Звезды. Я пригляделся к ним, когда покинул свою плоть. Стояла ночь. Знакомая мне Тень льнула к барьеру, тогда как ее сородичи в великом множестве пытались прорваться сквозь заделанные Госпожой дыры. Сопатый сидел на отведенном ему месте, затравленно озираясь и дрожа от страха.

Звезды над обвалившейся крепостью образовывали то самое созвездие, о котором я, помнится, говорил с матушкой Готой. Оно было видно целиком. Странно, почему я не заметил его прошлой ночью? Может, из-за туч?

В последнее время я видел – или не видел – многое вокруг себя странно избирательно. О чем стоило поразмыслить.

Мне показалось, что крепость на юге осветилась изнутри. Впрочем, свечение тут же исчезло – возможно, я просто углядел звезду. Подумывая о том, чтобы двинуться вперед, я переместился к ведущей на юг дороге и увидел, что она перекрыта призраками. За спинами тех троих, которых я уже видел раньше, смутно угадывались десятки других. Все вместе они были гораздо сильнее, и мой приказ убраться подействовал на них не сразу.

Они жестикулировали и, кажется, пытались что-то произнести, хотя из-под безобразных масок не доносилось ни звука. Не приходилось сомневаться в их желании передать какое-то сообщение, хоть и непонятно какое.

Возможно, они пытались просто предостеречь нас.

Я не стал двигаться по южной дороге и вновь обошел лагерь. Дороги на восток и запад оставались открытыми, Я с опаской продвинулся по каждой из них на небольшое расстояние. Они были отчетливо видны и казались вполне вещественными, но мне не хотелось, чтобы дорога подо мной – любая из них – исчезла, когда я буду находиться в мире духов. Я вернулся к отряду, а потом, поразмыслив, двинул на север. Стоило посмотреть, что происходит в обычном мире.

Окрестности Вершины превратились в сонное царство. Дрыхли все, даже часовые дремали. Приметив знакомые физиономии, я их запомнил – на всякий случай.

Гоблин с Одноглазым храпели в моем собственном бункере под Вратами Теней. Гота не спала, но сидела с закрытыми глазами, произнося какие-то молитвы. У нее была молитвенная шаль, похожая на те, какие используются некоторыми гуннитскими сектами, но Гота сложила ее на коленях и время от времени пробегала по ней пальцами, словно читая что-то на ощупь. Она бормотала без передышки, но так быстро, что я ничего не мог разобрать, даже когда подобрался совсем близко.

Неожиданно она вздрогнула и огляделась по сторонам, явно уловив чужое присутствие. Нюень бао почитают предков, и духи для них более чем реальны. Никого не видя перед собой, Гота принялась задавать вопросы.

По всей вероятности, она решила, что к ней наведался дух Хонь Тэй, ее матери, или призрак Као Кы, ее деда, слывшего, по рассказам Сари, некромантом. О нем вспоминали с неохотой. Во всякой семье не без урода, но некромант, способный сотворить собственную Тень, – это уж нечто из ряда вон выходящее.

Я не стал прислушиваться к ее вопросам, они меня не касались. Я хотел узнать, что стало с дядюшкой Доем. Скорее всего, они должны были забрать его к себе для лечения.

Дядюшку найти не удалось. Зато я обнаружил нацарапанную углем на старой доске надпись. Пляшущие каракули Одноглазого.

«Щенок, это западня».

Чтоб мне сдохнуть!

Я попытался разбудить дерьмового коротышку и вытряхнуть из него побольше, но все мои старания пропали впустую. Кажется, я навеял ему дурные сны: он принялся стонать и ворочаться, но глаз так и не открыл. Я взъярился.

Что, если он прав?

Но как это может быть? И кто расставил ловушку?

Душелов? Не потому ли она казалась такой веселой? Или Кина? Но это противоречило бы всему, что она делала по отношению к нам раньше. А может быть, безотчетный страх перед Отрядом был внушен здешним народам вовсе не ею?

Я был растерян. В конце концов, после нескольких тщетных попыток расшевелить Одноглазого, я устремился на юг и почувствовал трупный запах, столь мощный, что непроизвольно отпрянул.

Кина! Она была очень близко.

Я уловил горящий взгляд, заметил гладкую эбеновую кожу, множество грудей и полдюжины рук, которые молотили воздух, словно лапы перевернутого на спину жука. У меня появилось впечатление – хотя и не отчетливое, – будто она пыталась преодолеть барьер между своим миром и миром духов; дабы сообщить нечто важное. А возможно, ей просто хотелось схватить и сожрать меня.

