матка неожиданно погибнет, для выращивания новой особи грайрам понадобится не менее трех месяцев, и все это время колония фактически будет неуправляемой, неспособной к организованному сопротивлению.
Этим мы и попытаемся воспользоваться. Хотя здесь все тоже не так просто, как кажется с первого взгляда…
— Чего вы хотите от нас? Какова наша роль в уничтожении «царицы» грайров и как именно вы собираетесь ее уничтожить?
Переговоры продолжались уже второй час, и Неверов чувствовал, что окончательно запутался в потоке информации, обрушенном на них аквантом, который, казалось, не испытывал ни малейшей усталости.
Неверову не нравилась пассивная роль простых исполнителей в плане, на успех которого он не слишком рассчитывал. Да и сам этот план строился на довольно странной смеси науки и мистики.
— Убийство матки само по себе ничего не даст, — продолжал свои объяснения аквант, — колония грайров мгновенно узнает о ее гибели, и тогда в действие вступят веками вырабатывавшиеся инстинктивные защитные механизмы… Конечно, на какое-то время колония потеряет центральное управление, но в ответ мгновенно образуются бесчисленные объединения грайров, включающие в себя от двух до десяти особей, способные к устойчивому сопротивлению.
Во время Тристанской битвы одному из наших величайших героев удалось уничтожить матку грайров. И все же мы не смогли одержать тогда быстрой и полной победы. Грайры оказывали отчаянное сопротивление, дрались за каждый коридор, за каждый метр пространства своего подземного города. В конце концов часть колонии мигрировала на новое место. Пока мы их искали, они вырастили новую самку, и в результате мы вынуждены были отступить.
Именно тогда был полностью утрачен наш контроль над последней частью материковой суши, когда-то полностью принадлежавшей нам.
Теперь мы знаем — бессмысленно уничтожать самку грайров. Ее надо оглушить, лишить способности управлять действиями колонии, но ни в коем случае не убивать до тех пор, пока не будет уничтожена вся остальная колония. Задача, как видите, непростая… На протяжении многих веков ее решали наши лучшие ученые, и в конце концов для этой цели была создана Черная Молния.
— Но разве жемчуг вырастил не Октопус? — Элайн впервые перебила посла, и по ее тону Неверов понял, что этот вопрос имеет для нее большое значение…
— Конечно, жемчужину вырастил Октопус. Но он смог это сделать только с нашей помощью. Началом образования любой жемчужины в естественных условиях служит крохотная соринка, случайно попавшая в раковину. Роль такой «соринки» для Черной Молнии сыграла капсула со специальным биологическим препаратом, введенная в мантию Октопуса.
— Это было сделано с его согласия? Он знал об этом? — Элайн говорила об Октопусе так, словно гигантская ракушка была разумным и небезразличным для нее существом. И только сейчас Неверов понял, что так оно и было на самом деле.
— Конечно, он об этом знал. На этой планете нет ни одного разумного существа, которое не желало бы избавиться от грайров. Каждый по мере сил вносит свой вклад в это общее для всех нас дело. Если Та, Что Отмечена позволит, я продолжу свои объяснения.
Посол сказал это без иронии, с чувством глубокого уважения, которого совершенно не ощущалось, когда он обращался к остальным участникам переговоров. За этой фразой возникла небольшая пауза, и лишь после того, как Элайн согласно кивнула, он вновь вернулся к своему повествованию:
— В результате сложного биологического взаимодействия с препаратами капсулы в жемчужине начал отлагаться эквазин, вещество, придающее ей металлический блеск. Эквазин способен парализовать матку грайров. При этом ее мозг будет функционировать в режиме сна и посылать всем членам колонии успокоительные сигналы, не выдавая никаких команд к совместным действиям. Представляете, что тогда произойдет?
Алмин задумчиво произнес:
— Каждый из членов колонии бесчисленное количество раз будет выполнять последний, полученный им приказ. Никто из них не сможет реагировать на изменяющуюся обстановку!
