Глава 8

Вечером того дня, когда я разговаривала с Иваном, дозвониться мне удалось только до Владимира Тирецкого. Кирилл не брал трубку, и я решила, что он либо спит, либо находится вне зоны действия сети. Голос Владимира Тирецкого казался подозрительным и неприветливым. Он настойчиво расспрашивал, кто я такая, и даже мои слова о том, что я пишу научную работу о племенах Амазонии, мало подействовали. Мне пришлось объяснять мужчине, что мне необходимо знать досконально о традициях и обычаях нынешних индейцев, чтобы написать свой научный труд.

– Так мне-то вы с какой целью звоните? – поинтересовался мой собеседник. – Я – не индеец, помочь вам ничем не могу.

– Но вы же общались с амазонским шаманом, – заявила я. – Поэтому можете мне рассказать о Киреро.

– Откуда вы знаете? – подозрительно спросил Владимир.

– Мне ваш номер некий Абеляр дал, – решилась я на отважный ход. – Ему некогда было со мной встретиться, поэтому он посоветовал поговорить с людьми, которые участвовали в церемонии.

Не повезет мне, если Тирецкий примется звонить Абеляру и узнавать у него, кому он давал номера телефонов участников встречи. Я надеялась, что Владимир, как и Иван, не знает, как найти Абеляра, раз он такой неуловимый, и поверит мне на слово. Не знаю, что подумал Тирецкий, однако его ответ меня обнадежил.

– Ладно, могу вам рассказать про шамана, – согласился он. – Только сразу предупреждаю, не надейтесь на подробное повествование об индейцах племени гуарани. Я мало что о них знаю со слов Киреро, лучше поговорите с самим шаманом, если найдете его.

– Да где ж я в Тарасове индейца отыщу? – резонно заметила я. – А у меня сроки поджимают, не могу ж я в Южную Америку отправиться! Мне хотя бы с чьих-то слов про племя написать, книги не подходят. А вот свидетельства очевидцев – это можно! Вы меня очень, очень выручите, если поможете!

– Да я ж вам объясняю, сам про индейцев вам многого рассказать не смогу, – настаивал на своем Тирецкий. – Я в лесах тропических не был, в индейской деревне не жил. Может, вам поискать более знающего человека для вашей работы?

– Зато вы с настоящим индейцем общались! – возразила я. – Вы не волнуйтесь, много времени я у вас не займу, отвлекать вас не буду. Мне и получаса хватит, что скажете?

– Ну, раз уж вы так настаиваете, – услышала я тягостный вздох Владимира. – Завтра у меня будет время с двенадцати до двух, я буду находиться дома. Если у вас есть желание, приезжайте к двенадцати.

– Замечательно! – обрадовалась я. – Только скажите, куда мне приехать? К вам домой?

– Давайте так, – согласился Тирецкий. – Знаете, я не любитель по всяким злачным местам мотаться вроде кафе и ресторанов. Да и вам, наверно, записи удобнее делать не в заведениях общепита, а за рабочим столом. Хотя лучше было бы, если б вы посетили лекцию, которую проводят еженедельно, там как раз по вашей теме можно было бы многое узнать.

– Увы, я не знала, – скорбно проговорила я. – Поэтому у меня вся надежда на вас.

– Ладно, приезжайте завтра, там поговорим, – оборвал меня Владимир. – При личной встрече удобнее общаться, чем по телефону. Я не любитель телефонных разговоров, уж извините.

– Да-да, конечно, – поспешила я завершить беседу. Ну и кадр, подумала я про себя. И кафе он не любит, и телефонные разговоры не жалует… Что же, вопрос, вы любите? Ну да меня это не касается, моя задача – найти Абеляра и добыть доказательства его противозаконной деятельности. Как раз этим я и займусь завтра с утра, до встречи с Тирецким.

Мужчина продиктовал мне адрес, по которому следует приехать завтра, и я, попрощавшись с не очень словоохотливым собеседником, положила мобильник на свободное кресло машины. Мне предстояла дальняя дорога, а трасса была темная, и следовало соблюдать осторожность.

К счастью, до дома я добралась без всяких приключений, хотя к концу дороги и чувствовала себя уставшей. Припарковав машину рядом с домом, я поднялась на свой седьмой этаж и, бросив вещи в коридоре, отправилась спать.

Утром следующего дня я позвонила Кирьянову. Приятель взял трубку сразу – рабочий день у него начинался рано, поэтому я его не разбудила.

– Володь, говорить можешь? – спросила я.

– Да, пока могу, – коротко ответил тот. – Тебе по делу что-то?

– Ага, – сразу перешла я к интересующему меня вопросу. – Мне нужно кое-что на экспертизу отдать. Я нашла пакеты с неизвестным содержимым, требуется установить, что это такое и для чего оно используется. Могу подъехать к тебе на работу, пойдет так?

– Да, приезжай, – согласился Кирьянов. – Отдам тогда что тебе нужно на экспертизу, результат в течение дня будет. Сразу, к сожалению, не получится, но сегодня я тебе позвоню.

