ГЛАВА 12

Книга: Сборник космических циклов. Компиляция. Книги 1-24

Полотнище, сковывавшее движения Танаева, размягчилось и втянулось в пол, словно кусок сырого теста. Он снова был свободен и, еще плохо владея мышцами, затекшими от долгого лежания на полу, успел догнать Карин перед узкой щелью в противоположной стене, в которую она пыталась просунуть тело их недавнего спутника.

— Остановись! — потребовал Танаев, и она, резко обернувшись, замерла, потрясенная его неожиданным освобождением.

— Дом отпустил тебя? Но почему?!

— Я попросил его об этом.

— Ты смеешься надо мной?! Никто не может разговаривать с домом!

— Я тоже так думал, пока не попал в его объятия. Этот близкий, я бы сказал, слишком близкий, физический контакт помог мне преодолеть преграду между моим и его сознанием. На расстоянии мне не удавалось это сделать, его разум слишком сильно отличается от разума любого живого существа. Его тело, да и его сознание находятся где-то посредине между живой и неживой материей. Мне никогда раньше не приходилось сталкиваться с подобными существами. — Он говорил это скорее для себя, стараясь снять эмоциональный стресс, возникший после контакта со столь отличным от человеческого разумом. Но Карин смотрела на него восхищенным взглядом и, казалось, все еще не могла поверить собственным глазам.

— Ты, наверно, великий волшебник, если тебе удалось убедить голодный дом отпустить тебя...

— Кстати, о его голоде! Я обещал ему пищу, равноценную весу моего тела, — но это не должен быть Гонт! Он был храбрым воином. Нельзя отдавать на растерзание тело воина, который сражался рядом с тобой. Снаружи остались тела погибших в схватке серых монахов, придется вернуться за ними.

— Это невозможно! Сейчас уже слишком поздно, никто из людей не может выйти на улицу в ночное время, ночь принадлежит карам.

— Что собой представляют эти кары?

— Их никто не видел, просто сгустки тьмы, еще более темные, чем сама ночь. Они набрасываются на человека большими стаями, и от его тела после этого нападения не остается ничего.

— Похоже, в этом городе целый набор хищных тварей. Нам надо поспешить, пока эти кары не сожрали тела серых.

— Мертвых они никогда не трогают.

— И все-таки нам придется вернуться за телами монахов, причем немедленно. Я вижу, тут достаточно желающих поживиться чужими телами. Мне нужно завоевать доверие нашего дома, он должен знать, что люди выполняют свои обещания. Я понимаю, что это непростая задача, мы ушли слишком далеко от места схватки, и у тебя закончилась вода... Но ты вроде бы говорила, что водой вас снабжают дома, как насчет нашего? Тебе ведь удалось добыть плошку для Гонта.

— Дом едва жив... Но попробовать можно.

Она двинулась вдоль стены, и ее новый знакомый последовал за ней, оставив тело Гонта у самой пищевой трещины и совершенно не заботясь о том, чем эго может завершиться. Впрочем, он мог и не знать всех возможностей дома. Гонт спас ей жизнь, но до этого многие месяцы преследовал ее, и она считала, что сделала достаточно, чтобы вернуть ему долг.

Сейчас ей важнее было понять, что собой представляет этот странный человек, пришедший из чужого, незнакомого ей мира. «Король с мечом явится из иного мира» — так предсказали карты, но раньше она не знала случаев, чтобы предсказания сбывались настолько полно и быстро. Неужели он и в самом деле тот самый Иностранник, о котором говорилось в пророчестве?

Она боялась ошибиться и поэтому подумала, что ей нужно быть предельно осторожной и держаться от незнакомца на безопасном расстоянии, ведь если он способен подчинить себе разум дома, он может сделать то же самое с ее собственным!

Ее мать была знакома с одним из таких волшебников, которые могли заставить людей выполнять любые их желания. И если Карин правильно поняла сбивчивый отрывочный рассказ матери об этом давнем периоде ее жизни, какое-то время она была в рабской зависимости от того человека. Карин не хотелось повторить ее судьбу!

Но пока что незнакомец вел себя так, словно в его мыслях не скрывалось ничего опасного. Все его предложения были вполне разумны. Ей казалось, что, вступив в схватку с серыми монахами, освободив ее и Гонта из их лап, он заслужил того, чтобы она открыла ему один из главных секретов общины, тщательно оберегаемый от чужаков, шатунов и зомбитов... Секрет добывания воды в полуживом доме...

Через какое-то время, осторожно продвигаясь вперед и соблюдая безопасную дистанцию между собой и незнакомцем, она нащупала в полумраке еще одно узкое входное отверстие в стене дома.

Это отверстие всегда располагалось в сотне метров от пищевой полости — вот только вода здесь была далеко не всегда...

Внутри квадратной щели в стене находилась небольшая полость, около трех метров в поперечнике. Она светилась гораздо интенсивнее, чем остальные стены дома, и Танаев смог рассмотреть мельчайшие детали этого необычного помещения.

Прежде всего в глаза бросался странный нарост, напоминавший по форме огромное коровье вымя с одним-единственным соском посередине.

Подставив пустую флягу под этот сосок, Карин приступила к непонятному ритуалу. Она что-то едва слышно напевала, время от времени поглаживая бока этого выроста, а через какое-то время, резко приподняв соединенные руки вверх, выкрикнула незнакомое Танаеву слово, нечто вроде: «Акру-рамба!» Но ничего не произошло. Ни одной капли воды не упало на дно пустой фляги. Казалось, проделанный ритуал вытянул из девушки все силы, она побледнела, и было ясно, что вот-вот потеряет сознание.

— Дай-ка мне попробовать! — попросил Танаев, отстраняя ее.

— Но ты же не умеешь! Это опасно, дом может убить тебя!

— Не убьет. Теперь мы с ним знакомы, и он заинтересован в том, чтобы я смог выполнить данное ему обещание.

К его удивлению, каменное вымя оказалось на ощупь мягким и теплым, словно являлось частью живого существа. Впрочем, теперь Танаев уже не сомневался в том, что так именно и было.

Приложив к вымени обе руки, он сосредоточился, пытаясь войти с домом в ментальный контакт. Теперь, когда его сознание хранило в своей глубинной памяти отпечаток сознания дома, сделать это оказалось гораздо проще, чем в первый раз.

— Ты должен дать нам воды, если хочешь получить пищу! — мысленно произнес Танаев, подбирая самые простые и понятные для чужого разума слова.

— Сначала пища! — пришел решительный ответ.

— Чтобы ее добыть, нам нужна вода! Без воды при такой жаре мы не сможем добраться до твоей пищи!

— У вас есть готовая пища! Вы принесли ее с собой!

— Это не пища! Я принесу другую!

Ответа не было, и, когда Танаев совсем уже решил, что его усилия ни к чему не привели, с соска во флягу Карин упала первая капля влаги, вскоре превратившаяся в тоненькую струйку.

Когда в трехлитровой фляге набралось примерно на две трети жидкости, струя иссякла. Танаев поболтал флягу и понюхал ее, не обнаружив никакого неприятного запаха.

— Ты уверен, что ее можно пить? — спросила Карин, с некоторым сомнением наблюдавшая за его действиями. Бывали случаи, когда дом, недовольный своими жильцами, выделял вместе с влагой быстродействующий яд, не имевший ни запаха, ни цвета.

— Ты завидуешь моему успеху! — с усмешкой произнес Танаев, к которому, после того как у них появилась вода, вернулось хорошее настроение. — Без воды нам все равно не обойтись. Так что в любом случае придется ее попробовать. — Он поднес флягу к губам и, решительно преодолев естественное сопротивление организма перед жидкостью, добытой столь необычным способом, сделал первый глоток.

Вода оказалась на вкус слегка горьковатой, она, по-видимому, содержала в себе большое количество минеральных солей, но показалась Танаеву вполне приемлемой.

Карин, несмотря на его уверения в том, что в жидкости нет никаких ядов, выжидала почти полчаса, прежде чем решилась утолить жажду.

Наблюдая за тем, как женщина пьет, медленно смакуя каждый глоток, Танаев вновь оценил ее красоту. Грубая материя не могла скрыть соблазнительные изгибы ее фигуры, особенно сейчас, когда ткань натянулась из-за того, что ей пришлось запрокинуть голову, чтобы не пролить из фляги ни капли драгоценной влаги. А длинные разрывы на платье предательски обнажали сокровенные места ее тела, несмотря на все усилия закрепить прорехи с помощью узлов и тесемок.

Чтобы она не заметила, как предательски участилось его дыхание, ему пришлось отвернуться и какое-то время бороться с желанием прикоснуться к ее соблазнительному телу. Может быть, позже, когда она немного привыкнет к нему, он решится на это. Сейчас им предстояло важное дело, от которого зависели дальнейшие отношения с домом.

Выбраться наружу оказалось гораздо проще, чем проникнуть внутрь. Дом не стал сопротивляться их попыткам открыть невидимую дверь в стене, которую Карин почему-то находила каждый раз в другом месте.

Узкий проход между башнями, считавшийся здесь улицей, тонул в постоянном сероватом мраке. Все вокруг казалось неопределенным, расплывчатым, таящим в себе скрытую угрозу. Невольно хотелось вернуться назад, под защиту дома. Танаев почувствовал, как рука Карин осторожно нащупала его руку, словно девушка искала у своего спутника защиты от окружавших их со всех сторон опасностей. Прохладная узкая ладошка девушки почему-то добавила уверенности ему самому.

— Раньше мне никогда не встречались люди, к плечу которых хотелось бы прислониться, — прошептала она ему в самое ухо. — У нас здесь каждый сам по себе.

— Но это неправильно. В местах, подобных этому, люди могут выжить только вместе, только помогая друг другу.

— Это проклятый город... И у него свои законы.

— Так кто же все-таки его проклял? Кто установил здесь такие нечеловеческие правила выживания, кто превратил дома этого города в чудовищ?

— Они — не чудовища... Иногда мне кажется, что дома страдают так же, как люди. Но они ничего не могут поделать со своей природой, им необходимо питаться — так же, как мы, они борются за выживание.

Танаев резко остановился, пораженный неожиданной мыслью.

— А откуда дома берут воду?

— Ну... Наверно, откуда-то с большой глубины, возможно, у них имеются корни.

— Поверхность планеты слишком горяча, с глубиной температура повышается. Там не может быть влаги. Здесь что-то иное. Мне почему-то кажется, что найти на это ответ — крайне важно для нас.

