Смед обнаружил, что если окунуть комок ваты в краску, а потом сделать несколько отпечатков вокруг общего центра, то получается довольно сносная имитация розы.

После того как улеглась суматоха, вызванная поисками несуществующего серебряных дел мастера, и провалилась попытка Рыбака пустить слух, что одна из ведьм уже завладела Клином и держит это в тайне от своей сестры, старик решил пустить свою последнюю стрелу. Воспользоваться скрытым потенциалом хаоса, внеся дополнительные ноты разлада в неразбериху, охватившую Весло.

Именно поэтому Смед, уже в третий раз за ночь, оказался на улице с банкой краски в руках. Рыбак велел ему оставить в определенных местах знак Белой Розы; он пытался создать впечатление, что раздраженные происходящим подпольщики готовы дать отпор силам Империи.

На этот раз Рыбак придерживался принципа «Тише едешь – дальше будешь». Он добивался, чтобы о происходящем узнал весь город, чтобы все горожане начали надеяться и верить. Он хотел заставить серых нервничать. Остальное, сказал старик, придет само собой.

Закончив третью выставку роз, Смед повернул к дому. Рыбак сейчас тоже рисовал розы где-то в городе. Вчера ночью Смед оставил эти знаки в двух местах, где местные жители особенно сочувствовали подпольщикам и готовы были поддержать их в любую минуту. Позавчера – в трех таких местах. Медленно, но верно, как сказал старик. Цветочки должны принести плоды.

Прошлой ночью Рыбаку особенно повезло. Наткнувшись на тела двух серых, убитых в случайной уличной стычке, старик нарисовал на их лбах по белой розе. Это должно было заметно подтолкнуть события в нужном направлении.

Смеду такая игра была сильно не по душе. Слишком опасно. Опасность и без того угрожала им со всех сторон. Добраться до них хотели бы очень многие. Особенно Смед опасался охотников за Клином.

Но сейчас, когда он крадучись пробирался по ночным улицам к «Скелету», в голове у него крутились совсем другие мысли. Ему не давало покоя загадочное поведение Талли. Этим вечером братец опять занял у него деньги, в четвертый раз за последние восемь дней. Занял приличную сумму, так и не вернув предыдущий должок.

Смед никогда не торопился, возвращаясь в «Скелет». Стоит один раз поспешить, и тут же угодишь в лапы капрала Ночных Пластунов.

Осторожно заглянув в окно, он сразу понял, что придется обходить квартал и забираться в дом через черный ход. На веранде дул пиво капрал со своими приятелями.

Но это было еще не самое плохое. По дороге он чудом не схлопотал большие неприятности.

Позади «Скелета» проходил переулок, засаженный какой-то чахлой, неряшливой растительностью. В кустах, ближе к дому, прятались двое. Смед нарвался бы прямо на них, если б один из парней не кашлянул, а другой не велел бы первому заткнуться.

Что это было? Но у него не было ни малейшего желания задавать вопросы. Он просто отступил в тень и присел там на что-то, ожидая, пока те двое уберутся отсюда.

Прошло полчаса, потом – час. Никаких изменений. Один опять кашлянул, другой снова потребовал, чтобы он заткнулся. Оба явно скучали. Смед начал клевать носом.

Но вот, почти бегом, появился третий.

– Идет! – сказал он и метнулся в тень, спрятавшись всего в восьми футах от Смеда, который теперь был начеку.

Действительно, сюда кто-то шел. Судя по звуку шагов, парень изрядно надрался. Вдобавок он разговаривал сам с собой.

Внутри Смеда все болезненно сжалось, он вздрогнул, узнав идущего, но ничего не успел сделать. Тимми Локан угодил в засаду. На него навалились так быстро, что парень не смог даже вскрикнуть.

Смед едва не бросился на помощь. Он привстал, наполовину вытащил нож, но вовремя опомнился. Может быть, он и успеет прикончить одного. А тем временем остальные двое в два счета разделаются с ним. Рассчитывать на лучшее было трудно.

