Глава 8. Движение на ощупь по рынку недвижимости

Иммигранты начала и середины прошлого века ехали в Аргентину за лучшей судьбой из разрушенной войнами Европы, кто совсем без денег, кто со скудным запасом на первое время – с тем, что удалось выручить, продав все нажитое в Старом Свете. Рикарда же, высокая, миловидная, выглядящая намного моложе своих сорока лет, приехала из Берлина в самом начале двадцать первого века с приличным капиталом, доставшимся ей в наследство от бабушки и составлявшим в то время в Аргентине весьма значительную сумму. С немецкой расчетливостью Рикарда решила вложить деньги в рынок недвижимости, обвалившийся после дефолта 2001 года и ставший доступным лишь счастливым обладателям иностранной валюты. Была у нее романтическая мечта создать бутик-отель для любителей танго со всего мира и жить в нем в окружении приятных для нее людей вместе с собачкой Лолитой, приехавший со своей хозяйкой из Германии.

Разумно оставив деньги в надежном немецком банке, чтобы они приносили пусть и небольшие, но все же проценты, Рикарда обживалась, осматривалась, знакомилась с выбранной для жизни и бизнеса страной. Она уже бывала в Аргентине раньше и, как и многие приезжие из северных стран, буквально расцветала здесь от теплых аргентинских улыбок, внимания мужчин и комплиментов.

Ей нравилось вести разговоры о жизни с новыми знакомыми во время неспешного распития кофе или мате, на что вполне хватало ее испанского, обязательного в программе немецкой средней школы. Каждое утро она шла в кафе на углу, где заказывала себе аргентинский завтрак «портеньо»: кофе с молоком, апельсиновый сок и сдобные булочки в форме полумесяца, что называются здесь пол-луны, или медиалунас. К медиалунасам она испытывала серьезную зависимость и съедала все три булочки, включенные в завтрак, а потом переживала, бегала в спортзал, занималась с персональным тренером, после чего шла на урок танго к частному преподавателю. Все это – чтобы на следующий день опять съесть три половинки луны.

За завтраком она выискивала в газетах и выписывала в блокнот адреса продающихся домов и телефоны риелторов. И, насладившись соком цвета солнца, традиционно подаваемым в бокале для вина, чуть подгоревшим кофе, аромат которого впитался в булыжную мостовую и фасады домов, она ровным почерком отличницы выписывала в блокнот названия улиц района Палермо с интересующими ее домами. Сродни нью-йоркскому Сохо, Палермо возрождался из складов, гаражей и скобяных лавок, которые буквально на глазах превращались в модные лофты, а фасады отремонтированных особняков, ожидавших в упадке и забвении второго расцвета своей утраченной гламурной славы, засверкали новеньким мрамором и гранитом. Этот район, конечно же, был перспективным для инвестиций. Просчитав все это, Рикарда решила навсегда забыть об офисных буднях в небольшой бухгалтерской фирме центра Берлина. Она сидела за столиком кафе, щурясь от яркого весеннего солнца и от предвкушения сбывающейся мечты.

После завтрака Рикарда обзванивала агентства недвижимости по заинтересовавшим ее объявлениям. Оказалось, что купить недвижимость в Буэнос-Айресе было не легче, а подчас и сложнее, чем ее продать. Дозвониться до агентов было непросто – телефон был либо занят, либо ей обещали перезвонить, что случалось редко и напоминало сельского почтальона, пожевывающего губами: «Вам пишут, сударыня, пишут…». Не говоря уже о том, что расписание работы агентств никак не укладывалось в распорядок дня Рикарды: она просыпалась поздно и не спеша наслаждалась кофепитием и утренней прогулкой, а днем, с часу примерно до четырех, офисы были закрыты; потом, когда они вновь открывались, у Рикарды начинались уроки и практики йоги и танго, которые так же не работали ранее: дневную сиесту здесь уважали.

