Интерлюдия 3
После потери сознания в столовой Артем пришел в себя уже в комнате. Кто и как его туда приволок, он не помнил.
Артем лежал в кровати под одеялом, одетый в новую клетчатую серо-зеленую пижаму. Левый рукав рубашки был засучен почти до подмышки, в сгиб оголенной руки была воткнута капельница. По прозрачной гибкой трубочке стекала в вену какая-то бурая жидкость, напоминающая кровь.
– Что за ефунда, – пробормотал себе под нос Артем. Распухший после удара хлыстом язык с трудом ворочался во рту, вызывая шепелявость. – Мне кфовь, что ли, чью-то пефеливают? Вот еще пфидумали…
– Не тронь! – рубанул по ушам механический голос Хозяина, когда Артем попытался извлечь из вены иглу.
Артем испуганно отдернул руку и, заискивающе улыбаясь потолку, спросил:
– Могу я хотя бы узнать, что это?
– Не можешь, – безапелляционно заявил Хозяин. – Поставили, значит, так надо… Скажи-ка лучше, отчего ты такой норовистый. Мало, что ль, в первый раз от господина экзекутора перепало? Зачем в столовой скандал провоцировал? Теперь вон губы как оладьи. Язык во весь рот. Говоришь с трудом.
Артем торопливо пробежал пальцами по лицу. Хозяин явно привирал, на ощупь с губами было совсем не так уж плохо. Гораздо лучше, чем в столовой после удара экзекутора. Да и непослушный поначалу язык очень быстро начинал разрабатываться. И грудь уже не болела. Чудесному преображению имелось единственное разумное объяснение – должно быть, милая горничная, пока Артем пребывал в отключке, обработала ушибы снадобьем.
– Да, прислуга твоя молодец, – словно прочитав мысли, ошарашил Хозяин. – Вот кабы ты еще ее не подставлял, вообще бы девке цены не было.
– Я?.. Как?.. Когда?.. – изумленно запричитал Артем.
– А в столовую кто позже всех явился? Было?
– Было, – понурив голову, признался Артем.
– То-то и оно, что было. И со слов прислуги твоей – вина в опоздании целиком на тебе.
– Да, она меня торопила, а я…
– Ну, чего замолчал. И что же ты?.. Впрочем, не важно. Видишь, как бывает, Артем, виноват один, а наказание за его нерасторопность понесет другой.
– Нет, не надо. Так нельзя. Это неправильно, – взмолился Артем.
– Внимание на экран. Смотри. И пусть это послужит тебе уроком, – объявил неумолимый Хозяин и отключился.
Шедший по обеззвученному телевизору фильм, какой-то примитивный голливудский ужастик про зомби, вдруг сменился изображением узкой деревянной скамьи, к четырем ножкам которой за руки и за ноги была привязана обнаженная горничная Артема. Хотя девушка лежала животом на скамье, у Артема не возникло и тени сомнения, что это именно его горничная. Мастеровитый оператор снимал связанную с самых разных ракурсов, позволяя зрителю подробно ознакомиться с волнующими изгибами беззащитного тела, и, разумеется, немаловажную деталь он уделил лицу жертвы.
Заплаканные испуганные глазки, лобик, покрытый крупными бисеринами пота, сморщенный от страха носик, ротик, забитый здоровенным кляпом. Все такое родное, любимое и беззащитно-обреченное. Кроме скамьи с обездвиженной пленницей в небольшой комнате с лишенными мебели голыми стенами больше не было ни души. Но, судя по тому, как вдруг напряглась и задергалась в путах горничная, в пустой комнате что-то явно происходило.
Не отрывая глаз от экрана, Артем на ощупь нашарил на тумбочке пульт и вернул звук.
– …Но ты нарушила данное мне обещание, – загремел из динамиков знакомый механический голос, – и за это господин экзекутор преподаст тебе урок.
– Ммм!.. – отчаянно забилась в путах пленница и закрутила головой, стараясь выплюнуть кляп.
Незримая тень в изножии скамьи налилась зеркальным блеском и стала видимой – фокус, без сомнения, был проделан специально для Артема. При виде замахнувшегося хлыстом экзекутора до сего момента хранивший ледяное спокойствие зритель взмолился:
– Прекратите! Так нельзя! Она ни в чем не виновата! Лучше меня казните!..
Но неумолимый экзекутор обрушил хлыст на беззащитную спину. На гладкой шелковистой коже девушки тут же вздулся безобразный рубец.
– И-и-и!.. – пронзительный визг девушки пробился даже сквозь кляп и острой бритвой полоснул Артема по сердцу.
В следующее мгновение весь экран заполнили залитые слезами глаза, красноречивее любых слов молившие прекратить истязание. За кадром послышался свист летящего к цели хлыста – без того огромные зрачки горничной заполнили всю радужку. Раздался сочный звук удара, по лицу девушки пробежала судорога боли, визг сменился надсадным хриплым воем, из глаз буквально брызнули ручейки слез. А неутомимый хлыст уже снова с шипением резал воздух…
– Нет! Я не могу на это смотреть! – взвыл Артем, вырубил пультом звук, зажмурился и для верности еще прикрыл глаза ладонями.
Хозяин отреагировал мгновенно.
– Верни звук и смотри! – громыхнул механический голос из динамиков. – Или господин экзекутор забьет твою прислугу до смерти.