Но что же теперь делать?

Он пойдет следом за ними. Выследит, куда они притащат Тимми, потом найдет Рыбака и… И тот скажет ему, что не надо было хлопать ушами.

Здесь и сейчас делать что-либо все равно слишком поздно. Значит, придется идти выслеживать этих парней.

Он не знал, кто они такие, но сильно подозревал, что эти трое делают грязную работу для одного из охотников за Клином, который решил познакомиться поближе с теми из горожан, кто недавно лишился руки.

Следить оказалось проще, чем он ожидал. Тимми всю дорогу отбивался, поэтому у них было не так уж много возможностей следить за чем-либо еще. Да и ушли они недалеко, углубившись примерно на четверть мили в район, где стояли выгоревшие, но еще не снесенные дома, настолько ни на что не годные, что в них не желали селиться даже бродяги.

В один из таких домов втащили Тимми. Спрятавшись в тени, Смед тупо смотрел на этот дом и спрашивал себя, что ему делать дальше. Помни, теперь мы деремся за собственную жизнь, звучали в его ушах слова Рыбака.

Боец из него был никакой. Он всегда уклонялся от драки, если ему удавалось. А когда не удавалось, всякий раз бывал нещадно бит. Чего-то ему не хватало. Не то злости, не то наглости, не то подлости. Но не хватало, даже когда у него не оставалось другого выбора.

Он вдруг вспомнил всех тех сволочей, от которых ему доставалось; все побои, насмешки и тычки; вспомнил свое вечное недоумение, непонимание, отчего они так поступают, ведь он никогда их не задевал. В нем разом закипели все старые обиды, вперемешку с щекочущими нервы мстительными фантазиями и миазмами жгучей ненависти.

Один из тех троих вышел из дома, помочился на улицу, потом попятился и прислонился к стене. Для караульного у парня был слишком беспечный вид. Наверно, просто решил проветриться, подумал Смед.

Он двинулся вперед неверными шагами, не понимая, что делает. Его так трясло от страха, что даже зубы стучали.

Он споткнулся, упал на одно колено, ободрав его о битый кирпич, жалобно выругался. И тут, вместе со вспышкой боли, на него снизошло вдохновение.

Смед поднялся и снова захромал вперед, спотыкаясь, бормоча себе под нос. Он шел прямо на парня и напевал что-то вроде: «Хорошо быть кисою, хорошо – собакою! Где хочу, там писаю, где хочу – там какаю!»

Теперь головорез насторожился. Но не двинулся с места.

Смед шлепнулся на задницу, глупо захихикал, кое-как встал на четвереньки, притворяясь, что на него накатил приступ рвоты. Потом опять поднялся на ноги и пошел прямо вперед, пока не наткнулся на стену, футах в десяти от наблюдавшего за ним человека. Тогда он попятился, продолжая что-то бормотать, тупо уставившись на стену, словно пытался сообразить, откуда она здесь взялась. Затем оперся одной рукой на эту стену и неверными шагами устремился вдоль нее в ту сторону, где стоял головорез. Когда до того оставалось не больше четырех футов, Смед притворился, будто только что заметил парня, во взгляде которого читалось скорее глумливое презрение, нежели подозрительность.

Взглянув на него, Смед издал нелепый хлюпающий звук. Он надеялся, что выглядит достаточно напуганным, и беззвучно благодарил всех богов сразу за то, что пока остался неузнанным. Теперь, если он правильно угадал, этот парень захочет поизгаляться над ним, под видом помощи…

Смел споткнулся и снова упал на четвереньки.

– Похоже, ты здорово надрался, старина. – Головорез шагнул в его сторону.

Смед снова издал несколько хлюпающих звуков. В его ушах снова раздался голос Старого Рыбака:

– Вспомни, как ты берешь женщину, Смед. Не как попало, а бережно, плавно.

Человек нагнулся, подал ему руку, помогая встать. Он не заметил нож, тускло блеснувший в руке Смеда. А Смед навалился на парня всем телом и плавно задвинул лезвие ему меж ребер. Прямо в сердце.

