51
Ну конечно, это неизбежно должно было случиться. Мое будущее «я» больше ничего не помнило – лишь то, что я заплутаю, а после набреду на что-то совершенно неожиданное. Все это я вспомнил как раз в тот момент, когда понял, что ни малейшего понятия не имею, как пройти в какую-либо знакомую часть дворца. Я остановился, дабы оценить положение.
В тот момент у меня имелось достаточно воспоминаний Мургенов из других времен, чтоб я был готов поверить каждому, пусть даже оторванному от какого ни на есть контекста.
Воспоминания о том, что я должен заблудиться, отдавали возбуждением неожиданного открытия и мощных обертонов боли. Отголоски их отбивали желание искать дорогу наружу.
И вскоре, упорствуя в поисках выхода, я набрел на мрачный коридор, явно переполненный старой волшбой. В нескольких ярдах от меня на одной-единственной петле висела сломанная дверь.
Открытие было близко.
Я безбоязненно устремился вперед.
С первого взгляда я понял, что наткнулся на тайную библиотеку Копченого, где были собраны – и спрятаны подальше от глаз людей из Черного Отряда – единственные уцелевшие копии первых томов Анналов.
Мне безумно хотелось прочесть их. Но – не читать же я сюда пришел… У меня не было времени отделять злаки от плевел сотен других книг. Мне нужно было вернуться к своей семье.
Я храбро устремился к выходу, но снова не смог отыскать его. Закружилась голова. Я начал искать обратный путь. Пожалуй, следовало подождать в компании Копченого, пока не вернутся Старик или Одноглазый. Им ничего не стоит вывести меня, и вдобавок они, может быть, разъяснят, отчего мне не хочется уходить – сам я этого вспомнить не мог.
До Копченого я добрался легко, не заплутав ни разу. Быть может, эта часть дворца опутана паутиной заклятий, составленной так, что ни один чужак не сможет пройти лабиринт коридоров без благословления Одноглазого. Вполне возможно, что все пути ведут к одному и тому же месту. А может, и наружу, если только идешь не из палаты с Копченым.
Это было бы неудивительно, хотя я не знал, хватит ли Одноглазому сил и способностей устроить такое. Не удивляло и то, что, накладывая заклятья, он запамятовал обо мне.
Когда я вернулся, Обманник вертелся в своих веревках ужом – ступал я мягко, и он не сразу ощутил мое присутствие. Почувствовав, замер. Надо отдать должное его упорству.
Я устроился в свободном кресле и подождал, однако никто не шел. Казалось, прошло несколько часов, хотя возможно, это были лишь несколько долгих минут. Поднявшись на ноги, я принялся расхаживать взад-вперед. Затем подверг Душилу кое-каким пыткам, но настроение от этого отнюдь не улучшилось. Укрыв его простыней, я вернулся в кресло и взглянул на Копченого.
В голову лезли мысли о нашем горемычном Черном Отряде. Затем я вспомнил, на что способен Копченый.
А почему бы нет? Так, для времяпровождения. Только куда податься? Что поглядеть?
А почему бы снова не навестить нашего злейшего врага?
На этот раз вышло легко. Ничего такого. Просто закрыл глаза – и погрузился в грезы.
Конечно, чувствовал я и нежелание уноситься вдаль – уж слишком много времени провел за гранью нормального, причем против воли. Зачем ко всей мешанине в голове по собственной воле добавлять еще?
Едва ли не с хлопком вылетающей из бутылки пробки возник я возле Вершины. Безумный волшебник, Длиннотень, стоял на верхушке одной из высоких башен, залитый отраженным зеркалами светом. До него было меньше десяти футов.
Меня объял легкий страх – он смотрел прямо на меня.
Точнее, сквозь меня.
За ним, в карикатурной позе, стоял этот гад Нарайян Сингх с малышкой Костоправа, бренным телом Кины, Дщери Ночи, Той, Чье Рожденье Было Предсказано, предвестницы обманниковского Года Черепов, с исходом коего грядет пробуждение их богини. Сингх ни на миг не спускал глаз с этого ребенка.
Сингх был опасным орудием, однако Длиннотень нуждался в любом союзнике, своею волей присоединившемся к нему.
А против Черного Отряда пожелали пойти лишь очень немногие.
На башню поднялся человек, чернота кожи коего была почти незаметна из-за заливавшего безумного колдуна света. Был он высок, строен и гибок, словно пантера. Хоть то и был Могаба, самый опасный из генералов Хозяина Теней, я не почувствовал никакой ненависти – все чувства блекли во владениях Копченого.
