В любом заведении, если кто и в курсе всего происходящего, так это управляющий, портье, уборщица или бармен. По крайней мере, так утверждал отец Ханны – а ему ли, хозяину гостиницы, не знать. Поэтому Ханна направилась к тому, кто более или менее совмещал в себе все эти функции в «Штайнфельзе».

Ханна подошла к библиотеке, но осталась стоять в дверях и постучала в открытую стеклянную дверь.

– Добрый день! Библиотека открыта? – крикнула она. Френк Бруно вышел из-за книжных стеллажей. Как и несколько дней назад, на нем были подтяжки поверх рубашки.

– О, посетитель! Какое счастье. Я уже думал, что зря открыл сегодня библиотеку. Заходите!

Ханна вошла. В библиотеке не было окон, прихожую освещали несколько неоновых ламп. На письменном столе стоял старый компьютер с монитором, который, однако, был выключен. Неудивительно, что директор Холландер направил работать сюда умственно отсталого бывшего зэка. Настоящий библиотекарь ни за что не согласился бы на это место.

Ханна прошла дальше и огляделась. В помещении пахло деревом и бумагой. Старый паркетный пол скрипел при каждом шаге. В кабинете ее отца в маленьком отеле в Амстердаме тоже был такой пол. Девочкой Ханна часто на нем играла, но не с куклами, как ее сестра, а с машинками. Ее отец всегда говорил гостям, что его дочь станет автогонщицей.

– Какую книгу вы хотите взять? Камасутры у нас, к сожалению, нет, но я могу вам сам показать, если вы…

– Вы ко мне клеитесь? – серьезно спросила она. Френк покраснел.

– Нет, это была шутка… – Он замолчал.

Уже в университете она поняла, что лучше не хотеть понравиться всем и каждому, – как ее сестра, – и вполне в этом преуспела.

Френк прочистил горло.

– Так что вы хотите взять?

– Ничего, спасибо. После университета у меня уже во-о-от такая голова от всех этих книг. – Она подняла руки. – Думаю, мне целый год ничего не потребуется.

– Жаль. – Френк разочарованно опустил плечи и указал на табличку, висевшую на стене над столом при входе: «Нет такой книги, в которой не найдется ничего полезного».

– Это правда, – согласилась она. – Но вы могли помочь мне с другим. Меня интересует, какие книги берет Пит ван Лун.

– Никаких романов, только научно-популярные издания. – Френк сунул руки в карманы брюк и принялся раскачиваться на носках, давая понять, что вопрос исчерпан.

– Я думала, вы могли бы распечатать мне список с названиями всех книг, которые Пит брал за последние два года.

– Мне разрешено выдавать только книги, никаких списков, в этом отношении директор очень строгий.

– Понимаю. – Ханна кивнула. – И он, разумеется, прав. – Ее взгляд упал на стол. На сложенной в несколько раз карточке фломастером было написано «Библеотекарь Френк Бруно». Наверняка Френк сам это смастерил. Рядом Ханна увидела открытую банку пепси, миску с арахисом и несколько читательских формуляров заключенных. Из-под стола выглядывал край изношенной черной спортивной сумки.

– Библиотекарь пишется с двумя и, – сказала Ханна. Френк понизил голос:

– Я знаю, но Пит велел написать так, чтобы никто не догадался, какой я на самом деле умный.

– А вы такой умный?

Он зажал кончик языка между губами и кивнул. Потом еще тише сказал:

– Пит иногда помогает мне с компьютером, показывает, как выйти в Интернет, и объясняет разные вещи.

– Когда же вы с ним разговариваете?

– В библиотеке, когда он приходит за книгами.

– Понятно. А охранники при этом не присутствуют?

– А как же. Всегда двое. Один для Пита и один для меня.

– Для вас?

Он кивнул.

– Я могу сбежать отсюда. Но не буду.

Сбежать? Ханна подумала о словах директора Холландера. Иногда Френк забывает, что давно уже не в тюрьме, и раздражается, когда ему не разрешают участвовать в сеансах терапии. Очевидно, из-за своей работы Френк слишком сильно идентифицировал себя с заключенными.

