Спасти мир

Верочка спасает мир. Как может, так и спасает.

Она журналист. Как принято говорить, неплохой. Почему-то «хороший» про журналиста говорят редко, почти никогда, как будто опасаются перехвалить, а осторожное «неплохой» оставляет некоторые шансы на то, что со временем этот самый журналист все же может ухудшиться.

Неплохой журналист Верочка пишет в основном о том, как все плохо.

Плохо все, везде и всегда.

В школах Единый государственный экзамен – очень плохо. До той самой роковой секунды, когда «единый» был введен, все граждане нашей страны были глубоко образованными людьми, вдумчиво читали, грамотно писали, декламировали Гомера, познавали самих себя и Ф. М. Достоевского, но как только ЕГЭ ввели, сразу же запили, закурили, побросали сборники вагантов, которые прежде всегда носили с собой на завод и в трамвайное депо – по месту работы, чтоб приобщиться в обеденный перерыв, похватали банки с пивом, моментально морально разложились и вернулись в первобытное состояние.

На дорогах пробки – совсем худо. Раньше, когда машины продавали по себестоимости передовикам производства и втридорога директору овощебазы, пробок никаких не было, а сейчас стали кому ни попадя продавать, и вон что вышло!..

Кругом хамство, бездуховность и стяжательство – доколе?! По телевизору показывают грудастых девиц, которые пошлыми голосами поют пошлые песни, и анорексичных юношей, которые девичьими голосами поют вообще невесть что – доколе?! Книги пишут плохие и тоже все кому не лень, лучше б не писали, а работали на производстве, впрочем, производства никакого нет – доколе?! Равнодушие чиновников и участковых врачей, одним словом.

Верочка не может оставаться равнодушной, она такой человек. Она утверждает, что «гиперчувствительна к чужой боли».

А я, бесчувственная, считаю, что она просто… как бы это выразиться необидно… очень скучно живет.

Надо сказать, живет Верочка действительно скучно. Ее мама, человек суровый, правильный и «старой закалки», особенно разгуляться дочери никогда не позволяла. У них в семье это называется – до сих пор! – «распуститься».

Вера, ты совсем распустилась!..

Это если Верочка является из своей редакции, хватив кофе с коньячишкой на юбилее Бориса Петровича из отдела кадров. Коньячишко старательно зажевывается какой-нибудь «ледяной свежестью», всю дорогу зажевывается, от самого центра и до самого Южного Бутова, но мама все равно унюхивает.

Если Верочка отбывает на выходные к подружке в Звенигород, мама всегда контролирует ее сумку. Зачем тебе это платье? Кого ты собираешься там соблазнять?! Ты что, не помнишь, как двадцать лет назад с тобой обошелся тот самый негодяй, как, дай бог памяти, его звали?! Вера, после смерти отца ты окончательно распустилась!..

У них с мамой крошечная квартирка и пара пыльных кошек, разумеется, кастрировано-стерилизованных, которым тоже живется очень скучно – они давным-давно не помнят, который из них мальчик, а которая девочка, демонстрировать друг другу стать и удаль не имеет никакого смысла, только есть и спать, а что еще делать?..

Все прошло мимо, от всего уберегли – и от студенческих пьянок, и от чужих постелей, и от неподходящих подруг, и от подозрительных женихов, и от нежелательных командировок, поэтому и карьера никакая не сделалась – главный редактор понятия не имеет, кто такая Верочка, хотя она работает у него уж лет семь. Он смутно помнит, что она «неплохой» журналист и вроде «освещает социалку».

Из всего этого получилась «гиперчувствительность к чужой боли» и непримиримая борьба с домоуправлением за чистоту в подъезде. Домоуправление подъезд моет редко, неохотно и кое-как, а Верочка пишет жалобы в мэрию и префектуру. Оттуда ей отвечают, что подъезд вскоре помоют, но еще ни один сотрудник мэрии, префектуры или даже налоговой службы не явился мыть Верочкин подъезд. Доколе?!

Вот у вас на площадке, с грустью говорит мне Верочка, всегда чисто, а у нас все время грязь, а меры никакие не принимаются. Я несколько раз пыталась осторожненько объяснить Верочке, что на нашей площадке меры принимаются исключительно мной и помощницей Ритусей, и меры эти очень простые – мы с Ритусей вооружаемся ведром и шваброй и моем площадку. Ни мэра, ни префекта, ни даже, представьте себе, руководителя налоговой службы!

Но Верочке это не подходит.

Ну, правда, скучно мыть пол. Скучно и неинтересно. Сражаться за справедливость, пусть и без толку, куда веселее!..

И вдруг главный редактор услал Верочку в командировку в Питер – небывалый случай!.. Она шла по коридору, несла из буфета две булочки, стыдливо завернутые в салфеточку, чтобы скушать на свободе, возле своего компьютерчика, в «Одноклассниках», а не в общепите, а тут – бац, главный! Не съездить ли вам, дорогая, в Питер, там очень интересное мероприятие, научно-практическая конференция по вопросам ЖКХ. Как вас зовут, я то и дело позабываю?..