Подобной трагедии Артем, разумеется, допустить не мог. Он открыл глаза и вернул звук телевизору. Картинка на экране вновь изменилась. Лицо страдалицы исчезло, снова появился нормальный вид комнаты сверху. Спину девушки украшали уже пять вздувшихся побагровевших полос. А зеркальная фигура экзекутора отводила руку с хлыстом за спину в очередном замахе…
Несчастному молодому человеку ничего не оставалось, как сцепив зубы, отсчитывать наносимые палачом удары. С каждым новым хлопком хлыста Артем вздрагивал, будто зеркальный прут обжигал и его спину тоже. Он рассчитывал, что наказание ограничится десятью, как было в его случае, но, увы, надежды его рассыпались прахом, когда после десятого экзекутор вновь размахнулся хлыстом.
Порка прекратилась, когда несчастная горничная перестала реагировать на избиение, провалившись в глубокий обморок. Это случилось после семнадцатого удара.
Спина несчастной превратилась в один сплошной багровый рубец. Конечно, у горничной имелось эффективное целебное средство против такого вида травм, но как же бедняжка сможет им воспользоваться. Нужен кто-то, кто натер бы ей спину.
Невеселые думы Артема прервал зловещий скрежет бензопилы вкупе с оглушительными криками ужаса – прямая трансляция с места наказания горничной прервалась, и на телеэкран вернулся прерванный трансляцией фильм. Со звуком Артем без труда узнал обожаемый в школьные годы ужастик: «Резня бензопилой по-техасски», на экране во все стороны литрами летели искусственная кровь и якобы отпиленные бутафорские пальцы. Брезгливо поморщившись, Артем выключил звук.
– Надеюсь, ты сделал вывод из увиденного? – раздался из динамиков голос Хозяина.
– Что вам ничего не стоит до полусмерти забить беззащитную девчонку, я знал и без этой демонстрации, – огрызнулся Артем.
– Не нужно делать из меня монстра. Сам виноват… Отныне твоя прислуга будет разделять с тобой наказание. И стоит тебе нарушить закон – она будет страдать у тебя на глазах.
– Это несправедливо, – проворчал молодой человек.
– Жизнь вообще несправедлива, – рассмеялся Хозяин. – Я тебя предупредил о последствиях, а уж дальше сам решай, как поступать. Все в твоих руках. Понял?
– Понял.
– Хорошо. Тогда вставай, умывайся, приводи себя в порядок, одевайся, и милости прошу в столовую. Прислуга не сможет сопровождать тебя в этот раз. Но, уверен, ты и самостоятельно прекрасно отыщешь дорогу.
– Отыщу.
– Тогда жду тебя в столовой через пятнадцать минут. Кстати, твои часы снова ходят.
Артем недоверчиво цапнул с тумбочки стальной браслет и поднес к глазам. Секундная стрелка привычно бежала по кругу. Минутная была около четверки, часовая между пятеркой и шестеркой.
– Выходит, сейчас двадцать минут шестого? – уточнил молодой человек.
– Определенно, – подтвердил Хозяин.
– Вот только не понятно: утра или вечера?
– Какая тебе разница?
– Хочу знать.
– Много будешь знать – плохо будешь спать. Пятнадцать минут засечь сможешь, и этого достаточно. Собирайся, нечего зубы мне заговаривать. И так времени на тебя сверх меры потрачено.
– Погодите, а как же это, – Артем указал на торчащую из левой руки капельницу, по трубке которой еще бежала красная жидкость.
– Вынь иглу и брось на пол.
– Но оттуда накапает. Ковер заляпаю.
– Не твоя забота. Делай, что говорят.
Артем повиновался…
В столовую он прибыл через тринадцать минут. В тех же черных брюках и белой рубашке. Как и в первый раз, одежду Артем обнаружил висящей на плечиках в шкафу. Все было безукоризненно чистое и отутюженное.
В огромном зале почти не было изменений. Белые статуи по углам. Зрачки-прожекторы. Тусклая подсветка от нижнего ряда лампы. И подковообразный стол с двумя десятками стульев. Единственное новшество – в камине теперь не горел огонь, а на стене над ним висел огромный белый экран.
Артем появился в столовой одним из первых. За столом сидело всего пятеро марионеток Хозяина: двое мужчин и три девушки. Четвертая представительница прекрасного пола, опровергая теорию о непунктуальности женщин, впорхнула в зал следом за Артемом.
Памятуя о запрете Хозяина на общение с собратьями по несчастью, Артем молча прошествовал на свое место и, от нечего делать, стал наблюдать за входящими в зал людьми.
Он обнаружил странную закономерность – все входили в зал поодиночке, ни одной пары, не говоря уж о тройке. Хотя проживали пленники на одном этаже, и двери их комнат выходили в один общий коридор. Чтобы попасть в столовую, каждому нужно было пройти часть коридора и, свернув на площадку, нажать кнопку вызова лифта. Кабинке, если она находится внизу, необходимо было примерно десять секунд для подъема. Так неужели же ни разу, в ожидании лифта, на площадке не скапливалось хотя бы двух человек? А если скапливалось, почему они не спускались вниз в одной кабинке?
