Глава 19
Катманду
Джон стоял на покорёжившейся деревянной террасе снаружи общежития для молодёжи.
Само общежитие являлось переделанным четырёхэтажным домом и стояло у подножья холма прямо под монастырём, который располагался на окраине города Катманду, Непал.
Он чувствовал себя почти как в Сиртауне, с молитвенными флажками на крышах, видами снежных вершин и разбросанными скоплениями высоких деревьев и жилищ с черепичными крышами. Он даже заметил несколько рыжевато-коричневых мартышек в нижней части города — они верещали друг на друга и крали еду из повозок и открытых окон.
Это казалось почти домашним, хотя ещё несколько месяцев назад, до всего, что случилось с Ревиком, и до того, как Элли похитил Териан, он бы удивился такому заявлению.
Он не знал, почему он всё ещё здесь находился.
Они оставили его с деньгами и одеждой. Они даже оставили ему выход, если бы он этого захотел — то есть, возможность вернуться к некому подобию человеческой цивилизации, примерно такой, какую он знал тридцать с лишним лет до всего этого. Не Штаты, конечно. Там Джон не мог с лёгкостью путешествовать инкогнито, учитывая, кем была Элли, но у него имелись личности, которые могли сработать в Южной Америке, Австралии и некоторых районах Азии.
Возможно, ему придётся сделать какую-то операцию, если он захочет сделать это постоянным, но по крайней мере, этого должно хватить, чтобы получить работу и как-то начать жизнь с нуля.
Однако он не уехал из Непала.
Он не знал, почему. Даже Южная Америка ближе к его былым местам обитания, чем участки центральной Азии, населённые в основном видящими.
Касс и её бойфренд, Багуэн, тоже остановились в этом общежитии. Они уже говорили о переезде обратно в Индию — может, направиться в Кашмир или Пакистан, или даже в Шимлу у подножья Гималаев, где всё ещё жило много видящих.
Непальские видящие, по словам Касс, не очень любили людей.
Однако сам Джон не мог заставить себя уцепиться за Касс и Багуэна как за билет отсюда. Он любил Касс, но в эти дни она двигалась на своей орбите, которая не пересекалась с ним.
Он не до конца признавался себе в этом, но он ждал возвращения Дорже и Балидора. Проблема в том, что он не знал, вернутся ли они. От них не было ни слова с тех пор, как они расстались возле человеческого города в часе пути к югу от Сиртауна.
Остальные видящие, похоже, тоже ждали.
Они разбили лагеря в горах выше общежития для молодёжи, использовав часть старого человеческого монастыря, который там находился. Местные видящие завладели монастырём несколько лет назад, превратив его часть в жилые помещения для небольшого поселения их религиозных богословов. Когда к ним обратились за помощью, они неохотно приняли в качестве гостей видящих, прилетевших под флагом Адипана, а следовательно, и всех видящих, которые путешествовали с ними.
Имя Адипана обладало внушительным весом в большинстве уголков мира видящих, судя по тому, что рассказывал ему Дорже. Тысячи лет они служили защитниками «души» видящих, так что непальские видящие, возможно, почувствовали, что у них нет выбора в том, оказывать гостеприимство или не оказывать.
Фиграна тоже разместили в монастыре.
Джону сказали, что он может посетить это место, но они не хотели, чтобы люди оставались на ночь — что-то связанное с правилами непальских видящих, которые там жили. Учитывая его полную неспособность представлять для них какую-то угрозу, Джон не понимал, почему существовало такое правило, но едва ли у него было настроение спорить.
В любом случае, после смерти Элли Джон знал, что теперь он для них ничего не значил.
Даже хуже пустого места, как сказал Балидор.
Он не был уверен, что делать с самим собой здесь, даже в краткосрочном периоде. Он осознал, что в последнее время ему сложно думать. Не то что думать; ему сложно сосредоточиться на чём угодно, даже на том, что находилось прямо перед ним. Когда он спал, ему снились пугающие сны.
Он всё ещё не мог уложить в голове то, что произошло в Индии. Такое чувство, будто какая-то часть его так и осталась пойманной в ловушку в той комнате под лестницами, раз за разом воспроизводя те события.
Он слышал, как Элли и Балидор спорили.
Он слышал от них обоих вещи, которые казались весьма логичными.
