Книга: Свиданье с Богом у огня. Разговоры о жизни, любви и самом важном
Назад: Хорошо забытое старое
Дальше: Оранжевый медведь

Суета сует

Что-то забегалась я в последнее время. Так бывает.
Бывает, я сижу безвылазно за письменным столом – когда шесть часов, когда двенадцать, в зависимости от того, как идет или не идет дело. Под вечер, кряхтя, держась за поясницу и повязав голову тряпкой на манер Фаины Раневской в кинокартине «Весна», я вылезаю из комнаты, иногда злая, как тарантул, иногда счастливая и отдавшая все, как новобрачная. Мне не хочется никого видеть, я вполуха слушаю детей и совсем никак не слушаю мужа – ибо что мне до них?! Там, в романе, и есть настоящая жизнь, настоящие эмоции, настоящие мужчины, приключения и чувства. А здесь что?.. Здесь жалкое подобие!.. Здесь нужно подать все тот же ужин, проверить все тот же английский, сложить все тот же чемодан, который полетит с Женькой в командировку в Тюмень – каска никогда не лезет, а на газовой станции, куда, собственно, командировка, без каски никак нельзя и ее почему-то следует везти из Москвы. И вот я пихаю в чемодан каску, а сама там, там, в романе, где нет никаких касок, и герои еще только-только поцеловались, и, что будет дальше, они не знают, и, самое лучшее, я не знаю тоже!..
Бывает, я очень от этого устаю – от сидения на одном месте, от того, что невозможно сменить план перед глазами, от эмоций, которые нужно постоянно отдавать, отдавать, отдавать, а где брать, неизвестно. Мне хочется все бросить, перестать придумывать, перестать день за днем пихать себя в текст, ужасаться тому, что сделано так мало и так плохо.
А бывает и не так.
Сдав роман редактору, я начинаю жить «полной грудью» здесь и сейчас. Я соглашаюсь на все и сразу, на любые предложения от телеканалов и журналов, потому что соскучилась по «живому», по людям, кровообращению, по энергичной, бодрой, чужой, интересной жизни.
Я соскучилась по запаху кофе из кофейной машины, у него совершенно особенный запах, по шуму больших учреждений, где множество людей одновременно разговаривает, жует, смеется, курит. Я соскучилась по игре в ничего не значащие вопросы и никому не нужные ответы: «Как вы добрались? – Спасибо, прекрасно! – А то, знаете, город сегодня стоит!» Знаю, знаю, и мне это нравится!.. По крайней мере в данный момент.
Суета, беготня, толстые осветительные кабели на полу в студиях, непременные пороги, о которые я всегда сослепу спотыкаюсь, грим, зеркала, команда в наушниках «Моторы идут!».
Любовь к такого рода жизни продолжается у меня иногда несколько недель. Я рано уезжаю, поздно приезжаю, вполуха слушаю, что рассказывают дети, и уж совсем не слушаю мужа – сейчас не до него, не до него решительно!.. И каску из чемодана он кое-как вытаскивает сам, и ужинали они опять без меня, ну и что тут такого?! Нет, а что такого-то?! Сами, что ль, не поужинают?!
Потом я начинаю уставать. Стремительно. Неудержимо.
Я начинаю уставать и уже напоминаю себе не персонаж из кинокартины «Весна» в исполнении бессмертной Раневской, а белку из рекламы, неизвестно кем исполненную, – помните?.. Ну, колеса крутятся, белки в них несутся, потом одна из белок все же сдает, вываливается из колеса и оказывается прелестным и обессиленным молодым человеком. Он изнемог, он сгорел на работе, наподобие меня. Тут кто-то из сердобольных подает ему шоколадный батончик, молодой человек откусывает, мигом превращается обратно в белку, вскакивает в колесо – и понеслось, понеслось, закрутилось, закрутилось!..
Чем мы все тут занимаемся, думаю я со скрежетом, пробираясь по пробкам на очередную глубоко осмысленную работу, наподобие колеса. Чего нам всем надо?! Чего мы добиваемся-то?!
Нет, ну правда!..
Очередная съемка, очень нужная, разумеется, и начинается она в семь часов вечера, разумеется. Раньше никак нельзя, все расписано по минутам. Должны снимать ролик для «социальной рекламы», необходимое, благородное дело!.. Ролик в эфире идет десять секунд. Снимается пять часов.
Я приезжаю в студию – все студии расположены на бывших оборонных предприятиях, в путанице заброшенных зданий, высоковольтных столбов, гаражей с покосившимися дверьми. Предприятия давно обанкротились и теперь сдают «площади» востребованным, деловым, хватким молодым людям, работающим на телевидении и делающим большие и важные дела вроде нашего ролика-кролика.