– А у Пита тоже есть читательский формуляр?

– Даже несколько. Он невероятно много читает.

– Можно взглянуть?

– Конечно, но отдать вам его читательский формуляр я не могу. – Он развернулся и исчез между стеллажами. Вскоре послышался звук открываемого ящика.

Ханна рассматривала книги и не заметила ни одной новой. Только старые, истрепанные тома в кожаных переплетах и помятые дешевые издания в бумажных обложках. Наверное, с блошиных рынков или списанные из других тюрем. Хотя директор Холландер и хвалился, что придает большое значение библиотеке, но, похоже, не вкладывал ни цента в развитие своих заключенных.

Пока Ханна задумчиво листала книгу по психотерапии и думала о своих студенческих годах, по коридору мимо библиотеки не спеша прошли два охранника.

– Я не понимаю. Как молодой человек может иметь такое влияние на других?

– А ты смотрел ему в глаза? У него такой взгляд, словно он точно знает, что ты думаешь в этот момент.

Ханна оторвалась от книги и прислушалась. Мужчины удалялись по коридору, но несколько предложений она еще расслышала.

– Кроме того, он не глуп. Никогда не совершай ошибки и не недооценивай его. У Пита есть талант влиять на других.

– Если бы он применил свои психологические штучки к себе, тогда…

Мужчины были вне зоны слышимости.

– Эй!

Ханна резко обернулась, едва не выронив книгу.

Френк стоял рядом с ней и махал пачкой желтых карточек.

– Вот они. – Он веером разложил читательские формуляры на столе.

Ханна просмотрела названия книг. Пит интересовался медициной, анатомией, языком тела, поведением животных, психологией и различными формами терапии. Если он действительно все это прочитал и в его голове отложилась хотя бы половина, то он оставил Ханну с ее университетским образованием далеко позади. Но одних лишь знаний недостаточно. Практика тоже важна. С другой стороны, у Ирены Эллинг был многолетний опыт, а она все равно мертва.

Ханна взглянула на другие карточки. Пит был феноменом. Он интересовался географией – в первую очередь, Германией, Австрией и Швейцарией, но также Африкой, особенно Кенией, – равно как и мифами, и историческими темами. Кроме всего прочего, он прочитал биографии Гитлера, Сталина, Наполеона, Цезаря и Александра Великого. Все мужчины, которые страдали манией величия.

– Пит очень умный, – заметил Френк. Это прозвучало почти гордо, словно Пит был его лучшим другом.

– Вы о нем высокого мнения, не так ли?

Френк улыбнулся.

– Если вопрос заканчивается словами «не так ли», то это суггестивный вопрос. На него можно не отвечать, сказал Пит.

Умный парень.

– Правильно. И я скажу вам еще кое-что. – Ханна понизила голос: – Вы вообще не обязаны отвечать ни на какие вопросы, если не хотите.

– Не обязан?

– Вы свободный человек. Никто не может вас заставить.

– Пит это тоже говорил.

– Он действительно умный.

– Да.

Обычно заключенные автоматически выбирают самого слабого – и в тюрьме над таким, как Френк Бруно, издевались бы каждый день. Если она правильно оценила Френка, здесь у него был единственный друг – Пит ван Лун. Возможно, именно по этой причине другие заключенные оставили Френка в покое и не смеялись над ним, как она узнала в мастерских.

– Знаете, что Пит сделал у себя в камере? – спросил Френк.

– Нет.

– Он соскреб первую букву надписи на водопроводном кране, – заговорщическим тоном прошептал он.

– Серьезно? Как оригинально. – Ханна постаралась, чтобы голос звучал удивленно и в то же время заинтересованно.

– Да, правда. И kalt превратилось в alt. На английском получается то же самое, сказал Пит. Cold – old.

Ханна растерянно посмотрела на Френка.

– Все-таки Пит очень умный, не так ли?

Ханна не ответила.

– А! – воскликнул Френк. – Суггестивный вопрос, и вы не ответили. Думаю, вы такая же умная, как он.

– Спасибо за читательские формуляры.

