Несколько мгновений все молчали.

— Он не такой поборник веры, как мы, — пояснил Джейсон, — но он враг сатанинских отродий, и они преследуют его; значит, он наш союзник.

Рух посмотрела на него:

— А ты?

— Все последние восемь лет я трудился во имя веры, — ответил Джейсон. — Я был одним из Воинов в Чарити-Сити даже тогда, когда учился в колледже. Потом, в разное время, я сражался в отрядах Колэмбайна и Оливера Маккоичена.

Он повернулся и кивнул в сторону Хилари.

— Об этом известно Хилари. Он знает меня.

— Это верно, — подтвердил Хилари. — Все, что он говорит, — правда. Я знаю его уже больше пяти лет.

— Но ты не знаешь того, другого, — сказал Иаков Дитя Господа.

— Он сообщил, что был шахтером на Коби, — продолжал Хилари. — Я пожал ему руку и почувствовал на ладони мозоли от резака. А шахты Коби — единственное место во всех четырнадцати мирах, где до сих пор работают лазерными резаками.

— Он может быть шпионом. — Голос Иакова Дитя Господа оставался спокойным и ровным.

— Он не шпион. — Иаков повернулся к Рух Тамани. — Могу я поговорить о нем с тобой наедине?

Она внимательно посмотрела на него.

— Ты можешь поговорить наедине с нами обоими, — ответила она. — Идем, Иаков.

Она повернулась и пошла. Иаков Дитя Господа поднялся, по-прежнему не выпуская из рук конусного ружья, и вместе с Джейсоном двинулся за ней на край поляны. Там они остановились и начали разговаривать.

Хэл ждал. Он встретился взглядом с Хилари, и тот едва заметно улыбнулся, возможно, стараясь приободрить его. Хэл тоже улыбнулся в ответ.

К нему вернулось прежнее, хорошо знакомое чувство незащищенности и одиночества. Он ощутил его так же резко, как легко одетый человек, вдруг оказавшийся на улице в ненастную погоду, начинает дрожать от холода и пронизывающего ветра.

Внезапно его вернул к действительности тот факт, что разговор в дальнем конце поляны закончился. Джейсон и Иаков Дитя Господа шли обратно, в его сторону. Рух Тамани осталась там, где стояла во время разговора с ними. Она позвала его, ее звонкий голос был хорошо слышен через всю поляну.

— Подойди ко мне, пожалуйста.

Он подошел и остановился в метре от нее.

— Джейсон Роу сообщил нам все, что знает о тебе, — сказала она. Ее взгляд был пронзительным, но не жестким, глубина темно-карих глаз казалась бездонной. — Он верит тебе, но он может ошибаться. Нет никаких доказательств того, что ты не шпион. А Иаков очень этого опасается.

Хэл кивнул.

— Ты можешь как-нибудь доказать нам, что ты не шпион, подосланный Иными либо милицией?

— Нет, — ответил он.

— Я не имею права рисковать своими людьми, если это может обернуться опасностью для нас. Ты — один, а нас много, и то, что мы делаем, — важно.

— Это я тоже знаю, — сказал Хэл.

Рух смотрела на него изучающим взглядом. Ее лицо было подобно ее глазам — не настороженное, но в то же время непроницаемое, не дающее ни малейшего намека на то, о чем она думает. Он поймал себя на мысли о том, как хороша она, стоящая вот так, в лучах солнечного света.

— Те из нас, кто взял в руки оружие, чтобы сражаться против Иных и их рабов, — сказала она, — считают доказательствами не только документы. Если бы это было не так, мы бы не находились здесь, воюя с ними. Джейсон говорит, что ты даже не открыл ему свое подлинное имя. Это правда?

— Да, — ответил он. — Это правда.

Она снова молча смотрела на него секунду-другую.

— А мне ты не хочешь рассказать о себе и о том, как получилось, что ты оказался здесь? — спросила она после паузы. — Если ты расскажешь и я поверю тебе, то мы, возможно, позволим тебе остаться с нами.

Он колебался. Первое и самое главное правило из всех, какие ему внушали на тот случай, если ему придется скрываться — а именно это он и делал в последние годы, — держать в тайне свое подлинное имя. И в то же время что-то в его душе — возможно, вновь пробудившееся поэтическое начало — настойчиво призывало его любой ценой остаться здесь, с Рух и всеми ее людьми. Он вспомнил Авдия.