Артему живо вспомнился пустынный белый коридор, по которому недавно прошелся сам. Как обернулся перед заходом на площадку, в надежде увидеть еще кого-нибудь. Но коридор за спиной был пуст. Он вызвал лифт, дождался, когда кабинка поднимется, вошел в нее – никого рядом по-прежнему не было. Дверь лифта закрылась. Он спустился вниз, вышел в столовую, направился к месту и на полпути услышал дробный стук каблучков за спиной. Девушка спустилась следом за ним с интервалом в четыре-пять секунд. Но даже если предположить, что на вызов Артема снизу поднялись оба лифта и девушка воспользовалась вторым, почему он не слышал наверху цокота каблучков выбегающей из коридора барышни?
Вывод, сделанный им после сопоставления нестыкующихся фактов, был примерно таким: странное местечко – дом Хозяина, очень странное.
– Все собрались, – разорвал гнетущую тишину зала голос Хозяина.
Оторвавшись от невеселых дум, Артем окинул взглядом сидящих за столом – да, все стулья были заняты. Но ему показалось, что расстояние между сидящими стало больше. Он пересчитал людей за столом – вместе с ним оказалось девятнадцать человек.
– Вроде одного не хватает, – робко заметил сидящий слева от Артема невысокий лысеющий тип в очках. Его маленькая, хитрая физиономия очень смахивала на мордочку хорька.
Ответом наблюдательному соседу стал хлесткий шлепок хлыста по спине.
Между тем льющийся из-под потолка механический голос продолжал вещать:
– Итак, как я обещал ранее, во вторую нашу встречу будем смотреть кино. Так давайте же насладимся зрелищем. А потом… Впрочем, не будем забегать вперед. Сперва кино. Прослушайте правила, которые вам придется соблюдать во время просмотра. Их не много, но они очень важны. Вот они… Во время просмотра запрещается вставать с мест, вслух выражать эмоции и отводить взгляд от экрана. Нарушившего любое из правил постигнет суровое наказание. Не забывайте об этом, и останетесь целы и невредимы. А теперь внимание на экран. Огни гаснут… – Послушные воле Хозяина восемь прожекторов и лампа под потолком разом потухли, погрузив столовую в непроницаемый мрак, свет погас и на примыкающей к залу площадке, замаскировав мраком единственный выход.
– Сеанс начинается…
К экрану тут же устремились восемь радужных лучей проекторов, в которые превратились многофункциональные зрачки невидимых во мраке статуй. Огромное белое полотнище над камином разделилось на восемь секторов: один на две трети экрана в центре и остальные семь миниатюрных по краям. В каждом демонстрировалась какая-то отвратительная сцена, полная людских пороков.
Тишина зала взорвалась несусветным гамом единовременной озвучки восьми изображений. Через секунду звук центрального перекрыл периферийные, общий гомон которых упал до гула растревоженного пчелиного улья.
На центральной картинке какой-то бомжеватый тип с копной сальных, спутанных волос, с покрытым чирьями и язвами лицом, заросшим длинной, давно не чесанной бородой, одетый в замызганную безразмерную фуфайку и почерневшие от грязи дырявые джинсы, толстой сучковатой дубиной избивал большую черную крысу, держа ее на весу левой рукой за длинный облезлый хвост.
Действо происходило зимой на какой-то заваленной мусором свалке. Крыса отчаянно верещала и дергалась, пытаясь одновременно увернуться от дубины и зацепиться щелкающими зубами за фуфайку мучителя. Но живодер был начеку – держал страдалицу на вытянутой руке и периодически встряхивал, гася маятник от чересчур сильного удара. Параллельно с несмолкаемым крысиным писком сам бомж вел неторопливую, размеренную беседу с кем-то за кадром.
– Вот так надо, видишь, – объяснял он хрипящим прокуренным и пропитым голосом невидимому пока собеседнику, – чтобы крови побольше к мясу прилило. Тогда крыса вкуснее становится… Ну чё там с костром?
– Догорает, – откликнулся невидимка еще более отвратительным хлюпающим голосом и разразился надсадным туберкулезным кашлем.
– Углей-то нормально вышло?
– На крысу хватит.
– Тогда помогай.
Следующий удар дубины пришелся крысе по голове. Из глаз, ушей и носа несчастной брызнула кровь, животное задергалось в смертельных конвульсиях.
Меж тем в кадре появился второй бомж в длинном до пят заляпанном то ли плаще, то ли пальто, в правой руке у него блеснуло лезвие небольшого складного ножа…
С первых же кадров отвратительного «кино» Артем скривился от отвращения и омерзения. Когда же бомжи стали потрошить крысу, его вырвало, и, судя по утробным рыкам с соседних мест, не его одного. Строгий наказ Хозяина запрещал отводить глаза от экрана – свист хлыста и сдавленные крики нарушителей красноречиво напомнили о запрете.
Проклиная про себя омерзительного психопата Хозяина, Артем перевел взгляд с бомжей на маленькие картинки других фильмов и тихо выпал в осадок от неожиданного эффекта.
Оказалось, стоило перенести внимание с терзающих крысу бомжей, как центральное «кино» тут же уменьшилось до размеров периферийных фильмов и заняло место в общем ряду, заменив тот, на который переключилось внимание зрителя. Новый же фаворит Артема, напротив, сместился в центр экрана, раздался ввысь и вширь, явив взору следующее большое «кино». То же самое случилось, когда внимание Артема переключилось на третий крошечный фильм. Четвертый. Пятый…
Спасения там, как скоро выяснилось, искать было бесполезно. Собрание представленных фильмов оказалось настоящей клоакой, калейдоскопом отборной мерзости и грязи людской жизни.