Смед как бы раздвоился. Одно его «я» было здесь, продолжая направлять его руку. Второе впало в какое-то забытье, отключилось от внешнего мира, полностью оказавшись во власти животного ужаса. В этом хаосе пульсировала только одна отчетливая мысль: какая ложь! Какая ложь, что убивать с каждым разом становится все легче.

Когда его сознание всплыло из этой мглы, он обнаружил, что успел оттащить продолжавшее конвульсивно дергаться тело ярдов на сто в сторону.

– Какого черта я это делаю?

Ax да, конечно. Спрятать. Так, чтобы не было видно. Потому что это было только начало.

Он снова услышал приглушенный, но отчаянный вопль боли и понял, что первая брешь во мгле, охватившей его сознание, была пробита точно таким же криком.

Он проскользнул в дом с осторожностью крадущейся кошки, отключив остальные чувства, чтобы не испытывать мучительную боль, когда раздавался очередной агонизирующий вопль Тимми. Он даже использовал эти крики, каждый раз быстро продвигаясь на несколько шагов вперед.

Мама дорогая! Что он здесь делает?!

Вопли доносились из подвала. Смед начал спускаться по ступенькам, двигаясь так целеустремленно, словно его вела чужая воля. Миновав шесть ступенек, он сперва пригнулся, а потом чуть не на уши встал, чтобы посмотреть, что делается внизу.

Лестница заканчивалась в нескольких футах от входа и подвал. Двери не было. Из проема пробивался свет и доносились крики. Смед, почти не дыша, спустился еще на две ступеньки, затем осторожно перелез через перила, нырнул под лестницу и затаился, озираясь вокруг.

Разглядеть что-либо оказалось трудно, но, похоже, пожар обошел эту часть подвала стороной. Здесь даже не чувствовался запах старой гари.

Теперь он мог слышать почти все, что там происходило. Кто-то задавал Тимми нетерпеливые вопросы. Еще двое препирались по поводу того типа, которого Смед прикончил наверху. Один беспокоился, как бы тот не сбежал, а второму было на это наплевать.

Спрятаться под лестницей, если кто-нибудь решит туда заглянуть, было негде. Свет, попадавший сюда из дверного проема, сразу выдал бы Смеда с головой. Поэтому он осторожно выбрался оттуда, прокрался к большой куче мусора слева от проема и скорчился позади нее, совершенно не представляя себе, что делать дальше.

Похоже, Тимми потерял сознание. Во всяком случае, он больше не кричал. Один из находившихся в помещении проворчал что-то по этому поводу. Остальные двое продолжали препираться насчет того парня, который пошел на улицу. Наконец первый не выдержал и огрызнулся:

– Его действительно слишком долго нет. Ступайте, найдите его. Ступайте оба. И оставьте меня в покое.

Те двое вышли и затопали вверх по лестнице. Это были те парни, которые притащили сюда Тимми. Смед поднялся, дрожа от напряжения, неслышно двинулся к проему, заглянул внутрь.

Тимми сидел, привязанный к стулу. Без сознания. Его обмякшее тело наклонилось вперед. Над ним склонился человек. Спиной к Смеду. Слишком хорошо, чтобы быть правдой, мелькнула мысль. Человек хлестал Тимми по щекам.

– Ну! Ну же! Приди в себя! Только не вздумай помереть. Мы уже почти докопались до истины.

Плавно. Бережно. Аккуратно, повторял про себя Смед, неслышно скользнув сквозь проем.

Человек все же почуял опасность. Он начал поворачиваться, его глаза и рот широко открылись…

Слишком поздно.

Нож уже пронзил его сердце. Он страшно, отвратительно захрипел, попытался схватить Смеда, потом согнулся и упал.

Может, на этот раз действительно было легче… Пришла опустошенность. Бешено стучало сердце, тряслись руки. Судорожно хватая ртом воздух, Смед подошел к Тимми, перерезал веревки… Боже! Они выжгли ему один глаз! Они…

Тимми упал со стула лицом вперед.