— Мы здесь с трудом выживаем, у нас не остается сил, чтобы искать ответы на сложные вопросы. Большинство жителей старается не думать о завтрашнем дне. Трудно быть предсказательницей в этом городе и открывать людям ожидающую их нелегкую судьбу...

— А ты веришь в судьбу?

— Как я могу в нее не верить? Если бы наша жизнь была набором простых случайностей, никто не смог бы предсказать того, что ждет человека в будущем.

— А ты действительно можешь это сделать?

— Не всегда. Но в большинстве случаев могу!

— Тогда предскажи: что ждет меня?

— Прямо сейчас тебя ждет кое-что приятное... — Ее губы осторожно прикоснулись к его щеке. Не решаясь продолжить поцелуй, она остановилась, и ему пришлось взять инициативу в свои руки. Но едва он почувствовал вкус ее губ, едва ощутил все изгибы ее упругого, прильнувшего к нему тела, как женщина высвободилась из его объятий. — Я так и не успела поблагодарить тебя. Ты спас мне жизнь, и я постараюсь вернуть свой долг.

— Так ты только из-за этого?.. — разочарованно спросил Танаев, все еще чувствуя на губах сладковатый аромат ее поцелуя.

— Как ты можешь так думать?! Я никогда бы не поцеловала человека, если бы он... — Конец фразы потонул в новом поцелуе, а когда минут через десять они двинулись дальше, тьма вокруг уже не казалась такой густой, а страхи, преследовавшие их за стенами дома, отползли назад и притаились до поры до времени в изгибах улиц. — Ты напрасно сомневаешься в моей способности предсказывать будущее. Обычно для этого нужна специальная подготовка и особые предметы, но иногда... Иногда я просто чувствую надвигающиеся события. Я знаю, что прямо сейчас ты встретишься с необычным человеком, вот только никак не могу определить, кто он — враг или друг.

— Увы, моя дорогая, в радиусе десятка километров от нас нет ни одной живой души, так что насчет близкой встречи ты не права... Хотя подожди! — Танаев остановился, пораженный силой и яркостью ментального поля, неожиданно открывшегося его внутреннему взору. — Кто-то действительно следует за нами! И этот «кто-то» умеет маскировать свое сознание! Я только сейчас заметил его, и он уже совсем близко!

— Вот видишь, я была права. Давай спрячемся, вон у той башни есть подходящее место. Там нас нельзя будет заметить, пока он не подойдет вплотную. Любая ночная встреча опасна, а я так и не смогла определить, что нужно от нас этому человеку. Если это шатун, нам не удастся от него спастись!

— Кто такие эти шатуны и почему вы их так называете? — спросил Танаев, последовав совету Карин и убедившись, что убежище, которое она выбрала, не позволит никому подкрасться сзади.

— Шатуны — это люди, изгнанные из своих общин или покинувшие их по доброй воле. Они живут в одиночку, сами добывают себе пищу. В одиночку могут выжить только самые сильные воины, и встреча с шатуном не сулит ничего хорошего. Ходят слухи, что они охотятся на людей, когда не могут добыть себе другого пропитания.

— Ну вот, только каннибалов нам и не хватало, — пробормотал Танаев, обнажив обломок своего меча и прикрывая вход в узкую щель между башнями, в которой, за его спиной, притаилась Карин.

ГЛАВА 13

В звенящей ночной тишине проклятого города все замерло. Несколько минут Танаев ждал, но их преследователь никак не проявлял своего присутствия. Больше всего навигатору не нравилось, что тот сумел настолько замаскировать или пригасить свое ментальное поле, что оно практически не ощущалось.

— Это шатун! Только они умеют так затаиваться! Надо бежать, тебе с ним не справиться!

Впервые с момента их встречи Карин не скрывала свой страх. Даже когда ее вели на казнь серые монахи, она казалась более мужественной. Не ответив ей, Танаев сосредоточенно оценивал обстановку. Сидеть и дальше в укрытии не было никакого смысла. Шатун или не шатун — преследователь наверняка знал об их существовании, и место, где они притаились, не было для него секретом.

Тогда почему же он не нападает? Могли быть только две причины — он неуверен в собственных силах и в нерешительности прекратил преследование, не зная, насколько сильна его добыча. И вторая — он ждет, когда жертвы покинут свое убежище, чтобы без помех расправиться с ними на открытом пространстве.

Вторая причина показалась Танаеву наиболее вероятной. Она требовала от него каких-то ответных действий. С каждой минутой вероятность того, что их поход за пищей для дома завершится успехом, катастрофически уменьшалась.

— Оставайся здесь и не двигайся! Я отвлеку его на себя, возможно, он не знает, что нас двое.

Она попыталась его остановить в последний момент, но он легко вывернулся из ее рук и, не тратя времени на ненужные убеждения, через несколько мгновений оказался посередине улицы.

Танаев двигался в своем стремительном, недоступном простому человеку темпе, но его противник оказался быстрее.

Он увидел его лишь после того, как железное кольцо рук напавшего оказалось на его шее. Противник с такой силой сдавил горло Танаева, что он не мог протолкнуть внутрь ни глотка воздуха. Однако этот прием, способный через минуту лишить сознания любого нормального человека, был не слишком эффективен против Танаева. Он в случае необходимости мог обходиться без воздуха несколько часов и теперь решил использовать то обстоятельство, что напавшему на него врагу эта его способность не была известна.

Через пару минут он зашатался, вполне правдоподобно изобразив полную потерю сознания, а как только кольцо рук на его шее ослабло, нанес неожиданный сильный удар ногой в живот напавшего на него сзади человека.

Удар отбросил шатуна к стене, и, повернувшись к нему, Танаев сумел наконец рассмотреть своего врага.

Это был двухметровый гигант, туловище которого, несмотря на жару, было обмотано шкурой неизвестного животного. Космы волос, ниспадавшие до самых плеч, перепутались с неряшливой, никогда не стриженной бородой. А небольшие, спрятанные под нависающими бровями глаза сверкали яростью.

Страшный удар Танаева, который должен был лишить способности двигаться обычного человека, не произвел на этого гиганта должного эффекта и лишь разозлил его, побудив броситься в новую атаку.

Однако теперь Танаев ждал нападения и, перехватив руку противника, бросил его через себя, используя инерцию массивного тела шатуна и свое искусство рукопашной схватки, о приемах которой в этом мире, очевидно, ничего не знали.

— Ты кто такой?! — прорычал гигант, мгновенно вновь оказавшийся на ногах и готовый к новому нападению. Впрочем, теперь он уже не бросался в атаку очертя голову, очевидно, оценив своего противника по достоинству. — С тобой интересно драться! Почему я про тебя ничего не знаю?

— А ты знаешь всех, на кого набрасываешься из-за угла?

— У стражей нет хороших воинов, а на серого ты не похож.

— Ты прав, я не серый. — Краем глаза Танаев уловил начало нового броска, потому что не позволил этому разговору полностью отвлечь его внимание. Он вновь успел уклониться и, пропустив противника, нанес ему по голове удар рукояткой своего меча.

В этот момент у него появилась возможность завершить схватку одним смертельным ударом лезвия, но он сознательно не воспользовался ею, решив, что неизвестный противник пока еще не заслужил смерти. И, как видно, напрасно он так решил, потому что в следующее мгновение шатун выхватил из-под своей шкуры увесистую дубинку, неизвестно как державшуюся там, и, падая, нанес Танаеву совершенно неожиданный сокрушительный удар, даже не обернувшись, словно глаза у него были на затылке.

Дубинка, описав короткую дугу, обрушилась на висок Танаева, и мир взорвался миллионами огней.

Очнулся Танаев лишь тогда, когда его небрежно бросили на пол. Крепко связанный, он лежал, скорчившись, поблизости от большого костра, жар которого усиливал боль в спине. «Этот монстр сломал мне позвоночник!» — обреченно подумал он, но тем не менее вполне благополучно приподнял верхнюю часть туловища и осмотрелся.

Он находился внутри какого-то мертвого и давно заброшенного дома. Около большого костра, сложенного из горючих камней, похожих на антрацит, кроме пленившего его великана, сидели еще десятка два заросших и грязных личностей, внешне похожих на первого шатуна, разве что ростом эти были поменьше, и среди них Танаев приметил несколько женщин.

Один из этих людей, показавшихся Танаеву дикарями, заговорил на неожиданно правильном интерлекте:

— Где ты раздобыл это мясо, Фавен?

Судя по белой шкуре, резко выделявшей его среди остальных, этот человек был здесь главным, и Танаев немедленно сосредоточил на нем все свое внимание.

— Понимаешь, Лифен, этот чудик сам решил напасть на меня, когда я следил за его женщиной. — В тоне Фавена не слышалось никакого почтения, и из этого следовало, что или здесь не принято почитать вожаков, или положение Фавена в племени было таким же высоким, как положение самого Лифена.

— И где же она, эта его женщина?

— Пока мы сражались, она успела скрыться! — Это была первая приятная для Танаева новость за весь этот неудачный день. Если Карин удалось добраться до прирученного ими дома, она в безопасности, и какое-то время он может о ней не беспокоиться, сосредоточив все свое внимание на том, чтобы освободиться, не проявляя при этом ненужной торопливости, которая может лишь повредить его намерению.

— Вы сражались? Уж не хочешь ли ты сказать, что этот слизняк заставил тебя сражаться?

— Еще как! Он не так слаб, каким кажется с первого взгляда. И еще... Я нашел у него вот это! — Фавен протянул к старейшине свою огромную ладонь, на которой тускло сверкнул разряженный ключ, с помощью которого Танаеву удалось пройти сквозь силовую стену, отгородившую проклятый город от остального мира.

Лифен попятился, было заметно, что металлический треугольник ключа произвел на него сильное впечатление. Кажется, Карин не зря предупреждала его о том, что этот предмет приносит несчастья.

— Приведите Ангора! — крикнул старейшина в темную глубину огромной мертвой башни, лишенной собственного света и освещенной только отблесками костра. Затем он пробормотал, словно оправдываясь перед самим собой: — Без него нам сейчас не обойтись.

Вскоре в высвеченный костром круг вошли двое рослых мужчин, осторожно поддерживавших под руки дряхлого, слепого старца, завернутого в такую же, как у вождя, белую шкуру, украшенную непонятными талисманами и расшитую грубым узором, составленным из зубов каких-то животных. Вождь почтительно склонил голову перед старцем, прежде чем обратиться к нему:

— Прости, мудрейший, что пришлось побеспокоить тебя. Но Фавен сегодня взял в плен человека, у которого...