Элли на удивление ясно воспринимала ситуацию с Ревиком вопреки тому, как, наверное, тяжело ей было слушать то, что он написал в том письме.
Джон тоже не верил, что письмо — это чистая манипуляция, по крайней мере, не так, как это воспринимал Балидор. Он знал Ревика — в результате он верил, что письмо было тем, что и утверждал Ревик. Попыткой смиренно преклониться перед Элли в надежде, что она может смягчиться после их ссоры в Дели.
Поначалу Джона удивил выбор слов — официальность создавала ощущение, будто это написано в далёком прошлом, и совсем не рукой того Ревика, которого он знал.
И всё же чем дольше читала Касс, тем больше Джон слышал в этих словах своего друга, и особенно в чувствах за этими словами. К концу Джон подумал, что там слышалось почти отчаяние, что бы ни говорил Балидор. Ярость Элли, адресованная её мужу в Дели, похоже, пробила ту странную самоуверенность, которую Сайримн испытывал в отношении них двоих. Большая часть письма звучала так, будто он искренне боялся, что потерял её — или может потерять, по крайней мере.
И всё же в плане стратегии Джон склонялся к точке зрения Балидора.
Искренне он говорил или нет, но Ревик, похоже, всё ещё заблуждался относительно того, какие «проблемы» стояли между ним и Элли. Более того, Джон знал, что Ревик может верить каждому слову, которое он написал Элли в том письме, но по сути всё равно будет делать ровно то, в чем обвинил его Балидор. Ревик не видел самого себя отчётливо. В этом-то и проблема.
Если он действительно влиял на свет Элли в той степени, о которой говорил Балидор, то она тоже могла поддаться его искажённому восприятию мира. Черт, да Джон видел, как такое происходит с человеческими парами, что уж говорить о видящих. Конечно, Дренги могут повлиять на неё напрямую, но она с большей вероятностью может просто проникнуться сочувствием к взглядам Ревика.
И она любила его, конечно же.
Так что аргументы Балидора были логичными и не казались Джону такими уж удивительными. Элли и Балидор в любом случае никогда не сходились во взглядах, когда дело касалось Ревика.
Затем в какой-то момент у Элли лопнуло терпение, и она разозлилась по-настоящему.
Может, она просто определилась и решила, что хватит уже об этом спорить.
Это был один из немногих случаев, когда Джон видел, как она действительно давила на свой титул Моста, и он не мог винить её за это. В этом отношении она всегда была довольно сдержанной, позволяла Балидору и Вэшу принимать большинство важных стратегических решений. Под конец Балидор тоже повёл себя довольно грубо, так что возможно, он просто переступил черту. Может, замечание про ошейник стало последней каплей, или он просто перегнул палку, нещадно твердя про то, как ею будет манипулировать Ревик и Дренги.
В любом случае, в какой-то момент всё звучало так, будто она действительно уволила Балидора с поста главы Адипана.
А ещё всё звучало так, будто она возвращалась к Ревику.
Затем в руке Балидора оказался пистолет.
Прежде чем кто-то из них успел пошевелиться, прежде чем Джон полностью осознал реальность пистолета, и что это не какая-то шутка, и даже не угроза, чтобы заставить Элли сотрудничать — лидер Адипана выстрелил Элли в грудь.
Она резко упала.
Так резко, что крепко ударилась головой о деревянные ступени.
В те первые несколько секунд именно это ужасно сильно, больше всего остального обеспокоило Джона. Не дыра в её груди, которая сделалась красной за два биения её сердца. Не лужа крови, которая расползалась по переду её китайской хлопковой рубашки.
Нет, он обеспокоился, что у неё может быть сотрясение.
Стоя над ней, он смотрел, как она истекает кровью, пока, наконец, не осознал, что видит смерть своей сестры.
Однако ему не дали долго думать над этим.
Балидор и Дорже оттеснили его с дороги прежде, чем его разум успел включиться в работу. Они так быстро перенесли оттуда Элли, что Джон тоже не успел сообразить, что происходит.
Он всё ещё не знал, то ли они отнесли её куда-то, чтобы попытаться спасти ей жизнь, то ли похоронили в саду под этими деревьями с белой корой.
Всё, что он знал — это то, что вернувшись, они сказали, что она мертва.
