Глава 17. Джии-Зле
Поутру я поднял всех и заставил нарядиться в лучшие праздничные одежды. Мурген развернул наше знамя. Как раз для этого случился кстати достаточно крепкий бриз. Громадные вороные жеребцы наши били копытами и грызли удила — им не терпелось отправиться в путь.
Страсть их сама собою передалась меньшим братьям. Все было упаковано и погружено. Ждать долее не было никаких причин — кроме, разве, той, что нам, возможно, предстояло не просто так себе въехать в город.
— Волнуешься, Костоправ? — спросил Гоблин. — Словно скоро выходить на сцену?
Это было правдой, и он это отлично понимал. Мне хотелось демонстративно плюнуть в лицо своим предчувствиям.
— Что ты придумал?
Вместо прямого ответа он обратился к Одноглазому:
— Когда спустимся к той седловинке, где они уже смогут видеть нас, сработай парочку громов и «трубу рока». А я займусь «скачкой сквозь огонь». Пусть видят, что Черный Отряд вернулся.
Я взглянул на Госпожу. Та наблюдала за происходящим отчасти насмешливо, отчасти покровительственно.
На минуту мне показалось, что Одноглазый сейчас затеет свару, однако он проглотил командирский тон Гоблина и коротко кивнул.
— Давай, Костоправ. Идти — так идти.
— Тронулись! — скомандовал я.
Что они задумали, я не понял, однако они могут производить впечатление, если захотят.
Они поехали вперед вместе. В дюжине ярдов позади скакал Мурген со знаменем. Остальные построились в обычный порядок. Мы с Госпожой ехали бок о бок, ведя на поводу запасных лошадей. Поймав краешком глаза блеск спин Ишака с Лошаком, я подумал, что теперь у нас имеется даже кое-какая пехота.
Сначала мы ехали, подчиняясь изгибам и петлям узкого пологого овражка, но милю спустя он начал расширяться, пока не превратился в пристойную дорогу. Мы миновали несколько домиков, принадлежащих, по-видимому, пастухам, но вовсе не таких уж убогих и простых.
И вот, едва перевалили мы за склон указанной Гоблином седловинки, началось представление. Оказалось оно почти таким, как он и обещал.
Одноглазый пару раз хлопнул в ладоши, и в ответ прогремели удары грома, заставившие содрогнуться сами небеса. Затем он прижал ладони к щекам, и вострубила труба — с такой же примерно громкостью. В это время Гоблин проделал нечто, наполнившее седловинку густым черным дымом, превратившимся затем во внушающее страх, однако безвредное пламя. Мы поскакали сквозь него. Я подавил искушение пустить коней галопом, а Гоблину с Одноглазым — велеть, чтобы лошади извергали огонь и вышибали молнии из-под копыт. Да, возвращение Отряда следовало сделать зрелищным, однако нельзя переигрывать — может оказаться больше похожим на объявление войны.
— Это произведет на них впечатление, — сказал я, оглянувшись на своих людей, выезжающих из пламени, причем обычные лошади становились на дыбы и кидались в стороны.
— Если только не перепугает до чертиков. Осторожнее бы надо, Костоправ.
— Ничего. Сегодня с утра я дерзок и опрометчив.
Может, этого не стоило говорить после вчерашних нехватки дерзости и недостатка опрометчивости. Но она промолчала.
— Они говорят о нас.
Госпожа указала на две приземистые сторожевые башни, выстроенные по сторонам дороги, в трех сотнях ярдов впереди. Хочешь не хочешь, а придется ехать между ними, сквозь узкий проход, осененный тенью смерти. На верхушках башен вовсю работали гелиографы, переговариваясь между собой и, без сомнения, с городом также.
— Надеюсь, они говорят что-нибудь приятное. Наподобие: «Ура, они вернулись!».
Отсюда я уже мог разглядеть и людей. С виду они не собирались драться. Двое-трое сидели между зубцов, свесив ноги наружу. Один, которого я определил как офицера, стоял в амбразуре, поставив ногу на зубец и облокотившись на колено, и внимательно наблюдал за нами.
— Вот примерно так делаю и я, когда нужно устроить действительно надежную и коварную ловушку, — проворчал я.
— Не у всех же в мире такой змеиный ум, Костоправ!
— Да-а? Да я сущий простак в сравнении с некоторыми моими знакомыми!
Она одарила меня испепеляющим взглядом огненной Госпожи старых времен.