«Картина», на которую Артем переключил внимание после бомжей и крысы, демонстрировала грязную, пьяную оргию. Действо разворачивалось в каком-то подвале. Из-за скудности освещения – дневной свет едва просачивался из двух крошечных решетчатых окошек под потолком – невозможно было точно определить количество участников.
На заваленном обрывками бумаги, тряпьем, объедками и пустыми бутылками полу впритык друг к другу лежали три грязных дырявых матраса, и на образованном ими гигантском сексодроме в недвусмысленных позах копошилась стайка полуголых бомжей. Из динамиков лился непрерывный поток пьяного мата вперемешку со стонами наслаждения, криками боли, злобным садистским смехом, отчаянным плачем, кашлем, иканием и громким пуканьем. Ничего, кроме отвращения, эта сцена не вызывала. Ее участники утратили человеческий облик, превратившись в сжигаемых похотью самцов и самок.
Зрелище достигло апогея отвращения, когда двое самцов, не поделив самку, бросились друг на друга и стали яростно увечить друг друга тем, что под руку попадалось…
Следующее «кино» демонстрировало невероятно толстое голое существо. Из-за заплывшего жиром тела невозможно было определить, кто это – мужчина или женщина. Первичные половые признаки были надежно укрыты жировыми складками. Изуродованная ожирением грудь тоже мало что проясняла. А отсутствие волосяного покрова на голове и теле и щетины на лице являлось весьма ненадежным критерием установления пола.
Существо сидело перед большим круглым столом, на котором громоздился гигантский многоярусный торт, весом с добрый центнер, если не больше. Существо руками отрывало от торта куски и пихало в рот. Лицо, руки, многочисленные подбородки, грудь и живот существа были заляпаны кремом. Существо громко чавкало и смачно рыгало. Но не только эти раздражающие звуки сопровождали марафон обжорства, параллельно раздавались и еще более омерзительные.
В стуле под дряблым обвисшим задом существа имелось отверстие, через которое отвратительная пародия на человека, ни капли не смущаясь, как только возникала потребность, тут же справляла нужду. А потребность у пожирающего торт существа возникала едва ли не ежеминутно, и куча дерьма под стулом росла и ширилась буквально на глазах…
В главной роли четвертого «кино» снова выступал грязный бомж. Съемка происходила на оживленной городской улице в летний солнечный день. Нищий бомж-попрошайка полусидел-полулежал в тени дерева на обочине тротуара. Из одежды на нем были лишь побуревшие от грязи шорты, с глумливой улыбкой сумасшедшего он демонстрировал прохожим ужасные язвы на щеке, груди, животе, руках и ногах.
Залитые гноем болячки были густо облеплены мухами, во многих копошились белые личинки. Гниющий заживо человек, должно быть, испускал отвратительное зловоние, проходящие мимо люди зажимали носы и ускоряли шаг. Из динамиков несся равнодушный, обыденный шум большого города: рокот моторов машин, топот ног, обрывки разговоров и редкие проклятия в адрес воняющего бомжа…
Пятое «кино» показывало массовую драку. Мрачный осенний вечер где-то на безлюдном пустыре в городской черте. Две банды молодых ребят, почти мальчишек, по доброй сотне с той и другой стороны, подначиваемые старшими лидерами, схватились врукопашную. Но благородный кулачный бой здесь был явно не в чести, и с одной, и с другой стороны в ход шли ножи, палки, кастеты, биты, прутья арматуры. Из динамиков неслись звуки ударов, грохот падающих тел, стоны раненых, крики победителей, призывы о помощи, мольбы о пощаде, рыдания и смех.
Кровь лилась рекой. Мелькали разбитые головы, вспоротые животы и застывающие, удивленные глаза шальных подростков, падающих на грязную мокрую землю. Еще мгновение назад в них пылал яростный огонь жизни, и отчаянным сорвиголовам казалось, что ничто не в силах его погасить, но в один ужасный момент они оказывались недостаточно быстрыми и вдруг умирали. Одна нелепая детская смерть, вторая, третья.
Отчаянное побоище затихает лишь со звуком сирены полицейской машины. Уцелевшие пацаны, подхватывая раненых друзей, разбегаются в разные стороны. На истоптанной земле остается одиннадцать жертв, погибших жестоко, глупо и нелепо…
Главный герой шестого «кино» не бомж, а вполне прилично одетый пожилой господин. Он нетвердой походкой бредет по каким-то мрачным закоулкам. Время действия – зима, лунной ночью от наваленных всюду сугробов светло как днем. Видно, что старичок прилично выпивши. Вероятно, возвращается домой с каких-то затянувшихся за полночь посиделок. Из колонок доносится лишь скрип одиночных шагов. И вдруг окрик:
– Дед, сотню дай. На пиво не хватает.
Голос молодой, наглый. Хозяин голоса пока остается за кадром. Старик и не думает отвечать. Он резко прибавляет шагу, переходя на бег. Опьянение тут чуть было не сыграло с ним злую шутку. На первых же шагах одна нога цепляется за другую, и старик чуть не падает в сугроб, но каким-то невероятным усилием ему удается удержаться на ногах и выправить бег.