— Совершенно верно. Именно тогда мы и нападем на них. И уж эта битва не будет проиграна!
— Остается только бросить в пасть чудовищу черную жемчужину весом в полтора килограмма, и проделать этот фокус должна женщина, не проходившая даже специальной военной подготовки! — возмутился Неверов.
— Кажется, ты снова пытаешься все решить за меня! — услышал он в своей голове беззвучный, но наполненный гневом шепот Элайн. И, почувствовав, что ситуация вновь может выйти из-под его контроля, как это случилось в ту ночь, когда Элайн без его согласия отправилась на остров Октопуса, Неверов заговорил резким, не допускающим возражений тоном:
— Один раз вы уже заставили мою жену подчиниться вашим планам, даже не спросив моего согласия. Второй раз этот номер не пройдет. Может, в вашем обществе и принято так поступать, но у людей подобные решения семейные пары принимают только вместе! Мы должны подумать!
Это был его последний отчаянный аргумент, и, прибегнув к нему, он уже понимал, что вновь проиграет, и все же не смог остановиться, не смог представить себе, что позволит взвалить груз подобной ответственности на хрупкие плечи женщины, которая за месяцы вынужденной разлуки стала для него дороже, чем когда бы-то ни было раньше. Он не хотел, не мог позволить рисковать ее жизнью, и пусть весь этот проклятый мир катится в тартарары!
— Я уважаю ваши правила, хотя они и кажутся мне не слишком разумными. В нашем сообществе такие решения принимаются индивидуально. Ваше эмоциональное состояние не позволяет в настоящий момент принять осмысленное решение. Тем не менее времени у вас немного. Нашим солдатам приходится вести ожесточенный бой, охраняя вашу базу от атак грайров. Каждую минуту там погибают мои сородичи. Это и есть та цена, которую нам придется заплатить за ваши раздумья. Десятки жизней…
Не сказав больше ни слова, посол встал и, не попрощавшись, вышел из палатки.
— Когда это мы успели с тобой пожениться?! — воскликнула Элайн.
Он предвидел, что семейная сцена будет не из легких, но по тону Элайн понял, что не представлял себе и десятой доли того, что его теперь ожидало.
— Да хоть сейчас. Я капитан и обладаю всеми необходимыми для этого правами.
— А моего согласия тебе не требуется?
Алмин, увидев, что на него не обращают ни малейшего внимания, был вынужден грохнуть по столу кулаком. Лишь тогда оба повернулись к нему.
— Да подождите вы! Подождите! Успеете разобраться в своих личных проблемах. Сейчас на карту поставлена судьба всей планеты, и, мне кажется, я знаю, что нужно делать. У меня есть план!
ГЛАВА 38
— Пятьсот метров! Пятьсот пятьдесят. Шестьсот метров! — монотонным голосом Грегори отсчитывал цифры так, словно его самого происходящее вокруг совершенно не касалось.
Они продолжали погружаться. Вездеход, превращенный в подводную лодку, не был рассчитан на такие давления. Как у любого планетарного аппарата, его корпус был абсолютно герметичен, внутри кабины работали регенераторы воздуха, но у них не было специальных двигателей для перемещения под водой и не было балластных цистерн, чтобы регулировать глубину.
Пришлось полностью положиться на аквантов. Четыре гигантских рака, вцепившись в буксирные тросы, тащили вездеход все ниже и ниже… Их тела, нереальные в голубоватом свете двух прожекторов, казались картиной из какого-то сюрреалистического фильма.
В кабине, где с трудом разместились все четверо астронавтов, было тесно и душно. Неверов все время чувствовал на своем затылке дыхание сидевшей за ним Элайн и думал о том, что на этот раз ему удалось настоять на своем. Хотя это всего лишь временная отсрочка. Если план Алмина не сработает, Элайн все равно поступит по-своему, и ему не удастся ее удержать. Чувство досады оттого, что обстоятельства все время ускользали из-под его контроля, не оставляло его ни на минуту. О каком планировании военной кампании может идти речь, если он не может управлять членами собственной команды?
