До меня наконец дошло, почему Длиннотень не дает Могабе воли, хоть и сам понимает, что это вредит делу. Он боится, что Могаба поступит так же, как Нож.

– Он дурак, этот Хозяин Теней, да еще и слепой дурак. В людях ни хрена не смыслит, – немедленно отозвался Нож.

– Это почему?

– Потому что Могаба считает себя обязанным сломить хребет Костоправу. Иного выхода для себя он не видит.

Костоправ громко фыркнул.

– Это противоборство, – продолжил Нож, – стало смыслом его жизни. Для него нет будущего без победы. Он должен победить или умереть.

– В известном смысле я чувствую то же самое, – проворчал Костоправ.

– В одном Длиннотень прав – все идет к тому, что его ухватят за задницу. Как там их боевой дух?

Я поморщился. Неужто я должен вот так, перед всей оравой, выложить правду про Копченого?

– Ниже змеиной задницы, – сказал Одноглазый.

– Так они сломаются?

– Если побежит Могаба. Любить они его, может, и не любят, но верят в него все до единого.

Я уставился на Госпожу и увидел, что глаза ее закрыты. Возможно, она просто-напросто улучила минутку и вздремнула. Мало кому было об этом известно, но в последнее время она работала больше, чем кто-либо другой. И больше всех вымоталась, а ведь ей приходилось постоянно быть начеку.

Я представил себе, что могли бы натворить Длиннотень с Ревуном, узнай они, до какой степени измотана Госпожа, и меня проняла дрожь. Капитан кивнул, как бы в подтверждение собственных мыслей, и распорядился:

– Значит, так. Выступаем поутру, в три часа. А сейчас всем спать.

Сказано было решительно, но всякий раз, когда Костоправ смотрел на Госпожу, от его генеральского вида не оставалось и следа. У всякого видевшего Старика в такие мгновения не могло быть сомнений в его истинных чувствах.

Я задумался, припоминая ночные кошмары, описанные Госпожой в ее книгах. Все эти жуткие, пронизанные жаждой смерти и разрушения картины, подобные тем, что одолевали меня до сих пор.

У меня сложилось впечатление, что они снова стали посещать и ее. Большую часть времени она боролась со сном именно потому, что боялась этих видений. Я мысленно представил себе Кину – такой, какой описывала ее Госпожа – высоченной обнаженной женщиной с глянцево-черной кожей, четверорукой, с восемью сосками, с клыками вампира, увешанную украшениями из детских черепов и отрезанных фаллосов. Да, девчушка совсем не походила на свою добрую старую мамочку.

Интересно, смотрела ли Госпожа сон в тот миг, когда я углядел нечто, показавшееся мне Киной?

Я вздрогнул. На миг мне почудилось, будто я ощутил запах «духов» Кины, являвшийся в действительности смрадом разлагающихся трупов. Скоро от этой вонищи не продохнешь. Ежели сейчас и можно дышать, то только благодаря холоду.

Я завопил и понял, что Тай Дэй встряхивает меня, пытаясь привести в чувство. Вид у него был испуганный. Костоправ таращился на меня с недоумением, да и остальные тоже. Похоже, я провалился в кошмар, даже не заметив этого.

– В чем дело? – спросил капитан.

– Дурной сон.

Уже уходившая в сопровождении Лебедя и Ножа Госпожа остановилась и оглянулась. Ноздри ее раздувались, словно и ей померещился тот же запах. Брошенный на меня взгляд был суров.

– …Прошу прощения?

Пока мы с Госпожой играли в гляделки, я прослушал какой-то обращенный ко мне вопрос.

– Мурген, куда запропастились твои родственнички?

– Понятия не имею. Знаю только, что утром они вконец осатанели – прорвались в лагерь Обманников и навели там шороху.

Говорил я тихо, потому что не был уверен в существовании языка, неизвестного Госпоже или ее прихвостням.

– Было на что посмотреть. Дядюшка Дой искрошил в капусту с полсотни Обманников, а матушка Гота прикрывала ему спину. Эту старушенцию лучше не выводить из себя.

– Тай Дэй, где Дой и твоя мать? – спросил я, перейдя на нюень бао.

Тот пожал плечами. Что означало одно из двух: он не знает либо знает, но не скажет.

– Тай Дэй тоже ни хрена о них не знает, – сказал я Костоправу.

– Кстати, и сам Тай Дэй почитай весь сегодняшний день не путался у меня под ногами, что необычно. Где, хотелось бы знать, он отирался.

– Щенок, – начал Костоправ, имея в виду мой рассказ о подвигах дядюшки, – сколько раз я просил тебя не преувеличивать. Не может быть, чтобы такой старикашка…

– Какие преувеличения. Там было много кровищи и дерьма. А «старикашка» вертел мечом так быстро, что его почитай и видно-то не было. Эти Душилы, сучьи потроха, разбегались, как тараканы. Нарайян Сингх сграбастал девчонку и задал драпа: нынче он прячется под вышкой Могабы. Там был такой переполох, что малость встряхнуло даже Дщерь Ночи.

– Ладно. И куда же они, родственнички твои драгоценные, потом подевались?

Упрямый сукин сын.

– А черт их знает. Я их не разыскивал. Может, погибли или попали в плен.

Признаться, вероятность подобного исхода представлялась мне сомнительной.

Костоправ кивнул, бросил взгляд на Тай Дэя и сказал:

– До них я еще доберусь. А сейчас отправляйся спать. Завтра предстоит долгий день.

Я понял, что мне лучше отдохнуть сейчас, потому как потом такой возможности может не представиться. Тай Дэй, судя по физиономии, жалел, что не удосужился выучить несколько чужеземных наречий.