— Вижу! — резко оборвал старец вождя, устремляя в сторону Танаева свой незрячий взор. И в то же мгновение Танаев почувствовал толчок ментального поля такой силы, с которой ему до сих пор еще не приходилось встречаться. Словно теплая волна подхватила его и, как щепку, завертела в своем водовороте. — Развяжите чужестранца и оставьте нас одних! — приказал старец. Фавен, не отрывая взгляд от пола и всем своим видом изображая почтительность, попытался возразить:

— Этот человек опасен, мудрейший, он очень силен, а его быстрота...

— Если ты сумел взять его в плен, значит, он не сильнее тебя, а предел твоей силы мне известен! — Непонятно, что именно имел в виду старейший, но его слова смутили Фавена и заставили отступить за пределы освещенного костром круга, туда же отправились и все остальные члены племени, предварительно сняв с Танаева ременные путы.

Теперь он остался один на один со старейшим и, видимо, наиболее уважаемым вождем этого племени, чьи приказы здесь явно не подлежали обсуждению. На мгновение явилась шальная мысль, что теперь он мог бы взять вождя в заложники и заставить шатунов выпустить его наружу. Но он тут же отбросил ее, потому что искал союзников, а не врагов. К тому же темнота, смыкавшаяся в нескольких метрах позади костра, не давала ему возможности понять, как далеко отошли остальные воины племени. Они могли оставаться достаточно близко, на расстоянии одного броска Фавена... Так что не следовало искушать судьбу, и до полного прояснения ситуации Танаев решил не пытаться что-нибудь менять в своем положении.

— Зачем ты забрался сюда, человек из верхнего мира? — спросил старец, не отрывая взгляд своих невидящих глаз от пламени костра, словно там пытался прочесть ответ на свой вопрос.

— Верхний мир, как вы его называете, захвачен тьмой и почти полностью потерян для людей. Я ищу способ восстановить равновесие и вернуть свой родной мир его исконным владельцам, которые сейчас вынуждены скрываться в немногочисленных подземных городах, уцелевших после вторжения сил зла.

— Не кажется ли тебе эта задача слишком сложной для одного человека? — усмехнулся старец, впервые перевел взгляд на Танаева, и тот вновь ощутил волну тепла, прошедшую по его телу. — Восстановить равновесие могут разве что боги!

— Но, если простые смертные не будут пытаться разбудить богов, которые о них забыли, те не пошевельнут и пальцем, чтобы изменить нашу судьбу!

— Довольно дерзкая мысль, но в чем-то она справедлива. Вот только ты еще не сказал мне всей правды о причине своего прихода в наш мир, правды, которая заставила тебя рисковать с таким трудом обретенной жизнью.

— Я искал здесь могучее оружие и ответы...

— Ответы на что?

— Мне хотелось выяснить, есть ли дно у этого мира, существует ли предел, тот предел, из которого берут свое начало темные силы, обрушившиеся на наш мир.

— И что бы ты сделал, обнаружив этот предел?

— Любую силу легче обезвредить в самом ее начале.

— Опасное намерение... Но, я вижу, ты говоришь правду, и твои помыслы чисты. Вот только мне непонятно, каким образом у тебя оказался дьявольский талисман, открывший тебе проход в наш город.

— Я выиграл его в кости у двух обезьян!

— Ты действительно думаешь, что это были обезьяны?

— Я не знаю. В вашем мире много существ, чья сущность остается мне непонятна.

— А что, если твои догадки, о которых ты сейчас не осмеливаешься упомянуть, справедливы? Что тогда? Что, если этот талисман принадлежит тем самым темным силам, с которыми, если верить твоим словам, ты собираешься бороться?

— Тогда получается, что мой выигрыш не был случайным.

— Хорошо, что ты это понимаешь. Но одного понимания недостаточно. Необходимо еще и намерение. К счастью, оно у тебя есть, хотя ты и воспользовался для достижения своей цели не слишком чистой тропой.

Старец надолго замолчал, словно давая Танаеву время вдуматься в его последние слова.

Да, тропа, приведшая его в этот город, действительно оказалась не слишком чистой. В глубине души он давно догадывался, что ключ, который он так удачно «выиграл», был ему подсунут не случайно.

Его враги хотели от него избавиться, и они придумали простой и надежный способ завлечь его в ловушку проклятого города. Но отсюда следовало, что путь к огненному мечу лежит за пределами города и теперь ему нужно найти способ, как выбраться за его стены. Хотя, с другой стороны, Мелоди первой сказала ему о городе... Что-то здесь было неправильно, чего-то он не понимал или ошибался в своих выводах. Но выяснить это возможно лишь в том случае, если он сумеет возвратить себе свободу.

— Кому-нибудь удавалось покинуть город? Есть путь, ведущий за его пределы?

Старец отрицательно покачал головой:

— Может, и есть, только мы его не знаем. Город слишком огромен. Многие считают, что у него вообще нет конца. Можно идти день, два, три, десять — мертвому городу нет пределов. Люди живут в его северной части, на крохотной, освоенной ими территории. Если кому-то удастся собрать вместе все общины и племена, получится всего несколько тысяч, расселившихся на пространстве в десяток квадратных верст.

Но на юг мертвый город простирается без всяких пределов, и чем дальше ты будешь в него углубляться, тем больше опасностей встанет на твоем пути.

Город похож на гигантский и не совсем реальный мир. Здесь все относительно — расстояния и даже время. Некоторые дни повторяются до мельчайших подробностей.

Здесь никто не стареет и очень редко рождаются дети. Живым не место в этом городе... — словно бы между прочим закончил старец, и Танаев не сразу обратил внимание на конец его фразы.

— Откуда же берутся ваши новые соплеменники? Как я успел заметить, смерть и здесь довольно успешно собирает свой урожай.

— В этом ты, безусловно, прав. И это одна из величайших загадок нашего мира. Приходит время, наступает день... И однажды, в том или ином доме, появляется человек... Не ребенок — взрослый. Сформировавшийся воин, или жрец, или ученый... Я вижу, тебя удивляет моя речь и мои знания, но удивляться тут нечему. Прежде чем оказаться здесь, я жил на Земле еще до вторжения.

Память об этом периоде моей жизни довольно отрывочна, но кое-что все-таки сохранилось. И время от времени спрятанные в моей памяти залежи знаний напоминают о себе... — Старец надолго замолчал, и на его лице возникла странная полуулыбка, больше похожая на гримасу. — Твое появление здесь было предсказано древним ученым и астрологом, давно покинувшим нас. Его звали Нострус. В его пророчестве говорилось о том, что однажды у нас появится человек из верхнего мира, живой человек, с жалким обломком меча, сумевший преодолеть огненный портал, для того чтобы найти здесь невиданную мощь, недоступную ранее ни одному из живших на Земле.

Правда, в предсказании Ноструса ничего не говорилось о черном ключе, открывающем стены нашего города... Именно поэтому твое появление вызвало подозрение у моих соплеменников.

— Ничего он уже не открывает! Он был заряжен незнакомой мне энергией и полностью разрядился во время моего прохода сквозь силовую стену. Сейчас это бесполезная железка.

— Зачем же ты ее хранишь?

— Да все надеюсь, вдруг подвернется случай зарядить ее и воспользоваться ключом, чтобы покинуть город!

— Напрасные ожидания! Тот, кто «проиграл» тебе этот ключ, не заинтересован в твоем возвращении. Ты не сможешь использовать ключ еще раз, зато подозрение он будет вызывать у каждого, кто его увидит, так что будь осторожен.

— Я постараюсь. Но ты говорил о том, что в глубине города встречаются опасные существа, вы не пытались выяснить, откуда они берутся? Может быть, проникают извне? Нет ли в южной стороне города прохода, о котором вы не знаете?

— Все может быть. Южная часть города — сплошная загадка, к тому же она не имеет дороги, и улицы там переплетены в непроходимый лабиринт полуразрушенных строений. Ты можешь целый месяц идти по компасу в южном направлении и в конце концов вернуться туда, откуда начал свой путь. Но там есть улочки, которые за несколько шагов могут перенести тебя так далеко в глубины города, что обратно уже не вернуться.

— И все же мне придется попробовать... Не так давно я понял, что у каждого человека есть свое предназначение, цель, начертанная для его жизни невидимой рукой.

— Рукой бога?

— Да кто ж его знает! Не важно, как ее называть, руку, начертившую жизненный путь человека, — важно то, что, если он отклонится со своего пути, расплата будет слишком жестокой. Я попробую поискать дорогу сквозь старый город, и, если выход отсюда существует, я его найду!

— Я вижу, ты твердо решил идти до конца. Что ж, мы поможем тебе. Много лет мы мечтали выбраться из проклятого города, и хотя за его стенами нет ничего хорошего, возможно, всех нас там ждет гибель, но только там еще осталась надежда... С твоим появлением эта надежда у моих соплеменников возродилась вновь... — Старец надолго замолчал, глядя в сторону и обдумывая какое-то важное решение. Наконец он вновь повернулся к Танаеву. — То, что я сейчас скажу, может дорого обойтись народу моего племени, во всяком случае, тем из нас, кто решится пойти с тобой, но все равно мы поможем тебе и сделаем все, чтобы ты не сгинул бесследно в лабиринте проклятого города!

ГЛАВА 14

— Покажи мне свой меч, чужеземец! Без оружия в нашем мире трудно защитить свою жизнь, а твой меч вроде бы сломан.

Лицо старого вождя выражало только доброжелательность, но Танаев не спешил выполнить его просьбу.

— Ты прав. Он действительно сломался, когда я пытался перерубить им ногу стража огненного портала.

— Еще бы ему не сломаться! Только безумец может броситься на огненного демона с мечом!

Танаев все еще раздумывал, хотя понимал, что его поведение выглядит не очень вежливым. Передавать меч в чужие руки у воинов не принято, и Танаеву это казалось почти кощунством. Но, преодолев внутреннее сопротивление, он все же протянул вождю меч, рукояткой вперед, осторожно придерживая его за сломанный конец.