Тензи сказал ему, что поступок Балидора легален по уставным нормам Семёрки и Адипана. Запасной план того, как не допустить Мост в руки Дренгов, был простым, но суровым. Если всё выглядело так, что она может оказаться на их стороне, хоть из-за поимки, хоть из-за переманивания, то группа или группы, ответственные за её благосостояние, должны убить её. По логике Семёрки и Адипана, куда важнее защитить её свет, нежели защитить её тело. Они верили, что посредники вроде Элли перерождаются на Земле, чтобы помочь другим расам, и поэтому вдвойне важно уберечь её свет от негативного влияния.
По словам Тензи, Ревику был дан такой же запасной план относительно Элли, когда его назначили её телохранителем. А это означало, что по идее Ревик по закону был обязан застрелить её, когда Териан забрал её во время их медового месяца.
Существовало жёсткое правило не допускать компромиссов, когда речь шла о переходе посредников на тёмную сторону. И это забавно в какой-то совершенно не забавной манере, потому что, насколько понимал Джон, это случалось довольно часто.
В любом случае, никто ничего не сделал Балидору за то, что он её застрелил.
Кто-то вывел Джона за руку из катакомб.
Через несколько минут он находился в грузовике, прыгая по горной дороге, которая вела из Сиртауна. Здоровая рука Джона стискивала металлическую скамейку в кузове, и он смотрел на остальных, пытаясь понять по их лицам, понимали ли они лучше него, что только что случилось. Он смотрел на Касс, на шесть других разведчиков и того гигантского альбиноса-бойфренда, и он чувствовал себя так, словно кто-то только что перерезал нить, связывающую его с землёй.
Он видел, как плакала Касс.
Она тоже была в шоке, как вдруг всё лопнуло.
Судя по её лицу, до неё как будто что-то дошло, или она, наконец, поняла, что всё это значило. Её лицо сморщилось под диагональным шрамом, и она разразилась рыданиями. Джон онемело смотрел, как Касс сворачивается на коленях гигантского видящего с большой жёлтой косой и меткой меча и солнца на плече. Она проплакала несколько часов, пока он держал её. Он покачивал её одной массивной рукой с толстыми пальцами, тихо говоря на ломаном мандаринском наречии и гладя её по волосам.
Она проплакала всю дорогу до Хардвара. Затем также быстро заснула.
Джон подозревал, что это тоже дело рук гигантского версианца.
Сам он не плакал. Он просто наблюдал за всеми ними и гадал, что Балидор сделал с телом.
Когда грузовик с Джоном выехал с земляной парковки над Старым Особняком, два других особняка оставались в парковочной зоне с видом на сады и то, что осталось от Сиртауна. Когда Джон спросил, ему сказали, что Балидор и несколько других остались, чтобы закончить то, что нужно сделать. Дорже ехал с ними до Дармсалы, затем тоже вернулся к Балидору.
Джон видел слезы в глазах Дорже, когда прощался с ним. Для него всё тоже оставалось размытым, но он помнил какое-то обещание, какие-то слова о том, что Дорже вернётся и найдёт его, когда всё это закончится.
Или нет. Может, Джон это тоже вообразил себе.
Задолго до того, как грузовик наконец остановился, до него дошло, что он может никогда больше не увидеть Балидора или Дорже. Когда грузовик всё же остановился, и рулонная дверь кузова открылась, Джон осознал, что смотрит на синее небо и другие горы со снежными шапками, белёные домики и покатые черепичные крыши. Он ошеломлённо выбрался из грузовика.
Кто-то сказал ему, что он в Катманду, Непал.
Они пробыли здесь почти две недели. Пока что не было ни слова от Балидора или остальных, кто остался в Сиртауне.
Посмотрев на черепичные крыши, Джон взглянул на гору, сосредоточился на белых стенах и красных крышах монастыря.
Чувствуя, как стискивает зубы, он принял решение.
Он ушёл с террасы, прошёл мимо деревьев в горшках и раскиданных пластиковых стульчиков, мимо участка искусственного газона, занимавшего часть белёного патио. Направившись к узкой площадке в дальнем углу, он взбежал по цементной лестнице, перескакивая через две ступеньки и крепче кутаясь в толстое пальто, которое он носил поверх термобелья и футболки.
Хотя бы на нём хорошая обувь. Раз за разом предупреждая о зимах в Памире, Дорже всё-таки уговорил его купить настоящий комплект в Дели, но он всё ещё не надел достаточное количество слоёв для их холодной погоды.