– Во всем мире трудно заработать деньги, а в Аргентине их непросто потратить, – сокрушалась она. – Уже неделю не могу выловить какого-то сеньора с эксклюзивным правом показа дома, который мне понравился. Звоню каждый день, как будто не я ему хочу заплатить комиссионные с операции в сто тысяч долларов – между прочим, это четыре тысячи! – а пытаюсь с него долг получить. Ну что за люди?!. – Последнюю фразу она будет часто повторять в процессе общения с этими и другими людьми в выбранным ею для жизни городе; ее рациональный немецкий ум отказывался понимать их манеру поведения, как профессионального, так и личного.

Она ходила смотреть дома и квартиры и удивлялась их состоянию, которое призналось бы аварийным в Германии, но считалось вполне приемлемым для жизни в Аргентине. В объявлениях так и говорилось: в хорошем состоянии. Хорошим же, на взгляд Рикарды, в состоянии большинства домов, которые она просмотрела, было только то, что отпадали сомнения по поводу того, что в них можно оставить, а что надо поменять, поскольку стало ясно, что менять и переделывать надо все, от электропроводки до труб и сантехники, поэтому она искала самый дешевый вариант.

Определившись с критериями поисков, она вскоре выбрала дом в Новом Палермо, где цены были пока еще доступными, но перспективы и прогнозы уже предвещали их бурный рост. Дом был старинный, с красивой лепниной на фасаде, построенный в аргентинском стиле чоризо, с внутренним двориком, патио, куда выходили все комнаты. Как в советских коммуналках, семьи иммигрантов в таких домах занимали по комнате, а после работы все собирались на патио, слушали музыку, танцевали, пили вино или мате.

Нынешнее печальное состояние некогда великолепного особняка отражало состояние всей страны, пребывавшей в экономическом, политическом и моральном упадке: от былого великолепия Аргентины, входившей в десятку богатейших стран мира в прошлом веке и резко деградировавшей в этом, осталось мало чего. В доме протекали все трубы, краска с потолков свисала спиралями, а стены были сырыми и серыми от плесени. Но Рикарда уже видела внутренним взором цвета, которыми она раскрасит многочисленные комнаты, новую мозаичную плитку в ванных комнатах, отреставрированные старинные зеркала и колонны… Она представляла будущих жильцов, таких же, как и она, увлеченных танго людей, танцующих на патио с гранитным полом в черно-белую клетку, как когда-то танцевали прежние обитатели дома по вечерам.

Решение было принято, и Рикарда с деловой прижимистостью, захватив деньги для внесения задатка, пришла в агентство недвижимости с оскорбительно низким предложением цены за дом. Сотрудник агентства, проделанная работа которого заключалась в том, что он ей этот дом показал, теперь был убежден, что получит причитающееся ему по праву вознаграждение за это единоразовое действие, которое его отвлекло, видимо, от других немаловажных дел, был возмущен; хозяин агентства – тоже. Бурно жестикулируя, на повышенных тонах они стали говорить, что не примут задаток, чтобы не обидеть хозяина дома, рассказывали, что у них целый список желающих, что им целыми днями звонят заинтересованные покупатели. Рикарда выслушала эмоциональных продавцов спокойно и повторила свое предложение точь-в-точь таким, каким его сделала в первый раз. Все началось заново, оба аргентинцы тараторили одновременно, объясняя ей, не разбирающейся в рынке и бизнесе иностранке, что она должна повысить цену, что хозяин дома даже не будет с ними разговаривать, если они передадут ему это унизительное предложение. Рикарда их не перебивала, сидела с немного скучающим видом, а когда все аргументы были высказаны, приподнялась со стула и произнесла:

– Ну, я пошла тогда. Раз хозяин дома не торопится продать его… – Она покрутила в руках конверт с задатком и полувопросительно, полуутвердительно добавила: – Если он все-таки решится… Давайте так, я оставляю задаток, вы даете мне расписку, а он пусть подумает.

Рикарда говорила почти без акцента, только слегка картавила, но сейчас понимала далеко не все из быстрых и эмоциональных возражений своих оппонентов по торгу. Она действовала так, как ее научил Педро, который отрепетировал с ней предстоящую сцену и предугадал все до мельчайших подробностей. Ей бы самой и в голову не пришло сбросить более двадцати процентов, почти что четверть цены. Но Педро ее убеждал, причем так же горячо, как сейчас упирались риелторы, что именно так и надо, а не то ее разведут как иностранку, а она им сразу должна дать понять, что ничего у них не выйдет. Рикарде казалось это диким, но Педро внушал доверие: он работал в автомобильном салоне «Рено» старшим продавцом. Он искренне хотел помочь ей, и роль куратора гринги, как здесь часто называли Рикарду, ему явно нравилась.