– Если я сегодня узнаю, что это такое, то будет просто замечательно! – заверила я приятеля.

Где-то два часа у меня ушло на то, чтобы доехать до отдела полиции, где служил подполковник, вручить ему свою добычу и дождаться, пока Кирьянов отдаст пакеты с неизвестным содержимым куда следует.

– Ладно, как только станет что известно – сразу тебе наберу, – пообещал мой друг. – Да, совсем забыл тебя поблагодарить! Знаешь, ты очень помогла моей Ленке с докладом. Не знаю, как бы она сама выкручивалась – скорее всего, не справилась бы с этой географией, в четверти точно трояк бы не натянули. Так что я перед тобой в долгу, что хочешь проси – Ленке ж пятерку поставили за доклад, похвалили ее! Представляешь, какое это достижение?

– Ну вот, ты мне про пакетики мои узнаешь, так и сочтемся! – усмехнулась я. – И потом, это я у тебя вечно в долгах хожу – то прошу по базе кого пробить, то вот как сегодня, с экспертизой…

– Да мне это совсем не внапряг! – заверил меня Кирьянов. – Экспертизой не я занимаюсь, а соответствующие работники, по базе тоже легко простого человека проверить. К тому же ты, как я понимаю, то самое дело расследуешь? Ну, которое я тебе подкинул, про эту несчастную, из провинции? Или уже другое взяла?

– Я ж не метеор! – хмыкнула я. – Да, сейчас как раз осталось пару вещей сделать, и можно считать, что преступление раскрыто.

– Все равно быстро! – с уважением заметил Кирьянов. – Ты агентство нашла? В котором с нее деньги стребовали?

– Вроде того, – уклончиво ответила я. – Слушай, Володь, ты извини, но мне бежать надо, на двенадцать встреча назначена. Я, как посвободнее буду, с удовольствием с тобой поболтаю, а сейчас мне пора.

– Конечно, не смею тебя задерживать! – улыбнулся подполковник. – Все равно рад был тебя повидать! Замечательно выглядишь, кстати!

– Спасибо, ты тоже! – ответила я ответной любезностью и поспешила покинуть участок.

Я не хотела рассказывать Кирьянову, что нашла преступника, который подстроил всю аферу с агентством. По-хорошему, и Ивана, и его подружку следовало бы доставить в отделение, но я не хотела этого делать. Не то чтобы Верин сын разжалобил меня – я не стану покрывать преступника, даже если он будет меня умолять не выдавать его, так как у него больная мама, жена, дедушка и родственники до седьмого колена. Иван виновен, это глупо отрицать. Но его и самого обманывают, то есть если преступление и имеет место, то следует найти главного злоумышленника, а именно – Абеляра. Иван – всего лишь еще один наивный простак, который поверил обещаниям и понадеялся на воплощение своей мечты. Проще простого было бы сказать парню: «собирайся, едем в полицию», и на этом считать дело закрытым. Деньги у меня, аферисты найдены… Но поступить таким образом значило бы схалтурить. Я ведь понимала, что вся история с квартирой – только верхний слой громадного айсберга, и если я не раскрою дело до конца, Абеляр так и будет обманывать доверчивых людей, подстрекая их на преступления. Понятия не имею, что делать с Иваном Виноградовым и Аней Свердловой, но пока можно не думать об этом. Моя задача – раскрыть преступные дела самого «мафиози» Абеляра, а для этого нужно выйти на его след и выяснить, кого он еще обманул.

Конечно, я написала Абеляру в социальной сети, настаивая на личной встрече. Сделала это, еще когда ждала прихода Ивана с работы. Однако я прекрасно понимала, что вряд ли моя уловка сработает – Абеляр ничего не отвечал, и до сих пор мне не пришло от него ответного сообщения. Я примерно представляла себе, как действуют подобные личности – они появляются, когда им нужно, и так же внезапно исчезают. Поэтому сообщение в сети – всего лишь пустая трата времени, а если я стану ждать у моря погоды, то есть момента, когда Абеляр наконец-то объявит о новой встрече, то потеряю слишком много времени. И кто знает, скольких еще людей он успеет обдурить, пока я вынужденно бездействую.

Владимир Тирецкий жил практически в центре Тарасова – на той же самой улице Дзержинского, где находился «лекционный центр» Абеляра. Только его дом располагался в конце улицы, рядом с большим продуктовым магазином. Это была обычная девятиэтажка, которых в последнее время появилось очень много по всему Тарасову. Не скажу, что дом новый, скорее всего, стоит он уже несколько десятков лет. Однако район города считается престижным, да и расположено все под боком, никуда ехать не нужно. Тирецкий проживал на восьмом этаже, в квартире под номером 806.

Я набрала номер квартиры по домофону, стала ждать ответа. Владимир открыл дверь не сразу – мне пришлось стоять несколько минут, пока он не подошел к домофону и не поинтересовался, кто это.

– Мы с вами договаривались о встрече! – напомнила я мужчине. – Это Татьяна Иванова, вы сказали мне подъехать к двенадцати.