Сейчас февраль, подумал Джон. Может, март? Здесь так сложно озаботиться подобными вещами, даже следить за ходом времени чаще, чем раз в несколько недель.
С трудом тащась по земле, которая хрустела льдом под его ногами, Джон пересёк небольшое поле до земляной тропки, которая вела к монастырю, и задрожал, засунув руки в карманы.
Они держались на краю города, чтобы избегать толп, но учитывая всё происходящее в мирах людей и видящих, туристы были большой редкостью.
Джон привлёк несколько взглядов, пока проходил мимо.
И всё же его немало поразил размер города. Почему-то он представлял нечто намного меньшее, чем миллион человек. Он несколько раз выезжал с Касс и Багуэном, чтобы посмотреть на рынки и храмы, побродить по главному торговому центру на площади Дурбар. Его немного поразило то, сколько людей слонялось вокруг королевского дворца и среди базарных палаток. Там он купил хорошее пальто и несколько книг на английском, поскольку последнее сложно было достать в Сиртауне.
Багуэн, будучи ростом почти семь футов, привлекал намного больше взглядов со своей почти альбиносовой внешностью, чёрными глазами и грудью, которая напоминала бочку.
Непальские люди постоянно встречали видящих, конечно же, и довольно много, но версианцы вроде Багуэна обычно не забредали так далеко на юг. Версианцы склонны вообще избегать людей, насколько понимал Джон. Они придерживались отдалённых кочевых районов Китая и Тибета, избегали городов. Хотя некоторых из них продали для работы на Западе — в основном в качестве атлетов, телохранителей, а иногда и диковинок из-за их внешности, внушительного роста и размера — здесь они встречались ещё реже, поскольку были одними из немногих видов видящих, которые вообще не могли сойти за человека, даже с лицевой хирургией и кровяными патчами.
Джон зашагал быстрее, потирая ладони друг о друга, и вошёл в деревянные ворота монастыря видящих. Надо будет напомнить себе купить перчатки, когда он в следующий раз отправится в город.
Четыре из примерно двадцати разведчиков, которые были с ними в Сиртауне, пропали: Балидор, Дорже, Тензи и Иллег. Тех, кто остался в монастыре Непала, Джон знал не так хорошо. Тот, с кем он, пожалуй, говорил больше всего — Унге — был немного холоден после прибытия, и его приглашение на визит казалось чисто формальным.
В основном это были люди Балидора, хотя некоторые, как Тензи и Анале, были членами охраны Семёрки. После атаки на Сиртаун эти две группы практически слились в одну — по крайней мере, в плане рабочей иерархии.
Никто не видел Чандрэ после Дели. Или Гаренше.
Все, включая Элли, предполагали, что Чандрэ перешла на сторону Ревика.
Или погибла при бомбёжке.
Однако Элли, похоже, была уверена, что та не погибла — и теперь, задумавшись над этим, Джон с ней соглашался. Он помнил, как Чан начала меняться, ещё тогда, когда они планировали операцию в Вашингтоне. Она даже тогда разделяла взгляды Ревика относительно целей и средств их достижения.
Черт, Джон даже не знал, что думать в этот момент.
Вновь увидев сгоревшие останки Сиртауна, а также заголовки истерии в человеческом мире, он тоже временами злился. Он регулярно слышал, как человеческие комментаторы в новостях призывают к массовому истреблению видящих, требуют перестрелять всех видящих без ошейников, которые окажутся в пределах видимости, или же бездушно предлагали надевать ошейники на всех и порабощать с рождения.
К тому же, Джон теперь знал больше, и это тоже сказывалось.
Дорже рассказывал ему про лагеря рабов-видящих, где он, Чандрэ и большинство видящих провело детство. Тогда Дорже немного знал Чандрэ и имел некоторое представление о том, что ей пришлось вынести в детстве. Дорже, похоже, считал, что женщинам там доставалось тяжелее, хотя он говорил, что это во многом зависело от конкретного лагеря.
Дорже делился некоторыми деталями и своих детских переживаний. Честно, в некоторых отношениях он рассказал Джону больше, чем он на самом деле хотел знать, особенно о том, что они делали с видящими, которые мысленно ломались под давлением.
Черт, учитывая всё это, он удивлялся, почему намного больше видящих не убивают людей.
