39
Меня разбудил Тобо.
– Как ты можешь спать, Дрема?
– Наверно, потому, что я устала. Чего тебе надо?
– Протектор, в конце концов, подняла шум из-за Радиши. Па хочет, чтобы ты сама следила за развитием событий, а не узнавала все из вторых рук.
В этот момент я в полной мере соответствовала своему имени. Мне хотелось одного – растянуться на своем соломенном тюфяке и погрузиться в сны, где не будет места реальной жизни.
Лет этак с четырнадцати я поступала именно так, когда случались какие-нибудь неприятности. Другого способа справиться с ними я не знала. Сейчас мне снилось, что господин Сантараксита, действуя по принципу «кто старое помянет, тому глаз вон», взял меня обратно в библиотеку. Сразу же после того, как мы похоронили Душелова в пятидесятифутовой яме с расплавленным свинцом.
Я подтащила стул и уселась между Сари и Одноглазым, опираясь локтями на стол, наклонившись вперед и пристально глядя на сгусток тумана, где должен был появиться Мурген. Одноглазый ругал Мургена, хотя тот не мог его в данный момент слышать. Я сказала:
– Можно подумать, ты беспокоишься о Гоблине.
– Конечно, я беспокоюсь о Гоблине, Малышка. Коротышка позаимстовавал у меня трансцендентальный локатор, прежде чем отбыть нынче утром. Не говоря уж о том, что он остался мне должен несколько тысяч пэйс за… Короче, он должен мне кучу денег.
Что-то я такого не могла припомнить. Одноглазый всегда был должен всем – это да. Даже когда дела у него шли хорошо. И несколько тысяч пэйс – не бог весть какая сумма. Ведь пэй – это крошечное зернышко строго определенного веса, что позволяет использовать его для оценки самоцветов и драгоценных металлов. Одна северная унция соответствует почти двум тысячам пэйс. Поскольку Одноглазый не пояснил, что он имел в виду, золото или серебро, проще всего предположить, что он подразумевал медные монеты. Другими словами, всего ничего.
И, опять-таки другими словами, он беспокоился о своем лучшем друге, но не мог вот так прямо взять и сказать об этом, потому что на людях ругался с ним на протяжении вот уже долгих ста лет.
Если и существовал такой колдовской инструмент, как трансцендентальный локатор, Одноглазый наверняка изобрел его за час до того, как дать взаймы Гоблину.
– Этот мерзкий маленький гаденыш допрыгается – я просто придушу его, – пробурчал Одноглазый. – Он что, хочет, чтобы я один тащил весь этот воз… – Он замолчал, осознав, что думает вслух.
Мы с Сари обе сделали пометку в уме разузнать потом, что это за «воз». Похоже, они что-то задумали. По секрету от нас. Интересно, интересно…
Мурген материализовался, практически, нос к носу со мной. Он пробормотал:
– У Душелова кончается терпение. Стая ворон только что принесла новости с Семхи. Протектор просто в жутком настроении. Сказала, что, если Радиша не выйдет из своей Комнаты Гнева через две минуты, она сама просто войдет туда.
– Как Гоблин? – нетерпеливо спросил Одноглазый.
– Спрятался, – ответил Мурген. – Ждет, пока солнце взойдет.
Колдунишка наш и не собирался пытаться удрать из Дворца ночью. Душелов опять отпустила на свободу свои Тени, просто чтобы наказать Таглиос за то, что он так досаждает ей. Мы расставили наобум несколько ловушек, но я не рассчитывала поймать кого-нибудь. Не может же все время везти в одном и том же?
У Гоблина был с собой амулет, отпугивающий Теней, который сохранился еще со времен войны с Хозяевами Теней, но неизвестно, будет ли от него хоть какой-то толк. Несмотря на всю нашу изворотливость и предусмотрительность, никто ни разу не опробовал эти амулеты на настоящих Тенях.
Все продумать невозможно.
Но нужно хотя бы стараться.