Вождь принял меч из рук Танаева и долго разглядывал его лезвие, бормоча при этом что-то неразборчивое, то ли молитвы, то ли заклинания. И наконец, повернувшись к Танаеву, сказал:

— Это был великий меч. Но сейчас он потерял большую часть своей силы. Задуманное тобой невозможно осуществить без хорошего оружия. Первое, что мы должны для тебя сделать, попытаться восстановить твой меч. Это очень трудная задача — у нас нет волшебных зерен, вплавленных в его лезвие, а кроме того, каждый, кто рискнет изменить форму этого меча, может потерять здоровье и даже жизнь... И все же нам придется рискнуть... У нас есть один человек, которому подобная задача может оказаться по плечу, давай покажем ему меч и послушаем, что скажет старый Бартон!

Старец хлопнул в ладоши, но, прежде чем в комнату вошел вызванный им человек, Танаев попытался возразить:

— Я благодарен тебе, о мудрейший, но, может быть, ты позволишь мне раньше помочь женщине, которую я спас от серых монахов. Она сейчас одна в голодном свирепом доме, и я боюсь за нее.

— С твоей женщиной все в порядке. Дом не тронул ее.

Танаева задела самоуверенность старца, и он не сумел скрыть гнев в своем голосе, когда спросил:

— Откуда ты знаешь об этом? Разве ваши люди видели ее, или твой взор может проникать сквозь стены?

— Ты сам не раз пытался разговаривать с домом — и правильно делал, но не только тебе свойственно это тайное умение, чужеземец. Дома говорят друг с другом, и тот, кто умеет их слушать, знает многое.

Прежде чем Танаев, которому не терпелось вернуться к Карин, сумел придумать новое возражение, в комнате появился человек, один вид которого надолго отбил у него желание спорить со старым вождем.

Вошедший был карликом, похожим на великана. Именно такое определение приходило на ум тому, кто видел Бартона впервые. Он был горбат и казался на две головы ниже воина, вошедшего вслед за ним. Но ширине его плеч мог бы позавидовать и сам Фавен. А его лицо, изрезанное морщинами и потемневшее от въевшейся в него пыли, казалось, сохранило в себе отблеск подземного огня.

Едва увидев сверкавший в руках вождя меч, Бартон застыл на месте и уже не мог оторвать взгляд от волшебного лезвия. В свою очередь, Танаев не мог ни на мгновение отвести взгляда от лица Бартона. Кроме странной внешности, в этом человеке было что-то еще, нечто такое, что заставляло следить за каждым его шагом и ловить каждое слово... Хотя с того момента, как Бартон появился в комнате, он не издал ни звука.

Танаев попытался определить характер его ментального поля, это удавалось далеко не всегда, а в случае с Бартоном его ментальное щупальце попросту было отброшено прочь, и он ощутил удар, словно прикоснулся к оголенному электрическому проводу.

— Для некоторых существ прикосновение к этому мечу может оказаться смертельным, — пробормотал Танаев, все еще надеясь хотя бы по реакции Бартона определить, кто наделил карлика такой внутренней силой. Но тот, даже не повернув головы в его сторону, молча взял меч из рук вождя, прикрыл глаза, один раз медленно провел рукой вдоль лезвия и лишь после этого обернулся к Танаеву.

— У этого меча был не слишком умный хозяин. Безрассудная храбрость не может заменить ум. Зато твои намерения вызывают уважение. Ты несешь людям надежду, и я попробую тебе помочь, хотя не знаю, что из этого получится. Пойдем в кузницу, огонь многое проясняет... — последнюю загадочную фразу Бартон бросил, уже направляясь к двери, и Танаеву не оставалось ничего другого, как только последовать за ним. Они миновали узкий коридор между круглыми комнатами башни и оказались перед глухой стеной.

Бартон пробормотал какое-то заклинание, и дверь раскололась перед ним, другим словом трудно было назвать неожиданно появившуюся в глухой стене трещину, мгновенно расширившуюся до метрового прохода. Выходит, этого человека дома слушались с полуслова, и это лишний раз подогрело подозрение Танаева в том, что кузнец имеет мало общего с остальными членами племени шатунов. Слишком быстрой, почти мгновенной оказалась реакция дома на его мысленный приказ. Самому Танаеву пришлось бы мучительно нащупывать диапазон воздействия не меньше минуты...

Кузница производила такое же странное впечатление, как и ее хозяин. На мгновение Танаеву показалось, что он попал в какую-то кунсткамеру, а не в производственную мастерскую. Здесь не было железных инструментов, не было ящика с углем, даже горн его взгляд отыскал не сразу, хотя горн все-таки был — больше похожий на огромный древесный гриб, выросший из стены дома. Синие язычки пламени в нем едва тлели, но, как только Бартон появился в кузнице, пламя вспыхнуло со всей силой, без всяких действий с его стороны. Этот человек умел управлять вещами, даже не прикасаясь к ним.

Была здесь и наковальня, похожая на плоский валун, и молот сероватого цвета, казавшийся слишком хрупким для подобного инструмента.

— У вас ведь нет стали? Из какого материала сделаны эти инструменты? — спросил Танаев, стараясь не слишком демонстрировать собственное недоумение.

— Проблема не в стали, здесь достаточно железных жил. Проблема в ее обработке. По какой-то неведомой для меня причине дома не выносят присутствия железа в своих помещениях, и только на твой меч, вероятно, из-за шунгита, я не заметил отрицательной реакции.

Мурлыча себе под нос какой-то мотивчик, Бартон направился к горну и, внимательно присмотревшись к его пламени, словно только что его увидев, обратился к Танаеву:

— Дай-ка мне твой меч... — Затем, не дожидаясь его согласия, бесцеремонно выхватил оружие из рук пораженного необычным видом кузницы Танаева.

Бартон поднес оружие к горну, и Танаев с удивлением заметил, что языки пламени отклоняются в сторону от лезвия, словно живые существа, желающие избежать гибельного для себя соприкосновения со смертоносной сталью.

— Подземный огонь не годится, — проронил Бартон. — Нужно живое пламя, только оно сможет размягчить эту сталь!

— Живое пламя? Что вы имеете в виду?

— Подземный огонь — мертвый огонь. Нужно дерево для горна!

— Дерево? Откуда же мы возьмем здесь дерево?

— Когда-то очень давно, лет двадцать назад, наше племя пыталось пробить подземный ход под основание силовой стены, преграждающей выход из города. Глупая затея, но тогдашний вождь, упрямый и самолюбивый старик, настоял на своем, несмотря на то что проходка дорого обошлась рабочим. Шестеро из них погибли от выбросов горючего газа. В конце концов штольня уперлась в стену, которая, разумеется, продолжалась и под землей. Тогда вождь приказал рыть колодец вниз, желая любой ценой добраться до основания стены.

Осуществить эту затею проходчикам тоже не удалось, в конце концов проходку пришлось прекратить из-за сильного жара, увеличивавшегося с каждым метром. Но одно полезное открытие они все же сделали. На глубине десяти метров, где подземный жар еще не был так силен, они наткнулись на залежи окаменевших деревьев. Сначала эту находку даже не оценили должным образом, и только много позже, по моей просьбе, один из этих каменных стволов был распилен. Внутри, под каменной коркой, обнаружилась настоящая древесина. В сухом и теплом воздухе, защищенная каменной оболочкой, она сохранилась до наших дней.

— Но ведь здесь ей цены нет! Неужели ты собираешься использовать этот бесценный дар для горна?

— Придется... У нас нет другого выхода. Потребуется разрешение вождя, но он не станет мне препятствовать, поскольку именно я обнаружил внутри каменных стволов эту драгоценную находку.

Однако, прежде чем обращаться к вождю с подобной просьбой, я хотел бы уточнить с тобой кое-какие детали...

Внутренне Танаев поморщился, поскольку все время ждал, когда наконец разговор зайдет о плате. Ему нечем заплатить старому Бартону, и тот это прекрасно знает, а значит, речь пойдет о какой-то услуге, хорошо если не слишком противоречащей его принципам...

— Я не собираюсь требовать с тебя плату, чужестранец, как ты, наверно, сейчас подумал, — усмехнулся Бартон. — Плата за прикосновение к такому мечу должна быть либо слишком высокой, либо отсутствовать полностью. Если цель, которую поставит перед собой мастер, решившийся на подобный подвиг, будет намного важнее его собственной жизни. Но чем-то тебе все же придется пожертвовать. Например, тебе придется терпеть во время похода в старый город мое постоянное присутствие.

Движением руки он остановил готовые сорваться с губ Танаева возражения и продолжил:

— Нет. Никто не поручал мне следить за тобой. Но с твоей помощью я постараюсь изменить свою жизнь. Посмотри на меня внимательно. Что ты видишь?

— Вижу опытного и довольно хитрого мастера!

— А ты посмотри на мою внешность, оцени мое искалеченное в позвоночнике тело, для которого любая физическая работа превращается в пытку от постоянной боли, преследующей меня с того самого момента, как я заглянул в лицо демону... И вот теперь я встретил мастера, великого мастера, который способен перековывать не мечи, а человеческие тела...

— Что ты имеешь в виду, Бартон? Перестань говорить загадками!

— Думаешь, я не вижу, что твое тело создано искусственно, и не знаю, чьи руки его создавали?

— Вот ты о чем... Да, ты прав. Я сам создал собственное тело, но для этого потребовались материалы, которых не найти в нашей Вселенной, и машины, созданные учеными великой цивилизации, от которой ныне ничего не осталось...

— В таком случае мне придется последовать за тобой и после того, как ты покинешь проклятый город, чтобы вернуться в верхний мир. Обещай мне, что после выполнения своей миссии ты отправишься со мной туда, где находятся эти машины, и попытаешься, хотя бы попытаешься, мне помочь!

— Это я тебе обещаю! — с легкостью согласился Танаев, подумавший о том, что до возвращения на Землю им придется преодолеть слишком много препятствий и опасностей. И еще он подумал, что было бы нечестно не предупредить об этом Бартона.

— Получилось так, что ты назначил непомерную плату за собственную работу. Меня ждет на земле схватка с Хорстом и его слугами. Никто не может поручиться, что мне и тем, кто рискнет отправиться со мной, удастся выбраться живыми из этой переделки.

— Значит, я буду рисковать вместе с тобой. Отныне наши судьбы связаны.

— Если ты готов ежедневно рисковать собственной жизнью, пусть так и будет. Но мне необходимо знать, откуда ты пришел в нижний мир, из каких времен, из какой Вселенной? Кто ты, мастер Бартон?

— Разве это имеет значение? Важно лишь то, что я ненавижу темных не меньше тебя и не меньше тебя хочу освободить от них Землю... Тебе ведь тоже снятся по ночам рассветы над морем? Полнолунные ночи, раскинувшиеся над свободной землей на полсвета... Полыхание закатов и золотые купола ныне разрушенных церквей...