– Ах да, точно, – спохватился Тирецкий. – Простите, совсем забыл. У меня просто много работы, я за временем не слежу…

Работа, значит? Стало быть, Владимир работает дома, либо занимается фрилансом, либо чем-то подобным. Все-таки интересно, кто это – «бесцветный» или «рокер-математик»? Судя по голосу, измененному телефоном, он старше по возрасту, чем «бесцветный», а следовательно, является тем самым ненормальным, который орал на церемонии. Я-то думала, что он математику в университете преподает, а в молодости играл в какой-нибудь группе тяжелую музыку, однако, по всей видимости, я ошибалась.

Я поднялась на лифте на нужный этаж, вошла в дверь открытой квартиры. Никто не встречал меня на пороге – я услышала голос, доносящийся из какой-то комнаты:

– Проходите, мне тут надо кое-что доделать.

– Да-да, я подожду, не торопитесь! – заверила я хозяина квартира и, сняв куртку, огляделась по сторонам.

Квартира, в которой проживал Тирецкий, явно была однокомнатной – это сразу было понятно при взгляде на узкий, тесный коридор, ведущий прямиком на кухню. Другую комнату я не видела, но, судя по всему, ее Владимир использует одновременно как спальню и как рабочий кабинет. Наверняка там находится ноутбук (сейчас все фрилансеры работают за компьютером, исключение составляют лишь мамаши в декрете, которые занимаются на заказ рукоделием. Но представить Тирецкого за вязанием шарфиков и пинеток я себе не могла). Я заглянула на кухню: там стояли лишь компактный стол да газовая плита с раковиной, возле стола – два табурета. Больше ничего в комнате я не увидела, скорее всего, Тирецкого вполне устраивало минимальное количество мебели и отсутствие каких бы то ни было деталей в интерьере.

Наконец появился и сам хозяин квартиры, к которому я напросилась в гости. Как я и предполагала, им оказался тот самый «рокер-математик». Одет он был, как и на церемонии, во все черное, волосы были забраны назад и гладко зачесаны. Однако, несмотря на прилизанность прически, избавиться от волнистости волос мужчине не удалось, по-видимому, тут поможет либо кератиновое выпрямление, либо экстремально короткая стрижка.

Владимир Тирецкий не узнал меня – ведь сегодня я была без парика и яркого макияжа, что делало меня совершенно не похожей на Кали, присутствовавшую на церемонии. Могу поспорить на что угодно, никто из участников встречи не разглядывал мое лицо, да и вообще интерес к моей персоне проявила только Терри. И Тирецкий, и остальные мужчины были погружены каждый в свое занятие, и до «прекрасной незнакомки» никому из них не было никакого дела.

– Татьяна, так вы назвались? – уточнил «рокер-математик».

Я кивнула.

– У меня очень много работы, – заявил мой собеседник. – Я веду сложные расчеты, если бы знал, что потребуется столько времени, не назначал бы встречу на сегодня.

– Обещаю, что не отниму у вас много времени! – быстро сказала я. – Мне нужно только услышать от вас рассказ про индейца, с которым вы знакомы.

– Боюсь, вас неверно информировали, – покачал головой Тирецкий. – Шаман Киреро не знает русского языка, по-английски он вроде тоже не говорил. На лекции присутствовала переводчица Шарлотта, которая жила некоторое время в индейском поселении.

– Как интересно! – воскликнула я, а потом нагло спросила: – Ой, а можно пройти в комнату? А то разговаривать в коридоре неудобно, мне нужно будет кое-что записать…

И, не дожидаясь приглашения, я протиснулась в ту самую комнату, которую не было видно из коридора. Кухню я уже осмотрела, там не было ничего интересного. А вот спальня и рабочий кабинет по совместительству заслуживали внимания. Тирецкий, по-видимому, был растерян подобной прыткостью гостьи и не успел ничего сказать или запретить мне проходить в помещение.

Я уселась на неширокий диван, деловито достала свой блокнот для записей. Пока Тирецкий устраивался рядом, я оглядела помещение. Как и подозревала, эта комната служила мужчине как рабочим кабинетом, так и спальней: на столе стоял компьютер, возле – стул, а рядом с кроватью – удобное кресло. В таком, наверно, Шерлок Холмс сидел по вечерам, курил трубку да обдумывал расследования хитроумных преступлений. А Тирецкий, видимо, в кресле читал книги – в его огромном книжном шкафу я узрела большую подборку книг, в основном философских и эзотерических. Особняком стояли тома Карлоса Кастанеды, рядом с которыми соседствовали произведения Николая Рериха, Ошо, Вадима Зеланда и других малоизвестных мне авторов. Ни одного художественного романа я в библиотеке Тирецкого не нашла – наверно, чтение такой литературы он считал пустой тратой времени. Помимо философских трактатов имелись даже Библия и Евангелие. Что ж, стало быть, мой собеседник – не математик, как я полагала, а философ и религиовед.