Один из княжеских охранников попытался остановить Протектора, когда ее терпение кончилось и она отправилась вытаскивать Радишу из ее уединения. Он рухнул, не издав ни звука, сваленный наземь случайным прикосновением. Со временем он придет в себя. В тот момент Протектор еще не пылала жаждой мести.
Она ворвалась в Комнату Гнева, просто разнеся дверь на куски. И взвыла от разочарования еще до того, как эти куски закончили свое падение.
– Где она?
Душелов была в такой ярости, что присутствующие содрогнулись от ужаса.
Камергер, сложившись в поклоне почти вдвое и продолжая неуклюже опускаться все ниже и ниже, жалобно проскулил:
– Она была там, Ваше Величество!
Кто-то упорно твердил:
– Мы не видели, чтобы она выходила оттуда. Она должна находиться внутри.
Откуда-то издалека, точно эхо, почти как из другого пространства и времени, донесся короткий, выразительный смешок.
Душелов медленно обернулась, ее пристальный, злобный взгляд готов был сразить любого, точно копье.
– Подойдите ближе. Повторите, что вы сказали.
В ее голосе ощущалась непреодолимая сила, он наводил ужас, вызывал озноб. Она пристально вглядывалась в глаза стоящих перед ней, охваченных таким страхом, что он позволял проникнуть в самую глубину их душ, прочесть все самые потаенные секреты.
Никто из людей Радиши не изменил своих показаний.
– Вон отсюда! Вон из этих апартаментов! Здесь что-то произошло. Я хочу, чтобы ничто не отвлекало меня. Я хочу, чтобы никто не беспокоил меня.
Она снова повернулась, медленно, пустив в ход все свое колдовское чутье, пытаясь почувствовать, что тут произошло. Это оказалось труднее, чем она предполагала. Сказывалось слишком долгое бездельничанье и отсутствие практики. Короче говоря, она была не в форме.
Снова зазвучал отдаленный смех, на этот раз уже ближе.
– Ты! – закричала Душелов на толстую женщину, одну из домоправительниц. – Что ты только что сделала?
– Мэм? – с трудом прокаркала Нарита, чувствуя, что еще немного, и от страха она сделает лужу не сходя с места.
– Ты запихнула что-то в левый рукав. Что-то с алтаря. – Единственная белая свеча, уже почти истаявшая, все еще освещала небольшую гробницу предков. – Подойди сюда. – Душелов протянула затянутую в перчатку руку.
Нарита была не в силах сопротивляться. Она шагнула навстречу этой жуткой женщине, такой по-своему эффектной и злобно женственной в обтягивающем ее кожаном костюме. Гадкая, как ей удается поддерживать свое тело в такой форме? Нарита ненавидела ее за это.
– Давай!
Нарита неохотно вытащила из рукава Чангеша. И забормотала что-то совершенно невразумительное, не отдавая себе отчета в том, что пытаться скрывать Чангеша бесполезно, потому что Протектор уже заметила его.
Душелов внимательно вгляделась в маленькую глиняную статуэтку.
– Уборщица. Эта штука принадлежит уборщице. Где она?
Вдали снова прозвучал издевательский смешок.
– Она поденная работница, мэм. Приходит сюда из города.
– Где она живет?
– Не знаю, мэм. И не думаю, что кто-нибудь знает. Никто никогда не интересовался. Какое это имеет значение?
Служанки наперебой забубнили:
– Она всегда хорошо работала.
Душелов продолжала изучать Чангеша.
– Что-то странное во всем этом… Сейчас это может иметь значение. Для меня. Узнай.
– Как?
– Как хочешь! Пошевели мозгами! Но сделай это. – Душелов с размаху бросила статуэтку на пол, осколки брызнули во все стороны.
Призрачный жгут тьмы взвился вверх и на мгновение замер на высоте фута, точно поднявшаяся на хвосте кобра. Потом он нанес удар. Протектору.