Смед нагнулся, попытался поднять его.

– Эй! Тимми! Вставай. Это я, Смед. Вставай, Нам надо смыться отсюда, пока не вернулись те двое. Давай же! Наконец до него дошло.

– Черт возьми! – Тимми не дышал. – Сукин ты сын! Я рисковал задницей ни за что!

Нет. Смысл все-таки был. Кто знает, что успел сказать Тимми перед смертью.

Вдруг он почувствовал себя полным дерьмом. Стоит тут, поливает Тимми… За что? За то, что тот умер, причинив этим Смеду лишнее беспокойство? Тут он окончательно растерялся. Надо было как-то выбираться отсюда; наверно, надо было что-то сделать с телами, которые оставались в подвале. А он не понимал, что и как.

– Эй, Авель! – раздался крик с улицы. – Лучше бы тебе самому взглянуть! Кто-то прикончил Танкера!

Смед выронил руку Тимми, метнулся к мертвецу, выдернул нож из его тела и едва успел прислониться к стене у дверного проема, как раздался новый крик.

– Ты меня слышишь, Авель? – Потом раздался торопливый топот вниз по лестнице. – Похоже, мы в глубокой заднице, Авель. Кто-то проткнул Танкера ножом… Эй, что тут за чертовщина?

Человек шагнул сквозь проем и остановился. Смед уже почти нанес удар туда, где, по его расчетам, должна была находиться грудь, но вдруг обнаружил, что громкий голос принадлежал коротышке, самому маленькому из головорезов… Он успел превратить свой удар в подобие апперкота, вонзив лезвие ножа снизу вверх, под подбородок. Забыв все советы Рыбака, он ударил изо всех сил. Клинок проник сквозь мозг и застрял в черепе.

Он не видел глаз своих предыдущих жертв в тот момент, когда те осознавали, что случилось. Боже. Это было жутко. Смед отскочил назад, споткнулся об Авеля и упал на спину.

Его жертва медленно свалилась головой вперед, почти прямо на него.

Он еще не успел толком подняться на ноги, как с лестницы донесся невнятный вопрос последнего головореза. Смед бросился вперед, чтобы снова завладеть своим ножом. Жертва еще шевелилась, медленно подтягивая под себя одну ногу. Это движение напомнило ему собаку, которая пытается почесаться. Бред какой-то.

Чертов нож намертво застрял в черепе. Вытащить его не удавалось. Смед заметался вокруг в поисках оружия, любой вещи, которая могла сойти за оружие, а голос сверху тем временем выкрикнул еще несколько вопросительных фраз. Тогда Смед, с чувством суеверного страха, выдернул нож из ножен мертвеца.

Он снова прислонился к стене возле дверного проема и стал ждать. Казалось, он прождал целую вечность.

Постепенно его перестало трясти. Нервы чуть утихли. Потом пришла мысль о том, что последнюю жертву можно было увидеть с лестницы.

Смед подождал еще немного.

Ему следовало поторопиться. Чем дольше он тут проторчит, тем скорее нарвется еще на какие-нибудь неприятности.

Мышцы словно судорогой свело. Скованный ужасом, Смед не мог шевельнуть ни рукой, ни ногой.

Все же он кое-как заставил себя сдвинуться с места и выглянуть наружу.

Лестница была залита лунным светом. Похоже, бояться было нечего. Он заставил свои ноги сделать несколько шагов. Потом поднялся по ступенькам. На первом этаже никого. Смед выглянул на улицу. И там никого. Пустые, безмолвные, мертвые дома; никакого движения. Ни одной живой души вокруг.

Бежать. Бежать, не останавливаясь, до самого «Скелета».

Он все же пересилил себя и сделал то, что должен был сделать: затащил тело своей первой жертвы в подвал. По крайней мере, теперь их не так скоро обнаружат. Только после этого Смед двинулся домой.

Все же заставил себя идти шагом.