– При всем уважении… сеньорита Рикарда, это невозможно. Владелец дома выгонит меня, если я передам ему ваше предложение, – сбавив обороты, сказал хозяин агентства. – Дом и так был уценен, ему цена настоящая – в два раза больше… Эх, да вы вообще знаете, сколько этот дом стоил еще полтора года назад? Вы же из Европы, да? Вот сколько бы он стоил в Европе? А-а-а, понимаю, понимаю, поэтому вы здесь, и очень правильно. Еще бы! Такая уникальная возможность… Но вы действительно можете ее упустить из-за каких-то двадцати с небольшим тысяч… вы потом пожалеете…

«Если бы смуглые лица могли краснеть, то лицо у него должно было стать цвета весенней черешни, продающейся на каждом углу в Буэнос-Айресе», – подумала Рикарда и уже более решительно направилась к двери, чтобы выйти на улицу, вдохнуть свежего воздуха и купить этой самой черешни, которой ей вдруг ужасно захотелось.

Уже дотронувшись рукой до латунной ручки, она спиной почувствовала, что одержала пусть маленькую, но победу.

– Давайте ваши деньги, сеньорита Рикарда, подписывайте вот здесь, – вздохнул хозяин агентства. – Я попытаюсь сделать все, что в моих силах, чтобы вам помочь, но ничего не гарантирую…

Внеся задаток и зарезервировав таким образом дом и свои права на дальнейший торг, Рикарда пошла по брусчатке Палермо в направлении к дому, чтобы еще раз взглянуть на него и запастись необходимым энтузиазмом для последующих маневров, возможно еще более изнурительных, чем сегодняшняя битва. Она остановилась на противоположной стороне тротуара и уже по-хозяйски стала оглядывать дом глазами будущей собственницы. Что-то ей показалось странным. Она знала, что в доме уже некоторое время никто не жил, чем отчасти и объяснялось его удручающее состояние; хозяева переехали за город, на какое-то время сдали дом в аренду и получили обратно растерзанным и неухоженным, ждущим любви и заботы, которые готова была дать Рикарда. Однако похоже было, что внутри шла какая-то жизнь… В щелочках ставней мелькали тени и слышался детский плач.

«Что за чертовщина? Родственники хозяев, что ли, нагрянули?» – подумала Рикарда и, постояв еще немного, увидела смуглого молодого парня, явно не аргентинского происхождения, постучавшегося в дверь. Ему открыла молодая женщина, тоже смуглая, с круглым лицом и прямыми черными волосами, собранными в хвост. Вытянув шею, Рикарда увидела бегающих по патио детей. «Ну, точно, родственники, похоже, с севера Аргентины», – поняла хорошо осведомленная в демографии страны Рикарда. Жители северных провинций в большинстве своем были потомками уцелевших после кровавой резни индейцев времен испанской оккупации, которые, отступая на север, в Боливию, осели где-то в горных районах Аргентины. «А может быть, это рабочие? Может, хозяин все же решил сделать косметический ремонт, чтобы потом поднять цену?» – забеспокоилась Рикарда. Меньше всего ей хотелось платить лишнее за халтурно запаянные свинцовые трубы, которые так или иначе придется поменять.

Она запаслась терпением и решила не звонить первой риелторам на следующий же день, ведь она им сказала, что этот дом всего лишь один из интересующих ее вариантов, с которого она решила начать.

Из агентства ей позвонили только через три дня.

– Как вы поживаете, сеньорита Рикарда? Наслаждаетесь погодой? Да, необычайно теплая весна в этом году, – замурлыкал в телефоне голос брюнета из риелторской фирмы. – А у меня для вас две новости… хорошая и плохая, с какой начинать?