От моего внимательного взора не ускользнуло даже наличие курительной трубки, длинной и изогнутой, и сувенирного ножа, по всей видимости, недешевого. Однако кроме книг и двух этих атрибутов в комнате ничего не было. Я поняла, что мужчина живет один – ни жены, ни детей у него нет, а родители, если они и живы, скорее всего, обитают в отдельной квартире. Интересно, почему Тирецкий еще не обзавелся семьей? Вроде не мальчик уже, в таком возрасте (по внешнему виду ему перевалило за сорок) люди уже взрослых детей имеют. Может, вдовец? Этакий меланхоличный романтик, потерявший свою единственную и любимую и так не связавший свою жизнь ни с какой другой женщиной?

Я решила не рисовать воображаемые картины трагической судьбы Тирецкого, а попытаться узнать у него самого о деталях его жизни. Только на какой кривой козе подъехать к такому малообщительному типу?

– Увлекаетесь Кастанедой? – кивнула я на книги, стараясь поудачнее начать разговор. Тирецкий сухо кивнул, но ничего не ответил. Я прекрасно понимала, что у него нет никакого желания общаться со мной на отвлеченные темы, и единственное, что мужчина хочет, – это чтобы я поскорее отвязалась от него и оставила его в покое.

Однако я его намерения не разделяла – наоборот, сделала вид, что меня ни капли не смущает его показное нежелание разговаривать. Улыбнувшись самой обворожительной улыбкой, на которую только была способна, я продолжала:

– А ваша жена, она тоже любит эзотерику? Разделяет ваши интересы?

– У меня нет жены, – сквозь зубы процедил Владимир. – Вы ведь хотели про индейцев узнать, так я понимаю? Моя жена не была из племени амазонских индейцев и к шаманизму отношения не имела.

– Как интересно! – снова улыбнулась я. – Наверно, вы потому и расстались с ней? Из-за разных мировоззрений?

– Не понимаю, почему вас так интересует моя личная жизнь? – покосился на меня неодобрительно мужчина. – Вы что, в своей работе собрались описывать судьбы разных людей, что ли?

– Нет-нет, что вы! – поспешила заверить его я. – Просто понимаете, у меня есть такое хобби, я книги пишу. Поэтому меня и волнуют такие вопросы, о взаимоотношениях. Я ищу сюжеты из реальной жизни, и если мне что-то кажется интересным, я описываю своих персонажей, чтобы они были живыми, что ли… Никаких имен, естественно! Просто у меня есть сюжет, задумка, но требуется в нее внести какие-то детали. Чтобы люди, читающие мой рассказ, сочувствовали герою, сопереживали ему. Сами посудите: придумаю я хороший сюжет, интригу, но если персонажи будут не прописаны, если не будет в книге психологизма, то кто ее станет читать? Хорошая книга – это не компьютерная игра, где главное – действие. Роман или рассказ – это описание внутреннего мира героя, его мыслей, эмоций, жизненных обстоятельств… У меня есть одна задумка, но главный герой какой-то ненастоящий, поэтому я стараюсь найти побольше деталей, чтобы сделать его интересным для читателей.

Не знаю, каким образом, но неожиданно я попала в цель. Тирецкий заинтересованно посмотрел на меня и проговорил:

– Надо же, вы, оказывается, писательница? Публикуетесь где-нибудь?

Я с воодушевлением продолжила тему разговора:

– Увы, пока нет. Понимаете, у нас в Тарасове очень трудно издать собственную книгу или хотя бы рассказ. Никто не станет печатать произведение неизвестного писателя. Если бы я, конечно, была знаменитой певицей или телеведущей и вдруг неожиданно решила бы написать художественное произведение, то, конечно же, меня бы стали публиковать. А так – кто заинтересуется какой-то Татьяной Ивановой? В Тарасове даже журнала, который опубликовал бы короткий рассказ, нет.

– Попробуйте напечатать свои вещи и опубликовать их в известных социальных сетях, – предложил Тирецкий. – Или создайте собственную страничку, живой журнал, наконец. Можно вести блог и выкладывать там свои произведения. Сейчас ведь народ в основном живет в виртуальном мире, значит, стоит попробовать привлечь аудиторию таким способом. Я вот сам свои вещи публикую в живом журнале. Денег за это, конечно, не получаю, зато мне пишут отзывы, вопросы… Понимаете, получается общение с читателями, а это тоже очень помогает в создании произведений.

– О, так мы с вами, выходит, коллеги! – обрадованно воскликнула я. – Вы филолог?

– По образованию я физик, – покачал головой Тирецкий. – После окончания физического факультета нашего университета работал на кафедре, лекции вел. В принципе мне это даже нравилось, хотя мало кто из студентов действительно интересовался физикой. Дисциплины на моих парах вообще не было, мне было неинтересно вести лекцию для людей, которым это совершенно не нужно. Мои занятия предназначались только для тех студентов, которые хотели знать больше, то есть развиваться. Наверно, увидел бы кто из моих коллег, как я веду лекцию, его бы инфаркт хватил. Представляете, вся группа на ушах стоит, два или три студента слушают преподавателя, который преспокойно сидит на столе и рассказывает им законы термодинамики. А что, мне было интересно, да и тем, кто слушал, тоже. Я к своим лекциям никогда не готовился – рассказывал по вдохновению.

