Меня что-то держало. И тянуло куда-то с невероятной силой – сопротивляться было невозможно. Я перестал понимать, кто я, и мог лишь догадываться, где нахожусь. Знал лишь, что сплю и не желаю просыпаться.

– Мурген! – позвал далекий голос.

И снова эта тяга, теперь сильнее.

– Давай, Мурген! Возвращайся! Борись, Щенок! Не сдавайся! Борись!

Я и начал бороться – только с этим самым голосом, звавшим куда-то, куда большая часть моего существа попасть не желала. Там ждала боль.

Меня рвануло с удвоенной силой.

– Помогло! – закричал кто-то. – Он возвращается!

Я узнал голос.

Это было сродни выходу из комы, только я до мельчайших деталей помнил, где побывал. Помнил Дежагор, со всей его болью, со всеми бедами и страстями… Однако его черты уже расплывались, утрачивали четкость. Тяга ослабла. Я вернулся сюда.

Сюда? Где же – и когда – находится это самое «здесь»? Я попытался открыть глаза. Веки онемели. Попробовал пошевелиться. Конечности не слушались.

– Он здесь.

– Задерни занавеску. – Раздался шорох ткани. – Что же, так и будет – чем дальше, тем хуже? Я думал, худшее позади, дальше он уже не заберется и трудностей с его возвращением не прибавится.

О! Этот голос принадлежал Костоправу, нашему Старику. Но ведь Старик мертв, я видел, как его убили… Или нет? Может, я просто бросил Вдоводела в беде и он надолго пережил отведенный ему срок?

– Он нас пока не слышит. Но хуже уже не будет, только лучше. Мы перевалили через гребень. Лишь бы только он сам не захотел остаться…

Мне удалось открыть глаз.

Вокруг было темно. Совершенно незнакомое место, но это, конечно же, дворец в Трого Таглиосе. Мое жилище… Я больше нигде не встречал построек из такого камня. И ничего удивительного в том, что можно не узнать часть дворца, находясь в ней. Все таглиосские князья во время своего правления хоть малость, да пристраивали. Вероятно, лишь придворный колдун, старик Копченый, изучил дворец до последнего закутка. Но Копченого с нами больше нет. Не знаю, куда он пропал несколько лет назад, после того как его едва не сожрала сверхъестественная тварь. И это хорошо, потому что как раз тогда мы узнали, что он завербован Длиннотенью, служит Хозяевам Теней.

Я удивлялся самому себе. Несмотря на головную боль, вполне годящуюся в праматери всех похмелий, мое сознание вдруг сделалось кристально ясным.

– Капитан, он открыл глаз.

– Мурген! Слышишь меня?

Я проверил, действует ли язык. Из моих уст исторгся невнятный лепет.

– Это был очередной приступ. Мы провозились с тобой два дня. – Голос Костоправа звучал холодно, словно я нарочно противился возвращению. – Ладно, Гоблин, процедуру ты знаешь; пусть встанет и походит.

Я вспомнил, что уже несколько раз все это проделывал. Сейчас в голове не царил такой сумбур и легче было отделить прошлое от настоящего.

Гоблин схватил меня за правую руку, а Костоправ обнял за пояс слева. Рывок – и я на ногах.

– Я помню, что надо делать.

Они не разобрали моих слов.

– Ты точно вернулся? – спросил Гоблин. – Не провалишься снова в прошлое?

Я кивнул, и это получилось хорошо. Может, попробовать язык глухонемых?

– Опять Дежагор? – спросил Костоправ.

В моем разуме мысли связались друг с другом. Пожалуй, этих связей стало даже больше, чем нужно. Я еще раз попытался говорить:

– Та же ночь… Снова… Чуть позже…

– Опускай, он уже почти в порядке, – сказал Костоправ. – Мурген, ты и теперь не уловил никаких намеков? Нет ли хоть малейшей зацепки, чтобы мы смогли вытащить тебя из замкнутого круга? Ты нужен мне здесь. Постоянно.

– Ничего. – Я умолк, чтобы перевести дух. В этот раз я приходил в себя быстрее. – Даже не понял, когда это началось. Просто внезапно оказался там, словно полтергейст меня затащил, и не было мыслей о будущем. А через некоторое время стал Мургеном, просто Мургеном, и никаких тревог и неправильностей, как сейчас.

– Что еще за неправильности?

От неожиданности я вздрогнул и обернулся. В комнате, словно из-под земли, возник Одноглазый. Занавеска, скрывавшая половину комнаты, еще колыхалась.

– А?

– Что за неправильности ты имеешь в виду?

Я сосредоточился и понял: сам не знаю, что имел в виду.

– Непонятно. – Я покачал головой. – Ускользнуло… Где я? То есть когда?

Костоправ обменялся с колдунами многозначительными взглядами и спросил:

– Помнишь рощу Предначертания?

– Еще бы! – Меня снова пробрал холод, и тут я понял нечто очень важное: никаких воспоминаний о прежних посещениях этой комнаты у меня нет, хотя должны быть.

Значит, я все еще в прошлом. Только не в столь далеком – ведь от Дежагора меня отделяют годы.

Тогда я попытался вспомнить будущее. И вспомнил слишком много. Эти воспоминания заставили застонать.

– Может, его еще поводить? – предложил Гоблин.

Я покачал головой:

– Нет, я в норме. Давайте подумаем. Сколько времени прошло между этим приступом и предыдущим? И сколько – с тех пор, как мы вернулись из рощи Предначертания?