— Одним из тех, кто вырастил и воспитал меня, — сказал он, — был человек по имени Авдий, родом отсюда, со Старого Континента Гармонии. Однажды он заявил, имея в виду меня: «Мой народ никогда тебя не выдаст». Он говорил о людях, подобных вам, о том, что вы не выдадите меня Иным. Я хочу знать: могли бы вы выдать меня в том случае, если примете к себе? Можешь ты представить себе такие обстоятельства, при которых вы выдали бы меня?

Она смотрела на него широко открытыми глазами.

— Ты ведь не с Гармонии и не с Ассоциации, верно?

— Верно, — ответил он. — Я с Земли.

— Я так и подумала. Вот почему ты не понимаешь. На обеих наших планетах найдутся люди, которые могли бы выдать тебя Иным. Но мы не берем их в расчет. И Бог не берет их в расчет. Если мы примем тебя в свой отряд, то даже ради спасения всех остальных наших бойцов мы не выдадим тебя, точно так же как не выдали бы никого другого. Я объясняю это тебе только потому, что ты — не один из нас; и это не твоя вина, что приходится объяснять тебе то, что не нуждается ни в каких объяснениях. Какая была бы польза от нас и от всего того, что мы делаем, если бы мы принадлежали к тем, кто способен купить свою безопасность или победу ценой хотя бы одной-единственной живой души?

Он снова кивнул, на этот раз очень медленно.

— Этот твой Авдий, — заговорила она снова, — был твердым поборником веры?

— Да.

— И ты хорошо его знал?

— Да, — повторил Хэл. И, воскресив в памяти образ Авдия, снова, несмотря на прошедшие годы, почувствовал, как у него сдавило горло.

— Тогда ты должен понимать то, что я тебе говорю.

Он справился со спазмом в горле и еще раз посмотрел ей в глаза. Они были не такими, как глаза Авдия, но в то же время похожими на них. А Авдий никогда бы его не предал.

— Я расскажу тебе все, — произнес он, — если этого не будет знать никто, кроме тебя.

— Нет, не будет, — ответила Рух. — Если твой рассказ меня убедит, то всем остальным вполне хватит моего ручательства за тебя.

— Ну, тогда слушай.

Стоя рядом с ней на краю поляны, он поведал ей все, начиная со своих смутных детских воспоминаний и кончая теми событиями, которые привели его к ним. Когда он стал описывать смерть Авдия, Уолтера и Малахии, у него снова перехватило горло, и несколько секунд он молчал, не в силах произнести ни слова. Когда голос вернулся к нему, он продолжил свой рассказ.

— Да, теперь я понимаю, почему ты не хотел говорить обо всем этом, — сказала она, дослушав его до конца. — Скажи, а почему твои учителя были так уверены, что Иные, узнав о твоем существовании, обязательно решат тебя уничтожить?

— Уолтер объяснял это с позиций онтогенетики. Тебе знакомо это экзотское научное направление?

Она кивнула.

— Некоторые из Иных являются экзотами по происхождению, и им известно, что, согласно онтогенетическим расчетам, я могу стать проблемой как для них самих, так и для того, чего они стремятся добиться. Поэтому они постараются убрать меня. Но если мне удастся уцелеть до тех пор, когда я стану достаточно взрослым, чтобы противостоять им, то я не только сумею сам защитить себя, но и смогу помочь остановить их.

— Понимаю. — Темные глаза Рух почти светились в солнечных лучах. — Если верить тебе — а я верю, — ты тоже карающий меч Господа, только на свой лад. — Она улыбнулась ему. — Мы берем тебя. Пошли.

Она повела его через поляну обратно к ожидавшим их Иакову, Хилари и Джейсону.

— Начиная с этого момента Ховард Иммануэльсон — член нашего отряда, — сообщила она, обращаясь к Иакову. Затем, повернувшись к Джейсону, добавила:

— И ты, конечно, тоже, если ты сам этого хочешь.

— Да, хочу, — ответил Джейсон. — Спасибо.

— Если тебе знакома жизнь воина — а судя по твоим словам, она тебе знакома, — то ты должен знать, что благодарить тут почти не за что. — Она снова повернулась к Иакову:

— Иаков, я приняла Ховарда в наши ряды потому, что он рассказал мне нечто такое, чего я не могу сообщить ни тебе, ни другим. Но я заявляю тебе, что полностью доверяю ему.

Взглядом голубых глаз, твердых, как сапфиры, Дитя Господа буквально буравил Хэла.