– Эй, а ну стоять! Догоним, хуже будет! – несется вслед. К скрипучему бегу старика прибавляется топот ног многочисленных преследователей, пока еще невидимых. Старик несется, как молодой. Из-за страха он быстро протрезвел, ноги больше не заплетаются. Ныряет в арку, пробегает мимо дома. Спасение близко. Он добегает до двери подъезда, лезет в карман пальто за ключами от магнитного замка, и тут преследователи его догоняют.
Страшный удар ногой в спину сбивает старого человека с ног. Уже вынутый из кармана ключ вылетает из пальцев в сугроб.
– Кому было сказано: стоять! – глумился возвышающийся над распластавшимся стариком пятнадцатилетний сопляк. – От меня не сбежишь. У меня разряд по бегу. Теперь сполна огребешь, пердун старый.
– Нет, не надо. Забирай, все отдам, – торопливо запричитал старик.
Юный злодей лишь злорадно расхохотался и от души врезал деду ногой в бок.
– Конечно, отдашь, – злобно ухмыльнулся он и крикнул подбегающим товарищам: – Давайте, парни, проучим козла старого!
Еще трое молодчиков, примерно такого же возраста, что и первый, подбежали к старику и присоединились к избиению.
Старик, на которого с четырех сторон посыпались жесточайшие удары тяжелыми зимними ботинками, взвыл от боли и, стараясь укрыть руками голову, заголосил:
– Караул! Убивают! Милиция!
Его отчаянные крики длились не долго. Один из хулиганов, пробив защиту, угодил носком ботинка в висок, и старик отключился.
Жестокое избиение длилось еще секунд двадцать даже после того, как старик потерял сознание. Все время, перескакивая с одного лица на другое, камера показывала глумливые улыбки юных садистов.
Когда молодчики остановились, лицо до полусмерти забитого мужчины превратилось в кровавое месиво. Тот, что догнал деда первым, нагнулся и деловито обшарил карманы пальто, и наружные, и внутренние, и выгреб оттуда все деньги, даже мелочь. Его дружки-подельники подобрали откатившуюся в сторону норковую шапку, стянули с рук часы и обручальное кольцо. Обобрав старика, малолетние бандиты бросили его замерзать на морозе и побежали пропивать добычу…
Героем седьмого фильма тоже стал обычный человек. Женщина средних лет, опять же ночью, но на сей раз летней, шагала по пустынной улице спального района. Возможно, возвращалась с работы домой. Дама наступила на крышку неплотно закрытого люка и провалилась в канализационный колодец. Коварная крышка, крутанувшись вокруг оси, встала на место, как будто ничего и не было. А неосторожная жертва плюхнулась в настоящий подземный бассейн дерьма.
Поскольку под землей был кромешный мрак, дальнейшая съемка происходила камерой ночного видения, и изображение стало немного зеленоватым. Разумеется, несчастная сразу с головой провалилась в клейкую зловонную массу. На ее беду здесь оказалось слишком мелко. Женщина врезалась головой в каменное дно, раскроила череп, и, когда через пару секунд ее вытолкнуло на поверхность, она была мертва. Нижнюю челюсть от страшного удара свернуло в сторону, и из-за кривого рта казалось, на перемазанном фекалиями лице появилась глумливая ухмылка…
На этом месте Артема вырвало вторично, и он поскорее переключился с омерзительного зрелища.
Героем восьмого «кино» снова был бомж. Он лежал на облезлом, протертом до дыр диване в каком-то тесном деревянном сарае и храпел что было мочи. Бомж был отвратительно пьян – вокруг валялось с десяток опустошенных пузырьков из-под «Боярышника». Судя по тлеющему в уголке рта окурку «примы», сон сморил его совсем недавно. Огонь прогоревшего почти до самого основания окурка добрался до губ бомжа. Дернувшись во сне от ожога, он, не раскрывая глаз, смахнул рукой с губ досаждающую соринку.
Камера в замедленном режиме показала, как выбитый изо рта чинарик завертелся в воздухе и плюхнулся на груду рассыпанной толстым слоем по полу бумаги – должно быть, бомж промышлял сбором и сдачей макулатуры. Крошечный уголек исчез из виду в груде сухой бумаги, и почти сразу же с места падения потянулся белый волосок дыма. Бумага занялась легко и охотно. Через несколько секунд весь пол крошечной хибарки превратился в один сплошной костер. С пола огонь перекинулся на стены. Задымил диван.
А бомж продолжал безмятежно спать, игнорируя смертельную опасность. Из динамиков по-прежнему доносился богатырский храп, слышать который на фоне треска разгорающегося пожара было жутко.
Лишь когда полыхнула копна спутанных волос на голове, бомж недовольно заворочался и открыл глаза. К тому времени все пространство вокруг кровати было объято пламенем. Огонь был повсюду: на полу, на стенах, на потолке. Начинали заниматься даже джинсы. Боль от многочисленных ожогов наконец пробилась в нокаутированный гигантской дозой алкоголя мозг. Бомж завопил дурным голосом, попытался вскочить, обжег голые ступни о раскаленные угли, в которые превратился пол, и плюхнулся обратно, на уже дымящийся, но пока не пылающий диван.
