45 
     
     Сопатый едва смог подняться наверх, а после еще пять минут сипел и отхаркивался, прежде чем смог говорить. Старикашка по возрасту никак не годился в солдаты. И так уже внуков, похоже, пережил. Однако, подобно всем нам, кроме Отряда, у него не было ничего. И умрет он под нашим знаменем с черепом. То есть под тем, что теперь заменяет нам знамя.
     Сопатый у нас – явление аномальное. Обычно жизнь наемника тяжела и кратка; боль и страх лишь изредка перемежаются случайными и мимолетными удачами. Свихнулся бы от такой жизни, кабы не нерушимое товарищество. И в ротах, и в шайках помельче… Но то не Черный Отряд.
     И Костоправ, и я положили уйму сил на поддержание нашего братства. Пожалуй, снова пришла пора возродить обычай Ворчуна – читать Анналы вслух, чтобы люди помнили: они – часть сообщества, что долговечнее многих королевств.
     – Сопатый, ты уж лучше вздремни пару часиков.
     Он покачал головой. Старик наш, пока может, делает все, на что способен.
     – Лейтенант наров… Зиндаб… шлет приветствия… и просит… ночью… быть настороже.
     – Зачем, не говорил?
     – Он вроде как… намекал… что Могаба… может… как стемнеет… решиться на… большие дела.
     Могаба всегда замышляет большие дела. Дал бы Тенекрут ему возможность их начать наконец. Один-единственный слишком крупный рейд в неудачный момент – и Могаба лично узнает, отчего Тенекрута называют Хозяином Теней.
     Сопатый сказал что-то на своем родном языке – Одноглазый его понимал. По тону – похоже на вопрос. Одноглазый в ответ издал несколько щелкающих звуков. Я решил, что старикан спрашивал, можно ли говорить в открытую при нюень бао. А Одноглазый заверил, что все в порядке.
     – Зиндаб… – заговорил Сопатый, – велел вам… ребята… передать: слухи о… большой битве… наверное… правда.
     – Ребята, мы перед Зиндабом в долгу, – сказал я. – Сдается мне, он хочет нам сказать, что больше безоговорочно не поддерживает Могабу.
     Тай Дэй с дядюшкой Доем впитывали нашу беседу, словно губки.
      
     Напряжение нарастало часами. Без всяких видимых причин у нас возникло чувство, что эта ночь станет переломной. Ребята в основном беспокоились, ожидая от Могабы новых подлостей. Со стороны Тенекрута мы не ждали неприятностей в ближайшее время.
     Я не спускал глаз с холмов.
     – Вот оно! – рявкнул вдруг Одноглазый.
     Его обуревали те же предчувствия, что и меня.
     Среди холмов вспыхнуло багряное зарево, и молнии с треском ударили в землю вкруг причудливого всадника.
     – Снова вернулась, – сказал кто-то. – А где ж другой?
     Вдоводела поблизости видно не было.
     Равнину охватила паника. Призрак застал разбросанные по равнине секреты тенеземцев врасплох. Заорали, отдавая приказы, сержанты, во все стороны понеслись гонцы. Солдаты суетились, сталкиваясь друг с другом.
     – Вон он! – крикнул Бадья.
     – Кто?
     – Вдоводел! – Он показал рукой. – Старик наш!
     Фигура Вдоводела, сиявшая среди холмов, казалась больше самой жизни.
     Гоблин, появившийся неизвестно откуда, вцепился в мое плечо.
     – Гляди!
     Он показал в сторону главного лагеря тенеземцев. Самого лагеря нам видно не было, но примерно над ним в воздухе возникло бледное сияние, разгоравшееся ярче и ярче.
     – Значит, Тенекрут от игры не бежит, – заметил я.
     – Ага. Что-то тяжеловесное пустил в ход.
     – Что именно? Может, и высовываться не стоит?
     – Поживем – увидим.
     Прожив еще несколько минут, я и впрямь увидел. К холмам понесся громадный шар зеленоватого пламени, ударивший в то место, где появился Жизнедав. Земля встала дыбом. Камень занялся огнем. И все – без толку. Жизнедава – и след простыл.
     – Промазал.
     – Окривел, видать.
     – Жизнедав мухлюет – на месте не стоит!
     – Ошибся он, выбирая орудие, – осклабился Одноглазый. – Что же – противник будет стоять и ждать?
     – Может, это – лучшее, на что он способен. Нездоров ведь.
     Я тихо отошел в сторону. Пара минут – и Одноглазый с Гоблином затеют свару.
     Суматоха на равнине все усиливалась. Действия южан вряд ли имели какой-то смысл – уж очень они суетились. Судя по тому, что мне удалось расслышать, их застали врасплох, почти не способных обороняться, как раз тогда, когда они, со своей стороны, только-только затеяли что-то серьезное. Доносилось до меня и – весьма испуганными голосами произнесенное – имя Кины.
     А Жизнедавица наша, так похожая на эту богиню разрушения, пропала без следа. Неинтересно ей, наверное, сделалось – не появлялась больше. Тенекрут обрушил на холмы всю волшбу, что успел слепить на скорую руку. В цель не попал, разве что устроил порядочный пожар.
     Лиса проникла на птичий двор. Южане ударились в повальное бегство: страх одного подхлестывал ужас его товарищей. Стоило некоторым приблизиться к стене, как мои ребята в свою очередь принялись стрелять.
     – Продолжают браниться, что ноги у них промокли, – сказал Гоблин.
     Я это тоже расслышал, но – смысл-то в чем?
     Из главного лагеря тенеземцев в небо взвились множество ослепительно-белых огненных шаров, полностью истребивших темноту. И это, пожалуй, скорее играло на руку врагам Тенекрута, нежели ему самому.
     Раздался оглушительный рев.
     Дядюшка Дой исчез. Вот только что был рядом – и тут же стал несущейся по улице внизу тенью, а затем вовсе пропал из виду.
     – На этот раз я уверен, – сказал Одноглазый. – Это – Госпожа.
     Тон его меня насторожил.
     – Однако…
     – Однако другой – не капитан.
     Вдоводела мы видели меньше минуты.
     – Разубеди-ка меня, – пробормотал я.
     – В чем?
     – В том, что у нас теперь – две пары. И каждая – только наполовину настоящая.
     Рядом загоготала ворона.
     – Что ж за волшба такая разделила их надвое? – спросил я.
     – Хотел бы я тебе сказать что-нибудь, что тебе хотелось бы слышать. Но есть у меня предчувствие: не стоит нам ничего вызнавать о происходящем.