Тобо пришел помочь, когда я будил своего старого друга Гоблина, ставшего против своей воли оболочкой для Хадидаса.

Задача оказалась нетрудной. Тобо снял свои же фиксирующие чары и потряс Гоблина за плечо.

Я просто стоял рядом. А когда коротышка зашевелился, Тобо отошел в сторону, и Гоблином занялся уже я.

Его веки внезапно поднялись. Но под ними я увидел не глаза старого колдуна Гоблина – я заглянул в два осколка тьмы. Казалось, эти глаза стремятся втянуть меня в себя.

Рот Хадидаса открылся, готовый извергнуть нечто подлое или гнусное. И я заслонился от раба Кины драной старой шляпой Одноглазого. Эффект оказался поразительным: тело Гоблина забилось в конвульсиях, словно я пронзил его раскаленной кочергой. Я мгновенно нахлобучил шляпу ему на голову.

– Поднимай, – бросил я Тобо. Он стоял возле кушетки за головой Гоблина, чтобы Хадидас не смог его увидеть. Я удерживал шляпу на месте, пока Тобо усаживал Гоблина. – Сработало. Даже лучше, чем я надеялся, – И лучше, чем я думал, – уж это точно.

– Одноглазый всегда преуменьшал свои успехи, когда делал что-либо правильно. – Глаза Гоблина уже утратили зловещий блеск. Теперь они казались пустыми. Словно в их глубине на тысячу ярдов ничего нет. Скорее даже он вовсе лишился разума.

– Давай копье.

Я взял копье. О боги, как мне не хотелось доверяться мудрости покойного Одноглазого! Ведь мне предстояло вложить столь мощное оружие в руки дьявола.

Я стоял перед сидящим Гоблином, поставив древко копья между его слегка разведенных ног. Взял его руки, заставил обнять черное древко. Еще плотнее нахлобучил вонючую фетровую шляпу Одноглазого. И только потом положил его ладони на древко и прижал их к инкрустированному серебром черному дереву.

В его глаза стала возвращаться жизнь.

– Не столь впечатляет, как наблюдение за родами, но достаточно драматично, – сказал я Тобо. – Даже болвану вроде меня не нужно пояснять, что мы расколдовали настоящего Гоблина.

Гоблина настолько страдающего, что я мгновенно понял – только Госпожа сможет по-настоящему его понять.

Я уселся на стул. Тобо помог Гоблину пересесть в кресло с высокой спинкой и расположился рядом на краю кушетки. Гоблин медленно вертел головой, по очереди глядя на нас. Он плакал, но не мог произнести ни слова, хотя очень старался. И протянул руку к Тобо, безмолвно моля о прикосновении.

– Поаккуратнее со шляпой, – предупредил я. – А то я уже подумываю, не прибить ли ее к голове. – И еще я подумал о том, каким замечательным другом был Одноглазый. Потому что предвидел вероятность вроде этой и потратил последние годы жизни на то, чтобы сделать спасение друга возможным.

Я даже на секунду позавидовал Гоблину – ведь у меня никогда не было друга, который пошел бы ради меня настолько далеко. И потом вспомнил, как Дрема работала пятнадцать лет ради спасения Плененных. А теперь – еще и пяти лет не прошло – из всех них в живых остались только Госпожа и я. Остальные всплыли вверх брюхом. Улетели с дымом.

Солдаты живут.

Дрема ни разу не повела себя так, словно полагала, что зря тратит свою жизнь. Но я уверен, что иногда такая мысль приходила ей в голову. По отношению к некоторым личностям.

– Ты должен постоянно держать хотя бы одну руку на копье, Гоблин, – сказал я. Мы ведь ничего не сделали, чтобы избавить его от Хадидаса. А всего лишь загнали монстра в глубокую яму, где он затаился, дожидаясь момента, когда сможет выпрыгнуть и снова захватить контроль. Нас отделял от него лишь жалкий барьерчик. Это чудовище гораздо сильнее Гоблина. И, чтобы удержать его за барьером, нам придется упорно поработать.

– И что нам теперь с тобой делать? – спросил я. И ощутил укол вины. Потому что уже придумал планы, в том числе относительно Гоблина. Планы, способные изменить мир.

– А ты что думаешь, Гоблин? Поможешь нам помочь тебе продержаться?

Гоблин уже немного лучше владел своим телом. И смог выдавить слабое «да» и даже кивнуть.

– Право принимать любые решения я оставляю за вами, – сказал Суврин и вежливо кивнул Гоблину. – Я почти не знаю этого человека. А если и наслышан» то в основном о шуточках, которыми они с Одноглазым развлекались, подначивая друг друга. Я это к тому, что не смогу быть объективным, даже если постараюсь. Что это за дрянь, которой вы намазали ему эту штуковину на голове?

