Разгуливать промокшим до нитки не слишком приятно, в чем я убедился довольно скоро. К тому времени, когда мы добрались до Ножа, я вконец сбил ноги, а правую ляжку с внутренней стороны стер до крови. Место это страшно болело, а ведь мне еще предстояло плестись назад.

У Тай Дэя дела обстояли не лучше. Да и ни один из тащившихся с нами парней не пребывал в радужном настроении. Им приходилось по очереди нести Одноглазого. Коротышка так и не очухался: его хватало только на то, чтобы свеситься с носилок и поблевать.

Поначалу я подумывал о том, чтобы вскарабкаться на гребень и осмотреть ущелье Душелов, но выбросил эту затею из головы, как только мы сошли с дороги и заковыляли по лесистому склону, скользя и спотыкаясь на каждом шагу. Мне быстро расхотелось проявлять инициативу.

В одном я мог быть уверен: Душелов сюда наведается. Я повалился на землю рядом с Ножом.

– Как прогулялся? – спросил я Мэзера. – Прости, что мы не заказали для тебя хорошую погоду.

Нож хмыкнул. Плетеный Лебедь тоже усмехнулся и сказал:

– Пожалуй, лучше и не бывает, Корди. Уж поверь, мы расстарались для тебя.

– Я всегда знал, что вы настоящие друзья.

– А где наш малыш Ревун? – поинтересовался я, озираясь.

Ночью, да еще и сверху, это место выглядело совсем по-другому. Лебедь указал южнее, на склон холма, затененный высокими вечнозелеными деревьями:

– Где-то там, под снегом.

Пришедшие со мной ребята уронили носилки с Одноглазым. Колдун застонал, но ни браниться, ни угрожать у него не было сил.

– Ребята, – поинтересовался я, – как вы уломали Госпожу, что позволила вам разгуливать на свободе?

– Она убедила Капитана, – с усмешкой ответил Нож. – Объяснила, что всяк, кто не будет находиться рядом и вести себя паинькой, лишится какой бы то ни было защиты от Теней.

Я хмыкнул:

– Когда человек начинает прислушиваться к голосу совести, к нему приходит верное понимание происходящего вокруг. – Вечный вопрос: что заставляет человека делать выбор, за который его потом беспощадно осудят товарищи, сидя с набитым желудком возле уютного костерка?

– У кого-нибудь есть жир? Сало, масло – все, что его содержит?

Оказалось, что мой приятель Тай Дэй носил с собой здоровенный кусок сала, на случай если придется готовить. Нюень бао не переставали меня удивлять. Хотя их религия, несомненно, являлась одним из ответвлений гуннитской, они ели мясо. Даже свинину, к которой не прикасались веднаиты. Жизнь на болотах не пестует разборчивость к еде. Должно быть, Тай Дэй годами не расставался с этим шматом, используя его для всяких надобностей… Впрочем, какая разница? Сало – это как раз то, что мне нужно. Я спустил штаны и добросовестно обработал стертые в кровь ляжки.

– Теперь некоторое время продержусь.

Одноглазый заметался на своих носилках, сражаясь с одеялом и жалуясь, что его уложили в лужу. Лужу под собой он сделал сам – дождь уже давно кончился. Колдун снова перекатился на бок и отхаркался, после чего затих и уснул.

– Здорово натер, – посочувствовал мне Лебедь.

– Исцели поцелуями, – предложил ему Мэзер.

– Узнаю старину Корди! А ты здорово вырос над собой с тех пор, как завел шашни с Бабой.

– Давайте-ка поищем нашего подснежника, – предложил я.

– Что-то нет у меня особого желания этим заниматься, – отозвался Нож.

– У меня тоже. Знаешь что, а почему бы не доверить это дело Лебедю и Мэзеру? А мы здесь посидим: надо же будет кому-то доставить в лагерь донесение, если что пойдет не так.

– Ого! Речь не мальчика, а заправского офицера, – сказал Корди. – Признайся, тебя в этой кампании пару раз повышали в чине за заслуги?

– Я теперь бог.

С этими словами я позволил Тай Дэю помочь мне подняться. Его мускулы были расслаблены, хотя он даже не присел. Телохранитель двинулся в сторону, указанную Лебедем.

– А как насчет твоего питомца? – спросил Нож и запустил шишкой в Одноглазого.

Тот и ухом не повел.

– У него полно своих обязанностей.

Не будите спящего колдуна.

Одноглазый сел.

– Я все слышал, Щенок, – пролепетал он и снова рухнул на носилки.

– Пожалуй, лучше бросить это дерьмо здесь, а на носилках унести то, которое мы откопаем.

Идея получила всеобщее одобрение. Не возражал даже сам Одноглазый. Он снова захрапел.

Не было никаких признаков того, что Ревун с момента своего падения сдвинулся хотя бы на дюйм. В снегу зияла дыра, а на ее дне, на глубине восьми футов, виднелась куча тряпья, слегка припорошенная снегом.

– Эй, гляньте-ка сюда! – позвал нас солдат, забравшийся футов на тридцать выше по склону.

– Что там? – спросил я, не желая без крайней необходимости сделать лишний шаг.

– Похоже на дохлого волка.

Я заковылял вверх:

– Эй, ребята! Он нашел дохлого волка.

– Кажется, его убила Тень, – сказал я, опускаясь на колени рядом с трупом.

Возможно, волк подбирался к Ревуну, но ему не подфартило. Он был не один – остальные звери пустились наутек. Стая маленькая, судя по следам.

– Я и не знал, что здесь водятся волки, – сказал кто-то из парней.

– Теперь знаешь.

Смерть волка сама по себе ничего не значила. Но если Тень побывала здесь прошлой ночью, она и сейчас может скрываться где-то поблизости.

– Будь осторожен в темных местах.

Я поплелся обратно, к Ревуну. Тот не шевелился.

– Живой хоть? – спросил Лебедь.

– Найди палку подлинней да потыкай, – предложил Нож.

– Его надо выкопать, – заявил я.

– Умно, ничего не скажешь.

– Он ничего не сделает до тех пор, пока мы его не вытащим. Я бы на его месте не стал. Разве плохо, когда находится дурак, который сделает работу за тебя?

Снег был твердым, слежавшимся. Он несколько раз подтаивал и замерзал снова, образовав толстую ледяную корку. К счастью, нам не пришлось рыть яму глубиной в восемь футов. Ревун действительно прошиб такую толщу снега, но наискось, вдоль склона. Под прямым углом требовалось прокопать всего фута четыре.

У меня появилась идея.

– Не отбрасывайте снег слишком далеко, – сказал я. – Он может пригодиться.

– Вроде в нем нет недостатка, – проворчал Лебедь.

Тай Дэй вызвался помочь. Он держался позади, положив руку на меч и косясь на Одноглазого. Возможно, с недобрыми намерениями.

Одноглазый нам не понадобился. Когда самые храбрые ребята уже сметали с Ревуна снег, один из них заявил:

– Этот малый в ледышку превратился.

Все прочие вздохнули с немалым облегчением.

– Здорово! – искренне обрадовался я. – А теперь сделаем вот что…

Час спустя мы привязали замерзшего колдуна к шесту, предварительно закатав его в снег, – получился кокон с толщиной стенки дюймов шесть. Чтобы этот ком не развалился, некоторым пришлось пожертвовать лоскутами своей одежды. Парни брюзжали и интересовались, почему бы просто не уложить это дерьмо на носилки, где уже лежит другое, и не присыпать сверху снежком.

Услышь это Одноглазый, его сердце было бы разбито.