– Давайте с хорошей, – улыбнулась про себя Рикарда. Была бы она аргентинкой, непременно сказала бы, чтобы начинал с плохой, и, даже если последующая оказалась бы сногсшибательной, продолжала бы сокрушаться по поводу первой, плохой. Когда же аргентинцам сообщают хорошую новость, а потом плохую, то они говорят, что собеседник просто хотел подсластить пилюлю. За годы поездок в страну готана, как она любила называть Аргентину, Рикарда достаточно хорошо изучила своих будущих сограждан.

– Хозяин, к моему удивлению, согласился с вашей ценой. Да-да, даже не выдвинул контрпредложения, прямо вот так, не торгуясь, сказал, что готов подписывать договор.

– Вот и прекрасно, – искренне обрадовалась Рикарда. И тут же насторожилась. – А что за плохая новость?

– Ну, видите ли, он пошел вам навстречу, согласился с вашей ценой без торга… всего лишь с небольшим условием… ну, как бы с дополнением в контракте…

– Каким? – Рикарда уже перебирала в уме, к кому пойдет консультироваться, прежде чем подпишет контракт.

– Тут небольшое недоразумение произошло… Видите ли, когда хозяева уехали, сначала их родственник присматривал за домом, почту забирал, но потом он тоже уехал по работе куда-то… Ну, в общем, пока дом был без надзора, туда заехали люди… Но вы не беспокойтесь, как новая владелица дома вы обладаете полным правом их выселить. Обратитесь в префектуру, и все будет улажено.

– То есть в каком смысле «заехали»? – Рикарда ничего не поняла из этого объяснения, но вспомнила семью, которую сама видела в доме и приняла за родственников хозяина. – И что за люди? – спросила она.

– Ну, тут такая история… – замялся риелтор. – Здесь это бывает… Похлопотать надо будет. Но вам же такую скидку сделали, подумайте! За такую цену купить этого красавца, да вам не поверят, все завидовать будут!

– Подождите… Что за люди-то и в каком смысле «заехали»? – повторила Рикарда; ей уже не нравилась ни цена дома, не убеждал аргумент о том, как ей будут завидовать.

Прошло еще несколько минут хождения вокруг да около, и наконец риелтор рассказал Рикарде, что в дом самовольно заселились иммигранты из Перу.

– Но ведь дом был закрыт! – воскликнула она.

– Вероятно, они проникли в патио, спустившись по крыше другого особняка… – предположил риелтор.

– Как коты? – выдохнула убитая Рикарда.

– Да-да, как коты, – радостно засмеялся мужчина. – Очень удачное сравнение. Здесь такое бывает. Дом выглядит заброшенным, а эти люди живут на улицах или в бараках временных… Скорее всего, им эту информацию продали.

– Продали? – мрачным голосом повторила Рикарда.

– Увы… такое случается. Осведомители работают в каждом районе, присматривают дома, где никто не живет, а потом туда за деньги запускают семью… или несколько семей. Безусловно, нелегально, – поспешил добавить он. – С полицией их можно будет выселить.

– Ну вот и прекрасно, пусть хозяин дома их выселяет, а потом мы подпишем контракт, – уже более ровным тоном произнесла Рикарда.

– Э-э-э… понимаете, это может занять время… Хозяин далеко, ему надо будет приехать, составить акт. Потом он снова уедет… У вас, поверьте мне, это получится быстрее.

Рикарда пыталась осмыслить ситуацию, которая никак не укладывалась в ее организованном немецком мозгу. Договорившись с риелтером встретиться в офисе на следующий день, она тут же набрала номер Карлитоса, чтобы тот разъяснил ей ситуацию и посоветовал план действий. Они договорились пообедать вместе в уютном ресторанчике напротив его автосалона. Это традиционное заведение с деревянными панелями на стенах и гранитным полом в черно-белую шашку славилось национальными блюдами аргентинской кухни и официантами старой школы при галстуках-бабочках и в длинных фартуках.

Отрезая маленькие кусочки свиной отбивной, Рикарда стала объяснять Педро, что произошло. Он внимательно ее слушал, не теряя при этом интереса к своему стейку марипоза, который, в соответствии с названием, как гигантская бабочка, распахнул румяно-сочные крылья внушительных размеров на его тарелке.

– Постой, – произнес он, когда она рассказала о том, что увидела в доме каких-то непонятных людей, – а дети там были? Ты видела детей?