– Клей. А эта штуковина – шляпа. Ты наверняка видел ее на голове Одноглазого. Старый пердун начинил ее кое-какими чарами, поскольку предвидел, что может случиться нечто в этом роде.

– Ты уже говорил.

– Вот и хорошо. А приклеили мы шляпу для того, чтобы ее нельзя было снять. Никогда. И если бы мы смогли придумать способ, как ему питаться и чесать задницу без помощи рук, то и их приклеили бы к копью Одноглазого.

Есть нечто такое в Капитанской должности, что начисто лишает человека чувства юмора. На Суврина это нечто уже подействовало. Он даже не улыбнулся.

– Вы уже узнали от него что-либо полезное? – спросил он. – Еще нет? А когда?

– Пока не знаю. Он все еще приходит в себя. Буквально. Не забудь, что все эти шесть лет он был практически мертв. И теперь с трудом вспоминает, как надо пользоваться телом. Особенно языком. А Хадидас до сих пор у него внутри и жаждет снова овладеть его телом.

– А как дела у Госпожи?

Сейчас жена тревожила меня больше, чем Гоблин. Она вела себя как-то странно. Мне даже стало казаться, что она превратилась в незнакомую женщину. И у меня возродилась прежняя озабоченность насчет ее связи с Киной. Ведь Кина мастерски умеет планировать и манипулировать. Она выстраивает многослойные схемы, рассчитанные на века.

Но Кина действует медленно. Очень медленно. Вот почему она предпочитает планы, которые созревают годами. А когда удача ускользает из ее рук, она не может реагировать быстро.

– Сейчас Госпожа стала для меня загадкой, – признался я. – Но вполне разрешимой.

Гоблин что-то прохрипел. Хадидас упорно мешал ему говорить.

– Ты знаешь что-нибудь о самых важных людях в городе? – спросил Суврин.

– О нынешних – ничего. Только в общих чертах. Мой тебе совет: никогда не подставляй спину никому из них. Можешь посоветоваться с Ранмастом Сингхом. Если он уцелел в последних сражениях. – Он вполне мог оказаться рядом с Дремой в той засаде. – Или попроси Аридату Сингха одолжить тебе пару советников.

Для Капитана Отряда Суврин проявил необычное стремление с кем-либо советоваться.

– Нам нужно продолжить наши занятия, – сказал он мне. – Чтобы я смог изучать Анналы.

– Для этого нам нужен мир. Хотя бы на пару лет.

За это время мы сможем создать новый Отряд.

Гоблин снова захрипел и кивнул. Сейчас он в некоторых отношениях очень напоминал щенка.

– Мне надо поговорить с Гоблином, – сказал я Суврину. Когда наш новый командир вышел, я повернулся к Гоблину:

– Нам нужно придумать способ, как обойти вмешательство Хадидаса.

Кивок.

– Пожалуй, именно так мы это и станем делать. Если он контролирует только твою речь, а не тело. – Я уставился на коротышку. Он не отвечал, и тут до меня дошло, что я не правильно задал вопрос. – Он управляет твоим телом?

Нет.

– Вот и прекрасно. Теперь ключевой вопрос. Находится ли Хадидас в прямом контакте с Киной?

Нет. Да. Пожатие плеч. Мы продолжили эту игру в тысячу вопросов. Мне все время казалось, что, куда бы я ни шел, я двигаюсь в неверном направлении, потому что Гоблин постоянно хрипел, отчаянно стараясь заговорить. Но его усилия завершались от силы одним-двумя осмысленными звуками.

В конце концов, несмотря на всю мою тупость, я узнал, что хотел. Хадидас мог общаться: с богиней только когда контролировал тело Гоблина.

Смысл в этом был. Определенный. Но я не забывал, что Гоблин, которого я сейчас расспрашиваю, по сути лишь дух, не сумевший покинуть тело, когда оно умерло, а потом заново было оживлено дыханием богини.

– Замечательная новость, Гоблин. Слушай, у меня есть план. – Преодолевая себя, я все же решился и извлек его из потайного местечка внутри себя, надеясь, что богиня не сможет меня подслушать. Мой план полностью зависел от того, насколько хорошо я понимал того Гоблина, которого знал так давно, и основывался на надежде, что он мало изменился за прошедшие два десятилетия. А ведь человек за такое время может очень сильно измениться – особенно если часть этого времени он пробыл покойником и рабом Матери Обманников.

Насколько я мог судить внешне, Гоблину мой план понравился – в том виде, в каком я его изложил. И он вроде бы пожелал участвовать в его осуществлении. Похоже, ему не терпелось вонзить копье Одноглазого в самое черное из всех сердец.

– Я не желаю терять зря даже минуты. Ты меня понял?

Кивок. Даже полуразборчивое «Да!». С энтузиазмом. И откровенным нетерпением.

– Я скоро вернусь.

Я ощутил себя почти мерзавцем, потому что не сказал мертвому другу всю правду.