В тесном пространстве стало нечем дышать. Бомж закашлялся и прижал к лицу ладони, едкий дым жег глаза даже сквозь сжатые веки. Бомж метался по кровати, пытаясь сбить пламя с пылающих ног, но в нарастающем жару сделать это было невозможно, наоборот, от ног занялась диванная обивка. А еще через несколько секунд как факел вспыхнул шерстяной свитер несчастного…
На сей раз Артем не переключал внимания на другую картинку, фильм остановился по воле Хозяина. Под потолком полыхнули все пять рядов лампы, и в столовой стало светло, как солнечным днем. Привыкшие к полумраку киносеанса глаза при ярком свете у всех за столом слепо сощурились.
– Как вам кино? – донесся с верхотуры механический голос Хозяина. – Не правда ли, угнетающее зрелище?
– Я словно в дерьме искупался, как та тетка, – неожиданно откликнулся на призыв Хозяина сосед Артема. Невысокий сорокалетний лысый очкарик в сером костюме. Сказал и весь сжался.
Но вопреки ожиданиям сидящих за столом людей, удара хлыстом за столь вопиющую дерзость не последовало.
– Отлично, господин Залейкин, – вдруг похвалил выскочку непредсказуемый Хозяин и огорошил: – Ты будешь первым добровольцем на испытание боем.
– Уважаемый Хозяин, вы, вероятно, неправильно меня поняли, – залебезил перепугавшийся сосед.
– Молчи, накажу, – осадил Хозяин.
Очкарик послушно заткнулся. Хозяин продолжил:
– Мне нужен еще один храбрец, которому не понравилось кино.
На этот раз ответом стала гнетущая тишина. Сомнительные лавры соседа Артема не прельстили никого за столом.
– Что, всем понравилось? То-то рожи такие кислые и под стульями наблевано. Трусы. Ну не хотите добровольно, сам выберу. Господин Дубишин.
– Я? – испуганно пискнул молодой человек, почти мальчишка, лет шестнадцати, сидевший в центральной части стола. – Но почему я?
– Ты самый молодой из моих гостей, господин Залейкин – самый старший. Будет забавно понаблюдать за тем, как вы будете колошматить друг друга. Чтобы подбодрить вас, скажу по секрету, что через такой бой-спарринг сегодня пройдут все за столом. Без боя я никого отсюда не выпущу. Вы будете первыми и раньше других вернетесь в свои комнаты. Где спокойно, тихо и хорошо… Но пока вы здесь, слушайте и исполняйте. Залейкин, Дубишин, выйдите в центр.
Очкарик и парнишка, понурив головы, вышли во внутренний полукруг стола. Стоя рядом друг с другом, они представляли весьма колоритную парочку. Оба худые, нескладные. Молодой чуть повыше ростом, пошире в плечах. Старый пожилистей.
– Слушайте правила. Драться придется голыми руками, никаких подручных средств. Можете пользоваться любыми приемами, в том числе кусаться и царапаться. Ваша цель – как можно быстрее и эффективнее отключить противника. Даже не пытайтесь изображать бессознательное состояние, обмануть меня у вас не получится, и за симуляцию будете сурово наказаны. Если кто-то в бою испугается и попятится от противника, господин экзекутор вернет трусу потерянную смелость. За пределы очерченного столом полукруга до конца боя выходить запрещается. Вот, собственно, и все. Вам понятно?
– Понятно, – пробурчали первые гладиаторы.
– Тогда раздевайтесь и по моей команде в бой… Ну, чего встали? Давайте, быстренько стягивайте всю одежду.
– Как же мы, голые будем? – пробормотал ошарашенный приказом красный как рак Дубишин.
– Уважаемый Хозяин, может, мы прямо так, – поддержал молодого сорокалетний.
Вместо ответа, на спины несчастных первопроходцев посыпались удары невидимого хлыста экзекутора.
Схлопотав по два на брата, поединщики покорились неизбежному злу и разделись до трусов, сложив одежду на пол аккуратными стопочками.
– Я сказал – всю одежду, – напомнил неумолимый механический голос. – И это тоже снимайте… Вы плохо меня слушали. Я же сказал – в бою не должно использоваться никаких подручных средств. За одежду может ухватиться ваш противник. Она смягчит наносимые вам удары. Поэтому от нее нужно избавиться, – снизошел до объяснения Хозяин.
Поединщики стянули трусы и, сгорая от стыда, встали напротив друг друга, прикрывая руками сморщенные от страха достоинства. Зрелище было комическое, но никто не смеялся. Памятуя обещание Хозяина, каждый примерял на себя покрытую гусиной кожей «шкуру» поединщиков.
– Встаньте нормально, до писек ваших никому здесь дела нет, – распорядился Хозяин.
Поединщики неохотно подчинились, убрали руки с причинных мест и вытянули их вдоль туловища.
– Очки сними, – посоветовал Залейкину Хозяин. – Мой опыт подсказывает, в бою они могут разбиться и серьезно тебя поранить.
Мужчина снял очки и положил их поверх стопки одежды.
– Отойдите друг от друга на пять шагов, – снова распорядился механический голос. – Все, стоп. Повернитесь друг к другу. На счет «три» атакуйте противника. Раз. Два. И пусть победит сильнейший! Три!..
