Шел снег, но, несмотря на это, сгрудившиеся вокруг костров солдаты пели. Боевой дух армии был высок. Нам удавалось добывать достаточно провианта и даже обеспечивать войскам более или менее приличный кров. Противник нас почти не тревожил. Наши передовые части широким полукольцом рассредоточились вокруг Кьяулуна в ожидании завершающей фазы кампании. Парни посиживали у огонька да поигрывали в тонк, но кому-то следовало позаботиться о том, чтобы все шло как надо. И этим кем-то оказался я. Старик запустил руку в свой хитрый баул и вытащил бумажку с моим именем.

Думаю, он все подстроил.

Мне было велено отправиться с разъездом на север, навстречу квартирмейстерскому отряду. Там ребятам поручили осмотреть местность на предмет размещения войск во время предстоящей осады Вершины. В их руки попадали пленники, показания которых, по мнению Госпожи, могли представлять некоторый интерес для капитана. Трижды разведывательные вылазки оборачивались стычками с партизанами. Мы к этому притерпелись. Я был вымотан – еще не до конца, хотя использовали меня на все сто. Использовали и Тай Дэя – далеко не на всю катушку, хотя он, конечно же, утверждал обратное.

– Весточка от твоей милашки, – сказал я Старику, швыряя ему пакет, в котором, судя по весу, вполне могла находиться парочка кирпичей.

– Клет с братишками соединился со всей компанией. Они уже поговаривают о строительстве пандуса – будто бы так можно взойти на стены Вершины.

– Держи карман шире. Ты-то как? В порядке?

– Устал до смерти! Мы снова наткнулись на партизан. Могаба меняет тактику.

Он окинул меня суровым взглядом, но спокойно сказал:

– Отдохни чуток. Эти ребята нашли одно местечко, и я хочу, чтобы завтра ты на него взглянул. Может, тебе удастся отловить Клета и узнать от него, сколько потребуется работы, чтобы все обустроить.

Я хмыкнул. У меня имелось собственное недурное местечко – укрытие, вырытое в склоне холма. Вход в мое логово загораживало одеяло – самое настоящее. Оно защищало от ветра и удерживало тепло моего костра. Нашего костра – мой своячок укрывался там вместе со мной. В свободное время это обиталище превращалось в настоящий дом. Во всяком случае, в сравнении со всем тем, что мы имели с тех пор, как покинули Деджагор. У нас даже хватало бодрости на то, чтобы поворчать друг на друга из-за какой-нибудь черствой корки, перед тем, как развести костер и рухнуть на кучу тряпья, прихваченного из развалин Кьяулуна. Засыпая, я размышлял о том, сколь тяжкой проблемой может обернуться для нас партизанская война. Сейчас, по зиме, это еще не так страшно: у нас был шанс уморить их голодом. Но к весне, коли они до нее дотянут, все может пойти по-другому. Ведь нам придется заводить собственные посевы, а потом еще оберегать их и собирать урожай. Обо всем этом я помышлял недолго: вскоре меня одолел сон, в котором поджидали сновидения.

На сей раз все началось с заваленной трупами и костями пустыни, несколько отличавшейся от той, какой я видел ее прежде. Трупы выглядели как нарисованные: бледные и почти не окровавленные. Не было никаких признаков разложения, неизбежного, если покойник проваляется несколько дней на солнце. Не было ни мух, ни червей; ни муравьев, ни расклевывающих тела стервятников.

Зато, когда я проходил мимо, покойнички открывали глаза. Иные из них смутно напоминали мне тех, кого я знал в давние времена. Там была моя бабушка. Дядюшка, которого я очень любил. Друзья детства и пара парней, с которыми я сдружился, когда только начинал служить в Отряде; все они давно погибли. А теперь – кажется – приветствовали меня улыбками.

А потом я увидел лицо, появления которого следовало ожидать, принимая во внимание, что вся эта серия сновидений была задумана с тем, чтобы оказать на меня воздействие. Ожидать-то следовало, но его появление все равно застало меня врасплох.

– Сари?

– Мурген… – Ответ ее был не более чем дуновением ветерка. Шепотом призрака. Как и следовало ожидать. Как ожидал бы я, будь малость понаивнее. Но я угодил в ловушку. Кина предлагала вернуть дорогих мне умерших. Отдать тех, кого забрала. Конечно, она потребует выкуп. Но сейчас мне было все равно.

Я мог бы вернуть свою Сари.