И, поскольку рядом не было Одноглазого, я сам сказал себе: «Да в змеях-то смысла куда больше, чем в Костоправе. Они-то только ради позавтракать на охоту выбираются…» Мы уже приблизились к одной из башен; Мурген и Гоблин с Одноглазым уже миновали ее.
Я поднял шляпу в приветственном салюте.
Офицер на миг отвернулся, нагнулся и бросил вниз какой-то предмет. Вращаясь, летел он прямо в меня, поэтому я подхватил его в воздухе.
— Каков молодец! Неплохо бы нам пару таких…
Я посмотрел, что же такое поймал.
Предмет оказался черным стеком, около дюйма с четвертью в толщину и дюймов пятнадцати в длину, вырезанным из какого-то тяжелого дерева и изукрашенным какой-то неуклюжей резьбой.
— Будь я проклят!..
— Будешь. Что это?
— Офицерский жезл! Никогда прежде не видал! Но в Летописи они повсюду упоминаются до самого падения Шама — это такой таинственный затерянный город на плато, по которому мы прошли…
Я поднял жезл и еще раз отсалютовал человеку наверху.
— Отряд бывал там?
— Там-то он и кончился после ухода из Джии-Зле. Капитан не нашел своей серебряной горы. Он нашел Шам. Летопись об этом рассказывает крайне невнятно. Похоже, населяла Шам какая-то заблудшая белая раса. И, кажется, дня через три после того, как Отряд отыскал Шам, его нашли и предки наших Ишака с Лошаком. Они ввергли себя в какое-то религиозное неистовство и напали на город со всех сторон. Первая волна к тому времени, как Отряд отразил ее, повырезала почти все население и большинство офицеров Отряда. Уцелевшие отправились на север, так как с юга наступала еще одна орда, не дававшая вернуться в Джии-Зле. После этого о жезлах никто и не упоминал.
На это она ответила только, одно:
— Они знали, что вы придете, Костоправ.
— Ну да.
В этом было что-то загадочное. Загадок и тайн я терпеть не могу, но тут наличествовала всего одна из целой серии, которая никогда не выплывет на поверхность и не окажется у меня на глазах.
За сторожевыми башнями, в трети мили от городской стены, у дороги ждали два человека. Прилежащие к городу земли, ясное дело, были совершенно голы. Наверное, земля была истощена. В отдалении, к северу и к югу, было полно зелени…
Между тем один из двоих ожидавших вручил Гоблину старое отрядное знамя. Я не разобрал символики, но это, несомненно, было оно, только совсем истлевшее, — чего же еще ждать от вещи столь древней…
Что за дьявольщина?
Одноглазый попробовал заговорить с ними, однако это было все равно что беседовать со скалой. Они развернули лошадей и поскакали к городу. Одноглазый оглянулся, и я кивнул, подтверждая, что намерен следовать за ними.
На въезде в город нас встретил почетный караул из двадцати человек, однако больше никто не торопился с приветствиями. Под гробовое молчание ехали мы по улицам. Люди замирали, дивясь на бледнолицых пришельцев. Половину всего их внимания привлекала Госпожа.
Да, она этого заслуживала. Она была просто чертовски хороша. Утром она надела облегающий черный костюм. И ему, должен заметить, было что облегать!
Наши провожатые привели нас к казармам с конюшнями. Казарменные помещения явно содержались в порядке, но с давних пор не использовались. Похоже, нам предлагалось чувствовать себя как дома. Ладно…
Пока мы осматривали новые квартиры, наши провожатые слиняли.
— Ну что ж, — сказал Гоблин, — пускай теперь танцовщиц ведут!
* * *
Но танцовщиц не было. Вообще ничего не было, если только не считать равнодушия. Весь остаток первого дня мы держались настороже, но ничего не произошло. Расквартировали нас — и забыли. На следующее утро я отправил в город Одноглазого и Сопатого при двух самых последних новобранцах с наказом подыскать барку для сплава вниз по реке.
— Ну вот, послал козла в огород, — запротестовал Гоблин. — Надо было и меня послать, для пригляду за этим.
Масло захохотал.
Я усмехнулся, однако более никого не выпустил.
— Ты для здешних краев бледноват, малыш.
— Ишь ты, поди ж ты! Ты хоть по сторонам-то смотрел, пока ехали? Здесь есть белые, бесстрашный ты наш!
— Это правда, Костоправ, — подтвердил Ведьмак. — Не то чтоб много, но нескольких я видел.
— Кой черт их сюда занес?
Я направился к двери. Ваше Сиятельство с Шандалом расступились. Они стерегли вход на случай нежданных и нежелательных гостей. Выйдя наружу, я облокотился, о вымытую добела стену и принялся жевать стебелек лошадиного щавеля, сорванный по дороге.