Проверять я не стал: ее присутствие внушало мне ужас, и я просто-напросто сбежал. Припустил куда глаза глядят. И оказался в горах севернее Кьяулуна. Созвездие Аркана скрывали тучи. Пытаясь сориентироваться, я огляделся по сторонам, и мое внимание привлекли огни походных костров. Я устремился туда просто потому, что огонь наверняка развели люди. А мне очень хотелось оказаться поближе к людям.

Костры горели в лагере роты, посланной Костоправом за моим конем. Я узнал многих солдат – все они были до крайности встревожены. Я затесался среди парней, стараясь набраться человеческого тепла перед очередной попыткой вернуться в свою плоть. Никто не ощущал моего присутствия.

Укрепив свою решимость, я покинул круг света и медленно полетел на юг, стараясь ощутить появление Кины прежде, чем она ощутит мое. Попытается ли она снова заманить меня в ловушку?

Вместо Кины я наткнулся на дядюшку Доя.

Или он на меня. Во всяком случае, шума он производил не больше, чем я, хоть и не являлся бесплотным духом. Совсем неплохо для старикана, которому следовало бы залечивать свои раны.

Я решил выяснить, что он затевает. Отчасти из любопытства, отчасти оттого, что это давало возможность под благовидным предлогом отсрочить возможную встречу с Киной.

Может быть, она показалась бы мне более привлекательной, не будь у нее всех этих премиленьких украшений из детских черепов и отрезанных фаллосов.

Дядюшка пробирался вдоль границы лагеря, достаточно близко, чтобы примечать все происходящее, и достаточно далеко, чтобы не привлечь внимания часовых, ежели только он не наделает шуму, провалившись в яму. Через несколько минут мне стало ясно, что лагерь дядюшку не интересовал. Проскользнув мимо, он продолжил свой путь на север.

Я последовал за ним.

Он вытащил из своей торбы какую-то светящуюся штуковину. Правда, свету от нее было меньше, чем от светлячка. Впечатление было такое, будто дядюшка то и дело сверяется с этим предметом. Я старался подобраться поближе и разглядеть, на что же он пялится, но, как я ни кружил, в нужный момент он все равно поворачивался ко мне спиной. Кажется, он, сам того не сознавая, ощущал присутствие соглядатая. Лагерь остался позади, и вокруг нас сомкнулась тьма. Мы были не одни: то и дело я ощущал присутствие Кины, хотя и не слишком близкое. Все-таки для богини она слабовата. Ежели только я не переоцениваю значения собственной персоны: возможно, Кина вовсе меня и не ищет.

Ежели она в горах, то едва ли сможет перекрыть мне дорогу к собственному телу. Так или иначе, я избавился от страха и продолжил следить за дядюшкой, который все более ускорял шаг.

И куда его понесло? В такой-то час, в его-то состоянии?

Вскоре, однако, все стало на свои места. Воспользовавшись отсутствием Душелова, он сумел отыскать то, чего не нашли ребята Костоправа. Видимо, в этом ему помогла загадочная светящаяся штуковина, каким-то образом развеявшая или ослабившая маскирующие чары.

Первым намеком послужил конский храп. Уже через несколько мгновений я узнал своего скакуна, да и он меня тоже. В отношении призраков жеребец был куда чувствительнее дядюшки Доя. Тот так ничего и не учуял, а возбуждение коня списал на собственное появление.

Правда, не призрачный, а реальный мир дядюшка воспринимал лучше меня. Я едва уловил какое-то шевеление во тьме, а в его руке уже появился Бледный Жезл – словно сам собой выскочил из ножен. На миг мне показалось, что приближается Тень, но ее появление обычно сопровождалось ощущением холодящего страха.

Так или иначе, мы были не одни.

Я принялся витать вокруг, пытаясь обнаружить затаившегося врага. И вместо того нашел Дрему и Дщерь Ночи. И тот и другая были прикованы к дереву за лодыжки провисшей десятифутовой цепью. Костра у них не было и в помине. Душелов оставила им жбан воды – к настоящему времени он почти опустел – да краюху черствого хлеба. Она явно рассчитывала вернуться довольно скоро. Девочка была слишком мала, чтобы совершить побег, а Дрема выглядел странно, словно его опоили каким-то зельем.

Неожиданно я услышал позади приглушенный хрип. Металл звякнул о камень. Затрещали кусты.

Дядюшка Дой упал на колени. Бледный Жезл валялся в паре футов от его пальцев. Левой рукой он вцепился в охвативший его горло лоскут черной материи. Он еще был жив, но мало кто выживает после нападения чернорумельщика.