Мужчина прикрыл глаза, точно вспоминал дела давно минувших дней. Я с интересом слушала его рассказ и наблюдала за ним, вскоре поняв, что это у него такая привычка – во время монолога закрывать глаза. Наверно, он и лекции свои так вел, вещал с закрытыми глазами о физических законах механики да про векторы перемещения материальной точки.

– Так бы я, наверно, и рассказывал всю свою жизнь студентам про тангенциальные ускорения да об угловых величинах, – продолжал свою историю Тирецкий. – Правда, понемногу моя жизнь изменялась, только сперва я и сам этого не понимал. Знаете, никогда не знаешь, как все обернется, и только по прошествии многих лет понимаешь, что все на самом деле подчиняется какому-то закону, или замыслу…

– Поясните, пожалуйста, – попросила я. – Как я понимаю, вы оставили преподавательскую деятельность?

– Да, так сложились обстоятельства, – кивнул мой собеседник. – Все к этому шло. Началось с несчастной любви – у нас на кафедре, в сорок пятой аудитории, работали супруги. Оба на десяток лет меня старше. Его звали Леонид Витальевич, ее – Елена Валерьевна. Они давно были женаты и вместе занимались научной деятельностью. Елена Валерьевна была незаурядной женщиной во всех смыслах этого слова, начиная с довольно редкой внешности и заканчивая резким, но справедливым характером. Она имела свойство покорять сердца людей и, где бы она ни появлялась, неизменно влюбляла в себя мужчин. Она не хотела этого делать – это как бы само собой получалось. Сама Елена Валерьевна говорила, что это у нее проклятье такое. Она замужем, супруга своего любит и никаких адюльтеров ей и не нужно. Но поди ж ты – стоит ей на людях появиться, как непременно кто-то падет жертвой ее необъяснимого обаяния. Из-за них двоих я впервые взял в руки книгу Кастанеды. Оба ведь обсуждали эти тома, а я хотел всегда быть, что называется, в теме. Вот и стал тщательно изучать все книги, так неожиданно и увлекся. Даже пытался осознанными сновиденьями заняться, до чего дело дошло… Но книги, увы, чувства к Елене Валерьевне не остудили – наоборот, чем дольше я находился возле нее, тем сильнее влюблялся. Это наваждение длилось три года – до тех пор, пока оба они не ушли из университета. Перед этим она сказала мне, что у меня нет никаких шансов. Вот так – просто и понятно. Я не думал о самоубийстве, но не раз представлял себе, как меня кладут в мешок и захлопывают крышку гроба.

Тирецкий замолчал. Возникшую паузу надо было чем-то заполнить, и я произнесла:

– Печальная история. Не повезло вам, я очень сочувствую…

– Да что там, – махнул рукой мужчина. – Дела прошлых лет… Были потом командировки за границу, где-то год я прожил на Востоке, но потом вернулся в Тарасов. У меня ведь родители старые уже, им помощь нужна. Преподавал по-прежнему в университете, читал всевозможные книги по философии и эзотерике, занимался практиками… Даже купил колоду карт Таро: вначале Марсельское, потом – Таро Кроули. Последнее мне было больше по душе, возможно, по той причине, что оно – более мрачное и соответствовало тогдашним моим настроениям. Я заказал даже качественную репродукцию второго портрета Ли работы Гигера – раньше она висела на этой стене. Потом, правда, пришлось ее снять.

Он снова замолчал, но я понимала, что это еще не конец всей истории. Мне стало интересно услышать продолжение, и я задала снова вопрос:

– Вы ведь упоминали про свою жену. Которая не разделяла ваших увлечений книгами Кастанеды, так я поняла?

– Да, упоминал, – подтвердил мужчина. – Была в моей жизни и другая женщина, помимо Елены Валерьевны.

– И что с ней стало? Она… погибла?

– Нет, – спокойно покачал головой мой собеседник. – К счастью, она жива, живет и здравствует. Полагаю, у нее все хорошо…

– Но вы же не живете вместе? – удивилась я. – Или вам тяжело про это рассказывать? Извините, что лезу не в свое дело… Просто ваша история оказалась настолько увлекательной, что мне не терпится услышать продолжение.