В иллюминаторе появились стены подводной скалы. Похоже, дно было уже близко, но спуск продолжался, и корпус машины начал предательски потрескивать.
— Спроси у них, сколько метров еще осталось? — попросил он Элайн и почувствовал в голове болезненный укол, когда она начала передачу на мыслесвязи.
— Они не знают наших метрических мер. Говорят, что до подводной пещеры осталось не больше десятка равилов, потом начнется подъем.
— Пусть объяснят хотя бы примерно, чему равен этот их равил. Мы должны знать предельную глубину погружения.
Он ничего не сказал о том, что заметил выступившие от чрезмерного давления капли воды на поверхности уплотнителей наружного люка. Впрочем, все остальные тоже это заметили. Вода начала капать сверху, и звонкие шлепки разносились внутри кабины гулким эхом, словно рядом звучал смертельно опасный метроном.
— Равил равен примерно двум длинам их тел, что-то около десяти метров…
— Выходит еще метров двести… Всем надеть скафандры и пристегнуть шлемы. Даже если вода прорвется через люк, воздух не позволит ей сразу заполнить всю кабину. Будем продолжать погружение!
Он говорил так, будто у него был выбор! Как будто он мог остановить это безумное погружение, будто у них оставался хотя бы малейший шанс… «Стоп! — тут же приказал он себе. — Она не должна этого знать». Ни о его панике, ни о его тревоге. Выработанная за долгие годы тренировок непробиваемая броня внешнего спокойствия ничего не значила для той, что свободно читала его мысли…
Все-таки это была хорошая машина, добротно сделанная на земных заводах. Вездеход выдержал последний пик глубины. Они оказались наконец в подводной пещере и начали медленный, постепенный подъем.
Пещера вела вверх, до самой поверхности океана, но она не имела выхода на поверхность земли. Отсюда они должны были попасть в лабиринт старых, заброшенных со времен последней войны подземных проходов. Дальше придется идти пешком — километров пятнадцать по древним лабиринтам, когда-то вырытым грайрами. Акванты говорили, что эта часть подземного мира не принадлежит грайрам уже более тысячи лет.
Здесь была ничейная территория, о которой мало что знали и которую старательно избегали посещать обе враждующие армии. Акванты за пределами океана чувствовали себя неуверенно, а вот почему грайры отказались от части своих владений, никто толком не знал.
Сохранились лишь старые легенды, в которых говорилось, что там обосновались какие-то гигантские рептилии, настолько примитивные, что они оказались невосприимчивыми к гипнотическим атакам грайров. Никто из ныне живущих аквантов их не видел. Время возникновения легенд, посвященных питоидам, исчислялось не одной сотней лет.
Сейчас, когда они лишились прикрытия своего звездолета, это был единственный путь, по которому они могли проникнуть в грайранскую гору, не привлекая к себе внимания.
На суше их бы уничтожили задолго до того, как экспедиция приблизилась к горе. Грайры полностью контролировали внешнюю поверхность континента. И сразу же после исчезновения «Севастополя» начали активные военные действия. Они даже попытались сбросить аквантов с крохотного пятачка суши, еще остававшегося за ними в дельте реки, но все их атаки в дельте были отбиты.
Стены подводного туннеля постепенно сужались. Акванты предупреждали, что самую трудную часть пути по лабиринту придется проделать пешком, машине там не пройти из-за узких проходов.
По крайней мере давление огромной массы воды постепенно ослабевало. Подъем продолжался, и вода перестала сочиться сквозь прокладку люка.
Хотя за время погружения на полу образовалась порядочная лужа, никому не приходило в голову заняться ее ликвидацией, слишком велик был психологический пресс только что пережитой опасности. К тому же все понимали, что это лишь начало их отчаянного предприятия.