– Ну да, маленькие, на полу игрались, и один грудной на руках у женщины.

Тут Педро махнул рукой, в которой был нож, и, если бы не его дружелюбное выражение лица, этот жест был бы похож на угрозу.

– Сколько денег ты в задаток оставила? Много? Иди прямо сейчас, после обеда, и забирай их. Говори, что ничего подписывать не будешь.

Он объяснил Рикарде, что по аргентинскому законодательству захвативших жилье людей – а пустующее жилье действительно часто захватывали приезжие иммигранты с подачи местных мошенников – выгнать очень сложно, этот процесс может занять много месяцев, если не весь год. И когда в доме находятся несовершеннолетние дети, а как правило, в таких семьях их много, выгнать вселившихся вообще нереально, учитывая, что идти им некуда.

– На улицу с детьми не выгоняют, это противозаконно, – закончил он, и обескураженная Рикарда, уже понимавшая, что с домом ей придется распрощаться, как и, вполне вероятно, с тысячей долларов, оставленной в задаток, все-таки спросила:

– А то, что родители этих детей противозаконно завладели чужой собственностью и, возможно, кого-то оставили без жилья, не принимается в расчет? С этим ничего нельзя поделать?

– Нет, – покачал головой Педро. – Это тебе не Германия.

На этом обед был закончен, Педро надо было возвращаться на работу.

– Да ты не расстраивайся, – сказал он. – Деньги тебе должны вернуть. Хочешь, я с тобой пойду? Завтра, например, в это же время?

Рикарда поблагодарила его и сказала, что сначала попробует решить вопрос с задатком сама, а если понадобится его помощь, обязательно позвонит. Расстроилась она тем не менее сильно. Во-первых, из-за того, что потеряла дом, который по всем параметрам подходил для ее проекта, и она его уже мысленно представя-лала по-аргентински привлекательным и по-немецки функциональным, а во-вторых, от самого состояния дел в городе, где она собиралась прожить всю свою жизнь. «А если я уеду когда-нибудь и по возвращении обнаружу “соседей” из близлежащих стран, готовящих эмпанады на моей кухне?» – подумала она.

Новая информация, которую Рикарда получила от Карлитоса, ее насторожила и даже поставила под вопрос выстроенную ею схему предстоящей жизни на ближайшие лет двадцать и само решение о переселении в Аргентину. Но, выйдя на улицу, залитую солнцем, и увидев цветущие кроны хакаранды, ярко-фиолетовые на фоне такого же яркого синего неба, она вспомнила низкий немецкий небосвод, давивший на нее тяжестью серо-стального цвета и рутиной предсказуемости жизни, и подумала, что не готова сдаваться так просто, после первой же неудачи. «Ну что же, значит, я еще не нашла СВОЙ дом», – решила она, и сразу же откуда-то из неведомого подсознания всплыло танго Paciencia; напевая его, Рикарда зашагала пружинистым шагом уверенного в выбранном будущем человека: «Терпе-е-е-ение – жизнь такова! Нет в ней виновных, хоть есть и вина…» И почему это танго не сделали национальным гимном Аргентины?

Ее терпение было, конечно же, вознаграждено. Появился другой дом, и именно в том районе, где она искала место для своего будущего отеля, в пределах той цены, которую собиралась заплатить. Рикарда уже ликовала, что не придется воевать и выгонять с боем незаконных захватчиков, что по улице не ходят громыхающие автобусы, – обстоятельство особенно неприятное в шесть часов утра для приехавших в отпуск туристов и проводящей ночи на милонгах Рикарды.

На сей раз все прошло гладко – после небольшого торга обе стороны договорились о цене, залог перешел из рук Рикарды в карман владельца недвижимости и был составлен план дальнейшей оплаты. В Аргентине принято платить тридцать процентов от стоимости, а затем, по получении полного пакета документов юристом-эскрибано, оформляющим сделку, платят оставшуюся сумму. Рикарда осведомилась, в какой банк ей надо будет перевести деньги, и попросила у продавца реквизиты счета. Тот на нее посмотрел, как на пришельца из другого мира, каковым Рикарда, в общем-то, и являлась, и объяснил, что ему нужны наличные деньги.