Да, парни говорили правду. Я увидел пару белых — старика и женщину лет двадцати пяти, идущих по улице. Все прочие разинув рты воззрились на меня, но эти выказали полнейшее равнодушие.
— Гоблин! Пошевели-ка хвостом, поди сюда!
Мрачный Гоблин выглянул из казармы:
— Ну?
— Взгляни-ка осторожненько. Старика с девушкой видишь?
— Белых?
— Да.
— Вижу. И что с того?
— Раньше их не встречал?
— В моем возрасте кажется, что любого где-то встречал прежде. Но, в здешних краях мы никогда не бывали. Значит, они, наверное, просто, похожи на кого-то, кого мы встречали. По крайней мере, она.
— Эге. А вот мне… Что-то не нравится мне, как он движется…
Гоблин сорвал стебель конского щавеля для себя. Я в тот момент смотрел на него, а когда снова обратил взгляд на улицу, странная парочка успела скрыться. Зато в нашу сторону направлялись трое черных мужиков, и выглядело все точь-в-точь по поговорке: пришла беда — отворяй ворота.
— Ох, боги мои. Крупные люди у них тут, однако, получаются!
Гоблин что-то пробормотал себе под нос, глядя мимо троицы. Озадаченно нахмурившись, он склонил голову набок, словно плохо слышал.
Трое здоровяков, подойдя к нам, остановились. Один что-то сказал. Я не понял ни слова.
— Не понимаю, парень. Попробуй другой язык.
Он попробовал. И я снова ничего не понял. Он пожал плечами и переглянулся со своими приятелями. Один из них произнес какую-то щелкающую фразу.
— Снова не угадали, ребята.
Самый здоровый исполнил некую устрашающую пляску разочарования. Приятели его о чем-то затараторили. А Гоблин, даже «до свидания» не сказав, бочком-бочком отошел в сторонку. Краем глаза я заметил его спину, скрывшуюся в проулке.
А новые друзья мои тем временем решили, что я — либо глухой, либо туп, и начали что-то объяснять мне хором и нараспев. На эти звуки наружу выглянули Сиятельство с Шандам, а за ними и прочие. Попрепиравшись о чем-то меж собой, трое здоровяков решили удалиться.
— О чем это ты с ними? — поинтересовался Ведьмак.
— О том, что ты мне надоел.
Вернулся, печатая шаг, Гоблин с широкой, самодовольной лягушачьей улыбкой на лице.
— Изумительно, — сказал я. — Я-то думал, неделя пройдет, пока я отыщу местную каталажку и ценою души своей вытащу тебя оттуда.
Гоблин, сквасив обиженную мину, проквакал:
— Мне показалось, что я вижу, как твоя подружка тайком уходит. Я просто пошел проверить.
— И, судя по твоей довольной роже, это вправду была она.
— Ну да! И я видел, как она встретилась с тем стариканом и его цыпочкой.
— Вот как? Идем-ка внутрь, поразмыслим.
Я проверил все сам, дабы убедиться, что Гоблину не примстилось.
Госпожи не было. Что за дьявольщина?
* * *
Одноглазый с приданной командой, важно выступая, вошел в казарму лишь к вечеру. Он сладко улыбался, словно кот с перьями в усах. Ишак с Лошаком тащили большую закрытую корзину. Сопатый работал челюстями, отхаркивался и улыбался так, словно вот именно сию минуту происходила какая-то крупная проказа, к коей он, может быть, изрядно приложил руку.
Гоблин, дотоле мирно дремавший, вскочил, точно ужаленный, с протестующим визгом:
— Ты, Перегар из Глотки! Немедля убирайся за дверь с этой — что-там-за-гадость-у-тебя! Или я превращу паучье гнездо, которое ты считаешь мозгами, в игрушку для навозных жуков!
Одноглазый не удостоил его и взглядом.
— Взгляни, Костоправ. Ты не поверишь, что я достал!
Парни поставили корзину на пол и откинули крышку.
— Да уж, — согласился я, приближаясь к корзине и ожидая увидеть клубок гремучих змей или еще что в том же роде.
Внутри оказалась точная копия Гоблина объемом в пинту. Хотя — пусть лучше будет гилл; в Гоблине и в самом не больше пинты.
— Что за черт? Откуда оно взялось?
Одноглазый воззрился на Гоблина.
— Этот вопрос я задавал себе многие годы, — сказал он.