Примерно через сорок минут, после того как акванты втянули вездеход в подводную пещеру, подъем закончился и они оказались внутри подземной полости, расположенной над поверхностью океана.
Едва машина оказалась на суше, как акванты, освободившись от своей импровизированной сбруи, с громким всплеском исчезли под водой.
Все четверо астронавтов, все еще не снявшие скафандров, стояли на низкой скалистой полке, куда акванты втащили вездеход. Поверхность черного камня плавно уходила в воду, а впереди, в нескольких метрах, в стене пещеры начиналась целая система проходов, даже не обозначенная на полученной от аквантов карте.
Оставшись одни, люди чувствовали себя неуютно в этом чуждом им мире. Неверов понимал, что должен как-то подбодрить своих спутников — но нужных слов не находилось. В молчании тягостно текли минуты. Казалось, стены из черного камня впитывают в себя и свет прожекторов, и все звуки, порождая давящую, гнетущую тишину.
— Пора двигаться дальше. Разберите снаряжение. Вездеход останется здесь, будем надеяться, что до нашего возвращения с ним ничего не случится, — наконец сказал Неверов, стараясь придать своему голосу уверенность, которой у него не было.
Магнитные компасы из-за большого количества железной руды в стенах пещеры не работали, но не это было причиной беспокойства Степана.
Правильное направление им помогал выдерживать живой компас, подаренный аквантами. В небольшом прозрачном сосуде, герметично закупоренном и наполненном морской водой, находилась какая-то личинка длиной сантиметра два. Как бы ни поворачивали пузырек, ее ярко окрашенная головка всегда была направлена в сторону острова Октопуса. Личинку приходилось время от времени подкармливать, но заботы по уходу за ней вполне себя оправдывали — этот компас ни разу не подвел их, и после часового перехода Неверов узнал на карте характерный рисунок подземного перехода, по которому они шли в этот момент.
Теперь, после точной привязки, они могли уверенно двигаться дальше — до центрального путепровода, ведущего в подземный город грайров, оставалось идти километров десять.
Только там они смогут проверить, насколько эффективен план, предложенный Алминым.
Все трое астронавтов двигались за Неверовым в полном молчании. Был слышен лишь монотонный, шаркающий звук шагов да постоянный кашель Алмина, подхватившего простуду во время подводного рейда.
Сейчас холод океанских глубин сменил душный и жаркий воздух подземелья.
Они двигались осторожно и неторопливо, отмечая на карте каждый поворот.
Всем хотелось пить, но воду приходилось экономить. Из-за большого веса снаряжения они не могли взять ничего лишнего.
Неожиданно Элайн остановилась и жестом остановила остальных. С минуту она прислушивалась, но Неверов не слышал ничего, кроме шума крови в ушах и своего прерывистого дыхания.
— Я что-то чувствую. Метрах в пятидесяти впереди и левее. И оно движется к нам.
— Грайр?
— Нет. Вряд ли, его бы я узнала. Это что-то совсем другое.
Вот когда Неверов, не собиравшийся использовать в этом походе огнестрельное оружие, пожалел, что взял с собой только один бластер.
Пневматические ружья, изготовленные по чертежам Алмина, весили чертовски много, но сейчас они были совершенно бесполезны. Растворенный в капсулах эквазин был эффективен только против грайров. Впрочем, и в этом им еще предстояло убедиться.
Проверив свой единственный бластер, Неверов приказал всем оставаться на месте, а сам с Элайн осторожно двинулся вперед. Он с удовольствием оставил бы ее вместе со всеми — но только она одна со своими уникальными телепатическими способностями могла установить точное местоположение приближавшегося к ним существа.
В лабиринте узких и темных ходов Степан чувствовал себя совершенно беспомощным. Едва они отделились от остальных, Элайн перешла на мыслепередачу. Почувствовав хорошо знакомый болезненный укол, Неверов поморщился, но ничего не сказал, стараясь не выдавать своего нетерпения.