— Не все церкви разрушены. Остались на Земле островки сопротивления, монашеские общины, до сих пор противостоящие темному нашествию, именно им я хотел помочь, и меч, который ты держишь в руках, сделан в мастерской одной из таких общин.

— Странные мастера его делали... Им не приходилось экономить драгоценный волшебный минерал, они вплавили его непостижимым для меня образом во всю поверхность лезвия, хотя достаточно было укрепить шунгитом только режущую кромку.

— Их монастырь стоит над древним метеоритом, миллионы лет назад принесшим на Землю это чудо... Так что шунгит они и в самом деле могут не экономить.

— Кажется, я знаю название этого монастыря... — Танаев весь подался вперед, потому что, если Бартон говорит правду, это могло означать лишь одно: его путь сюда пролегал знакомой для Танаева дорогой. Никто из посторонних не мог знать тайное название монастыря, направившего его к огненному порталу.

— Так скажи мне его!

— Валам, не так ли?

— Значит, ты там был... Ты был среди тех, кто бесследно исчез, пытаясь найти дорогу через огненный портал!

— Может быть... Все может быть. Память подводит меня с тех самых пор, как я заглянул в лицо стражу прохода.

ГЛАВА 15

Танаев то и дело переходил с быстрого спортивного шага на бег. Двое его спутников, не то телохранители, не то охранники, назначенные вождем для его сопровождения, помимо старого Бартона, едва поспевали за ним.

С Бартоном он успел подружиться за то недолгое время, которое понадобилось мастеру, чтобы восстановить его меч. Однако процесс ремонта оказался не таким простым, каким вначале представлялся Танаеву. Меч, словно живое существо, сопротивлялся усилиям мастера вытянуть и заострить его лезвие. Но в конце концов Бартону удалось сделать оружие почти таким же грозным, каким оно было до поломки.

Едва только ремонт был закончен, как Танаев напомнил старому вождю о его обещании отпустить его.

До сих пор он так и не разобрался, какое место в иерархии племени шатунов занимал старый вождь, поскольку почти все повседневные приказы исходили от молодого вождя, но одно было совершенно ясно — все мягко высказанные, в форме пожеланий, распоряжения старого вождя выполнялись беспрекословно.

По просьбе Танаева одним из сопровождавших его воинов был назначен Фавен — ему нравился этот бесхитростный великан, отличный боец, обещавший в будущем стать неплохим товарищем. И, таким образом, на двоих из этой троицы он мог полностью положиться в случае возникновения неожиданной опасности.

Что касается третьего воина, мрачного и молчаливого, Ригана, избегавшего смотреть в глаза собеседнику во время любого разговора, то он вызывал у Танаева вполне оправданные опасения. Его ментальное поле оказалось наглухо закрытым для внешнего проникновения. Конечно, встречались иногда индивидуумы, чье ментальное поле было настолько слабым или, наоборот, настолько сильным, что проникнуть в него извне не удавалось. Но подобная аномалия случалась довольно редко. По-настоящему закрыть свое ментальное поле от внешнего проникновения мог только специально тренированный для этого человек, и Танаеву очень хотелось бы знать, где Риган прошел подобную подготовку... Ответить на это мог бы разве что Бартон, сам обладавший подобным умением, но Танаев не спешил с этим разговором, решив дождаться более располагающих для откровенности обстоятельств.

Они миновали мертвый дом с широко распахнутой дверной трещиной, ее форма показалась Танаеву знакомой, и он бросил в сторону Фавена вопросительный взгляд. Слов не понадобилось. Великан утвердительно кивнул, подтверждая, что до места их недавней стычки оставалось всего полквартала.

* * *

Карин ждала возвращения Танаева за углом башни, у которой он ее покинул, решив выяснить, что собой представляет их преследователь.

Лишь когда стало ясно, что дальнейшее ожидание бессмысленно и опасно, она осмелилась выглянуть из своего закутка наружу и убедилась, что улица пуста в обоих направлениях.

Похоже, ее «рыцарь с мечом» стал жертвой шатунов и отправился прямиком на их обеденный стол... Убедившись в исчезновении Танаева, она не смогла сдержать слез, и не потому, что за столь короткий срок этот человек стал ей небезразличен, вовсе нет, это были слезы жалости к себе самой.

На какое-то время она позволила себе поверить, что обрела надежного защитника, что больше не будет в одиночку противостоять этому полному опасностей миру. Ну почему судьба так несправедлива к ней?

Впрочем, ответ на этот вопрос был ей известен. Мойры не любят тех, кто умеет подсматривать за ними и передавать людям то, что должно быть от них скрыто.

Теперь ей предстояло решить, что делать дальше. Вернуться в голодный дом, который за это время почти наверняка сожрал Гонта, или поискать новое пристанище.

До ночного вылета кар у нее оставалось совсем немного времени, она не успеет найти еще один подходящий, достаточно ослабевший, но все еще живой дом и уж тем более не успеет войти с ним в контакт и приручить его настолько, чтобы он вытерпел ее присутствие, хотя бы на одну ночь...

Значит, оставалось только возвращение. В старом доме, который ее знает, у нее был хоть какой-то шанс уцелеть...

Был еще и третий путь — завершить то, что не успел сделать ее новый друг, — раздобыть для дома достаточно пищи... Если у нее хватит мужества проделать это, то можно не сомневаться в том, что дом будет защищать ее ото всех опасностей, пока вновь не проголодается. Ходили самые разные слухи о том, сколько необходимо пищи для того, чтобы накормить голодный дом. Никто не знал, как долго продолжается у дома состояние относительной сытости, в котором он становится безопасен для своих постояльцев.

Это зависело от слишком многих обстоятельств. От размеров оставшейся в организме дома живой составляющей, от качества полученной пищи... Она слышала, что лучше всего голод дома может утолить живой человек...

Гонт все еще казался ей живым, когда они вместе с Танаевым отправились на поиски пищи для дома...

Наверно, именно эта не очень благородная мыслишка помогла ей сделать окончательный выбор. Она последний раз окинула взором пустую улицу и торопливо двинулась обратно по направлению к дому, который стал склепом для Гонта, или, вернее, переварившим его желудком...

Еще не дойдя до конца проулка, в котором стоял нужный ей дом, она поняла, что произошло то, чего она так боялась и ждала одновременно...

Изменился цвет дома. В его стенах появились живые краски, а их общая тональность стала темнее и гуще.

Стена при ее приближении мгновенно разошлась, без всякого усилия с ее стороны, приглашая войти внутрь этого живого склепа. Она знала, что увидит в глубине центрального круглого зала, перед самой пищевой нишей. Груду одежды, лишившейся тела своего недавнего хозяина. И все же вздрогнула, как вздрагивает любой живой человек, столкнувшийся лицом к лицу с чужой смертью.

— Он ничего не почувствовал, он не пришел в себя и ничего не понял! — пыталась она не то утешить себя, не то оправдаться перед Гонтом, который уже не мог ее услышать. — Мы сделали все, что могли! Мы хотели его спасти, и, если бы не встреча с шатуном, мы бы успели вовремя принести для дома другую пищу!

— В таком случае зачем же ты тащила его к пищевой нише? Зачем бросила в этом опасном месте? — спросил ее внутренний суровый голос, голос, которому невозможно солгать.

— Я знала, что после яда каменного скорпиона никто не выживает! Если бы он пришел в себя, его ждала только боль, боль, с которой невозможно справиться, долгая болезненная агония и неизбежная смерть! Его убила не я, его убили серые монахи! — И это была правда. Вот только не вся правда, или не совсем вся правда. Потому что, вопреки этим безупречным доводам, слезы сожаления сами собой навернулись на ее глаза. — Он был моим врагом, он хотел изнасиловать меня на глазах своих подчиненных, он преследовал меня несколько лет! Я готова была покончить с собой, лишь бы только избавиться от него навсегда! Так почему же я плачу теперь, когда это совершилось?

Может быть, потому, что в день ее рождения он всегда приносил ей небольшие подарки и был единственным человеком, который еще помнил об этой дате, кроме нее самой. Или потому, что, когда на них напали серые, он бросился ее защищать, и потом, во время последней схватки, когда им помог чужестранец со своим сломанным мечом, он вел себя мужественно, как подобает настоящему мужчине? Может быть, потому, что он оставался ее единственным другом в этом враждебном мире и самым верным врагом?

Она шептала эти вопросы, не требующие ответов, потому что ответы на каждый из них жили в ее совести и останутся там на долгие годы.

Медленно и неторопливо Карин совершала древний ритуал прощания. Вот теперь она осталась совсем одна. Гонта больше нет, а рыцарь со сломанным мечом никогда не вернется... Неожиданно она подумала, что ее слезы не связаны со смертью Гонта. Сожаление об утрате нового друга оказалось намного острее, чем она ожидала.

По крайней мере, теперь ей принадлежит этот накормленный дом. Он будет снабжать ее водой и пищей, укрывать от внешних врагов. Больше ничто не связывало ее с внешним миром, с миром, в который она уже никогда не вернется.

Здесь она останется до тех пор, пока дом вновь не проголодается, до тех пор, пока с ней самой не произойдет то, что случилось с Гонтом.

И — это будет справедливый конец, достойная плата за ее предательство.

* * *

Четверо воинов стояли перед наглухо закрытым живым домом, не скрывая своей растерянности.

— Здесь не было живого дома! — мрачно произнес Танаев, не желая признавать того, что могло скрываться за появлением этого жилища.

— Теперь он есть! — безжалостно подвел итог их сомнениям Бартон. — И войти внутрь нам не удастся, если у этого дома нет хозяина.

— В любом случае нам придется попробовать! — угрожающе произнес Танаев, обнажая свой восстановленный меч.

— Только не это! — остановил его Бартон. — Если мы начнем войну с этим домом, против нас ополчится весь квартал! Мы должны попробовать договориться, это единственная возможность.

— У нас мало времени. Через час стемнеет, и на нас набросится вся ночная нечисть! — вступил в разговор Фавен.

— Война с домом ни к чему не приведет. Мы все равно не сможем силой вскрыть его стену. И даже если это удастся с помощью раскаленного железа, жить здесь мы не сможем. Дом обязательно отомстит нам за вторжение. Переговоры — единственный путь!

— Тогда чего же мы ждем? Давай попробуем вместе достучаться до сознания этого каменного истукана.

— Это слишком опасно. Ты знаком с интерференцией силовых полей?

