Я покинул Копченого. Поблизости от фургона не было никого, кроме матушки Готы и Тай Дэя. Я присоединился к ним. Ни тот ни другая не сказали ни слова. Я тоже молчал: молча поел, вдоволь напился воды, забрался в фургон и немного вздремнул. Мне снились не слишком приятные сны. В них появлялась Душелов, веселая и довольная собой. Не иначе, как оттого, что устроила нам какую-нибудь пакость, ведь это ее любимое развлечение.

Проснувшись, я снова накинулся на жратву, даже не сообразив, что уминаю препротивнейшую стряпню матушки Готы, а уж воду хлестал так, словно не видел ее по меньшей мере неделю. Тай Дэй вроде бы поглядывал на меня с беспокойством. Я хотел сообразить, в чем тут дело, но никак не мог сосредоточиться.

Было уж довольно поздно. Вокруг царила тишина. Войска находились на поле боя, но по лагерю рыскали бдительные караульные, предупрежденные о том, что на стороне противника выступают Душилы. Останавливаясь возле костров – малость погреть руки, – часовые тихонько переговаривались. Кое-где копошилась лагерная шваль, сумевшая улизнуть с поля сражения. Эти бедолаги собирали свои жалкие пожитки, торопясь смыться, покуда их не изловили и снова не погнали в атаку. На высотах продолжались ожесточенные схватки, Могаба вознамерился отстаивать каждую пядь земли.

Но не всем прихлебателям удалось унести ноги. На фланге Госпожи вновь зачадили костры, и наш лагерь стало затягивать дымом. Неужто у капитана была в запасе еще какая-то дьявольская хитрость? Об этом я его и спросил, когда он наконец появился. Костоправ не удержался от усмешки.

– Надеюсь, что и они ломают голову над тем же. Мне хочется, чтобы Могаба всю оставшуюся жизнь оглядывался через плечо, шарахаясь от каждой тени, и на каждом шагу боялся угодить в ловушку. Возможно, таковая в конце концов обнаружится. – Он снова рассмеялся.

У большого костра, разложенного, как предписывал гуннитский праздничный ритуал, начали собираться старшие офицеры. Политически нейтральные жрецы всех культов свершили благодарственные обряды. Явилась и Госпожа в сопровождении своих преданных почитателей. Выглядела она как полубогиня, куда более реальная, чем любое таглиосское божество, кроме внушавшей ужас Кины. Кажется, в нынешнюю эпоху одна лишь Кина интересовалась мирскими делами. Но у нее был личный интерес.

Трудно сказать, кто из собравшихся лукавил больше. Нож пристроился рядом со Стариком. Он по-прежнему ухмылялся и тараторил без умолку со своим старым приятелем Лебедем. Жаль, что Корди Мотер остался в Таглиосе с Бабой. Ему бы это тоже понравилось.

Я не видел Ножа несколько лет. В прежнее время он отличался сдержанным цинизмом. Не то, что теперь. Может, потому, что Одноглазый еще не успел привести его в обычное состояние.

Нож что-то проорал Костоправу. Тот заревел в ответ.

– Не обращай на них внимания, – сказал мне Лебедь. – Эти ребята никак не могут нарадоваться встрече.

Оно и не диво, ведь они столько лет прикидывались злейшими врагами.

– А завтра, – промолвил Старик, проигнорировав слова Лебедя, – мы будем действовать в доброй старой манере: облапошил дурака – тресни в лоб наверняка. Это последнее, чего ожидает от меня Могаба. Князь, за тобой первый ход. Посмотрим, чего стоят твои парни.

Я отхлебнул воды, жалея, что Одноглазый не приготовил на сегодняшний вечер чего-нибудь посущественней. Впрочем, нет, здесь бы такой номер не прошел. Все таглиосские секты осуждали употребление хмельного, да и Госпожа с князем едва ли хотели, чтобы их солдаты перепились. Но с другой стороны, не пойман – не вор. Так что мне оставалось лишь пожелать Одноглазому заняться своим делом и порадовать товарищей.

– Ты никак решил рассказать, что у тебя на уме? – удивился я.

В глазах Костоправа промелькнула усмешка.

– Нет, – сказал он, наклоняясь ко мне поближе, – но это между нами. Я не хочу, чтобы кто-нибудь расслаблялся. Хотя сейчас они и не засылают Тени шпионить за нами.

Костоправ указал на пролетавший огненный шар.

– А почему?

– Не иначе как приберегают, – он снова ухмыльнулся. – Ладно, ребята, я думаю, вы все знаете, что нам предстоит. Так что идите отдохните чуток.

С чего он взял, будто мы знаем, что предстоит? Лично я из его слов так ни хрена и не понял.

Костоправ посмотрел на измотанную до крайности Госпожу, но обратился не к ней, а к Лебедю:

– А ты, Лозан, задержись. Мне надо с тобой потолковать.

Мне, стало быть, вежливо давали понять, что мое дальнейшее присутствие у костра нежелательно. Дескать, отправлялся бы ты парень на боковую, да поживее.