Элайн отрицательно покачала головой, и почти сразу он услышал ее беззвучный телепатический шепот:
— Оно не отвечает. Слишком примитивный мозг, я попыталась связаться с аквантами, но они тоже не знают, что это такое. Это существо движется все быстрее в нашу сторону, осталось метров двадцать, оно появится из левого прохода впереди нас уже через пару минут… И, знаешь, мне кажется, оно огромно…
Почти сразу же он в этом убедился. Луч фонаря, направленный в указанный Элайн проход, высветил белесую тушу какого-то гигантского животного, заполнявшего весь туннель наподобие пробки. В диаметре у этой «пробки» было не меньше трех метров, и она стремительно приближалась к ним, беззвучно скользя вдоль стен.
Сейчас уже можно было рассмотреть кольцо из розоватых щупалец, извивавшихся на морде чудовища. Пасти не было, но внутри кольца виднелась какая-то плотно сжатая диафрагма, и Неверов не сомневался, что в нужный момент рот появится…
Существо скользило так легко и приближалось так быстро, что Неверов не успел даже удивиться тому, что бластер все еще был не на боевом взводе, а его ствол по-прежнему смотрел в землю…
Свинцовая тяжесть вошла в его руки, и это не было результатом внешнего воздействия… Он чувствовал непонятное волнение и совсем не ощущал страха. Что-то огромное стояло за этим существом, что-то такое же огромное и бесконечное, как море, через которое они прошли, чтобы попасть в подземный мир…
— Почему ты не стреляешь?! — крикнула Элайн. В ее голосе слышался неподдельный ужас.
— Потому, что это не наш враг.
— Это просто безмозглая тварь, которая сейчас сожрет нас!
— Ты когда-нибудь слышала о других языках?
— О других что? Очнись, Неверов, через секунду будет поздно!
— В твоей любимой телепатии тоже могут быть чужие, неизвестные тебе языки…
Стрелять уже было поздно. Гигантская голова остановилась в метре от них, но диафрагма между розовыми щупальцами так и не открылась.
Неожиданно по огромному телу волной прошла судорога, и существо медленно, словно нехотя, подалось назад, в глубину туннеля.
Затем передняя часть туловища изогнулась, голова уперлась в боковую стену, диафрагма наконец разомкнулась, и неожиданный ослепительный луч, вырвавшись из пасти существа, ударил в каменную породу, превращая ее в пар.
Не прошло и минуты, как голова исчезла в образовавшемся отверстии, края которого еще полыхали малиновым жаром. Следом за головой, пересекая туннель, в котором они стояли, медленно и неуклюже двинулось длинное туловище, показавшееся им бесконечным.
— Он не боится жара… Внутри его скрыт какой-то биологический атомный реактор. Наш бластер для него не страшнее комариного укуса…
— Но откуда ты знал, как ты догадался?
— Я почувствовал, когда он смотрел на нас.
— Смотрел? Но у него даже не было глаз!
— Конечно, не было. Он смотрел изнутри. Он родился на этой планете в те времена, когда здесь еще не было ни аквантов, ни грайров. Все эти долгие тысячелетия он наблюдал и копил информацию, и он здесь не один.
— Но для чего ему нужна информация?
— Откуда мне знать? Может быть, это всего лишь невылупившаяся личинка, как твоя Козявка. Может, пройдет еще не одно тысячелетие, прежде чем из нее появится тот, для кого предназначена эта информация…
— Но ты же не телепат! Откуда ты все это знаешь?
— Разные языки, Элайн… Разные мозговые диапазоны. Этот оказался вне зоны твоего охвата. Да и я… Это всего лишь интуиция. Просто интуиция.
ГЛАВА 39
Казалось, время исчезло. Сколько они шли внутри этих гладких, выжженных в скалах туннелях? Час, два, может быть, сутки? Никто из них не смог бы ответить на этот вопрос.
