84
Матушка Гота ни в какую не желала разговаривать с дядюшкой Доем. Равно как и со своим драгоценным сыночком. Но, поскольку Гота и молчание являлись понятиями несовместимыми, она в конечном итоге заговорила со мной.
Уж больно этой старой зануде не нравилось, как складывается ее жизнь, пусть даже ей и не хотелось разглагольствовать на эту тему перед Солдатом Тьмы, хотя бы этот хренов солдат и являлся ее родным зятем. Этот самый зятек явно создавал себе пристойную карму. Я терпел ее брюзжание и лишь изредка позволял себе замечания по поводу совсем недавних событий.
– Могла бы и домой отправиться, – буркнул я ей. – Всего-то и делов: собрать манатки и свалить в ваше хреново болото. Пусть дядюшка Дой сам варит свой горчец.
Совсем недавно выяснилось, что тенеземцы выкапывают и лопают за милую душу корень, который на первый взгляд кажется совершенно несъедобным. Но оказалось, что, ежели это дерьмо прокипятить часиков эдак семь-восемь, оно становится почти съедобным – на вкус вроде дубовых опилок. Его жрали, потому как иной жратвы все едино не было. Костоправ не разрешил парням наведаться в закрома Вершины.
Дядюшка Дой разузнал о горчеце давным-давно, хотя до Чарандапраша его вроде бы и не знал. Интересно, как он набрал столько этого барахла, болтаясь невесть где? Наверное, он заготавливал фунтов по двадцать за раз.
– Ты, Костяной Воин, предпочитаешь, чтобы я пренебрегла своим долгом?
Пропади я пропадом, если бы я этого не предпочел. Лишь бы только она свалила от меня подальше. Но, тем не менее, я спросил:
– А в чем заключается этот долг?
Она уже разинула рот, чтобы ответить, но осторожность нюень бао сыграла-таки свою роль. Похлопав открытой пастью, как выброшенная на берег рыба, она сказала:
– Пойду-ка я поищу хворосту.
Сказала на нюень бао, а не на таглиосском, что для меня являлось неплохим признаком. Я в разговор не встревал.
– Хорошая мысль.
Пока я пялился да смотрел, как она отчаливает, ко мне подошел Тай Дэй.
– Очень скоро, – сказал я ему, – Отряд выступит в Хатовар. Твоим соплеменникам не мешало бы определиться на сей счет.
Я потянулся за камнем и вроде бы не сделал никакого выдающего мое намерение движения, но ворона оказалась тут как тут. Она перепрыгнула через камень и насмешливо каркнула. Черных птиц поблизости вертелось немного, но хоть одна из них постоянно находилась возле меня, а у прибежища Костоправа их вертелось не меньше дюжины. Душелов, может, и затаилась, но наблюдать не перестала.
Находившийся неподалеку таглиосец нацелил на ворону бамбуковый шест.
– Побереги эту хреновину для Теней, – крикнул я ему. – Мы еще от них не отделались.
Любопытно, что этот ловчила-стрелок носил грубо сработанную эмблему Отряда. Я вообще не видел ни одного разжившегося бамбуком парня, который не щеголял бы этой штуковиной на какой-нибудь манер. Никто уже не хотел притворяться.
Рыжий подошел ко мне и замер, опираясь на копье. Смотрел он на север, причем очень внимательно. Все молчали. Я воспользовался всеобщим замешательством, чтобы что-нибудь приметить. Но, видать, смотрел не туда.
– Эй, – сказал мне наконец Рыжий, словно бы размышляя вслух, – ты видишь, что, ежели отсвечивает, весь свет падает туда…
– Нет… – Я поднял глаза.
Он был прав. Вкрапления металла на стене Вершины вбирали в себя весь возможный свет. И отбрасывали его на дорогу, по которой я пытался пройти с этим никчемным Одноглазым.
– О нет! Кого это осенило?
Кто-то захотел призвать Душелова.
– Мне подумалось, что это тебя заинтересует, – сказал Рыжий и, подхватив копье, вразвалочку отвалил – наверняка в поисках надежной норы.
– Что происходит? – спросил Тай Дэй.
Я пожал плечами:
– Может быть, настал конец света?
– А может, и нет. Возможно, эта дрянь в бункере решила поиграть со своей сестрицей.
Солнце двигалось своим путем. Блистающие лучи больше не падали на дорогу. Возможно, никто, кроме Рыжего, не заметил, что происходит. Но нечто происходило – это ощутили все.
Впрочем, до поры до времени это никак не сказывалось. Я сделал кое-какие заметки, приглядывая за матушкой Готой, удалявшейся все дальше. Похоже, она решила собрать хворост со всей округи.
Дальние склоны холмов накрывала тьма.
– Темнеет, – сказал я. – Особенно близ того места, где в последний раз видели Душелова.