И поехала Верочка в Питер.

Мама укладку чемодана, разумеется, контролировала, ни одно неподходящее платье в багаж допущено не было.

Верочка очень волновалась, почти до слез. Во-первых, два дня без мамы и пыльных кошек, во‐вторых, такое ответственное задание, в‐третьих, невиданные перспективы в смысле будущей борьбы за справедливость.

На эту самую научно-практическую конференцию неожиданно занесло большого чиновника, на самом деле, неизвестно каким именно ветром, он и к ЖКХ-то никакого отношения не имеет!.. Но занесло. Может, начальство приказало, может, сам решил послушать, что говорят «в народе». Я не стану называть его по имени, ладно?.. Его все знают, вдруг кто догадается, а история такая… довольно приватная. Я буду называть его БЧ, Большой Чиновник, тем более в этом поименовании оба слова – чистая и неприкрытая правда.

Чиновник Верочкой и ее журналистским окружением был раз и навсегда классифицирован как душитель, взяточник и казнокрад, и она его бурно, но заочно ненавидела.

Когда дошло дело до вопросов, задала «острый», не про ЖКХ, а, ясное дело, про Болотную площадь – доколе и всякое такое. БЧ блеснул на нее очками, пожал пиджачными плечами, на вопрос как мог, так и ответил – Верочка все записала.

На этом приключение закончилось. Пора домой, в Москву. Мама там скучает. Да и с кошками ей одной трудно.

На Московском петербургском вокзале никогда ничего не разобрать. Толчея, давка, объявления во всех динамиках «Нумерация вагонов идет со стороны Москвы» – позвольте, с какой такой стороны Москвы, если тут кругом Питер?!

Непривычная Верочка пробиралась сквозь толпу, волокла чемодан, проконтролированный мамой, нервничала изо всех сил, боялась опоздать. Что тогда делать-то?! Питер – это ведь край земли русской, не выберешься, поезда уходят всего раз в час!..

Совершенно выбившись из сил, Верочка приостановилась, чтобы перевести дыхание, и очень неудачно – прямо у ее ног на заплеванном асфальте лежал человек, то ли пьяный, то ли в коме, то ли вовсе мертвый.

В Питере на вокзале всегда и обязательно валяется человек, это еще со времен Достоевского так положено. Еще рядом непременно должна валяться издыхающая лошадь, которую гнусный ямщик бьет кнутом изо всех сил, а в некотором отдалении фланировать проститутка, невинная и чистая душа, спасающая своего папеньку или непутевого братца, а фамилия умирающего должна быть Раскольников. Звать Родион. И никак иначе.

И всех нужно спасти, это Верочка знала совершенно точно.

Она бросила чемодан, присела на корточки и с некоторой дрожью потрогала лежащего. Тот не пошевелился. Мимо шли равнодушные ноги, катились равнодушные чемоданы, равнодушный голос читал объявления. Хорошо хоть издыхающей лошади не наблюдалось!..

Верочка уже плакала, лежащий не подавал никаких признаков жизни, равнодушие окружающего мира и невозможность ничего изменить ледяным панцирем сковали гиперчувствительную Верочкину душу, и поезд, поезд вот-вот уйдет!..

– Вам помочь?..

БЧ – душитель и казнокрад – отстранил Верочку от бездыханного тела, его сопровождающие засуетились, а тело, приведенное в сидячее положение, вдруг подало признаки жизни, разлепило мутные глаза и бессвязно выматерилось.

– Пойдемте, – предложил Верочке душитель. – Тут без нас разберутся.

Верочкин чемодан как-то сам по себе подхватился и поехал, а Верочка как-то сама собой оказалась в поезде, причем вовсе не на своем месте, а по соседству с БЧ, то есть на месте, которое ей не предназначалось.

К Москве, от которой велась нумерация вагонов, оказалось, что он не такой уж душитель и чувство юмора у него есть. Он посоветовал Верочке не слишком усердствовать на пути спасения и посмотреть кинокартину Ларса фон Триера «Догвилль», многое разъясняющую именно в этом вопросе.

Кинокартину обещал прислать и обманул – ничего не прислал. Привез диск сам, чем вверг главного в изумление, а коллектив и самое Верочку в многодневный ступор.

Встречались они недолго. Всего несколько раз. После чего она переехала к нему на Кутузовский, где он одиночествовал после смерти супруги? А через некоторое время Верочка перевелась в отдел культуры – освещать театральные постановки и музыкальные премьеры гораздо приятней, кроме того, на пользу будущему малышу.

Возмущает ее нынче только одно – ее муж, Большой Чиновник, допоздна пропадает на работе. Спасает мир, елки-палки.