Ничего не менялось. Даже звуки, сопровождавшие их медленное, упорное продвижение вперед, были настолько однообразны, что вызывали состояние сна наяву. Неверов знал, как опасна потеря внимания в таком месте и как обманчиво это усыпляющее однообразие, в любую минуту готовое прерваться очередной неприятностью.
Положение усугублялось тем, что им приходилось соблюдать тишину. Любые разговоры между участниками группы исключались — они подошли уже слишком близко к подземным владениям грайров. Возможно даже, они находились на их территории. Никто точно не знал, где проходит условная граница.
Наконец в глубине этого всеохватывающего, отупляющего однообразия родился какой-то новый звук.
Неверов попытался определить, на что похож этот едва слышный, но не прекращавшийся ни на секунду звук, и наконец понял, что так шумит несущийся с гор камнепад.
С каждой минутой продвижения вперед лавина звуков нарастала и наконец заглушила их собственные шаги. Хуже всего было то, что они не могли определить истинную природу этих звуков. В них таилась какая-то угроза, но какая именно? Наводнение? Обвал? Они не знали.
Лишь теперь Степан заметил, что гладкие, отполированные огнем стены туннелей изменились. Сейчас их окружал шершавый рубленый камень, с отчетливыми следами зубов и клешней. Сомнений больше не осталось — они находились на территории грайров.
Каждую секунду их могли обнаружить и уничтожить. Лишь сейчас, здесь Неверов до конца осознал, насколько ничтожны шансы на успех всего этого безумного предприятия.
Они надеялись остаться незамеченными до того момента, когда удастся использовать изобретенные и изготовленные Алминым пневматические ружья, заряженные капсулами с растворенным эквазином.
Сейчас эти ружья казались никчемными игрушками.
Даже если они смогут произвести несколько удачных выстрелов, результата они не узнают. Они погибнут задолго до того, как яд, распространяясь по пищевым путям, дойдет до «царицы» грайров.
В палатке на берегу океана все казалось простым и ясным, но здесь, в этих черных туннелях, пахло смертью… Ее удушающий запах волнами наваливался на них вместе с грохотом невидимой лавины.
Неверов старался не оборачиваться, чтобы не видеть укоряющего лица Элайн. Она слышала все его мысли, и хотя не говорила ни слова на своем телепатическом языке, он знал, что она не одобряет его решения и всего этого похода.
Она хотела уйти одна, но он не допустил этого и сейчас чувствовал горькое удовлетворение от сознания того, что уж если им суждено погибнуть, то только вместе. Больше он не испытает того безнадежного чувства одиночества, которое жило с ним все те долгие дни, пока Элайн находилась на острове.
Он ощущал лишь некоторые угрызения совести оттого, что не воспрепятствовал участию остальных двух человек в этом походе. С другой стороны, выбора у них все равно не было. Никто из них не согласился бы остаться на иждивении аквантов после того, как они потеряли корабль и тот единственный клочок суши, который им удалось отвоевать у этой суровой планеты.
Запах смерти становился все сильнее, он налетал на них вместе с душным, горячим ветром, дующим из глубин смрадного подземного города, в котором обитали наделенные нечеловеческим коллективным разумом существа, не знающие жалости.
Цель, к достижению которой они стремились с таким самозабвенным упоением, находилась здесь, совсем рядом… Он не ошибся. Неожиданный подъем, затем спуск. Слабый фиолетовый свет возник впереди, в глубине прохода, по которому они двигались.
— Потушите фонари! — приказал Неверов.
Еще десяток шагов, и они оказались в кольцевом узле развязки двух встречных пищевых троп грайров.
Им невероятно повезло, что туннель вывел их к верхнему уровню развязки, иначе они попросту были бы растоптаны. Теперь же они стояли на каменной полке метровой ширины, опоясавшей круглый подземный зал, в котором пересекались на двух уровнях встречные потоки грайров.