– Да нет, бросьте, – махнул рукой мужчина. – Иногда, может, и полезно выговориться. Знаете ведь про эффект случайного попутчика? Когда человек выкладывает всю свою жизнь случайному встречному, с которым, возможно, он никогда не пересечется. Вот вы, наверно, и есть такой случайный попутчик…

После недолгой паузы Тирецкий продолжил свой рассказ:

– С Мариной мы познакомились семнадцатого мая. Как сейчас помню этот день. Это была Ночь Музеев – такой своеобразный праздник весной, когда в тарасовских музеях – день открытых дверей, происходят разные выставки, представления, инсталляции. Я случайно пошел на это событие, хотя никогда не любил шумных толп людей. Там-то я и встретил ее – она участвовала в фаер-шоу. Около главной площадки музея выступали эти самые фаерщики. Я ее сразу заметил – на ней были надеты красивый черный корсет на тонких лямках и черные обтягивающие джинсы. На голове – черная бандана, и она танцевала с маленькими огоньками, прицепленными к ладоням. Забыл название – то ли «палмы», то ли еще как, да и не важно это. Она грациозно двигалась под музыку уличных барабанщиков и прогибалась назад, а ее руки извивались, как у профессиональной танцовщицы. Эти руки меня и поразили – я понял, что никогда не видел таких движений, такой пластики. После ее выступления я подошел к ней, сказал, что мне очень понравился ее танец. Она, видимо, смутилась, но поблагодарила. Мы познакомились, хотя я никогда раньше не знакомился вот так запросто с женщинами. Время было уже позднее, мы пошли до ее остановки – она жила далеко от центра Тарасова, и идти было долго. Оказалось, что она в детстве очень любила географию и мечтала о путешествиях, мы долго беседовали с ней… В общем, скажу, что я пытался за ней ухаживать, но так как опыта в подобных отношениях у меня как такового не было, мои настойчивые предложения выйти за меня замуж спугнули ее. К тому же она в то время уже встречалась с одним молодым человеком, а меня рассматривала только как друга. Мне пришлось смириться с таким положением дел, так как я не мог находиться вдали от нее. Не скажу, что наша «дружба» была приятной – случалось, что она оскорбляла меня, несмотря на то что была моложе меня на тринадцать лет. Скрывала свои отношения с тогдашним бойфрендом, исчезала, когда ей вздумается, и появлялась, когда хотела, в основном – чтобы покурить кальян да попить хорошего вина у меня в квартире. У меня тогда водились деньги, и я покупал ей все, что она пожелает: захочет – дорогие сигары, захочет – элитное шампанское, экзотические фрукты… Помимо всего прочего, она любила ввязываться во всевозможные авантюры и обожала путешествовать. Сама Марина была из малообеспеченной семьи, зато со мной у нее была возможность осуществить любую, самую необычную прихоть.

Один раз, помню, заявила, что хочет сегодня вечером поехать в другой город. Я только поинтересовался в какой. Она ответила – куда угодно, только чтобы не быть в Тарасове. Дама захотела – я исполнил, пожалуйста, два билета в купе до Астрахани. И так продолжалось довольно долго. Она появлялась, потом уходила к своему возлюбленному, а я терпеливо, словно верный, преданный пес, ждал, когда я ей снова понадоблюсь. В общем, получилось так, что она разлюбила своего молодого человека, а так как я всегда и во всем поддерживал ее, спустя несколько лет предложила расписаться. Я только рад этому был – мы зарегистрировали наши отношения, стали жить вместе. Но Марина не могла иметь детей, а я всегда представлял себе большую семью. Однако меня и это не смутило. Но, как говорится, прошло несколько лет, и «любовная лодка разбилась о быт». Получилось так, что мы словно носили маски, скрывавшие наши настоящие сущности. А когда стали жить вместе, выяснилось, что других настолько разных людей, как мы с Мариной, просто не существует. Не знаю, каким образом мы вообще встретились – у нас не было ни одной точки соприкосновения. То, что нравилось мне, вызывало отвращение у нее, а я не понимал ее беспутного образа жизни.

Какое-то время она занималась только тем, что бесцельно шаталась по городу. Могла идти куда-то на протяжении двенадцати часов, останавливаться в придорожных забегаловках, заходить в какие-то магазины… То есть она вообще ничем не занималась – просто бродила. И меня таскала с собой, а я такой человек, что мне необходимо изучать науку, вести исследования, делать определенную работу. Нет, вы не подумайте, что она какая-то пьяница или сумасшедшая – Марина вообще-то была талантливым человеком. Она писала красивые картины, могла создавать что-то своими руками, какое-то время работала журналистом, разбиралась в искусстве. Но при всех этих достоинствах она была склонна к депрессиям. Я подозревал, что у нее нечто вроде маниакально-депрессивного психоза – то она находится в приподнятом настроении, делает что-то, генерирует замечательные идеи… И раз – точно вспышка – суицидальные мысли, осознание собственной ничтожности и бессмысленности жизни. В таком состоянии она могла наорать на меня, обозвать последними словами, послать не буду говорить куда… Унижала, оскорбляла, смешивала с грязью… Но в минуты «мании», то есть когда она вроде была счастлива и всем довольна, Марина словно забывала все то, что творила накануне, – она смеялась, спрашивала меня о каких-то делах, планировала что-то… Представляете, вся жизнь с ней – словно на пороховой бочке, того и гляди взорвется. И я понял, что просто не могу все это терпеть. Это вроде как накапливается, и потом уже начинаешь игнорировать человека, который ведет себя подобно моей жене. Ну и как-то само собой получилось, что мы отдалились друг от друга. Марина переехала к родителям, она пыталась даже закрутить роман на стороне, не знаю только зачем. Писала мне в сообщениях, что у нее другой кавалер, якобы он ее любит, понимает и не такое ничтожество, как я. Может, хотела, чтобы я ревновал ее, как раньше, а может, просто пыталась причинить боль… Но мне было уже наплевать, с кем она, собирается она разводиться или нет… Я просто желал ей счастья, и это злило ее еще больше. Ну а потом прошли и страсть, и любовь, и ненависть. Мы просто стали словно давние знакомые – которые поначалу дружили и ладили друг с другом, но со временем их дорожки разминулись. Теперь Марина живет у себя, а я – здесь, в этой квартире. Часто посещаю своих старых родителей, но работой занимаюсь исключительно здесь – чтобы никто не мешал и не отвлекал.