— Я-то с ней знаком, а вот откуда ты?.. Впрочем, это сейчас не важно. Я умею управлять своим полем так, чтобы не допустить интерференции.

Это действительно было чрезвычайно опасно, и хотя Танаев не преувеличивал свои возможности, он знал, что стопроцентной гарантии положительного результата не может дать никто.

Слишком многое зависит от индивидуального строения каждого поля, и если силовые линии их полей не попадут в резонанс, а вместо этого начнут подавлять друг друга, им уже никогда не выбраться из транса.

Но выводы логики не имели сейчас для Танаева решающего значения. Он должен узнать, что произошло с Карин!

Отбросив все лишнее, мешающее ему сосредоточиться, он шагнул к дому, приложил руки к его стене и почти сразу же понял, что одному ему не пробиться сквозь глухую защиту дома, который то ли спал, то ли просто не желал общаться с внешним миром.

Однако настаивать на помощи Бартона, а тем более торопить его Танаев не собирался. Есть вещи, которые каждый решает для себя сам.

Для него жизнь случайно встреченной девушки вдруг обрела важное значение. Бартон ее даже не видел...

Танаев чувствовал себя так, словно его разум постепенно погружается в болотную жижу, ему стоило огромного труда удержаться на поверхности сознания и не потерять контроль над собой. Когда он первый раз заговорил с этим домом, все прошло гораздо легче, но тогда он находился внутри башни и сам этот дом был совершенно другим, почти мертвым от голода. Теперь все изменилось. Дом не желал его слушать.

Так продолжалось несколько минут, пока Танаеву не показалось, что его мозг больше не выдержит запредельной нагрузки, и в этот момент пришло облегчение.

По болоту, в которое погрузилось его сознание, прошла радужная волна, и Танаев понял, что, если хочет выкарабкаться из трясины, куда затянул его мозг враждебный человеку разум, он должен догнать эту убегающую волну.

Сложности начались уже после того, как ему удалось это сделать. Поскольку теперь среди тысячи оттенков несущейся перед ним волны следовало выбрать один, способный поддержать его, а не швырнуть еще глубже, в хлипкую жижу чужого сознания.

Он не знал, удалось ли ему это, поскольку действовал почти интуитивно, но, должно быть, все-таки удалось, потому что мир вокруг неожиданно посветлел и он увидел себя стоящим рядом с Бартоном у стены дома.

Руки кузнеца, так же, как и его собственные, впились в мягкую поверхность стены, а лицо исказилось судорогой запредельного напряжения. Но теперь, когда объединение их ментальных полей произошло, оба почувствовали облегчение, и почти сразу же Танаев понял, что дом медленно уступает их объединенным усилиям, словно ворота в бездну раскрылись... И оттуда пришел вопрос:

— Что тебе нужно, чужеземец? Зачем ты вновь беспокоишь меня?

— Ты получил обещанное?

— Да.

— Тогда впусти нас.

— Зачем? Моя гостья не желает никого видеть.

Танаев сразу же понял, что это означает: Карин жива и находится внутри дома. Теперь он знал, что следовало делать дальше.

— Передай ей, что человек с мечом вернулся и хочет ее видеть!

На этой фразе контакт прервался. Несколько минут Бартон и Танаев стояли, упираясь руками в стену дома, чувствуя себя довольно глупо в этой позе, но не решаясь отойти, чтобы не пропустить возможный ответ.

Но он так и не пришел. Вместо этого стена дома треснула, словно кожура спелого плода, и образовала проход, достаточный, чтобы они могли войти внутрь.

Воины один за другим протиснулись в узкую щель. Танаев пошел последним, и, когда он уже наполовину оказался внутри дома, пронзительное чувство опасности заставило его обернуться. Город потемнел, как обычно, когда местное время переваливало за полночь, хотя никакого солнца здесь не было и в помине. Казалось, темнота сгущалась, выползая изо всех закоулков и растворяя в себе остатки неверного серого света. И из этой тьмы, из самой ее сердцевины, что-то еще более темное рванулось к Танаеву.

Совершенно инстинктивно, еще даже не успев понять, от чего именно он защищается, навигатор выхватил свой заостренный клинок и попытался развернуться внутри узкой входной трещины в сторону неведомого врага. Это ему не удалось, но рука с клинком, описав дугу над его головой, успела выбросить навстречу нападавшему смертоносное шунгитовое лезвие.

Вспышка света на мгновение разорвала тьму, и тоскливый вопль боли ударил в уши людям. В следующее мгновение Танаев оказался уже внутри дома, и трещина со знакомым чмоканием сомкнулась за его спиной.

ГЛАВА 16

Четверо мужчин в одеждах племени шатунов сидели напротив Карин вокруг огня, рожденного по ее просьбе домом.

Она все никак не могла поверить в то, что Танаев вернулся от шатунов живым и теперь даже обсуждает с ними какие-то совместные планы.

С самой первой встречи она не могла понять этого человека. Он все время совершал поступки, которые давно привели бы любого другого к гибели. Можно было подумать, что ему вообще неведом страх. Хотя его внешности мог бы позавидовать любой мужчина, но во всем его облике было что-то непостижимое.

Карин знала, что нравится ему, и не понимала, почему он так сдержан по отношению к ней. Почему так яростно пытался сохранить жизнь Гонта, своего возможного соперника? И почему неожиданно остановился, когда она решилась поцеловать его? Правда, в тот момент им помешало появление шатуна...

Но вот теперь, вернувшись, он демонстративно не смотрит в ее сторону. Словно она его чем-то обидела или сделала что-то такое, чего он не может простить.

Неужели гибель Гонта произвела на него такое сильное впечатление? Но она-то в этом совершенно не виновата! Конечно, в тот момент, когда дом схватил Танаева, она решилась отдать дому вместо него полумертвого Гонта, но из этого ничего не вышло, Танаев сумел освободиться без ее помощи и вовремя остановил ее, не позволив взвалить на ее совесть смертный грех убийства. Потом они вместе отправились на поиски погибших в схватке с ними монахов и неожиданно наткнулись на шатуна... Что ей оставалось делать в преддверии надвигавшейся ночи? Единственным выходом было возвращение в уже наполовину прирученный дом, который за время их отсутствия сожрал Гонта... Так в чем же ее вина?

Неожиданно ее мысли были прерваны вопросом Танаева, заданным непосредственно ей:

—Ты идешь с нами?

— Иду куда? — Карин настолько была занята своими мыслями, что совершенно перестала следить за тем, о чем говорят мужчины.

— Ты, по-моему, задремала. Мы здесь обсуждали вопрос о том, стоит ли возвращаться обратно в племя шатунов или прямо сейчас, не теряя времени, идти дальше.

— Идти куда? — вновь переспросила Карин, совершенно утратившая нить мужского спора.

— Идти в старый город! — Было заметно, что Танаева раздражает ее невнимательность, но, несмотря на это, она все равно спросила, поскольку решение, которого от нее требовали, должно было перевернуть всю ее предыдущую жизнь и вполне могло закончиться гибелью.

— Что вы собираетесь делать в старом городе?

— Искать выход из этого проклятого места.

— Вам не удастся даже близко подойти к старому городу. Территория перед ним принадлежит серым монахам, а они никого не пропускают, они убивают всех, кто без специального разрешения появляется в их зоне.

— Я надеюсь, у нас будут помощники! — Видимо, ее сомнения уже были высказаны кем-то другим, потому что теперь Танаев говорил, обращаясь к шатунам, и следующий вопрос задал один из них, который вызывал у Карин наибольшую неприязнь бегающими глазками и неопределенным цветом своего ментального поля. Кажется, его звали Риганом.

— О каких помощниках ты говоришь? Какие в нашем положении могут быть «помощники»? Как только ты нарушишь приказ вождя о возвращении, мы превратимся в изгоев, любой встречный будет считать нас своими врагами, а охранники обязательно устроят на нас облаву! Они очень любят охотиться на людей!

— Я никого не принуждаю. Мне нечего делать в племени шатунов, поэтому я не собираюсь туда возвращаться. Я не принадлежу к вашему племени, и приказ вождя ко мне не относится. К тому же я не обещал ему вернуться, он меня об этом и не просил, он знал, что я попытаюсь покинуть город, и хотел мне в этом помочь. Но каждый сам должен решить, пойдет ли он со мной. Я собираюсь вернуться в верхний мир, который в данный момент очень нуждается в помощи каждого из нас! Так что решайте. А что касается помощников, я объясню это позже, тем, кто решит идти со мной.

— Собственно, мы не получили ответ только от двоих, — подвел итог разговору Бартон. — От твоей женщины и от Ригана. Мы с Фавеном решили идти с тобой до конца.

После этого заявления Бартона все мужчины повернулись к Карин, ожидая ее решения. А она все не торопилась с ответом, переводя взгляд с одного на другого, словно оценивая, что ее может ждать в этом полном опасностей походе в неизвестность. И невеселые мысли вихрем проносились в ее голове.

Если она сейчас останется, то вернуться к стражам уже не сможет. Она не сможет даже ненадолго покинуть этот прирученный ею дом, который защищает ее, только пока она находится внутри. Дом расположен в стороне от жилой зоны, о нем никому не известно, и, следовательно, ее ждет полное одиночество. Еще более полное, чем то, с которым она жила у стражей, выполняя роль предсказательницы и обороняясь от притязаний Гонта...

И несколько неожиданно ответ, словно сам собой, сорвался с ее губ:

— Я больше не останусь одна! Даже если ваш путь приведет к гибели, я пойду с вами, потому что для меня уже нет места в этом мире! — заявила Карин и подумала, что эти слова прозвучали еще до того, как в ее душе созрело окончательное решение. Но, значит, так тому и быть.

После ее ответа Бартон сразу же повернулся к Ригану.

— Твоя очередь, Риган. — Как-то так получилось, что инициатива в этом определяющем всю их дальнейшую судьбу разговоре незаметно перешла к Бартону. Танаева это вполне устраивало, он хорошо знал, что между командиром и его командой должна существовать определенная прослойка, нечто вроде «среднего командного звена», в армии не зря придумали институт прапорщиков. Хороший прапорщик избавляет командира от сотен повседневных мелочей, оставляя ему время для более серьезных дел.

«Впрочем, это еще вопрос, кто из нас в конце концов займет место прапорщика!» — подумал Танаев с усмешкой и сумел, незаметно для остальных, бросить в сторону Карин признательный взгляд, поблагодарив ее за смелое решение. Но он так и не понял, с каким нетерпением она ждала этого одобрительного взгляда.