Тьма сгущалась…
Я ахнул. Никакой Тени не было. Существовало лишь облако тьмы, поднимавшейся из горных ущелий и из-под корней деревьев. Словно взлетели все вороны на свете. Черная туча становилась все больше.
– Должно быть, это все вороны мира, – выдохнул я. Облако продолжало расти и, кажется, направлялось в мою сторону.
Неожиданно черную тучу изнутри рассекла молния. Налетел шквал. Я начинал терять представление о том, кто я, где и зачем.
– Что за бред? – послышался чей-то голос.
– Что за вонища? – подхватил второй.
То была Кина. Чего я объяснить не мог.
Еще несколько молний распороли грозовую тучу ворон, большая часть которой устремлялась в мою сторону. Смрад Кины превысил все мыслимые пределы. Откуда-то издалека доносились странные звуки, не вызывавшие панику, хотя и каким-то образом связанные с ней.
Тьма сгустилась и охватила меня, подхватив, как мать поднимает растерянное дитя. Во тьме мне показалось лицо Кины, но овладела мною не она. Богиня снова оказалась сбитой с толку.
Здесь она была не одна, там находилась и Госпожа, возможно, оседлавшая Копченого, а может быть, проникшая в мир духов каким-то другим способом. Скорее всего, молнию устроила она. Одной рукой эта юркая бабенка держала за шиворот Кину, а другой пыталась отшлепать свою сестру.
Душелов была там же: эта стерва не выглядела обеспокоенной, хотя и оказалась зажатой между жутковатой богиней и сестрой, которую предпочла бы сжечь заживо, похихикивая при этом над костром. Уж эта-то баба точно была чокнутой.
Тьма обволокла меня. И поглотила. И попыталась сожрать, но я оказался несъедобным. Почему и был выплюнут, после чего заковылял сам не зная куда, как пьяный. В башке зазвучал голос:
– Вот ты где, миленок. Я по тебе соскучилась. Мы так долго не виделись.
Лунный свет отражался от черной, полной трупов воды, омывавшей стены Деджагора. Мне казалось, будто в воде кто-то шевелится: хочет ухватить меня за глотку и затянуть вниз, где в темноте белеют голые кости. Я бросил взгляд налево: там стоял давно умерший вещун нюень бао Кы Дам. Вместе со своей женой Хонь Тэй. Старуха повертела пальцем: этот жест я мог счесть за благословление.
Меня вновь поглотила тьма. И вновь отрыгнула – видно, от Мургена кое у кого несварение. Я обнаружил себя на дереве, решительно не понимая, что, зачем и почему. Проморгавшись, я увидел людей, принадлежавших к полудюжине разных рас, которые умерщвляли несчастных, подвешенных чуток пониже меня. Деревья негодующе трепетали: приветствуя смерть, они ненавидели пролитие крови.
Я находился в Роковом Перелеске.
Висел на дереве?
Пытаясь протереть глаза, я поднес руку к лицу. Обзору мешали белые перья.
В следующий миг я потерял сознание. И отправился в сотню мест. Или сотня мест – равно как и времен, где я бывал в последние несколько лет, – прибыла ко мне.
Затем я оказался на равнине костей, где царствовала тьма. Черный ветер обдувал кости, трепля меня, словно лист. Вороны насмешливо каркали, сидя на голых ветвях. Я провалился в еще более глубокую тьму и обнаружил себя бредущим по покатому полу тоннеля, где покоились скованные ледяной паутиной старцы.
Голова моя наполнилась гулом. Вроде бы в нем содержалось некое сообщение, но сути его я разобрать не мог.
Затем дрожание мира переросло в голос Тай Дэя.
– Вставай, Знаменосец, – обеспокоенно промолвил он на нюень бао. – Отзовись.
Я бы и рад, но челюсти не шевелились. Мне удалось лишь издать невнятный стон.
– С ним все в порядке, – послышался голос дядюшки Доя. Я открыл глаза. Дой стоял на коленях подле меня, прикасаясь пальцами к моей шее.
– Что случилось, Костяной Воин?
Я привстал – с трудом, ибо чувствовал себя опустошенным, хотя и не заметил, чтобы прошло хоть какое-то время.
– Что там творится? – задал я встречный вопрос. В некотором отдалении по-прежнему кишели тучи ворон, хотя и не в таком количестве, как несколько мгновений назад.
– Где? – спросил Тай Дэй.
– Там. Там, где птицы.
Тай Дэй пожал плечами:
– Я не видел ничего особенного.
– Как? Ни облака тьмы? Ни молнии?
Тай Дэй немного помешкал, после чего сказал:
– Нет. Ничего подобного я не видел.
Дядюшка Дой задумчиво уставился в пространство.
Мне надо заморить червячка. Хоть я и не гулял с духом, но чувствовал некоторую слабость.
И все произошедшее внушало тревогу.