Пожалуй, Длиннотень принял к себе Могабу не столько из-за его боевых качеств, сколько потому, что ему можно было доверять. Бежать Могабе было некуда. Разъезды Отряда патрулировали все дороги вокруг.
Никак не могу понять, отчего в Костоправе нет ненависти к Могабе. Черт возьми, он находит ему оправдания и даже жалеет о нем! Вражду с Ножом небось принимает куда как ближе к сердцу…
– Ревун принес вести, – сказал Могаба. – План штурма провалился.
– Знаю, – отрывисто бросил Длиннотень. – Но остались мои маленькие Тени. Помнится, я предупреждал, что с этим они справятся быстро. Как ты думаешь, что помогло этой женщине, Сенджак, вновь обрести могущество, тогда как, по самой сути вещей, она должна полагаться лишь на милосердие знающих ее Истинное Имя?
Я чувствовал, что он действительно желал знать, как Ревуну удается оставаться в живых после того, как к Госпоже, со всем ее злобным древним знанием, вернулось былое могущество. Длиннотень рассматривал весь мир сквозь линзу паранойи.
Мне и самому это было интересно – насчет сил Госпожи. Костоправ полагал, что тут повлияло пересечение экватора. Но это выглядело не очень правдоподобно. Одноглазый с Гоблином не удосужились поломать над этим головы, а сама Госпожа просто отказывалась об этом говорить. У меня не имелось никаких догадок, что она об этом думает. Настаивать да расспрашивать никто не пытался – не стоит, если хочешь жить дружно с кем-либо вроде Госпожи. Если ей не понравишься, она вполне может устроить так, что жизни не рад будешь.
– Просто не знаю, – сказал Могаба. – Я не понимаю в таких вещах.
Могаба много чего не понимал, включая и все местные языки. С Длиннотенью он говорил на несколько улучшившемся, однако все еще ломаном таглиосском.
– Может, сменила она это самое имя?
А правда, возможно ли это?
Последнее замечание Могабы, судя по всему, было попыткой пошутить. Но Длиннотень обдумывал его, словно такое действительно могло быть.
Через несколько мгновений Хозяин Теней обратился к Сингху:
– Обманник! Зачем ты здесь? Для каких махинаций ты понадобился Ревуну?
– Черный Отряд напал на них в их священной роще, – отвечал за Сингха Могаба. – И перебил всех, кроме него и девочки. Твои Тенеплеты едва успели перед смертью позвать Ревуна. Ревун нашел этих двоих, спрятавшихся в нескольких милях оттуда, и унес из-под самого носа погони.
Вот, значит, как – все это происходит вскоре после нашего рейда. Услышанное удивило меня – я-то думал, Нарайян получил предупреждение от Хозяина Теней… Как же он избежал сонных чар?
Упоминание о Тенеплетах пришлось Длиннотени не по нраву. Я думал, сейчас начнется один из тех самых припадков ярости с пеной у рта.
Длиннотень глубоко вдохнул, задержал дыхание и обуздал свое безумие.
– То была моя ошибка. Не стоило посылать их туда. Как ты думаешь, как удалось врагам выбрать столь выгодный для себя момент нападения?
Никто не отважился высказать предположение, что мы можем заглядывать через его плечо всякий раз, как потребуется.
– Плохо, – заметил Длиннотень. – Каждый новый день приносит им пополнение ресурсов и истощает наши.
Он устремил взгляд на Сингха:
– Что проку нам в этих Обманниках?
– Они – наши глаза и уши, – отвечал Могаба. – Вскоре они начнут череду выборочных покушений. Противник ничем не выказал осведомленности об этом плане. Если покушения пройдут успешно, результат превзойдет все – кроме победной встречи на поле брани.
Могаба взглянул на Сингха, призывая и его высказаться, но тот держал рот на замке.
– К несчастью, – продолжал Могаба, – сведения, доставляемые Обманниками, с каждым разом все менее достоверны. Противник наслаждается явными успехами в деле уничтожения их культа.
Остальные продолжали хранить молчание.
Могаба продолжал:
– Госпожа с Костоправом сделались весьма агрессивны по отношению к соглядатаям. Я уверен, это означает приближение больших дел.
– Сейчас зима, – сказал Длиннотень. – Врагам моим некуда спешить. Они будут клевать меня до самой моей смерти. Этот так называемый Освободитель никогда не удовлетворится численностью войска и запасов снаряжения, сколько бы ни набрал.