– Вернулся ты три дня назад, – сообщил Костоправ. – Я велел тебе доставить пленных во дворец. Ты их повел – и потерял тенеплета по пути, при обстоятельствах столь загадочных, что я приказал всем братьям Отряда повысить бдительность.

– Да старый он был, – сказал Одноглазый. – Просто окочурился с перепугу. Никаких загадок.

Головная боль не проходила. Я помнил те события, но столь же смутно, как и все, что происходили незадолго до прежних припадков.

– Я почти забыл, что там было.

– Краснорукий обманник был доставлен целым и невредимым. Тем же вечером мы собирались его допросить. Но ты, вернувшись к себе и едва переступив порог, отключился. Твоя теща, дядя, жена и шурин это подтвердили – наверное, в первый и последний раз обойдясь без свары.

– Да, не похоже на них. Старуха, в точности как Одноглазый, по любому поводу спорит, лишь бы последнее слово осталось за ней.

– Эй, Щенок…

– Заткнись, – оборвал Одноглазого Костоправ. – Словом, ты просто упал и окаменел. С твоей женой случилась истерика, а шурин прибежал ко мне. Мы перенесли тебя сюда, чтобы не волновалось твое семейство.

Волновалось?! Да эта бражка и слова-то такого не знает! Кроме того, я считал «моим семейством» только Сари.

– Открой-ка рот, Мурген. – Гоблин повернул мою голову к свету и заглянул в рот. – Повреждений нет.

Я знал, о чем они думали. О падучей. Я и сам ее боялся и расспрашивал о ней всех, кого мог, но еще ни один эпилептик не уносился в прошлое во время припадка. Тем более в такое прошлое, которое слегка отличается от того, что уже прожито мною.

– Говорю же: это не болезнь! – рявкнул Костоправ. – Ответ – в области магии, и когда ты наконец его найдешь, со стыда сгоришь оттого, что не понял этого раньше!

– Найдем, – пообещал Одноглазый. – Было бы что искать.

Это заставило меня подумать о том, какие еще козыри припасены у него в рукаве. Тут я смекнул, что уже должен бы это знать, ведь мне вскоре скажут. Однако не мог ясно вспомнить эту часть будущего – не за что было ухватиться.

Иногда мне жутковато быть мной.

– Тот безголовый снова там был? – спросил Костоправ.

Сообразив, о ком он, я ответил:

– Да, Капитан. Только не безголовый, а безликий. Голова-то у него на месте…

– Возможно, это он – причина твоих неприятностей, – предположил Одноглазый. – Если вспомнишь любые детали внешности или вообще хоть что-нибудь, сразу рассказывай. Не будет меня рядом – записывай.

– Я не желаю, чтобы подобное произошло с кем-нибудь еще, – заявил Костоправ. – Как мне вести кампанию, если люди будут вот так выпадать на несколько дней?

Я был уверен, что ни с кем другим такого случиться не может, но промолчал. Иначе станут выспрашивать, а мне это сейчас ни к чему.

– Не найдется ли чего-нибудь от головной боли? Она как при похмелье.

– Раньше так же бывало? – оживился Костоправ. – Ты об этом не говорил.

– Бывало, но не так сильно. Слегка. Как от четырех кружек пива, если его варили Плетеный Лебедь с Корди Мэзером. Тебе это о чем-нибудь говорит?

Костоправ ухмыльнулся. На конкурсе «Самое мерзкое пиво в мире» то варево заняло бы второе место.

– После рощи Предначертания мы с Гоблином глаз с тебя не спускали. Догадались, что приступы будут повторяться. Я не хотел, чтобы очередной случился в наше отсутствие.

А вот это вызвало серьезный вопрос. Если я, находясь в нынешнем дне, помню кое-что из будущего, почему не помню визитов в прошлое, которые мне еще предстоит совершить?

И как удавалось братьям столь чутко следить за мной? Я их ни разу не заметил, а ведь держался начеку – вдруг из-за угла выскочит, размахивая платком-удавкой, обманник?..

– И какой результат?

– Никакого.

– Но теперь за дело берусь я, – объявил, надувшись от важности, Одноглазый.

– Вот это и вправду внушает оптимизм.

– Шибко умными все стали, – посетовал Одноглазый. – А ведь я помню времена, когда молодежь уважала стариков.

– В те времена не было у нее возможности узнать этих стариков получше.

– У меня еще дела, – сказал Костоправ. – Одноглазый! По возможности будь с Мургеном. Продолжай спрашивать о Дежагоре и обо всем, что там происходило. Где-то должны лежать подсказки. Может, мы просто пока не распознали их. Если не сдаваться, что-нибудь да всплывет.

Он вышел прежде, чем я успел что-нибудь сказать.

Между Костоправом и Одноглазым явно произошло нечто касающееся и меня, а возможно, и нас всех. В этот раз я не многое запомнил о том, где побывал. Все выглядело точно впервые, однако какая-то перепуганная дрожащая тварь в темных закоулках моего сознания твердила, что я лишь переживаю заново уже пережитое, причем худший вариант вчерашнего дня еще впереди.

– Пожалуй, Щенок, мы тебя домой отведем, – сказал Одноглазый. – Жена быстро избавит тебя от печалей.

Она может, вполне. Она просто чудо. Одноглазый, кажется, отроду не способен никого уважать, а с Сари ведет себя вежливо и даже за глаза говорит о ней как о благородной даме.

На самом деле она такая и есть. И все равно приятно, когда это признают другие.

– Ну наконец-то я слышу то, что был не прочь услышать. Веди, брат.

Сам я не знал дороги. И тут снова вспомнились Копченый и накрытый холстиной обманник. С чего бы?