Риган не спешил с ответом, и было заметно, что решение дается ему нелегко. Что-то тяготело над этим человеком, и, когда наконец он заявил, что пойдет с ними дальше, это вовсе не обрадовало Танаева.

— У нас в команде перед опасным заданием действовало хорошее правило: новички рассказывали о себе самое важное, нечто такое, что стоило сохранить в памяти, если с ними что-нибудь случится. Поскольку мы все здесь друг для друга новички, может быть, нам стоит познакомиться поближе? — предложил Танаев, и Бартон сразу же поддержал его:

— Хорошее правило! И пусть начинает рассказ тот, кто последним принял решение остаться с нами.

«Ловко он его пришпилил — и ведь наверняка что-то знает про этого типа», — подумал Танаев, с интересом поворачиваясь к Ригану.

— До того как попал сюда, я служил в элитных частях Северной империи. Этот период я плохо помню, остались только отрывочные воспоминания.

— Ну, это у всех так! — поддержал его Фавен.

— А как называлась ваша часть, не помните? — поинтересовался Танаев, хорошо знавший, что собой представляли эти «элитные части», занимавшиеся «чистками» недовольных.

— Нет. Названия не помню. Помню, что нашей задачей была ликвидация адептов темных. Нашествие было в самом разгаре. Империя с трудом удерживала небольшую территорию на побережье Ледовитого океана, и в наших городах было полно агентов пришельцев, которые занимались подрывной деятельностью, вербовали сторонников, устраивали теракты... Но, повторяю, я плохо помню этот период.

— Кажется, я знаю, как называлось ваше подразделение! — вставил Танаев. — Бригада ликвидация, не так ли?

— Не помню.

— Хорошо, продолжайте. Расскажите, как вы сюда попали?

— Так же, как все. Заснул там, проснулся здесь.

— А в шатуны-то ты по какой нужде подался? Ты, насколько мне известно, был на хорошем счету у стражей, даже медаль получил «За верность», — спросил Фавен, не скрывавший свою неприязнь к Ригану.

— Они хотели перевести меня к серым монахам, есть там у них такой пост, на территории серых, вроде бы он должен наблюдать за монахами, только оттуда никто не возвращается, этот пост так и прозвали «Последнее место службы» — вот я и решил податься в бега, пока не поздно.

— Стражи без серьезной причины не переводят своих к серым! Тебя-то по какой причине туда спровадили? — Фавен не ослаблял цепкую хватку своих вопросов. Ему давно хотелось вывести Ригана на чистую воду, и вот теперь он с радостью воспользовался представившимся случаем. Однако Танаеву не хотелось расшатывать и без того хрупкое равновесие в рядах своих немногочисленных спутников. Все равно ни в чем серьезном Риган не признается, не настолько он глуп. Выяснять его предыдущую биографию придется постепенно, окольными путями, продолжение сегодняшнего допроса ни к чему хорошему, кроме открытой ссоры, не приведет.

— Хватит на сегодня! Остальные изложат свои истории в следующий раз. А сейчас я, как и обещал, познакомлю вас со своим планом привлечения к нашему небольшому отряду помощников, настолько могущественных, что, если мой план удастся, проблем с проникновением в старый город у нас не будет.

— Что же это за помощники? — заинтересованно спросил Риган, весьма довольный тем, что своеобразный допрос, который учинили ему Бартон с Фавеном, наконец закончился.

— Вы все их хорошо знаете, вы постоянно пользуетесь их услугами, только до сих пор в основном они использовали вас в своих целях, заставляя работать на себя и употребляя ваши тела в пищу. Я собираюсь изменить это обстоятельство, повернуть его в обратную сторону, заставить дома работать на людей!

— Это невозможно! — возразил Бартон. — Никому не удавалось добиться от домов сотрудничества, даже те из наших старейшин, кто хорошо владел языком домов, давно отказались от этой затеи. Дома терпят нас только до тех пор, пока мы им нужны, и с радостью избавятся от людей, как только представится такая возможность.

— Вот я и хочу предоставить им такую возможность. Тем более что это желание испытывают обе стороны.

— Ты говоришь непонятно! — недовольно проворчал Фавен.

— Сейчас поясню. Дома остро нуждаются в органической пище и только поэтому терпят присутствие людей внутри своих стен. Я собираюсь предоставить им альтернативную возможность получения всех необходимых для их полноценного функционирования органических веществ.

— Может, объяснишь это попроще? — попросил Фавен.

— Я хочу научить дома самостоятельно готовить для себя органическую пищу!

— Но, если каким-то волшебным образом тебе удастся осуществить этот сумасшедший план, дома перестанут нуждаться в людях и попросту избавятся от нас! — гневно возразил ему Бартон.

— Совершенно верно! Именно этого я и добиваюсь. Человеческая колония в проклятом городе давно уже деградировала настолько, что ничего не предпринимает для собственного спасения, влачит жалкое существование, а о былой свободе вспоминает лишь во сне. Людям нужен хороший отрезвляющий пинок! Я хочу, чтобы дома выгнали своих поселенцев на улицу.

— Если это случится, все человеческие поселения в городе попросту вымрут.

— Совсем не обязательно. Если дома, избавившись от людей, останутся их сторонниками и друзьями, этого не произойдет.

— Хорошая шутка. Ты решил нас разыграть, чужестранец? — поинтересовался Бартон, впервые назвавший Танаева именем, отодвигавшим его за черту отчуждения.

— Видишь ли, мой недоверчивый друг, я знаю способ, как это сделать. Сделать так, чтобы дома, избавившись от присутствия людей, одновременно с этим попали в полную от них зависимость. Так сказать, поменять местами эти две противоположные силы.

— Если ты действительно это знаешь, то ты великий мудрец или волшебник!

— Ни то ни другое. Просто мою голову в одно не совсем прекрасное время превратили в гигантский компьютер. Знаешь, что это такое?

— Знаю. Я не так давно покинул верхний мир, и моя память еще крепка.

— Тогда ты поймешь меня! В мой мозг был заложен огромный объем информации, когда-то принадлежавшей чужой цивилизации, на много тысячелетий опередившей нас в развитии. Чаще всего эта информация бесполезна в обычной жизни — хотя бы потому, что мне самому открылся смысл лишь сотой части сведений. Но иногда я черпаю из этого кладезя весьма оригинальные идеи. К примеру, я знаю, как устроена органическая молекула белка, составляющего основу человеческого тела и столь необходимого нашим будущим друзьям. Знаю до последнего атома, вместе со сложнейшей формулой этого белка.

— В таком случае тебе не хватает только завода для производства этого вещества.

— Завод есть, мы сидим внутри его.

На какое-то время спор прервался. Пораженные последним заявлением Танаева, его спутники пытались понять, какие практические выводы можно сделать из этого сообщения.

Наконец Бартон спросил:

— Ты действительно хочешь сказать, что можешь научить дома производить для себя пищу?

— Вот именно! Их строителями заложен в эти здания огромный производственный потенциал. Я понял это, когда задумался над довольно простым вопросом — откуда дома берут воду для нас? Здесь нет никаких подземных источников, едва ли не через метр от поверхности температура почвы превышает точку кипения. Так откуда же дома берут воду? Есть единственный ответ на этот вопрос — они ее синтезируют. А если они могут синтезировать воду, с ее простейшей формулой, то почему бы им не попробовать синтезировать для себя столь необходимый им органический белок?

— Тебе не кажется, что пора остановиться? — Бартон казался весьма встревоженным. — Ты ведь понимаешь, что дома слышат каждое наше слово!

— Пусть слышат!

— Но если ты и на самом деле собираешься научить их самостоятельно готовить для себя пищу, то мы станем им совершенно не нужны, мы станем для них обузой, и они немедленно избавятся от нас!

— В этом весь фокус! В органической формуле, которую я собираюсь предложить им для производства пищи, будет несколько ингредиентов, которые они не смогут изготовить самостоятельно. Они будут получать их только от людей, и при этом им не понадобится съедать человеческие тела!

— Что же это за ингредиенты?

— А вот этого я вам сейчас не скажу. Сначала я должен договориться с домами о своеобразном натуральном обмене — я обменяю формулу изготовления белка на обеспечение нашего безопасного проникновения в старый город. Ну как, согласны?

Этот последний вопрос Танаев адресовал не людям. Он приподнял голову и спросил окружавшую их тьму, наполненную эманациями гнева. Никто не смел разговаривать с домами подобным образом, но гнев в конце концов был развеян интересом к его предложению.

Ответ пришел через минуту, и ментальное поле, выбросившее в сознание людей эти слова, было настолько мощным, что его услышали даже те, кто не обладал ментальным слухом и никогда до этого не слышал голоса домов.

— Проход в старый город будет вам обеспечен, после того как мы убедимся, что сможем использовать ваше предложение.

— Им нельзя отказать в осторожности! И что ты теперь собираешься делать? Ты хоть понимаешь, насколько все это рискованно и чем может закончиться твой эксперимент для людей, живущих в этом мире? — Бартон давно уже не пытался скрыть неодобрение затеи Танаева, слишком опасной и, кроме того, совершенно непонятной для не посвященных в тонкости органической химии.

— Я собираюсь предложить им нечто вроде катализатора! — еще более непонятно закончил разговор Танаев.

ГЛАВА 17

После принятия нелегкого решения все чувствовали усталость, да и время было позднее. Тщательно распределив между всеми три литра воды, которые ей удалось получить, Карин заявила, что она отправляется спать.

В доме довольно легко уединиться, особенно если он считает тебя своим жильцом. Достаточно попросить создать изолированную нишу. Но Карин не стала этого делать, ожидая, что после всего случившегося Танаев захочет поговорить с ней наедине. И она не ошиблась.

Вскоре его высокая фигура возникла у входа.

— Я могу войти?

«Вежливый... — почему-то с огорчением подумала Карин, — не слишком ли он вежливый?»

— Входи, конечно. Ты отсутствовал гораздо дольше, чем обещал.

— Так получилось. Мне хотелось выяснить, что собой представляет племя шатунов, о котором ходит столько легенд. Ты ошибалась в их оценке. — Он старался не смотреть на Карин, соблазнительно раскинувшуюся на теплом и мягком полу, но она, конечно же, заметила его тщательно скрываемые взгляды и усмехнулась.

— Ты пришел по делу или хочешь мне что-то сказать?

— Я пришел по делу, ну и чтобы поговорить тоже.