Тут он был прав: капитану все кажется мало.
К ним, подавив рвущийся из горла крик, присоединился Ревун.
– Строительные отряды врага завершили мостить дорогу, связывающую Таглиос со Штормгардом. Почти завершена подобная дорога между Штормгардом и Бесплотием. Раньше там властвовал Тенекрут. Номинально город с окрестностями принадлежал к владениям Длиннотени. Однако нашим солдатам никто не мешал тянуть к нему дорогу.
Я даже недоумевал: зачем бы? Для стратегических замыслов Костоправа такая дорога не требовалась. Он не намеревался осаждать Бесплотие. Слишком много людей бы потребовалось, да и далеко.
Могаба помрачнел:
– Жмут со всех сторон. Ни дня не проходит без известий о сдаче еще одного города или деревни. Во многих местах население не оказывает сопротивления вовсе. Полагать, будто Ворчуна с Госпожой остановит время года, безрассудно.
Длиннотень обратил свою ужасающую маску к Могабе. Тот вздрогнул.
– Ты хоть как-то затруднил им проведение крупной кампании, мой генерал?
Армия, удалившись от дома, неизбежно должна кормиться ресурсами захваченных земель. Навсегда ведь провизии и фуража не напасешься…
– Лишь немного, – отвечал Могаба, не выказывая ни унции раскаяния. – Я выполнял приказы. И враги наши явно были осведомлены об их содержании.
– Что?
Голос Длиннотени зазвучал раздраженно.
– Они ждали, что я буду сидеть на месте. – Могаба снова взглянул на Сингха, и тот неохотно кивнул. – Стратегия их строилась на том, что я стану удерживать определенные пункты. Твой приказ не давал мне возможности устроить так, чтоб им пришлось дробить силы, отражая атаки со всех возможных направлений. Деревни сдавались без боя, так как знали: подмоги не будет. Я мог бы перебить этих глупцов по отдельности и довольно скоро, измени мы внезапно стратегию.
Ну это – вряд ли, подумал я, довольный тем, что у нас есть Копченый.
– Нет! – Затрясшись, Длиннотень с заметным усилием отвернулся к югу и устремил взор на равнину из сияющего камня. – Мы обсудим военные дела в приватном порядке, генерал.
Ревун испустил ужасный вопль, граничивший с насмешкой. Сингх, едва ли не вниз головой, нырнул в люк, ведший на винтовую лестницу. Его презрение к хозяину было очевидным для всех, кроме самого Длиннотени – хотя тому, похоже, было все равно. В его глазах этот душила лишь самую малость превосходил полезного муравья. Разум его полагал всех нас не более чем докучной мошкарой.
Последней, смерив Длиннотень холодным взглядом, ушла девочка. Глаза ее казались древними и злобными, словно само время. Жуткая малышка…
Интересно, что подумал Старик, когда увидел ее. Если вообще осмелился смотреть…
– Они думают, что я сам не ведаю, что творю, – сказал Длиннотень.
– Солдаты мои лишь впустую тратят время, – отвечал Могаба. – Они растеряли и те немногие преимущества, что имели.
– Быть может, ты прав. Но для внезапной атаки ты должен был бы покинуть защиту, которую я мог тебе обеспечить. После гибели товарищей я уже не могу достичь столь многого, как прежде. Рискнул бы ты встретиться с их волшбой без моей поддержки?
Могаба хмыкнул, глядя на сияющую равнину.
– Ты считаешь меня трусом, поскольку я опасался этого, мой генерал?
– Я предусмотрел такую опасность. Я высоко ценю твою защиту. Однако я способен был сделать больше. Нож, получивший позволение действовать в ограниченном масштабе, свершил великие дела. Он неоднократно доказывал, что таглиосцы мгновенно опускают руки, стоит лишь ударить в слабое место.
– Ты доверяешь Ножу?
– Больше, чем прочим. Ему, как и мне, некуда бежать. Однако полностью я не доверяю никому. Особенно – нашим союзникам. И Ревуна, и Обманника привели к нам отнюдь не симпатии.
– В самом деле. – Длиннотень, похоже, несколько смягчился. – Я должен объясниться, генерал.
Удивление Могабы ясно показывало, что случай – из ряда вон.
– Та равнина вовсе не держит меня взаперти. Я могу на краткое время покидать Вершину. И так, в случае надобности, и поступлю. Стража Врат Теней свежа, сильна, достойна доверия и полностью подчинена мне. Но, вздумай я совершить прогулку, мне придется действовать украдкой.