Однако дядюшка оттачивал рефлексы всю свою жизнь. И тренировки не прошли впустую. Отпустив левую руку, Дой повалился вперед и правой дотянулся до Бледного Жезла. Еще не зажившие до конца раны ограничивали его возможности, но он заполучил меч, и теперь ему был не страшен никакой Душила.

Поскольку за дядюшку можно было не беспокоиться, я отправился взглянуть на Дрему, опасаясь, как бы бедняга не угодил из огня да в полымя. Паренек был напуган, но цел, невредим и готов побороться за свою жизнь. Но у дерева оказался лишь он один. Дщерь Ночи исчезла.

Я порыскал вокруг, но Обманник и малышка скрылись, не оставив никаких следов. Правда, сейчас я не особо стремился их разыскать. Возможно, скоро эта задача станет одной из главнейших, но это будет потом.

Меня не покидало ощущение, что все случившееся едва ли соответствовало замыслу Душелова. Кажется, эту особу удалось провести. Кина действовала медленно, но зато верно.

Сознавая, что проку от этого никакого нет, я все же решил остаться поблизости до тех пор, пока дядюшка восстановит силы, а Дрема окончательно придет в себя. Первым очухался Дрема: сообразив, что опасность миновала, он задумал облегчиться. О присутствии дядюшки или моем он, естественно, не догадывался.

Ну и ну! Оказывается, Душелов неспроста предстала перед нами в женском обличьи. Дрема и вправду был… тьфу, черт побери, была переодетой девицей. Надо же, сколько времени она дурачила весь Отряд.

Надо будет поговорить с Бадьей. Ему не помешает кое-что уяснить.

И тут я ощутил запах Кины. Она находилась недалеко и быстро приближалась.

Дрема подпрыгнула, рывком натянула штаны и растерянно огляделась по сторонам. Она тоже уловила присутствие богини. Затем девушка сосредоточилась и попыталась определить источник тревоги. Но запах рассеялся. Здесь Кину больше ничто не интересовало.

Однако Дрема неожиданно застыла на месте – она увидела меня. Вздрогнув, она подалась вперед и тонким от волнения голосом спросила:

– Мурген? Ты привидение или как? Ты что, умер?

Я попытался сказать, что жив, но она меня не слышала. Тогда я покачал головой.

– Значит, слухи верны. Ты и вправду можешь покидать свое тело.

Я кивнул, пораженный тем, что девчонка относится к этому так спокойно. Сколько ни живешь, столько удивляешься.

Но если Дрема мог видеть, стало быть, я имел возможность общаться на расстоянии. Пусть не с помощью голоса. Помнится, он учился языку глухонемых, и хотя эта наука давалась ему с трудом…

Ей, Мурген, ей.

Черт, до чего трудно привыкнуть думать о Дреме как о девушке. Хотя пора бы.

Я принялся вертеть пальцами, хотя понятия не имел, может ли Дрема различать такие детали. Возможно, она видит перед собой лишь сгусток тумана, пахнущий, как Мурген.

Но все мои потуги оказались бессмысленными. На голос Дремы появился дядюшка Дой. Каждое движение причиняло ему боль.

– Не тревожься, юноша, – промолвил он. – Ты должен помнить меня. – Дой был бдителен настолько, насколько это возможно для человека. Странно, что он не улавливал моего дыхания.

– Ты взывал к Знаменосцу, юноша. Называл его по имени. Почему?

– Сам не знаю. Я в плену, прикован. Какой-то человек выскочил невесть откуда и забрал с собой девочку, которая была здесь со мной. Я испугался. А Знаменосец – мой друг и наставник.

Боек… бойка на язык эта малышка. И основательно подозрительна, что характерно для всего нашего Отряда.

Я же был основательно обременен новостями, которые следовало доставить на равнину. Пришла пора уходить. С Дремой все будет в порядке, Дой доставит ее куда надо. Я сделал знак. После трех попыток Дрема кивнула. Хотелось верить, что это отклик.

– Ты был в плену у той, что властвует над воронами? – Последние слова Дой произнес на нюень бао, будто это было имя, вроде Тысячегласой. Но Дрема все равно поняла. До чего же сообразительная девчонка! Должно быть, нахваталась, пока таскалась за мной.

– Да.

– Она что-нибудь оставила? Где она пряталась, когда бывала здесь?

Дрему Дой освободил, но в первую очередь его беспокоило не это. Все поведение дядюшки свидетельствовало о том, что нюень бао враждовали с Душеловом.

Я уже отлетал в сторону, когда Дрема сказала:

– Есть пещера. Вон там. Но мы пробыли здесь очень недолго.

Она просвистела знакомый мотивчик из четырех нот. Мой конь фыркнул. Он тоже был пленником. Я направился к равнине.