— Тогда давай для начала покончим с делами. Ты хочешь знать, как погиб Гонт?

— Нет. Я понимаю, что его забрал дом во время нашего отсутствия. Меня интересует другое. Ты говорила, что сохранила свою волшебную колоду карт, которая может безошибочно предсказывать будущее. Я не верю в волшебство, но зато верю в хорошие предсказания. Не могла бы ты посмотреть, что нас ждет в ближайшем будущем? Прежде чем вступать с домами в прямой контакт и предлагать им оставить людей в покое, я хочу знать, чем вся эта затея может закончиться.

«Значит, он все же пришел по делу...» — подумала Карин, удивившись собственному разочарованию. И, резко поднявшись, прислонилась спиной к стене.

— Это не так просто, как тебе кажется... Дело в том, что, выполняя твою просьбу, я буду вынуждена заглянуть и в свою собственную судьбу. А это строжайше запрещено прорицательницам. Я ведь не гадалка, Танаев, я действительно могу предсказывать грядущие события. А если я узнаю свою судьбу, это закончится для меня очень плохо.

— В таком случае оставим это и отдадимся на волю случая. — Танаев поднялся, собираясь уйти, и неожиданно Карин поняла, что если сейчас не остановит его, то появившаяся между ними трещинка может превратиться в непреодолимую пропасть.

— Нет! Подожди! Я еще ничего не решила... Сегодня особенный день, день большого полнолуния в верхнем мире, день, когда оболочка, отделяющая миры друг от друга, истончается и позволяет проникнуть видящему взору далеко за ее пределы. И это не простое совпадение, что ты пришел ко мне с такой просьбой именно сегодня. Совпадений в таком деле не бывает, а если это указание богини Кайры, я должна ему подчиниться, чем бы это ни грозило мне лично...

— Не бойся, девочка. Что бы ни случилось, я не брошу тебя и смогу защитить от опасностей. — Неожиданно Танаев вспомнил, что такие же или подобные слова уже говорил другой женщине, но обстоятельства сложились так, что он не смог выполнить свое обещание. Не происходит ли сейчас то же самое? Не обрекает ли он на гибель эту молодую и прекрасную женщину, увлекая ее в огненный водоворот собственной судьбы, давно уже ушедший за пределы того, что люди называют «обычной жизнью»?

Но необратимые слова уже были произнесены, и, не отводя от него своих огромных, вопрошающих глаз, Карин достала карты... Он так и не понял, откуда они появились — секунду назад их еще не было, и вот уже колода в руке у девушки.

Карты, не похожие на все, что он видел и знал о гадальных картах, или о картах Таро, как их иногда называли в верхнем мире.

Не перебирая колоду, Карин наугад вытянула одну из карт и положила ее перед собой лицом вверх.

— Король мечей... Я так и знала, что первой выпадет твоя карта... Ну что же ты молчишь? Задавай свои вопросы, не мне — ей! — Она кивнула куда-то в пространство над своей головой, и нетрудно было понять, кого она имела в виду.

Неожиданно Танаев, который до сих пор не воспринимал свою просьбу слишком серьезно, почувствовал, как непонятное волнение сжало ему горло, словно он в этот момент и в самом деле стоял на пороге храма судьбы.

— Что же ты молчишь, рыцарь мечей? Что ты хочешь узнать у своей судьбы? — произнесла Карин изменившимся, незнакомым голосом.

— А что обычно говорят в таких случаях? — спросил Танаев, почему-то не решавшийся задавать свои вопросы.

— Разное спрашивают. Каждый свое, и почти никогда не спрашивают о том, что им действительно стоит знать. Спрашивают о богатстве, об исцелении от болезней, о мести, которую они замышляют против своих врагов, и о прочей чепухе.

— Я не буду спрашивать ничего подобного. Но мне необходимо знать, правильное ли решение я принял, могу ли я положиться на слово тех, с кем собираюсь вступить в переговоры, и, самое главное — приведет ли новая дорога к избранной цели? Сумею ли я в ее конце найти того, кто владеет огненным мечом? Передаст ли он мне свою мощь и смогу ли я обратить ее против тех, кто сейчас поганит Землю?

— Слишком много вопросов, рыцарь. Выбери один и задай его как можно проще. Так, чтобы ответ на него был однозначным.

— Хорошо. Сумею ли я выбраться из проклятого города в верхний мир?

Карин достала еще одну карту, накрыла ею короля мечей, затем достала еще две и положил их крест-накрест на первую.

— Ты не попадешь в верхний мир. Во всяком случае, в ближайшее время. Твоя судьба уведет тебя в противоположную сторону, к тем далеким истокам, где зарождался наш древний мир и боги, иные, древние боги, вершили его судьбу... Собственно, ты уже давно идешь по этой дороге.

— Откуда ты знаешь? Ты ведь даже не заглянула в карты.

— Настоящей предсказательнице карты нужны лишь для того, чтобы приблизить завесу, за которой скрыто будущее. Карты слишком примитивны, чтобы прорвать ее. Сделать это должен сам предсказатель. Но время, в течение которого он может находиться в контакте с высшим миром, ограничено и обходится для него слишком дорого, поэтому поспеши задать свой второй и последний вопрос.

— Хорошо. Смогу ли я встретиться с хозяином здешнего мира?

— Смертным не дозволено напрямую говорить с богами. Но тот, кого вы называете Прометеем, сам встретится с тобой, когда ты будешь готов к этой встрече.

— Когда же это случится?

— Это уже третий вопрос, и ответ на него ты не получишь. И, как бывает всегда, ты не спросил о самом главном, о том, что тебе действительно следует знать!

— И что же это?

— Ты собираешься встретиться с хозяином домов в виртуальном мире и хочешь знать, отпустит ли он тебя обратно в твой реальный мир. Но как раз на этот вопрос я не смогу тебе ответить, потому что судьба людей создается в реальном мире. Уйдя из него, они выпадают из реальности и из своей судьбы. Дальнейшее будет зависеть только от тебя самого, и шансов вернуться из чужой для тебя реальности совсем немного...

Карин вздрогнула, приходя в себя, и спросила, теперь уже своим обычным голосом:

— Ты узнал то, что хотел?

— Разве ты не слышала мои вопросы?

— Очень редко боги желают напрямую говорить со смертным, и если такое случается, никто не может услышать этот разговор. Я становлюсь простым передатчиком их слов и потом ничего не помню. За все те годы, что я предсказываю людям судьбу, такое до тебя случилось всего один раз.

— И как же это было? — заинтересованно спросил Танаев. — Кто был тот человек, чьи вопросы вызвали прямой ответ твоей богини?

— Это не моя богиня, — Карин усмехнулась. — Великая Кайра определяет судьбу всех живущих в нашем мире людей, порой мне кажется, что она ненавидит меня за то, что я пытаюсь проникнуть в ее тайны и рассказываю о них людям. Человек не должен знать своей судьбы.

— Почему?

— Потому что он может попытаться изменить ее, пойдя наперекор воле богов. Именно это и произошло с Карасом, напрямую говорившим с богиней. Я не знаю, о чем они говорили, но после этого Карас бросил свою молодую жену и новый, с таким трудом прирученный дом.

Он ушел в старый город, и больше его никто не видел. Охотники, из тех, что по договору с серыми несут стражу на самой границе освоенной людьми части города, рассказывали, что видели следы страшной битвы. Кровью были забрызганы все стены ближайших домов, никто не знает, была ли там кровь монстров, охранявших вход в старый город, или то была кровь самого Караса. Это случилось давно, и теперь уже никто не сможет узнать, что там на самом деле произошло.

— А что Карасу понадобилось в старом городе?

— Возможно, то же самое, что и тебе... В легендах говорится, что в храме древнего бога есть источник невероятной силы, способный подарить человеку власть над всеми тремя мирами.

— Тремя? Я ничего не слышал о третьем мире!

— О нем не принято говорить, чтобы не накликать беды. Третий мир находится под нами, это мир огненных демонов, и туда после смерти попадают только самые страшные грешники — те, кому уже никогда не будет даровано прощение богов.

— И все же, попал Карас в старый город или нет? Что об этом говорят твои легенды?

— В них говорится, что Карас пробился в старый город, но до храма так и не смог добраться, слишком тяжкие раны нанесли ему стражи старого города. И тогда у него оставалась одна-единственная возможность... Где-то в первом круге старого города есть проход в верхний мир, может быть, Карасу посчастливилось найти этот проход... Но даже если он нашел проход, он все равно не мог покинуть пределы проклятого города... Для тех, кто попадает к нам из верхнего мира, есть единственный открытый путь, путь вниз, в тот самый третий мир, о котором я тебе рассказала...

И в этот момент Карин заметила, что Танаев слушает ее невнимательно, думая о чем-то своем.

— Знаешь, мне все же придется отправиться в виртуальный мир домов, несмотря на неопределенность предсказания твоей богини, — проговорил он.

— Не делай этого! Дома не отпустят тебя обратно! Их ментальные поля усиливают друг друга, и человеку невозможно справиться с их силой.

— Я знаю. Придется действовать очень осторожно и провести нашу встречу так, чтобы дома согласились на добровольное сотрудничество с нами. Без их помощи не удастся добраться до старого города. Слишком много заслонов нагорожено, кто-то очень старается помешать мне туда попасть, и значит, у него имеется серьезная причина для этого.

— Я не хочу, чтобы ты уходил! Слишком долго я жила одна, и вот теперь, когда я наконец встретила своего мужчину, ты собираешься покинуть меня навсегда! Что мне сделать, чтобы ты передумал?

Она приблизилась к нему вплотную и, прежде чем он успел возразить, едва уловимым движением руки приказала дому закрыть нишу, в которой они находились. Затем, по-прежнему не давая ему возможности опомниться, Карин медленно, не отрывая от него взгляда, потянулась к застежке, скреплявшей на ее плечах многострадальную одежду, разорванную еще Гонтом и затем наспех залатанную.

— Не делай этого! Я все равно уйду, но постараюсь вернуться, и вот тогда, если мне это удастся, я заслужу право воспользоваться твоим даром.

— Даром не может быть то, что приносит радость обоим! — И, не оставляя Танаеву возможности вновь возразить, она закрыла ему рот поцелуем.

Одежда легко скользнула на пол, и фигура женщины, которая столько раз вставала перед мысленным взором Танаева, теперь предстала перед ним во всей своей реальной ослепительной красоте.

Назад: ГЛАВА 7

Дальше: ГЛАВА 18