На самом деле, кто он такой, чтобы говорить Ревику, будто тот ошибается?
Однако всё это стёрлось, когда он вспомнил Дели. Те воспоминания всё ещё пылали перед его мысленным взором: людей расстреливали как скот, когда они выходили из дверей разбомблённого отеля; горящие тела; ещё больше изувеченных тел на тротуаре или под обломками; люди, бродящие как в трансе, покрытые кровью и пеплом. Он помнил их ужас, шок на их лицах, словно что-то внутри них сломалось и никогда уже не починится.
Никто такого не заслуживал. Никто.
Он добрался до верха лестниц и вошёл в монастырь через переделанный храм, миновав несколько видящих, которые стояли на коленях и сидели на полу. Они посмотрели на него, и он чувствовал их хмурый настрой, когда они осознали, кто он. Он старался сохранять уважительные мысли, а также не потревожить их молитвы, но понимал, что это не очень-то помогало.
По возможности игнорируя их злые взгляды, он направился в восточное крыло здания, где, как он знал, остановился Унге и остальные.
Однако не с ними он пришёл увидеться. Не на самом деле.
Сначала он наткнулся на Юми, женщину-видящую с темно-синей и чёрной татуировкой с одной стороны лица. Толстые метки выглядели почти как письмена, но это мог быть и какой-то религиозный символ. Джону сложно было не смотреть на тату всякий раз, когда он с ней разговаривал.
Он постарался сформулировать просьбу, глядя, как щурятся её тёмные глаза на лице, которое напоминало мешанину человеческих азиатов: тибетцев, непальцев, может, китайцев.
Видящая, серьёзно — просто азиатская видящая.
Наконец, женщина подняла ладонь, перебивая его.
— Чего ты от него хочешь? — спросила она на прекси, на том же языке, который только что коверкал Джон. Большинство азиатских видящих не говорило по-английски.
— Просто позволь мне увидеться с ним, Юми, — сказал он. — Я ничего не сделаю.
На мгновение она лишь сканировала его.
Затем, отключившись, она обернулась на длинный коридор позади неё. Джон поймал себя на том, что в эту паузу рассматривает религиозные гобелены, висевшие вдоль темных каменных стен, и замечает искусные изображения Богов и Богинь, которые стояли в облаках над землёй. И вновь он узнал в большинстве из них видящих, но в то же время они напоминали ему некоторые китайские изображения, которые он видел.
Он взглянул на мальчика возле изображения меча и солнца. Тот держал за руку девочку, одетую полностью в белое и держащую в руке молнию. Сглотнув и уставившись на образ девочки, он невольно заметил, что изображение очень походило на Элли.
После очередной паузы Юми вздохнула и мягко щёлкнула языком.
— Могу я его увидеть? — спросил Джон.
Она показала утвердительный жест, но в её глазах виднелась та насторожённость.
— Никаких нечестных дел, — произнесла она на ломаном английском.
Джон улыбнулся; ничего не смог с собой поделать.
— Никаких нечестных дел, — пообещал мне. — Поверь мне. Мы старые друзья.
Женщина не улыбнулась.
Её глаза продолжали казаться слегка расфокусированными, что говорило Джону о том, что она всё ещё сканирует его свет. В отличие от Балидора, она не потрудилась быть деликатной.
Как раз когда он подумал об этом, реальность вновь ударила по нему.
Балидор убил его сестру.
Он застрелил её прямо у него на глазах.
Когда Джон вновь поднял взгляд, глаза женщины смягчились. Она прикоснулась к его руке тёплыми пальцами. Он ощутил в этом жесте сочувствие.
— Ты можешь идти, — сказал она и показала ладонью. Темные глаза смотрели всё ещё резко, но уже не так враждебно. — Он в конце коридора. Передай Порэшу, что я разрешила.
Джон поклонился ей и поднял ладонь в уважительном жесте.
— Спасибо, — сказал он, используя официальную версию благодарности в прекси.
Её глаза сверкнули довольным удивлением.
— Ты вежлив, человек, — заметила она, затем коснулась его лица тыльной стороной пальцев. — Приходи увидеться со мной после… если захочешь.
Джон покраснел. Он ощутил тягу из света женщины-видящих.