Могаба снова хмыкнул.
– Причина моего заточения здесь – в не столь видных игроках, вступивших в нашу игру.
Могаба нахмурился. Я тоже ничего не понимал.
– Ревун принадлежит к клану, известному некогда, как Десятеро Взятых.
– Я знаю.
– Грозотень тоже прошла эту школу рабства. Соученицей ее была и сестра Сенджак. Ее называли Душелов.
– Я уверен, мы с ней встречались.
– Да. Она повергла вас в смятение при Штормгарде.
– На самом деле то была Госпожа. Или нет?
Могаба кивнул. Удивительно. Время, кажется, научило его сдержанности.
– Несколько лет тому назад обстоятельства обманули нас с Ревуном. Мы взяли в плен Душелова, будучи уверены, что это – ее сестра. Она в то время маскировалась под Сенджак, поэтому в ошибке не было нашей вины. В суматохе, поднявшейся позже, ей удалось бежать. И, хотя обращались мы с нею без жестокости, она затаила зло. До сего дня она вредит нам, в ожидании случая нанести мощный удар.
– Ты думаешь, в твое отсутствие она может проникнуть в Вершину и позабыть оставить дверь незапертой?
– Именно.
Х-ха! Воображаю взломщика, вздумавшего забраться в эту невероятную крепость…
Могаба вздохнул:
– Значит, нравится мне это или нет, все решится на равнине Чарандапраш.
– Да. Сможешь ли ты одержать победу?
– Да. – Самоуверенности Могаба не растерял. – Пока Костоправ остается тем человеком, какого я знал, то есть отмеченным чертою мягкости.
– Как понимать тебя?
– Он прячет лицо под сотнями масок. Мягкость может оказаться одной из них.
– Значит, этот человек заботится о тебе, несмотря на твои стремления остановить его?
– Мы продолжаем играть с его силами, не атакуя слабых мест. У него есть время на раздумья, планирование и маневр. Значит, ему нет надобности щадить нас. Его войска повсеместно продвигаются вперед. В пограничных землях Черного Отряда боятся сильнее, чем тебя. Чистой жестокости не было в его войне против Сингха с присными. Как помнится мне, он брал пленных и даже склонен был помиловать Душил, пожелавших отвергнуть свою веру.
Ну да, как же, саркастически подумалось мне. Но затем я понял, что не прав: как-то раз капитан действительно кого-то пощадил.
– Быть может, это понадобилось Сенджак для примера прочим.
– Возможно. Вполне. Но ее влиянием не объяснить семь тысяч жизней, растраченных Костоправом на поимку Ножа.
Что? Это новость…
– Нож предал его.
– Как и я. Но я принадлежал Отряду, а Нож – всего-навсего искатель приключений, и к братьям не принадлежал. Но за мною он так не охотился. Война с Ножом – его личная война.
История с Ножом, его вознесением и бегством, ошарашила уйму народу, а особенно – его приятелей, Корди с Лозаном. Меня тоже можно внести на одно из первых мест в этом списке. Ходили слухи, что Ворчун вдруг обнаружил нечто серьезное между Ножом и Госпожой. В общем, что бы там ни было, Нож владел его помыслами так же, как и Нарайян Сингх.
Госпожа его вендетте не мешала. Помощи – тоже не оказывала.
– Это тревожит тебя?
– Костоправ меня смущает. Порой он делается угрожающе непредсказуемым. И в то же время все более и более становится верховным жрецом легенды Черного Отряда, не признающим никаких богов, кроме своих исключительно непогрешимых Анналов.
Ну, это неправда. Старик, наоборот, с каждым днем теряет к ней интерес. Однако я простил Могабе его гиперболу: он пытался в чем-то убедить Длиннотень.
– Я боюсь, – продолжал Могаба, – не стал ли он столь коварен, что применит нечто новое, чего мы не поймем, пока не станет слишком поздно.
– Пока он движется вперед, он движется к поражению.
– Движется… Но так ли предрешено его поражение?
Я почувствовал, что обоих мучают сомнения – но большей частью друг в друге.
– Ты боишься его?
– Не то слово. Даже сильнее, чем Госпожа. Госпожа откровенна в своей враждебности. Она устремляется вперед со всем, что имеет в наличии. А Костоправ склонен сказать: «Смотри! Птичка!» – и вонзить нож в спину. Он тоже использует все, что имеет, но – как? Он не принадлежит к людям чести.