Я видел Сари ровно столько времени, сколько потребовалось, чтобы она овладела всеми моими чувствами. А потом провалился во мрачную, ужасающую, холодную бездну – куда, как предполагалось, попадет Сари, если только я не вызволю ее.

Не слишком тонкий ход.

Правда, Кина не нуждалась в изысках. Этот ее трюк разрывал мне сердце. Но…

Воздействие извне обострило не только мои чувства, но и способность к рассуждению. Я понял, что Кина ведет игру, рассчитанную на восприятие таглиосца.

Она не осознавала того факта, что я воспитан в иных традициях и здешняя мифология мне чужда. Даже проникновение в мои сны не могло убедить меня в ее божественной сути. То, что выделывала она, было под силу и Госпоже, когда та находилась на вершине своего могущества. Ее мертвый супруг совершал такое, даже пребывая в могиле. Как ни заманчива была наживка, я на этот крючок не клюнул.

Не клюнул, хотя она обнажила мою душу и протащила ее, истерзанную и вопящую, сквозь заросли терновника.

Я пробудился от того, что Тай Дэй тряс меня изо всей силы.

– Полегче, парень! – заорал я. – В чем дело?

– Ты кричал во сне. Разговаривал с Матерью Ночи.

– Что я говорил?

Тай Дэй покачал головой. Он лгал. Он все слышал, все понял, и услышанное его не порадовало. Приведя в порядок физиономию и мысли, я потащил свою задницу к Костоправу.

Что ни говори, а он чудной человек. Я и сам малый непривередливый, но на месте диктатора огромной империи, могущественного военачальника, капитана Черного Отряда, мог бы позволить себе некоторые дополнительные удобства. Это тем более не трудно, когда вокруг полно людей, всегда готовых тебе угодить. Он ютился в полуразвалившейся, обложенной дерном и занавешенной с одной из сторон халупе, ничуть не лучшей, чем у любого конюха. Единственное преимущество его положения сводилось к тому, что эту лачугу он ни с кем не делил.

Возле нее не было караула, хотя мы находились в глубине вражеской территории и имели все основания подозревать, что в наши ряды внедрилось несколько фанатичных Душил.

Возможно, он считал охрану ненужной, потому что над его пристанищем высилось старое засохшее дерево, на котором почти всегда красовалась каркающая воронья стая.

– Не слишком ли ты полагаешься на навязчивую идею Душелова, командир? – спросил я с порога. Правда, у меня появилось ощущение, будто по приближении за мной пристально наблюдали. Как знать, может быть, уверенность Костоправа не лишена оснований.

Он спал. Лампа продолжала гореть. Я чуток подкрутил ее и стал его будить. Он проснулся и ни малейшей радости по этому поводу не высказал. Выспаться вволю ему удавалось не так уж часто.

– Для тебя лучше, если принес хорошую новость, Мурген.

– Хороша она, нет ли, но поговорить есть о чем. Попытаюсь побыстрее добраться до сути.

Я рассказал ему про сон. И про те сны, которые видел раньше.

– Госпожа говорила мне, что ты можешь оказаться уязвимым. Хотя, не зная о Копченом, не понимала, каким образом.

– Уверен, во всем этом есть резон, – сказал я. – Мне кажется, я знаю, что она пытается сделать. Только вот никак не могу сообразить почему.

– Сдается мне, ты об этом и не думал.

– Что?

– На самом деле ты знаешь почему, но слишком ленив, чтобы уяснить это для себя.

– Дерьмо! – выругался я, но тут же умерил свой пыл. Ибо понял, что сейчас мне предстоит насладиться одним из его наставлений.

– Ты представляешь интерес, Мурген, поскольку являешься Знаменосцем. Последние несколько лет ты провел, вписывая новые материалы в Анналы – мои и Госпожи, так что знаешь их довольно хорошо. Уж кому-кому, а тебе следовало бы догадаться, что Знамя представляет собой нечто особое.

– Копье Страсти?

– Это название использовали Хозяева Теней. Значение его нам неизвестно. Возможно, ответ сокрыт в старых Анналах, тех, которые ты спрятал во дворце. Так или иначе, кое-кому хотелось бы наложить лапы на Знамя.

– Включая Кину?

– Ясное дело. Ты ведь изучал мифы о Кине, когда мы сидели в ловушке в Деджагоре. Разве там не подразумевается, что каждый штандарт любого из Свободных Отрядов Хатовара представлял собой фаллос демона или что-то в этом роде?