Заезжать непременно под шлагбаум. Над шлагбаумом непременно должно быть написано «Автосервис», но на это не следует обращать внимания. Плохо освещенная территория, мрачные темные постройки, которые еще не успели сдать, или они еще не успели рухнуть. Снег расчищен кое-как, кругом понатыканы машины тоже кое-как.
За покосившейся дверью холодный замусоренный коридор, во впадинах от выбитой плитки лужицы растаявшего снега, натащенного с улицы. За следующей дверью – металлической – открывается рай и воплощение американской мечты.
Много людей, много огней, запах кофе из машины… Толкотня, давка, веселые голоса. Телевизионные барышни в цветных легинсах и рваных джинсах. Телевизионные юноши, погруженные в свои айподы и вообще «макинтоши». Кресла, подвешенные к потолку на цепях, – дизайн, дизайн!.. Гримировальные лампионы отражаются во всех зеркалах. Гримеры – их две, две девицы на меня одну! – помалкивают и как-то странно стараются не сталкиваться со мной глазами в этих самых зеркалах, и вскоре выясняется почему. Они обе из кино. Они стопроцентные, абсолютные, ко всему готовые профессионалы, и неловко им здесь, и неуютно, хоть это и называется «подработка», и я их понимаю вполне. Они работают очень быстро и очень хорошо, так хорошо, что через какое-то время на моем лице невесть откуда на самом деле появляется лицо, а потом еще через какое-то время даже красота.
Ну все, можно приступать.
Камера выставляется долго и старательно, чуть не с высунутым от усердия языком. Оператор то и дело бегает к монитору проверить, как оно там, что показывают-то, в видоискатель он смотреть не умеет, не научился пока еще. Режиссер морщит лоб и то и дело берет в горсть свой подбородок, для верности. Чтоб не только лоб, но и подбородок были задействованы в работу. По очереди подбегают мальчики и девочки и поправляют на мне нечто. Те, которые не подбегают – их человек сорок, – толпятся позади режиссера, смотрят в монитор, в айподы, друг на друга и дают советы. Оставшиеся качаются в креслах, цепи посверкивают и позвякивают, и строчат сообщения на айфонах.
Сообщения, видимо, о том, что по уши заняты и свидание сегодня уж точно в пролете.
«Вызван докладом Малый Совнархоз. К обеду не жди. Твой суслик».
Наконец все готово, последние подбегания, поправления на мне чего-то, «Моторы идут!» и «Тишина в студии!» и «Ролик номер семь, дубль один!», хлопок, «Ксюха, ты в кадре, тебя видно!», ну… поехали!
И так пять часов.
Все до одной белки изнемогли и вывалились из колес и из крутящихся кресел, и даже шоколадные батончики не помогли, что уж говорить о кофе!..
Взяли, разумеется, два первых дубля, которые были сняты минуты примерно за четыре. Так случайно получилось, что они оказались самыми лучшими.
И поехала я домой, где, конечно, все спали и никто меня не ждал, потому что ночь была уже совсем глубокой.
Нет, я бы пожалела себя и даже, может, поплакала над своей горькой участью бесконечно трудящейся и загнанной, как лошадь, немолодой женщины, если бы поняла, чем именно я все это время занималась!..
Не так, не так!.. Именно потому, что я как-то очень отчетливо и ясно поняла, чем именно весь вечер занималась, жалеть себя мне было стыдно.
Бодрясь и так и эдак поводя уставшими плечами, – я ведь пять часов стояла под софитами и говорила, как попугай, одну и ту же фразу, – в предвкушении процедуры снятия грима, а это дело небыстрое, непростое и очень противное, в ожидании рассвета, который вот-вот должен был наступить, сгоревшая на работе, я заварила чаю и страшно удивилась, когда из спальни, щурясь, почесываясь, позевывая и пошатываясь, появился мой муж. Собственно, разбудил его не мой приезд, а наша собака, которая спросонья забрехала, когда я вошла.
– Здорово, – сказал Женька и отхлебнул из стакана. – Ну, как там все было? – И похвастался: – А я вечером телевизор смотрел, очень интересно. Там в передаче один мужик женился на какой-то певичке, я, правда, не помню, как ее зовут. Только он ее вскоре бросил и женился еще на ком-то, не помню, как зовут. А до этого у него была жена довольно приличная, на той он был женат лет двадцать. Богатый такой мужик, сделал бизнес на свиньях.
– На ком?! – пролепетала я.
– На свиньях, – пояснил мой муж. – У него такой бизнес был, свиной. Правда, я не понял, как его зовут, но очень интересно!..
Ну я-то как раз все поняла!..
Пойду-ка я пока что за письменный стол. Пусть я лучше буду похожа на Фаину Раневскую с тряпкой на голове, чем на безымянный персонаж из рекламы. Никто не знает, как его зовут.
Назад: Хорошо забытое старое
Дальше: Оранжевый медведь