– Да, занятная у вас жизнь… – произнесла я задумчиво. – Я-то полагала, что ваша жена попросту не одобряет ваших увлечений эзотерикой и аяваской.

– Нет, Марина даже пила аю, – покачал головой Тирецкий. – Она сама попросила, чтобы я заказал лиану и приготовил ей этот напиток. Взбрело ей в голову попробовать, ну я и сделал. Был ситтером, когда она пила. Правда, повторять она не захотела – больно противным показался ей вкус аяваски. Ну а что тут сделаешь – это же не наркотик какой, глупо ждать, что на вкус окажется ананасовым соком. Марина и картами Таро интересовалась, я ей раскладки делал. Потом, правда, наигралась она во всю эту мистику – для нее ж и Кастанеда, и карты не более чем развлечения были. Что-то интересное – она и увлекается, а пропадает интерес – запросто бросает. Она забавы ради и гашиш курила, и мухоморы даже пробовала. Не понравилось – и ладно, жива осталась – и так сойдет. То учиться вздумает – пожалуйста, хоть в художественное училище, хоть на иностранные языки иди, я ей все это обеспечивал. Не понравилось учиться – пошла работать, но и места своей службы меняла как перчатки. Поработает где-то полгода – уволится, займется чем-то другим. Там надоест – снова что-то найдет. Надоел Тарасов – она в Москву жить поедет, там приестся все – в Петербург двинет. И так абсолютно во всем. Помню, когда мы вместе здесь жили, Марине пришло в голову, что она о собаке мечтает. Развила бурную деятельность, буквально за три дня какую-то болонку приволокла. Собачку Пушкой звали, она такая вся скромненькая была, боялась всех… Поначалу. А потом как разобралась, что ни я, ни Маринка с собаками никогда не общались, так свой нрав принялась показывать. Лужи нарочно по всей квартире прудила, игрушки даже для бультерьеров разгрызала, дверь всю в клочья изодрала. В общем, Маринка как поняла, что с собакой не справляется, и гулять с ней перестала, и вообще все заботы на меня свалила. А сама стала к родителям наведываться, чтобы с этой собакой не пересекаться. В результате Пушку отдали в добрые руки, но не прошло и полугода, как Маринка у меня кролика выпросила декоративного. Ну и сами догадываетесь, все как с собакой вышло – два дня Маринка от клетки не отлипала, а потом и вовсе про кролика несчастного забыла. У меня-то в детстве только кошка жила какое-то время, и то недолго – у матери аллергия на шерсть была. Поэтому я с домашними животными, можно сказать, не общался. Но кролика мне жалко стало – бедное создание сидит, забытое и несчастное, в своей клетке, хозяйка на него внимания не обращает, даже корм забывает насыпать. Мне ничего и не оставалось, кроме как для кролика «мамочкой» стать – я с ним неожиданно общий язык нашел, да и наблюдать за ушастым интересно было. Маринка к себе переехала, а кролик так у меня и жил – два года назад несчастное животное умерло, с тех пор я, естественно, никого и не завожу. Маринка-то со мной не живет, а сам я домашнее животное никогда не приобрету. Представляете, у кролика этого даже имени не было – его так и звали Кролик. До сих пор я иногда его вспоминаю, жалко…

– Да, странная у вас супруга! – заметила я. – Сколько, говорите, ей лет?

– Тридцать было, когда мы расстались, – ответил Тирецкий. – Сейчас уже тридцать два. Я знаю, что дома у нее кот и попугай – она его где-то полгода назад у матери выпросила. Но судьба у попугая такая же, как и у кролика, – с той лишь разницей, что общается с ним Маринкина мама, а не я.

– С ума сойти! – поразилась я. – Тридцать два года, взрослая женщина, а, судя по вашему рассказу, ведет себя как ребенок!

– Да Маринка и есть ребенок! – махнул рукой Тирецкий. – Тридцатидвухлетний ребенок, и, наверно, останется им на всю жизнь.

– И вы не пытались завести новые отношения? – поинтересовалась я. – Как я понимаю, брак с Мариной был ошибкой, но вам же нужно семью создать, детей родить… Неужели нет такой женщины, с которой вы хотели бы связать жизнь?