Элли объяснила ему, как определять такие вещи, и очевидно, по меркам людей он был довольно чувствительным. И всё же он не привык к заигрыванию сексуально агрессивных женщин-видящих. Каждый раз ему удавалось справляться весьма печально.
Должно быть, она всё ещё читала его мысли, потому что нахмурилась.
— Никаких женщин? — спросила она.
Джон пожал плечами.
— Прости, кузина. У меня есть предпочтение.
С сожалением щёлкнув языком, она пожала одним плечом в манере видящих и ушла.
— Ладно.
Сбросив последние завитки её света, Джон издал лёгкий смешок и пошёл в ту сторону, куда она изначально показала.
Он прошёл по полу из каменных плит с таким чувством, будто его ботинки создают слишком много шума по полированной поверхности. Добравшись до конца второго коридора, он нашёл мужчину-видящего по имени Порэш, или «Пори», как называла его Элли. Он сидел на складном стуле.
Он едва взглянул на Джона, затем махнул ему входить.
Однако когда Джон собирался пройти мимо, он поймал его за запястье и заговорил на прекси.
— Подумай громко, если я тебе понадоблюсь, — сказал он, показывая пальцем на свой висок. Его глаза оставались яркими и серьёзными. — Я останусь в этой части конструкции.
Его зубы казались поразительно белыми в тускло освещённом пространстве в конце коридора. Посмотрев вниз, Джон заметил, что видящий вооружился иголкой и ниткой, зашивая рубашку, которая разошлась по шву.
Джон показал утвердительный жест и улыбнулся.
— Спасибо.
Иногда с видящими определённо проще. Ему не нужно постоянно повторяться, как с людьми.
Когда Порэш наклонился и отпёр металлическую дверь, Джон толкнул её и осторожно вошёл в монашескую келью, осмотревшись в темноте. Когда дверь закрылась за ним с громким щелчком, он постоял рядом с ней несколько минут, не шевелясь.
Он резко подпрыгнул, когда увидел смотревшего на него видящего.
Скорчившись в углу камеры шесть на восемь футов, Фигран смотрел на него, протянув руки раскрытыми ладонями кверху и стоя на коленях. Он выглядел так, будто молится.
А может, срёт.
Видящий захихикал.
Одним плавным движением он поднялся на ноги. Несколько раз неуклюже повернувшись по кругу, несмотря на цепи, он опустился на колени на пол, похлопав ладонями по бёдрам.
Он улыбнулся Джону, и его лицо выражало нетерпение.
— Поболтаем-поболтаем… да?
Джон задался вопросом, что он творит.
И всё же, он зашёл уже так далеко.
Слегка вздохнув, он приблизился к видящему с совиными глазами, наблюдая, как тот тыкает в камни пола пальцами, словно ожидает, что они выпрыгнут из раствора и нападут на него. Териан пробормотал что-то про себя, продолжая тыкать и щупать — это прозвучало как цитата чего-то или, может, напевание.
У Джона не было терпения, чтобы справить.
— Фигран, — сказал он. — …Или Териан. Какая разница.
— Да, Джон?
Джон сел на трёхногую табуретку напротив видящего, вне зоны досягаемости кандалов, которые удерживали Териана у противоположной стены.
— Я бы хотел задать тебе немного вопросов, — сказал он.
Видящий не поднял взгляда.
Подавляя нетерпение, Джон наблюдал, как длинные белые пальцы вновь начинают обводить узоры камней. Его движения были дёргаными, исступлённо торопливыми, и это отвлекало — честно говоря, даже раздражало, хотя Джон не смог бы сказать, почему.
— Расскажи мне о Четвёрке, Фигран, — сказал Джон.
— Мост, Меч, Шулер, — пробормотал видящий.
— Ага, — отозвался Джон, скрещивая руки. — Мост, Меч, Шулер. Так ты сказал Элли, — он сглотнул ком в горле. — Какова твоя роль, Фигран? Что такое Шулер?
— Шулер… да… — пробормотал видящий, всё ещё водя пальцами. — Да.
— Что это значит? — спросил Джон.
— Шулер… да. Это я…
Джон закусил щеку изнутри.
— Разве Шулеры — это не Дренги, которые живут там? — Джон показал куда-то вверх. Он всё ещё невольно воспринимал Барьер именно так, хотя и понимал, что это не совсем корректно. — Как Шулеры могут быть там, и в то же время быть тобой?