– Конечно! – понятливо улыбнулась Рикарда, думая, что ее не так поняли, что продавец, верно, решил, что ей придется оформлять кредит, а деньги будет выплачивать банк. – Я вам именно так и оплачу: наличными. Не банк оплатит, а я сама, и деньги сразу поступят на ваш счет.

Продавец посмотрел на нее с беспокойством и даже с некоторым умилением ее наивностью.

– Наличные, сеньорита, это то, что я, потрогав, пересчитав, разложу по карманам и унесу домой.

– По карманам? – переспросила Рикарда. – Сто пятьдесят пять тысяч долларов?

Продавец, высокий по аргентинским меркам мужчина лет сорока пяти, на полном серьезе посвятил Рикарду в технические детали операции купли-продажи недвижимости. Он чуть приподнял брюки и указал на длинные черные носки:

– Уже давно проверено: в каждый носок умещается пятьдесят тысяч зеленых, затем внутренние карманы, рукава пиджака. Я даже ни барсеткой, ни портфелем не пользуюсь.

Опешившая Рикарда перевела взгляд на риелтора, чтобы убедиться: не ослышалась ли она, не шутит ли продавец в такой оригинальной манере; она не знала, смеяться ей или нет.

Риелтор молча кивнул в знак согласия с системой распределения купюр. Из любопытства, оставив тему перевода денег в банк, Рикарда спросила:

– А что, в барсетку или в рюкзак нельзя?

– Береженого Бог бережет, – доверительно произнес продавец. – А вдруг на выходе из банка на меня нападут и выхватят портфель, рюкзак или что там еще? – Он строго посмотрел на Рикарду, как будто она должна была ответить на его вопрос.

«Сумасшедший», – решила она.

Видя ее растерянность, риелтор подтвердил, что 99,9 процента операций в Аргентине проводятся по наличному расчету, он также сказал, что поможет ей с технической стороной перевода денег из-за рубежа. Рикарда узнала, что деньги можно переводить «по-белому», и тогда она потеряет приличную сумму при конвертации евро в песо, а затем песо в доллары по правилам Центрального банка Аргентины, не говоря уже о комиссионных сборах каждый раз, а можно и «по-черному», когда за вычетом совсем небольшого процента она получит сразу всю переведенную сумму в нужной для нее валюте, но без регистрации Центробанка. Понемецки нерасточительная Рикарда выбрала второй вариант; ей уже говорил Педро, что у него есть контакты в мире валютных «пещер», которые этим занимаются.

Через пару дней, предварительно позвонив по телефону и представившись, что она от Педро, Рикарда зашла в офис, где аргентинцы, которым посчастливилось получить разрешение на обмен определенной суммы, могли обменять строго ограниченное этой квотой количество предварительно задекларированных песо на доллары; но «для своих», таких же как и она, от Педро или других имен и явок, там меняли деньги по «черному» курсу без всяких сопроводительных документов. Из-за двери появилась голова пожилого сеньора, похожего на ворону с клювом и круглыми блестящими глазами. Сеньор кивнул Рикарде, и она последовала за ним. Освальдо – так представился человек-ворона – написал на вырванном из блокнота листе реквизиты банка на каком-то острове и объяснил Рикарде, что, переведя туда деньги из своего немецкого банка, она сможет получить эту сумму здесь, в этом офисе, наличными, за вычетом всего лишь полутора процентов. Поразило Рикарду не столько название острова, сколько название юридического лица, на которое ей надо будет перевести деньги. Фирма называлась по-английски «Корпорация “Стрекоза”», и это внушало Рикарде некоторые опасения; она не могла представить свой разговор с фрау Сиболд, управляющей счетами клиентов берлинского банка. Но Педро божился, что все так делают, что люди проверенные, и она его еще благодарить будет за сэкономленные деньги.

На следующий день не выспавшаяся после ночных сомнений Рикарда, убедив себя в том, что в Риме надо делать так, как делают римляне, а в Буэнос-Айресе, как портеньосы, набрала номер телефона своего банка.