Служащие завизжали и, расталкивая друг друга, бросились вон. Никому из них не приходилось до этого видеть Тени, но все знали, на что те способны.
Снова послышался смех, на этот раз он был громче и звучал дольше.
Душелов тоже взвизгнула от удивления и испуга, точно женщина, наступившая на змею. Одежда и защитные заклинания, которыми она всегда себя окружала, спасли ее от того, чтобы стать жертвой своего собственного и самого беспощадного «живого» оружия.
Но даже несмотря на это, примерно на протяжении минуты она чувствовала себя как ребенок, на которого напали москиты – пока Тень с энтузиазмом пыталась воспротивиться ее приказаниям. Вернуть себе управление Тенью Душелову не удалось, и тогда она просто прикончила ее. Все случившееся свидетельствовало о том, что тут не обошлось без исключительно изворотливого ума. Расчет, по-видимому, строился на том, что, охваченная яростью, она допустит…
– Женщина! Вернись!
Душелов простерла руку в направлении убегающей Нариты. И каким-то непонятным образом одна прядь волос несчастной женщины обвилась вокруг пальцев Душелова. Эти пальцы тут же замерцали, воздух затрещал от разрядов. Остальные служащие жалобно заскулили, жалея о том, что, не выдержав нервного напряжения, они посмели попытаться скрыться.
Нарита медленно вернулась, двигаясь короткими неуверенными шагами. Точно зомби.
– Сюда! – приказала Душелов, указав на какое-то пятно на полу Комнаты Гнева. – Остальные – вон. Немедленно. – В повторных приказаниях не было нужды. – Ну-ка, толстуха, расскажи мне все о той, которая всегда носила с собой этого Чангеша.
– Я уже рассказала все, что знала, – захныкала Нарита.
– Нет. Еще не все. Давай, говори. Возможно, именно она выкрала Радишу.
В то же мгновение Душелов пожалела о вырвавшихся у нее словах.
Смех – дьявольское хихиканье – на этот раз послышался как будто из коридора. Охваченная тревогой, Протектор повернула голову в этом направлении. Звук стих примерно через минуту.
– Ее зовут Минх Сабредил. – Нарите потребовалось не больше тридцати секунд, чтобы выпалить то немногое, что она знала о Минх Сабредил, ее дочери Шикхандини и невестке Саве.
– Благодарю, – проворчала Душелов. – Ты мне очень помогла. И за это тебя ждет соответствующее вознаграждение. – Правой рукой она схватила толстуху за горло и крепко стиснула.
Когда Нарита упала к ее ногам, все тот же смех зазвучал снова. И не только смех, но и слово. Какое? Ардат? Или, может быть, Силат? Или?.. Неважно. Над ней смеялись, вот что важно. Она бросилась в направлении звука, но в коридоре никого не оказалось.
Душелов хотела позвать охранников, но вдруг вспомнила, что только что убила женщину, единственную – кроме нее самой – точно знавшую, что Радиша исчезла.
Радиша решила удалиться от мира. Вот и все, что всем этим людишкам требуется знать. Княгиня решила навсегда затвориться в стенах своей Комнаты Гнева. Риск и тяготы реальной жизни утомили ее. И она поручила своему доброму другу Протектору выполнять скучную работу управления империей.
Снова смех – как будто из ниоткуда и отовсюду. Душелов зашагала прочь. Ну-ну. Это еще не конец.
Белая ворона слетела вниз из мрака, скопившегося под потолком коридора, и, взмахнув крыльями, приземлилась рядом с толстухой. Подсунула клюв почти к самым ноздрям женщины, точно проверяя, нет ли дыхания. И тут же внезапно полетела прочь – острый слух позволил ей уловить еле слышный звук крадущихся шагов.
Дрожащий Джауль Барунданди проскользнул в комнату и опустился на колени рядом с женщиной. Обхватил ее голову руками и замер. Слезы струились по его щекам. Он оставался в таком положении до тех пор, пока не услышал, что Душелов возвращается, споря сама с собой на разные голоса.