Видящий пробормотал несколько слов, всё ещё водя дёргающимися пальцами
— Работать с ними… портал… нужно быть здесь… Галейт понимал…
— Галейт понимал что?
— Нужен портал. Нужен проход. Но не всегда. Не всегда. Не каждый день. Время от времени, кто-то проходит. Но всего лишь роль. Как одежда…
— Как одежда, — Джон наморщил нос, глядя на неприкрытую дыру в углу, которую Териан использовал как туалет.
— Да, да… они должны объединиться…
— Четвёрка?
— Да, да, Четвёрка. Но не только они, — Териан поднял на него взгляд. — Ты разве не слышал? О чём мы говорили, Джон?
Джон нахмурился.
— Ладно. Так что случится, если Четвёрка не объединится? — спросил он, пробуя другую тактику. — Что случится, если останешься только ты, Терри?
Териан громко расхохотался, заставив Джона подпрыгнуть в тесном пространстве.
Видящий уставился на него этими совиными глазами. Янтарные радужки изменились, сделавшись жёсткими и хищными.
— Болеет, не так ли? — он усмехнулся, внезапно походя на прежнего, психопатичного Териана, который отрезал Джону большой и указательный палец. — Чувствует себя не слишком хорошо, не так ли? Надо было ему получше держать свою жену в узде, не так ли?
Джон подавил прилив злобы.
— Ага. Ладно.
— Его работа. Беречь её. Не моя работа. Не моя вина. Теперь-то не я застрелил её, правда?
Джон нахмурился ещё сильнее. Он вновь начинал задаваться вопросом, что он здесь делал. Он не получит от этого лунатика ничего полезного. Почему он вообще захотел навестить поехавшего крышей серийного убийцу? Это как-то связано с Элли? Какая-то жалкая попытка понять её предназначение здесь? А может, просто осознать смысл её смерти?
Впервые за день Джон почувствовал, как его грудь сдавило.
Он постарался отдышаться, но ком в горле лишь увеличивался. Вытерев глаза, он зажмурился, сидя неподвижно и пытаясь взять себя в руки.
Из всех возможных людей ему пришлось заплакать перед этим психом.
— Сожалею, Джон.
Джон поднял взгляд и обнаружил, что эти совиные глаза смотрят на него. В этих жёлтых радужках виднелось настоящее сочувствие. Видящий мягко щёлкнул языком, продолжая смотреть Джону в глаза.
— Прости, Джон. Прости. Моя вина тоже.
Джон покачал головой, горько рассмеявшись, но скорее над самим собой.
— Ага, Терри, — сказал он. — Это была и твоя вина тоже.
— Моя сестра тоже. Моя сестра… старшая сестра. Не нравится её гибель. Очень грустно.
Джон почувствовал, как напрягается его челюсть. Он заставил себя отвести взгляд от детского выражения на лице видящего. Возможно, если пнуть это пустое, лживо-сочувствующее лицо своими новыми ботинками, то он почувствовал бы себя лучше — на мгновение. Однако после этого лучше не стало бы.
Он провёл пальцами по волосам, зачёсывая их от лица.
— Терри, — сказал он. — Мы можем остановить войну? Ну, знаешь, чуму, или чем там окончится Смещение. Возможно ли не допустить это без неё?
— Может, это невозможно с ней, — сказало создание будничным тоном.
— Но теперь это возможно, Терри?
— Не знаю, — сказал видящий, улыбнувшись ему.
Он вновь принялся водить пальцами. Его глаза опять изменились, сделавшись резкими, почти знающими вопреки странным отсветам в нём. Джон поймал себя на том, что невольно наблюдает за пальцами видящего.
— Что ты делаешь? — спросил он наконец.
— Записываю, — ответил видящий.
— Что записываешь?
— Формулу, — сказал Териан, удивлённо посмотрев на него.
Его голос вновь изменился, зазвучав похоже на того Териана, которого знал Джон, только на более разумную его версию. Он говорил с Джоном так, будто они были давними школьными приятелями.
— Мне нужно задокументировать это, — серьёзно объяснил он, широко раскрыв глаза. — Для того времени, когда мне это понадобится. Невероятно важно, чтобы знание не было потеряно. Видишь ли, я понятия не имею, выжила ли Ксарет. Она и я — последние, кто может такого добиться, не считая самого Вэша, а он-то не записывает вещи, верно? — он мягко щёлкнул языком и покачал головой. — В любом случае, не думаю, что старик пожелает помочь. Слишком много вины.