Это вызвало довольно скабрезный обмен мнениями насчет того, зачем именно этот хрен моржовый – наше Знамя – мог потребоваться Кине. Затем капитан сказал:

– Ты правильно сделал, что пришел ко мне. Зачастую мы предпочитаем держать такого рода вещи в себе и свыкаемся с ними – так мне думается. Слушай, поболтайся там. Но будь начеку. Завтра-послезавтра прибудет Одноглазый. Поговори с ним и сделай точно так, как он скажет. Уразумел?

– А с этим что делать?

– Выкинь из головы.

– Выкинуть? Понятно.

– По пути в свою берлогу взгляни на Кьяулун и спроси себя, – первый ли ты малый на свете, которому довелось потерять возлюбленную?

Да уж. Похоже, Старика раздражало мое упорное нежелание смириться с потерей.

– Ладно. Спокойной ночи.

Я пожелал того же и себе. Но ночка оказалась адской. Проваливаясь в сон, я немедленно попадал прямиком в долину смерти. Не раз оказывался я и в пещере старцев. Как только становилось по-настоящему худо, я просыпался: по большей части самостоятельно, но дважды с помощью Тай Дэя.

Бедолага. Нагляделся же он на меня за эти четыре года.

В конце концов Кина, по-видимому, озадаченная моей невосприимчивостью, оставила меня – напоминая о себе лишь ощущением раздражения и угрозы. И когда это кончилось, я уже не был вполне уверен в том, что не имел дело с каким-то чудовищным порождением собственного воображения.

Я заснул по-настоящему. Потом проснулся. Потом выбрался из своего логовища. Я мог бы воспользоваться привилегированным положением и ни с кем не делить эту халупу. Будучи летописцем, я ценил это используемое для маленьких совещаний убежище, поскольку мог разложить там свои бумаги и работать.

Знамя стояло снаружи. Оно не выглядело предметом, способным вызывать зависть кузена, не говоря уже о державных владыках. Всего-навсего старый ржавый наконечник, насаженный на длинное деревянное древко. В пяти футах от навершия к древку крепилась поперечина длиною в четыре фута, к которой был привешен сам флаг: черное полотнище с эмблемой, которой мы обзавелись на севере – серебристым черепом с исходящими из пасти золотистыми язычками пламени. Некогда там была личная печать Душелова. Череп не был человеческим. Зубы вроде собачьих, но слишком большие. Нижняя челюсть отсутствовала. Одна глазница алела: на некоторых изображениях левая, на других правая. Меня уверяли, будто это имеет значение, но никто не мог объяснить какое. Возможно, тут содержался намек на изменчивую природу Душелова.

Каждый член Отряда носил серебряный значок с этим изображением. Мы заказывали их где могли, а порой снимали с наших павших товарищей. Некоторые солдаты носили по три-четыре зараз. Это было связано с замыслом Костоправа относительно возвращения в Хатовар. У Масла с Ведьмаком, как я подозревал, было по нескольку дюжин этих штуковин, привезенных с севера.

Сам по себе череп был не так уж страшен. Пугало то, что стояло за этим символом.

В этих краях решительно все боялись Отряда – или делали вид, что боятся, – памятуя о зверствах, совершенных, когда он проходил здесь в прошлый раз. Однако трудно поверить, что насилие может внушать страх на протяжении четырех веков. Нет и не может быть ничего столь ужасного, чтобы об этом помнили по прошествии нескольких поколений.

Доля ответственности, по-видимому, лежала на Кине. В течение столетий она манипулировала этими людьми, посылая им свои сны. Четыре века – изрядный срок, достаточный, чтобы внушить что угодно. В сущности, многое из того, что могло бы показаться бессмысленным, видится в ином свете, если предположить, что за этим стоит великая черная богиня. Это даже объясняло, почему в историю оказалось замешано столько чокнутых – из числа как малых, так и великих мира сего. Означало ли это, что выход Кины из игры мог бы вызвать взрыв здравомыслия на всех уровнях?

Но как можно избавиться от богини? Существует ли хоть одна религия, содержащая наставления по этому вопросу? Как сбросить со своей шеи божество, ставшее вконец несносным? Нет. Лучшее, на что ты можешь рассчитывать, – это совет, как дать этому божеству взятку, чтобы оно оставило тебя в покое хотя бы на несколько минут.