— Пусть будет так, если это говоришь ты, Рух, — медленно произнес он и добавил, обращаясь к Хэлу:

— Ховард, следующий, кто здесь командует после Рух, это, я. И ты должен всегда помнить об этом.

— Хорошо, — кивнул Хэл.

— Хилари, ты не останешься пообедать с нами? — предложила Рух.

— Спасибо, Рух, — поблагодарил Хилари, — но у меня много работы в мастерской, не говоря уж о том, что я сегодня дважды пропустил время молитвы, пока перевозил к тебе сюда этих людей.

— Но у нас будет молитва перед обедом.

— Ну как же, знаю, два раза в день, утром и вечером, — с ноткой сарказма изрек Хилари.

— И это все?

— Наступит день, и Господь предъявит тебе и твоим людям свой счет, Рух.

— Он предъявит свой счет каждому из нас, — отозвалась она.

— А ты решила теперь поступать по-новому и заменять молитвы своими боевыми действиями, так, что ли? — Хилари вздохнул и перевел взгляд на Дитя Господа:

— Ну а как твоя душа чувствует себя, когда ты молишься всего два раза в день?

— Я молюсь тогда, когда позволяет Бог, — ответил, слегка гнусавя, Иаков. — Я привык делать это по шесть раз в день или чаще. Но важно то, что человек обращается к Богу, а преклоняет ли он при этом колени и складывает ли руки в молитвенном жесте, это не так важно. А наша Рух воистину служит Богу. — Его глаза, устремленные на Хилари, сверкнули. — Или ты хочешь сказать, что это не так?

— Нет, я не хочу этого сказать, — спокойно произнес Хилари. — И ты отлично знаешь это. Но может наступить время, когда в этих двух мирах, от которых когда-то ждали очень многого, совсем забудут о соблюдении регулярных часов молитвы. А если так случится, то не станет ли это доказательством того, что мм все-таки пошли следом за сатанинскими отродьями?

— Оставаться обедать или нет — решать тебе, Хилари, — сказала Рух. — Во всяком случае, нам было бы приятно видеть тебя за нашим столом. Но мы живем слишком близко к той грани, которая проходит между жизнью и смертью, чтобы обсуждать в нашем лагере вопросы соблюдения религиозных канонов.

Хилари пожал плечами.

— Прости меня, Рух. Я, наверное, старею. А когда превращаешься в старика, становится больно видеть, как твои соплеменники отворачиваются от Бога, и вспоминать молодость и наши надежды на то, что наступит день, когда все начнут признавать учение Господа и жить по его законам. Ну хорошо, хорошо, я больше не буду говорить об этом. Спасибо за приглашение, но и не могу остаться на обед. Как ты думаешь, когда вы уйдете из этих мест?

— Скоро. А что, есть кто-нибудь еще, кого ты хочешь привезти к нам?

— Нет. Я просто хотел знать на всякий случай.

— Через два дня. Нам надо пройти еще через один район, чтобы собрать дополнительное количество компонента. Затем мы уйдем оттуда, чтобы запастись всем необходимым и подготовиться. — Рух повернулась к Джейсону. — А ты, Джейсон, проведи Ховарда по лагерю и расскажи ему о наших порядках. Представь его и представься сам остальным бойцам отряда. А затем возвращайтесь к палатке, где находится кухня. Вы поможете тем, кто там сегодня дежурит. Джейсон, тебе приходилось иметь дело с ослами?

— Да, — кивнул Джейсон.

— Тогда ты сможешь нам помочь сразу же, как только мы свернем лагерь и двинемся в путь. А в последующие дни попробуй научить Ховарда обращаться с животными так же, как умеешь это делать сам. — Она повернулась к Хилари:

— А теперь, Хилари, мы все намерены приняться за работу. Если нам повезет, мы снова пройдем по этим местам еще до конца года.

— Удачи тебе, — сказал Хилари. Они обнялись.

— И вам всем удачи, — сдержанно добавил Хилари, посмотрев поочередно на Дитя Господа, Джейсона и Хэла, затем зашагал к своему фургону. Он сел в кабину и через несколько секунд, запустив вентиляторы, поднял машину на подушку. Еще через секунду она развернулась на месте, нырнула в гущу деревьев, стала взбираться вверх по склону и вскоре скрылась из виду. Рух, повернувшись к Иакову, начала что-то обсуждать с ним. Хэл почувствовал прикосновение к своему локтю. Обернувшись, он увидел перед собой Джейсона.

— Пошли, Ховард, — сказал Джейсон и повел его в дальний конец поляны, к деревьям у ручья.