Одноглазый так и сиял улыбкой, яснее всяких слов говорящей: «Эк-к я его!» Гоблин взвыл, словно разъяренный леопард, и принялся проделывать какие-то таинственные пассы. Пальцы его так и чертили в воздухе огненные загогулины.
Даже я не обратил на него внимания.
— Что это?
— Да бесенок же, Костоправ! Самый что ни на есть обыкновенный мелкий бес. Ты что, бесов никогда не видел?
— Нет. Откуда он у тебя?
Хотя стоит ли выяснять, зная Одноглазого?
— Тут, по пути к реке, возле ближайшего базара, нам попалась кучка лавчонок, торгующих разными разностями для колдунов, гадателей, духовидцев, духослышцев и так далее. Вижу, в первой же витринке — вот просто в такой дырке в стене — стоит этот малыш. И прямо-таки просится к новому хозяину. Я не смог устоять. Скажи: «Привет капитану!», Жабомордый!
— Привет капитану, Жабомордый! — пропищал бес и захихикал точь-в-точь как Гоблин, только тоненько.
— Давай, малыш, выбирайся, — велел Одноглазый.
Бес, словно подброшенный пружиной, вылетел из корзины. Одноглазый хрюкнул, поймал бесенка за ногу, перевернул вниз головой, будто ребенок куклу, и посмотрел на Гоблина. Того чуть кондрашка не хватила — он даже пассы чудные свои прекратил.
Одноглазый разжал кулак. Бес, кувыркнувшись в воздухе, приземлился на ноги, колесом прошелся по казарме — и уставился на Гоблина, словно юный ублюдок во внезапном откровении — к личности папаши. Через минуту он, опять же колесом, подкатился обратно к Одноглазому и объявил:
— Ребята, мне у вас начинает нравиться!
Тут я сгреб Одноглазого за ворот и приподнял.
— А с судном — как?! — Я слегка встряхнул его. — Тебя послали нанять судно, а не покупать всякую говорящую ерунду!
То была одна из вспышек ярости, длящихся обычно секунды три, редких для меня, но достаточно сильных, чтобы я успел выставить себя совершенным ослом.
С моим папашей такое случалось куда чаще. Будучи маленьким, я порой прятался под стол на целую минуту, пока он не утихомирится.
Я опустил Одноглазого на пол.
Он изумленно взглянул на меня:
— Да нашел я судно, нашел. Отправляется послезавтра, на рассвете. Отдельного рейса найти не удалось. Мы не можем себе позволить ничего достаточно большого, чтобы всем поместиться со всеми лошадьми и каретами, если барка не повезет больше ничего. Словом, я заключил кое-какую сделку.
Бесенок Жабомордый спрятался за Сопатого, обхватив его ногу и выглядывая из-за нее, словно напуганный ребенок. Хотя было у меня такое чувство, словно он смеется над нами.
— Ладно. Извини. Расскажи, в чем сделка.
— Она, понимаешь, поможет добраться только до места, что местные называют Третьим Порогом. Это такое место, примерно в восьми с половиной сотнях миль ниже по реке, где барка не пройдет. Там — восемь миль пешком, а затем придется снова что-то нанимать.
— Наверняка — до Второго Порога.
— Ну да. Но все равно. Нас провезут до Третьего, обеспечив пищу и фураж, если согласимся охранять эту самую барку в пути.
— Ах, охранять. Зачем же им охрана? Да еще в таком количестве?
— Пираты.
— Ясно. То есть нам все равно привелось бы драться, даже заплатив за проезд.
— Возможно.
— Ты смотрел судно? Как у него с обороноспособностью?
— Сойдет. За пару дней мы из него плавучую крепость сделаем. Это самая большая барка, какую я в жизни видывал.
Задней мыслью тоненько зазвенел сигнал тревоги.
— Утром посмотрим еще раз. Все вместе. Твоя сделка слишком хороша, чтобы это было правдой. Хотя — чем черт не шутит…
— Я уж прикидывал. Потому и купил Жабомордого. Его можно послать, чтобы разведал как и что. — Он улыбнулся и взглянул на Гоблина, надувшегося и отошедшего в угол поразмыслить. — К тому же, имея его, нам ни к чему тратиться на переводчиков и проводников. Он все сработает в лучшем виде.
У меня приподнялись брови.
— Точно?
— Еще как. Вот видишь, и Одноглазый порой на что-нибудь годен.
— Или же только грозится. Так, говоришь, твой бес готов к работе?
— Готовее некуда.
— Идем-ка выйдем. Я найду ему с десяток дел.
