Трехногая бестия принесла голову в самое сердце Великого Леса, к алтарю в центре круга из вздыбленных каменных глыб. Капище находилось здесь уже несколько тысяч лет. Тварь едва сумела протиснуться между стволами древних дубов, окружавших величайшее святилище вымираюших, но все еще многочисленных лесных дикарей.

Пристроив голову поудобнее, тварь захромала прочь и скрылась в лесу.

Отловив одного за другим шаманов всех лесных племен, бестия силой приволокла их в святилище. Туда, где находилась голова. Увидев голову, эти жалкие старые колдуны, ничтожные знахари, пришли в ужас, упали лицом в грязь и принялись биться в поклонах как перед божеством. Вконец запуганные щелкающими челюстями бестии, они принесли чудовищной голове клятву верности, после чего стали поклоняться ей как могли.

Ни у одного из них даже и мысли не мелькнуло уничтожить голову, пока она была бессильна помешать этому. Страх перед ней слишком сильно укрепился в их слабом рассудке; сама мысль о сопротивлении была для них невозможна.

К тому же рядом всегда находился верный раб головы, Жабодав, также нагонявший на них суеверный ужас.

Покинув святилище, они принялись срезать ивовые прутья и стебли растений, пригодных для изготовления веревок, собирать заговоренные травы и камни с магическими свойствами, готовить священные перья, куски выделанной и невыделанной кожи. Они поймали несколько мелких животных, пригодных для ритуала жертвоприношения, и даже приволокли в святилище одного вора, которого давно собирались убить. Страшась, что душа его попадет в рабство к страшному богу и будет обречена на вечные муки, вор истошно вопил, умоляя казнить его обычным способом.

Большая часть собранного ими была обыкновенным мусором, а их магия, в основном, – обыкновенной бутафорией. Но когда-то вся эта чепуха произросла из глубинных истин, из источника, дававшего подлинную власть над миром. Это была реальная сила, достаточная, чтобы завершить замысел головы.

В самом древнем, в самом священном из своих святилищ, шаманы изготовили фигуру плетеного человека. Они сплели ее из ивовых прутьев, связав их веревками из травы и ремешками из сыромятной кожи. Они воскурили священные травы; совершили жертвоприношение, они дали плетеному человеку имя и окропили его жертвенной кровью. Их песенные заклинания растянулись на несколько дней. Почти все были полной бессмыслицей, но в их ритм иногда вплетались лишь наполовину понятные, а то и вовсе забытые слова, имевшие истинную власть. И силы этих слов оказалось достаточно.

Закончив ритуал, шаманы водрузили голову на шею плетеного человека. Трижды медленно мигнули глаза…

Деревянная рука вырвала жезл у стоявшего рядом колдуна. Старик упал. Пошатываясь, соединенное двинулось к ближайшему участку мягкой земли. Концом жезла стало царапать на ней неровные печатные буквы.

Получив приказы чудовища, старые колдуны торопливо покинули святилище. Уже через неделю они были готовы внести усовершенствования в свое кошмарное творение.

На сей раз ритуалы оказались более причудливыми. И куда более кровавыми. Были принесены в жертву два человека, похищенных из разрушенного городка на краю Курганья. Эти двое умирали медленно. Очень медленно.

Когда ритуал закончился, плетеный человек стал передвигаться гораздо лучше, хотя никто, даже по ошибке, не принял бы это чучело за человека. Теперь голова могла говорить. Тихим, замогильным шепотом.

– Соберите здесь пятьдесят ваших лучших воинов! – приказала она.

Старые колдуны заартачились было. Ведь свою часть дела они уже сделали и не имели никакого желания больше ни во что ввязываться.

Тогда монстр прошептал короткое заклинание, в котором не было ни одного лишнего слова. Три старика упали на землю. Они умирали в страшных мучениях, вопя от боли. Пожираемые червями изнутри.

– Соберите пятьдесят лучших воинов! – вновь прошептала голова.

Оставшиеся в живых шаманы сделали как им было велено.

Вскоре появились воины. Они помогли чудищу взобраться на спину хромой бестии. Ни одно другое лесное животное, будь то лошадь или бык, не давало ему на себя усесться. Монстр привел свою банду в Курганье, к разрушенному городку.

– Прикончить всех, – прошептал он. – До единого.

И началась резня. А Плетеный двинулся дальше. Его изуродованное лицо было постоянно обращено на юг. В его глазах все сильнее разгорался огонь гибельной, безумной ненависти.