Нет, он не упрекал Старика в бесчестии, но хотел сказать, что Костоправ не джентльмен в том смысле, что так много значил для Могабы.
Далее он продолжал:
– Теперь Костоправ безумен. Я уверен, он сам порой не ведает, что творит. В те дни он повидал многое, о чем ни разу не упоминалось в его Анналах.
Снова врешь, подлый. За четыре сотни лет в Анналах накопилась уйма примеров на все случаи жизни. Соль – в умении их отыскивать.
– У него тоже есть свои пределы, генерал.
– Конечно. Эти таглиосцы – фальшивы и эгоистичны.
– И это может привести его к гибели. Политически у него нет выбора, вскоре ему придется попытать счастья при Чарандапраше. Где мы и сокрушим его.
– Победы в одной битве будет недостаточно. Если хоть один из них выживет и будет далее обладать Копьем Страсти, против нас поднимутся новые армии. Госпожа доказала это.
– Тогда ты будешь иметь удовольствие сокрушить их снова.
Могаба хотел было возразить, но предпочел не гавкать против ветра.
– Едва будет окончено сооружение Вершины, ты можешь пускаться в любые авантюры по своему желанию. С моего одобрения и при полной моей поддержке.
– Какие авантюры?
– Я понимаю тебя лучше, чем ты думаешь. Ты был величайшим воином Джии-Зле, но никак не мог в этом убедиться. В Черном Отряде ты вынужден был держаться в тени своего капитана и Сенджак. У тебя не было возможности проявить себя, поэтому ты пришел ко мне.
Могаба кивнул. Он явно не был доволен собой, и это меня удивило. Я считал его слишком эгоистичным для каких-либо сомнений этического характера.
– Иди, мой генерал. Завоевывай мир. Я с удовольствием помогу тебе. Но вначале – сокруши Черный Отряд. Останови таглиосцев. Мое падение оставит тебя ни с чем. От Душилы действительно может быть прок?
– Может быть. Он много говорил об участии своей богини, но на это я не рассчитываю. Никогда не видел, чтобы боги принимали чью-то сторону в борьбе людей.
Странно. Ведь богиня Нарайяна была и богиней Могабы. Может, он разуверился? Может, Деджагор и его напугал до глубины души?
– Так одолей же их. Не оставляй никого, кто может помешать впоследствии.
Я всегда воображал себе Хозяина Теней этаким громадным, вонючим воплощением дьявола, величественным, колоритным безумцем, наподобие Взятых там, на севере. Но Длиннотень оказался лишь злобным стариком, одаренным избыточным могуществом.
– Если уж грядет Год Черепов, – сказал он Могабе, – нужно, чтоб год этот стал нашим годом. А не их.
– Я понимаю. Что ты думаешь о ребенке?
Длиннотень неуверенно хмыкнул.
– Жутковата, верно? Словно тысячелетняя… Уменьшенная копия матери, только хуже.
Пожалуй, он был прав. Моему призрачному взору ребенок, определенно, казался крайне странным и злобным.
– Возможно, придется поторопить ее в объятья богини, – задумчиво пробормотал Длиннотень.
Пожав плечами, Могаба повернулся, чтобы уйти.
– Хочешь ли ты еще с кем-нибудь говорить наедине?
– С Ревуном… Стой!
– Что?
– Где это Копье Страсти?
– Там же, где и Костоправ, наверное. Или – Знаменосец. Знаменосцем у них, скорее всего, до сих пор этот гад, Мурген.
Ничего, Могаба, я тоже тебя люблю.
– Мы должны завладеть им. Справятся ли Обманники? Даже уничтожения Черного Отряда может быть недостаточно для нашего долгого пути. И еще задание для Обманников: пусть выяснят, зачем Сенджак нужен весь этот бамбук.
– Бамбук?
Что это? Эхо?
– Она многие месяцы прочесывала таглиосские земли. И всюду, где бы то ни было, ее солдаты забирали весь бамбук.
Любопытно. Я выясню. Некоторое время я плыл следом за Могабой. Едва покинув парапет, он пробормотал:
– Бамбук… Ну и безумец…
Затем я попытался продвинуться южнее Вершины, однако очень скоро Копченый застопорился. Ну что ж…
Пожалуй, что там такое, я выясню раньше, чем хотелось бы. После устройства дел с Длиннотенем и его Вершиной, следующим препятствием на пути в Хатовар значится эта равнина.