– Добрый день, фрау Сиболд, – сказала она. – Мне тут надо перевести некоторую сумму… Да-да, покупаю дом в Аргентине… Что? Спасибо, да, я очень рада. Да, сейчас продиктую реквизиты счета для перевода и сразу же продублирую по почте. Да, это не в Аргентину… но дом в Аргентине. Счет? Да, счет компании. Называется «Стрекоза». Ага. Корпорация так называется.

Она представила себе добрые глаза фрау Сиболд за стеклами очков в круглой оправе, ее приветливое полное лицо, всегда одинаково невозмутимое и внимательное, и решила пояснить:

– Продавец дома – бизнесмен из Гонгонга… да… и это счет его компании. В китайской культуре стрекоза – символ удачи… Да-да, всю сумму, если можно.

Рикарда почувствовала, что начинает потеть, она терпеть не могла обман, а тут сочиняла на ходу, да еще и приправляла ложь деталями, как суп специями. Отправив информацию в банк и получив подтверждение о переводе уже к концу рабочего дня, Рикарда позвонила Освальдо из «пещеры» «Голубой Топаз» – так назывался пункт проведения валютных операций сомнительной легальности с офшорной «Стрекозой», – чтобы сообщить ему, что деньги высланы, и спросить, когда она может за ними прийти. Освальдо заверил ее, что позвонит, как только получит деньги, но в связи с грядущими выходными и присоединяющимися к ним праздниками это, скорее всего, будет не раньше, чем через неделю.

– Не волнуйся, – успокаивал ее Педро. – Все будет в порядке.

И она, всегда такая недоверчивая, решила довериться малознакомому, в общем-то, Педро и совсем не знакомому Освальдо. Другого выхода у нее не было.

Прошла неделя с непонятными не только для Рикарды, но и для большинства аргентинцев праздниками. Никто толком и не знал, в честь чего им подарены эти солнечные дни; в Аргентине красными днями в календаре отмечены многие исторические битвы, причем как победы, так и поражения, в результате чего страна выбилась в лидеры по количеству праздников в году. «Ну хоть в чем-то мы на первом месте», – шутят аргентинцы, тяжело переживающие крах своего былого футбольного лидерства, не говоря уже о сдавшей позиции экономике.

Ровно через неделю Рикарда позвонила, чтобы справиться о своих делах и наметить дату подписания купчей. Освальдо на месте не оказалось, видимо, он еще не вышел после праздников, наверное, уехал куда-то, воспользовавшись длинными выходными. Про ее деньги никто ничего не знал. Рикарду уверили, что через пару дней все решится, что задержка произошла из-за праздников. Внутри у нее стало что-то подкатывать; если вдуматься, она сама дала указание перевести деньги на непонятный остров в еще менее понятную «Стрекозу», только лишь потому, что улыбчивые аргентинцы сказали ей, чтобы она не волновалась и что все так делают. На самом деле Рикарда начала волноваться. И звонить каждый день. Ей всегда очень вежливо и любезно отвечали, что денег по непонятным причинам еще не было, иногда не было и Освальдо, и Рикарда волновалась еще больше. Она звонила Педро, который ее уверял, что все будет в порядке, но само понятие порядка в стране вечного хаоса было расплывчатым, и его слова звучали неубедительно для Рикарды. За две недели она похудела, стала плохо спать, а главное, она боялась рассказать своим европейским друзьям эту историю, чтобы не услышать подтверждения своих опасений. Те, кого она все же посвятила в свою финансовую аферу, только крутили головами и ждали с интересом, чем все это закончится.

Закончилось все благополучно. Если не считать заработанного Рикардой нервного расстройства. Ничего серьезного – врач прописал ей мягкое успокоительное средство, благодаря которому она стала лучше спать и реагировать на все намного проще. Подписав купчую и получив ключи от дома, она стала свидетельницей увлекательного процесса раскладывания десятитысячных пачек долларов в длинные носки продавца. Вспомнила, как в Берлине, когда она продавала свою квартиру, деньги, стоило проставить подписи на многочисленных страницах договора, тут же, как по взмаху волшебной палочки, появились у нее на счету. «Третий мир», – вздохнула она, но эта мысль ее отнюдь не расстроила. «Зато все в три раза дешевле», – довольная своей покупкой подытожила сделку расчетливая немка.