Артем был поражен, с какой дикой, звериной яростью эти два с виду интеллигентных человека кинулись друг на друга. Он-то предполагал, что экзекутору придется весь бой подстегивать то одного, то другого и победит тот из них, кто сможет дольше выдержать порку бичом. Но куда там. На счете «три» противники оглушительно завопили и ринулись в атаку безо всяких бичей. Ни тот ни другой не думали наносить удары, оба, будто сговорившись, вцепились друг дружке в горло, рухнули на пол и хрипящим клубком стали кататься взад-вперед.
Выносливость зрелого мужчины победила силу юнца. Мальчишка вдруг страшно захрипел, его руки соскользнули с горла противника и бессильно шлепнулись на пол, глаза закатились, язык высунулся, из уголка рта потянулась струйка слюны.
А вошедший в раж Залейкин продолжал плющить горло несчастного. Лишь удар хлыста по спине привел обезумевшего дядьку в чувство и заставил отпустить горло захрипевшего парнишки.
– Победил господин Залейкин, – провозгласил в воцарившейся тишине Хозяин.
– Мальчик, что с тобой! – закричал вдруг словно очнувшийся от транса победитель. – Ты почему лежишь? Вставай! – Он бросился было к безвольно распластавшемуся на паркете телу, но был отброшен прочь невидимым экзекутором.
– Ты здорово его помял. Он в глубоком обмороке, – пояснил Хозяин. – Но жить будет.
– Слава богу! – От облегчения ноги победителя подкосились, и он плюхнулся на пол там, где стоял. – Я уж испугался…
– Что убил его, – закончил за Залейкина Хозяин. – Ты был в шаге. Промедли господин экзекутор пару секунд, и паренек был бы обречен.
– Не понимаю, что на меня нашло.
– Не казнись. Ты честно выдержал испытание боем. Сейчас тебя проводят…
Свет в столовой погас. А когда секунд через десять загорелся вновь, во внутреннем полукруге стола уже никого не было. Вместе с бесследно испарившимися Залейкиным и Дубишиным исчезла и их одежда.
– Ну, кто еще готов пройти испытание? – снова спросил набивший оскомину голос.
На предложение Хозяина откликнулись сразу двое молодых мужчин. Один сидел на стороне Артема, ближе к середине стола, второй – с противоположной стороны, так же, как Артем, ближе к краю.
Оба рискнувших испытать судьбу смельчака были примерно одного возраста: двадцать – двадцать один год, среднего роста, спортивного телосложения и даже одеты были одинаково в майки и спортивные штаны. На ногах у каждого легкие беговые кроссовки. Различались только цвета одеяния и обувки, и значки фирмы-производителя – один был во всем найковском, другой – в адидасовском.
– О! Дело пошло. Я в предвкушении зрелища, – проскрежетал механический голос. – Прошу, господа, на наш импровизированный ринг.
Оба молодых человека вскочили с мест, с разных сторон обогнули стол и оказались во внутреннем полукруге. Не дожидаясь команды, обнажились, сложили одежду стопками у края стола и замерли в пяти шагах напротив друг друга.
– Приятно иметь дело с толковыми людьми, – похвалил Хозяин. – На счет «три» сходитесь… Раз… Два… Три…
В отличие от первой пары отчаянных поединщиков, эти двое оказались настоящими бойцами. Они не ринулись в безрассудную атаку. А чуть согнув ноги в полу-приседе и приняв защитные боксерские стойки, мягкой пружинистой походкой приблизились на расстояние удара и стали лихо мутузить друг друга руками и ногами, стараясь пробить защиту противника.
Бойцы оказались примерно равными по силам, и, если бы сражались на настоящем ринге, бой грозил бы затянуться надолго. Но ни рефери, ни секундантов, ни спасительного гонга здесь не было. С минуту без толку поколошматив друг друга, противники намертво заклинчились, один сделал подножку, и оба рухнули на пол.
О борьбе в партере молодые люди имели лишь самое общее представление. Вцепившись в руки друг другу, они покатились по полу, пытаясь ухватить ногами и оседлать противника. Эта паркетная возня отнимала много сил, не прошло и полминуты, а оба бойца уже тяжко, надсадно дышали, тела стали скользкими от пота. На фоне нарастающей усталости снизилась реакция. В итоге все решил единственный точный удар. После очередного переворота один из ребят замешкался, не успел подставить плечо, и лоб противника беспрепятственно клюнул в открывшийся висок.
Победитель с трудом отполз от нокаутированного товарища и без сил растянулся рядом.
Свет в зале снова погас и загорелся через десять секунд. От поединщиков на паркете остались лишь мокрые пятна подсыхающего пота.
– Кто следующий? – прозвучал ожидаемый вопрос. Как и в первый раз, смельчаков не нашлось.
– Не желаете сами – пеняйте на себя. Я разобью вас на пары на свое усмотрение, – объявил механический голос. – Господин Сироткин и госпожа Варусова, прошу на ринг.
Артем повиновался, потрясенно наблюдая, как в средней части стола поднимается миниатюрная девушка лет семнадцати и, понурив голову, начинает огибать стол, направляясь ему навстречу.
– Что за шутки! Я не стану с ней драться! – обращаясь к сводчатому потолку, возмутился Артем. За что тут же получил хлыстом по спине.
– Еще как будешь, – донесся сверху спокойный механический голос. – И господин экзекутор проследит, чтобы без поддавков.