Их разделяло метров двадцать пространства. Фиолетовый туман поднимался со дна кольцевого туннеля, и трудно было понять, светятся ли сами стены или это туман создает иллюзию равномерного освещения. Картина, представшая перед ними внизу, выглядела достаточно отчетливо.
Тысячи когтистых лап, одновременно ударяя о камни пола, рождали этот сводящий с ума, сухой непрерывный гул, похожий на обвал.
Не переносимый для человеческого обоняния смрад поднимался вверх от пола цилиндрического зала вместе с туманом.
Сотни, тысячи ритмично и целеустремленно несущихся в одном направлении существ мелькали внизу под ними. На несколько секунд они появлялись в одном конце зала, чтобы тут же исчезнуть в противоположном…
Чем-то они напомнили Неверову потоки машин в современном мегаполисе. Не хватало разве что огней фар, в остальном аналогия казалась полной.
В потоках, уносящих грайров к неведомой цели, не было ничего индивидуального. Невидимые светофоры включались и выключались. Невидимые регулировщики приостанавливали один поток, чтобы дать дорогу другому, никто не нарушал неписаных правил движения. Никто не спешил и не отставал. Вскоре Неверов обнаружил, что даже в механистическом сравнении, которое пришло ему в голову, движения грайров ничем не напоминали движения управляемых людьми механизмов…
И тут он понял, что тяжелый запах смрада, который все время давил на него, мешая сосредоточиться, на самом деле ничего общего с запахом не имеет… Это было влияние ментального поля грайров, нейтрального поля, не обращенного на них персонально. Степан подумал о том, что случится, когда их обнаружат, и почувствовал, как у него перехватывает дыхание и леденеют губы. Никогда раньше он не испытывал ничего подобного и с трудом, едва пересиливая себя, хриплым голосом отдал команду:
— Всем приготовиться. Стреляем одновременно по команде. Возможно, второго залпа нам сделать не удастся…
Как всегда перед боем, он по привычке оценил окружающую обстановку.
Они стояли на узкой каменной полке, расположенной на борту каменного колодца. По периметру этой полки темнели десятки отверстий, ведущих в другие туннели. Пока еще пустые, пока…
Сухой металлический треск затворов пневматических ружей вернул его к действительности.
— Огонь! — скомандовал Неверов, нажимая на спуск и одновременно нащупывая на поясе следующую капсулу. Он спешил напрасно. После залпа в движении грайров под ними ничего не изменилось.
— Может, мы промахнулись? — спросил Алмин.
— Это невозможно. Поток слишком плотный, хотя бы часть стрел должна была попасть в цель!
Они продолжали вести беглый огонь, постепенно расширяя зону обстрела. Ружья шипели и хлопали сжатым воздухом, выталкивавшим из их стволов все новые капсулы, начиненные ядом. Стрелы с небольшими баллончиками, заправленными раствором эквазина, уносились вниз одна за другой.
По-прежнему ничего не менялось в движении грайров. Израсходовав весь запас стрел, Неверов отбросил ружье и схватил оптический умножитель. На его небольшом экранчике можно было отчетливо рассмотреть темные пятна на боках грайров, в местах, куда попали стрелы. Но это было все. Как ни в чем не бывало они продолжали движение. Опустив умножитель, Неверов повернулся к Алмину:
— Я видел следы попаданий. Выходит, раствор, приготовленный тобой, на них не действует.
— На отдельных грайров этот яд может не подействовать. Их мозг слишком примитивен. Должно пройти какое-то время, пока яд по пищевым путям достигнет управляющего нервного центра.
— Сколько времени?
— Откуда я знаю! Час, два — может быть, сутки.
— Но почему они никак не отреагировали на нашу атаку?