— Вины? — спросил Джон, поражаясь разумности в этих глазах. — Вины из-за чего?
— Нензи, конечно. Вины из-за Нензи Алгатэ.
Джон на мгновение задумался. Он понимал лишь половину.
— Задокументировать что? — спросил он наконец. — Что ты документируешь?
— Как сделать больше тел, — сказал Фигран.
На мгновение Джон лишь таращился на него. Затем он невольно улыбнулся.
— Ты хочешь сделать больше тел, — Джон выдохнул, скрестив руки под плотным пальто. — Зачем, Териан? Ну то есть, посмотри, что это с тобой сделало.
Териан на мгновение задумался, все ещё сидя на корточках перед камнем.
— Да, — сказал он задумчиво. — Я понимаю твою точку зрения, Джон. Но вот в чем штука… что случится со мной, если я этого не сделаю? Пока что я весьма безумен, как видишь.
Тут Джон мало что мог возразить. Пожав одним плечом, он кивнул и крепче скрестил руки поверх длинного кожаного пальто.
— Ага, Терри, — сказал он. — Тут ты в точку.
— Безумен как шляпник, — пропел Териан.
— Безумен как бл*дский шляпник. Ты у нас такой, — улыбнулся Джон.
Кивнув, Териан опять принялся рисовать на камне. Джон просто наблюдал за его работой, ощущая резкую волну сострадания при взгляде на видящего.
Эти создания-посредники… все они изувечены до глубины души.
Териан рассмеялся, показывая жест согласия.
Джон опять заулыбался, затем остановился, внезапно сосредоточившись на ошейнике на шее видящего. Он нахмурился.
— Ты можешь меня слышать, Терри? — спросил он. — Ты можешь слышать мои мысли?
— Конечно, конечно, — отрешённо отозвался видящий. — Жалеешь Терри. Бедный Терри. Бедный сломанный Терри. Совсем как сломанный Меч, и девочка тоже была сломанной. Все они сломаны. Никто из нас не должен быть здесь, Джон. Никто из нас. Это не каникулы. Находиться здесь — не пикник.
Он тихо щёлкнул себе под нос, покачав головой. Затем остановился, поднявшись с корточек. Он уставился на Джона, словно достиг какого-то понимания внутри себя.
— Мы здесь для тебя, — сказал он.
Он ткнул длинными белыми пальцами в Джона. Джон заметил, что кончики пальцев покрыты кровью от царапанья по камню, и вздрогнул.
— Для тебя, Джон, — серьёзно повторил он. — Мы приходим для тебя.
На мгновение Джон лишь уставился на него. Затем, вновь скрестив руки на груди, он вздохнул, выпустив весь воздух из лёгких.
— Ага, — сказал Джон. — Ну… спасибо, — он поднял изувеченную ладонь, показывая Териану результат его трудов. — Спасибо тебе большое, Терри.
Видящий улыбнулся, и все его лицо просияло.
— Всегда пожалуйста, Джон, — серьёзно сказал он. — Ты это знаешь.
Джон издал низкий смешок, невольно фыркнул.
Боже, за последние несколько лет он обзавёлся черным чувством юмора.
Поднявшись на ноги, он подошёл обратно к металлической двери. Он уже собирался заколотить по ней, чтобы Порэш его выпустил, но в последний раз остановился и повернулся.
— Он уже мёртв, Терри? — спросил он. — Ревик?
Териан мягко щёлкнул языком, все ещё рисуя символы на камне.
— Ещё нет, — мягко сказал он. — Ещё нет, ещё нет, — он вновь улыбнулся Джону той открытой улыбкой. — Но скоро, Джон. Очень скоро. Уже недолго.
Он пробормотал себе под нос что-то ещё, и Джон застыл.
— Что? — резко переспросил он. — Что ты сказал?
— Я боготворю тебя, — пробормотал видящий, тихо щёлкнув языком. Очень грустно. Это очень-очень грустно. Очень грустно.
Джон уставился на него. Сглотнув, он ощутил, как его грудь вновь сдавило.
Он резко отвёл взгляд от этого странно подёргивающегося лица и заколотил ладонью по тяжёлой металлической двери, чтобы Порэш его выпустил.