– Но я же вдвое ее больше. И она девушка, – продолжает спорить Артем, за что получает еще удар по спине.
– Тем интереснее, – издевался неумолимый Хозяин. – Чего встали, раздевайтесь.
Испуганная девчушка проворно скинула всю одежду. Артем не подчинился, за что получил еще пару хлестких ударов поверх предыдущих. На рубашке выступила кровь, спина запылала, словно к ней прижали раскаленные прутья. Чтобы не закричать, молодой человек до крови закусил нижнюю губу.
– Я готов биться с любым из сидящих здесь мужчин, – нашел в себе силы ответить Артем. – Девчонок четверо, пусть бьются между собой.
Очередной удар выбил-таки из него первый болезненный стон. Перед глазами у Артема потемнело, и, чтобы не упасть, он вынужден был ухватиться руками за край стола.
– Раньше надо было быть готовым, когда я предлагал вам выходить сюда добровольно. Не захотели – теперь я буду решать: кому и с кем биться. Не задерживай противника. Раздевайся.
Артем зажмурился и стиснул зубы, приготовившись к новым болезненным ударам.
«Глупец, что ты делаешь?» – вместе с очередным ударом хлыста вдруг раздался в его голове вкрадчивый женский голосок, без сомнений принадлежавший его горничной. Изумление было так велико, что Артем даже проигнорировал очередную вспышку боли в спине. Меж тем горничная у него в голове продолжала отчитывать подопечного:
«Хозяин не потерпит неповиновения, экзекутор же до смерти тебя забьет по его приказу, а потом за меня возьмется. Помнишь, о чем Хозяин тебя предупреждал? Молю, пощади! У меня еще от первого наказания вся спина в синяках. Не упрямься, выполни волю Хозяина, и все будет хорошо».
Голос исчез так же внезапно, как появился. Перед глазами Артема невольно всплыли фрагменты показательной порки дорогой ему девушки. Глаза открылись и невольно скосились на стоящую в некотором отдалении голую девчушку.
Костлявой, плоскогрудой пигалице было далеко до его роскошной горничной. Так неужели же из-за какой-то незнакомой соплячки должен страдать любимый человек. Быть может, даже не плохо, что биться с хрупкой девчушкой Хозяин доверил ему. Он все сделает аккуратно, слегка придушит малышку. Погаснет свет, и кошмар для них обоих наконец-то закончился.
– Давно бы так! – донесся с верхотуры довольный голос Хозяина.
Мысленно рассуждая о судьбе противницы, Артем, оказывается, начал раздеваться, что не замедлил прокомментировать злобный извращенец.
Дождавшись, когда голый Артем отошел от вороха одежды и встал в пяти шагах напротив противницы, Хозяин объявил сакраментальное:
– На счет «три» сходитесь. Раз… Два… Три!
Победить в поединке оказалось даже проще, чем Артем рассчитывал.
Распаляя себя яростным криком, девушка бросилась на него, по-кошачьи растопырив пальцы с длиннющими ногтями. Когти бедняжка надеялась пустить в ход, дотянувшись до горла верзилы. Но куда ей было с ее-то ростом. Чуда не случилось. Артем шагнул навстречу набегающей девчонке, выбросил правую руку вперед, цапнул за шею и стиснул пальцы. Все, что смогла противопоставить его выпаду девица, – впиться когтями в душившую руку.
Рука по локоть покрылась полосами глубоких царапин, но Артем, стиснув зубы, терпел боль и хватки не ослабил.
Мышцы тонкой шейки не справилась с гнетом его пальцев, в шее что-то щелкнуло, и противница тут же обмякла. Ноги девочки подкосились, и она буквально повисла на руке Артема. Он поспешил ослабить хватку, подхватил второй рукой девушку под спину, и аккуратно опустил на пол. Свет в столовой померк еще до того, как он распрямился.
В навалившемся непроглядном мраке чья-то невидимая рука цапнула его за левую кисть и повлекла за собой. Артему ничего не оставалось, как покориться и последовать за молчаливым проводником. Шагов через тридцать хватка путеводной руки разжалась, рядом что-то с мягким шелестом плюхнулось на пол и в следующую секунду все вокруг ослепительно засверкало нестерпимо яркой белизной. Когда глаза проморгались и привыкли к свету, Артем обнаружил, что стоит в одиночестве на лифтовой площадке, у ног валяется ворох одежды, а столовая за спиной по-прежнему погружена в непроглядный мрак.
– Одевайся и поднимайся в комнату, – раздалась из невидимых динамиков команда Хозяина.
– А где девушка? Что с ней? – забеспокоился Артем.
– Не твое дело, – отрезал Хозяин. – Марш в комнату.
Артем подчинился. В комнате сразу рухнул на кровать. Посмотрел на часы – было пятнадцать минут девятого.
По телевизору шел очередной ужастик «Кошмар на улице Вязов». Без звука злодей Крюгер казался забавным проказником. Наблюдая над его ужимками, Артем даже пару раз улыбнулся. После мерзких фильмов и вынужденного жестокого поединка нервы Артема были натянуты до предела. Казалось, теперь не то что спать, глаз сомкнуть сутки не сможет. Но по-новому увиденный фильм про Крюгера неожиданно помог расслабиться. За его просмотром он и не заметил, как уснул.