— Даже если нервные узлы тех грайров, в которых попали стрелы, полностью отключились, центральный мозг мог этого не заметить. Для него это равносильно тому, как если в нашем мозгу погибло несколько отдельных нервных клеток. Такой отсев происходят постоянно, а химический сигнал опасности распространяется медленно. Так что у нас еще есть время, и, пока нас не обнаружили, надо немедленно убираться отсюда — мы сделали все, что могли.
Но Алмин ошибался — времени у них уже не было. Без всякого предупреждения совершенно неожиданно грайры хлынули на кольцевую галерею с двух сторон, отрезая их от выхода.
Слева и справа, по всему периметру карниза, в каждом отверстии, выходившем на галерею, где они стояли, появились высокие, прыгающие фигуры, похожие на гигантских белых богомолов.
Один из таких богомолов прыгнул вперед, по направлению к Неверову, мгновенно преодолев разделявшее их расстояние.
И сразу же для Неверова, как всегда в минуту смертельной опасности, перестало существовать окружающее. Остался только этот единственный, несущий смерть противник. Такое полное сосредоточение на узком участке схватки помогло ему и на этот раз.
На какую-то долю мгновения, падая назад, на спину, ему удалось опередить повторный завершающий прыжок грайра, и, когда тот оказался в воздухе, над ним, ноги Неверова с хрустом врезались в плохо защищенный живот нападавшего и удлинили траекторию его полета. Лишь на секунду грайру удалось зацепиться задними лапами за кромку обрыва, но в следующий миг он уже бесследно исчез в пропасти под ними.
Результат этого поединка не имел, однако, ни малейшего значения. Из густых клубов фиолетового тумана тут же вынырнула новая морда белесой твари. Лежавший на спине Неверов оказался совершенно беспомощен перед очередным противником. К тому же лицо, неожиданно возникшее в нескольких сантиметрах от него, лишило Степана последних остатков мужества и воли к сопротивлению.
Так должно выглядеть лицо смерти. Совершенно равнодушное, словно бы не имевшее ни малейшего отношения к действию, которое оно собиралось совершить. С бессмысленными фасеточными глазами, впитывавшими в себя лишь осколки окружавшего их мира.
Мгновение спустя Неверов почувствовал боль в щеке, в которую вонзились перекрещивавшиеся клыки. Боль не такую уж сильную, гораздо слабее того, что он ожидал, но от этого не менее ужасную, потому что он знал, что должно было последовать за этой болью.
Он услышал, как отчаянно закричала стоявшая чуть в стороне Элайн. А потом ему стало все безразлично. Все потеряло значение. Он надеялся на полное отключение сознания, но этого не произошло. Его словно запаковали в деревянный, набитый гнилыми стружками ящик, он чувствовал, что вот-вот задохнется, и ждал спасительного мига отключения сознания, но он так и не наступил.
Вместо этого он как бы со стороны видел высокую нелепую фигуру человека, лежавшего на спине. По команде она повернулась, уперлась ладонями в пол и вновь оказалась на ногах… Лишь некоторое время спустя Неверов понял, что чувствует отражение чужого сознания. Сознания существа, ставшего его полным господином.
Вместе с остальными своими недавними товарищами он брел в толпе грайров, и каждый шаг, каждое движение отдавались в его черепной коробке болезненным эхом.
Согнуть правую ногу, приподнять, продвинуть вперед, потом те же самые, ставшие вдруг невероятно сложными движения проделать со второй ногой.
Они шли все вниз и вниз, спускаясь по спиральному пандусу и погружаясь все глубже, в неведомые глубины города, из которого никто и никогда не возвращался, если не считать Элайн…
Неожиданно он понял, что ее не было с ними в толпе пленных, не было ее и среди конвоиров…
И тогда возникла… нет, не надежда. Потому что ей не было места в этом сером, белесом городе мертвых тварей, лишенных собственного сознания. Но что-то, весьма похожее на постороннюю, не подконтрольную его властелину мысль родилось в потаенных уголках его погруженного в анабиоз сознания.