– Знаете, мне Маринки хватило, – хмыкнул мужчина. – Как-то после нее еще с кем-то связываться не хочется. Конечно, может, и есть нормальные женщины, но у меня ни с кем знакомиться и тем более заводить отношений желания не возникает. Хватит с меня и жены-ребенка, и собачек, и кроликов, и еще кого… Я уверен, что она и крокодила бы завела, только не успела еще.

– Думаю, вам просто не повезло, – заметила я. – Наоборот, большинство женщин хотят нормальных отношений и обычную семью, а вам досталась такая странная особа. Но я считаю, что два раза на одни и те же грабли не наступают, возможно, вам стоит обратить внимание на свое окружение…

– Пока мое окружение – это стены и компьютер, – усмехнулся Тирецкий. – Я с людьми не часто общаюсь, по натуре я – интроверт. Мне больше нравится время в одиночестве проводить, если я не занимаюсь расчетами, то обычно в одиночестве гуляю, книги на английском слушаю.

– А как же преподавание в университете? – поинтересовалась я. – Вы оттуда ушли?

– Ну да, из-за Маринки же, – кивнул мужчина. – Как с ней начал общаться, так не до работы стало. Мы то путешествовали с ней, то еще что придумывали. Сами посудите, какие лекции, когда появляется твоя дама сердца, как снег на голову, и посреди учебного года заявляет: «Поехали на горнолыжный курорт!» или «Хочу на море, сейчас же!». Понятное дело, я все бросаю и бегу добывать путевки и на курорт, и в санаторий, и в горы… То она тащит меня с парашютом прыгать, то на курсы вождения мотоцикла, то в пещеры спелеологией заниматься. Вот так мы и жили – сегодня одно, завтра другое. Конечно, Маринка мне здорово сознание расширила – мало кто на Новый год с палаткой в лесу три дня живет или покупает пневматический пистолет и пустые бутылки расстреливает. За те семь лет, что мы с ней общались, я, наверно, впечатлений на всю оставшуюся жизнь получил.

– И все же вы продолжаете, так сказать, получать эти впечатления? – осторожно заметила я. – Взять хотя бы церемонию, аяваску…

– Это совсем другое, – возразил Тирецкий. – Маринка ведь гонялась за внешними событиями, ей нужен был экстрим постоянный. А меня, напротив, больше интересует внутренний мир, который и открывает аяваска. Я получаю информацию из сновидений, из своих переживаний, и внешние приключения мне не нужны.

– Вы только поэтому аяваску пьете, да? – расспрашивала я мужчину. Тот пожал плечами.

– В будущем я собираюсь поехать в Южную Америку, – заявил он. – Как только закончу с работой. А там кто знает – может, останусь где-нибудь в Перу навсегда. В городе же и университет имеется, там наверняка физики требуются. С языком проблем не возникнет, освою местные диалекты.

– Но поездка за океан – удовольствие не из дешевых, – заметила я.

Тирецкий хмыкнул.

– Да я заработки свои на себя не особо и трачу, – сказал он. – Одежду не покупаю, имеется у меня страсть к обновлению железа, правда, – он кивнул в сторону компьютера. – Раньше я на день рождения себе неизменно новый процессор покупал. Сейчас, правда, основная трата у меня – на церемонии, аяваску и прочее подобное. Но Абеляр помогает с поездками в Америку, Кирилл Вишнев, к примеру, постоянно туда летает. Ну и сам Абеляр, естественно, тоже.

– А вы не знаете, как мне найти Абеляра или переводчицу с языка гуарани? – поинтересовалась я.

Тирецкий неопределенно покачал головой:

– С этим я помочь вам не могу. Абеляр сам людей находит, а не мы его. Он появляется так же внезапно, как и исчезает. А про Шарлотту мне толком ничего и не известно.

– Как жаль… – протянула я. – Ну а расскажите мне, что знаете, про индейцев. Про того шамана, Киреро вроде?

– Да я вас предупреждал, что мало чем могу вам помочь, – сказал мужчина. Потом он выложил мне всю ту информацию, что я уже слышала на лекции. Я особо не вникала в его рассказ, ведь это мне было совершенно не нужно. То, что меня интересовало, Тирецкий не знал, а потому я поняла, что зря приехала – мужчина только поведал мне увлекательную историю своей жизни, из которой я сделала вывод, что он, несмотря на образование, человек инфантильный и совершенно не умеет разбираться в людях. Таких, наверно, и находит Абеляр, чтобы наобещать им золотые горы, стребовать побольше денег да отправиться восвояси.

Я ради вежливости дослушала повествование Тирецкого о шамане Киреро, потом поблагодарила его и поспешила откланяться. Мне нужно было проверить второго человека, чьи контакты мне дал Иван Виноградов. И сделать это следовало сегодня, ведь завтра в четыре дня Абеляр назначил встречу Ивану, чтобы взять у него плату за путешествие. Я хотела разыскать Абеляра раньше, но уже не была уверена, что это у меня получится.