Френк собрал их в стопку.

– А почему вы интересуетесь только Питом?

Ханна ждала этого вопроса. Ее девиз звучал так: «Вызови любопытство и подожди. Остальное произойдет само собой».

– Я также интересуюсь Иреной Эллинг… – Краем глаза она наблюдала за реакцией Френка, но ничего не увидела. Очевидно, он мало контактировал с ней.

Френк пожал плечами:

– О ней я ничего не знаю. Она мне до лампочки.

– Да так и лучше. Я все равно должна спросить разрешения у директора Холландера, могу ли я рассказывать вам о Ирене Эллинг.

Френк поднял голову.

– Почему? Что она сделала?

«Если хочешь поймать рыбу, она должна раскрыть рот», – всегда говорил ей отец.

– А, не так важно. – Ханна отвернулась.

– Я… э-э…

Она повернулась к Френку.

– Да?

Он смотрел в пол.

– Мне не разрешают участвовать в сеансах терапии, и многие относятся ко мне как к идиоту.

– Что вы хотите этим сказать?

– Никто не дает мне шанса…

Она подошла ближе и понизила голос:

– Хорошо, я думаю, что могу вам доверять. Возможно, Ирена Эллинг вовсе не покончила с собой, а ее толкнули. – Она подождала, чтобы слова дошли до Френка.

Он прищурился.

– Кто?

– Один из заключенных, – предположила она.

– Или кто-то из персонала… – прошептал Френк.

История приобретала новый поворот. «Кто-то из персонала». Что стояло за этим утверждением? Если ее клиент Осси прав, то предшественница Ханны выяснила какую-то тайну. Возможно, грозилась раскрыть ее. «Но если я расскажу вам больше, то и вашей жизни будет угрожать опасность». Это была просто попытка вселить в нее неуверенность? Однако вряд ли Осси и Френк могли сговориться, чтобы внушить ей такую нелепую мысль.

Френк выжидающе смотрел на нее.

Она подумала о диске с записью последнего сеанса Ирены Эллинг и ее беседы с клиентами.

– Что вы знаете об электрошоковой терапии?

Он закусил губу. Его глаза забегали, потом он бросил взгляд на дверь.

– Об этом…

– Да?

– Я ничего не могу сказать.

Если бы он сказал: «Об этом я ничего не знаю». Теперь нужно поступить хитро. Чем она могла подкупить Френка? Симпатией, признанием, дружбой и доверием – как это работает с другими людьми – точно нет. Эту нишу уже занял Пит ван Лун. Но была еще другая страсть, которую Пит не мог удовлетворить.

– Вы знаете, что психотерапевт обязан хранить в тайне все, что обсуждается в ходе сеанса?

Он кивнул:

– Конечно. – Это прозвучало так, словно он хотел сказать: «Я же не идиот». – Но мне нельзя проходить терапию.

– Я могла бы попросить разрешения проводить для вас индивидуальные сеансы.

– Это возможно?

– Индивидуальная терапия даже интереснее и успешнее, чем групповая.

– А после вы дадите мне, как и всем другим, положительное заключение?

– Зависит от вашего взаимодействия.

Френк немного подумал.

– Хорошо, и с чего мы начнем?

– Обычно я начинаю терапию с того, что мы обсуждаем фантазии, страхи и желания.

– Согласен, когда мы начнем?

Ханна подавила улыбку.

– Не так быстро. Сначала я должна быть уверена, что вы мне доверяете. Все-таки мне нужно убедить директора Холландера, что психотерапия с вами оправдает себя.

– Я вам доверяю.

– Хорошо. Так что вы знаете об электрошоковой терапии?

Он снова закусил губу.

«Ну же, давай!»

Он подошел ближе к Ханне, так что она почувствовала его арахисовое дыхание.

– В старом жутком корпусе, там, куда я отводил вас к фрау доктору Кемпен, есть больничное отделение. – Он понизил голос, и Ханна с трудом разбирала его слова. – За ним расположены камеры изолятора… за последние два года… было три случая, когда заключенных… лечили особым способом. – Френк замолчал и отступил назад.

Он разыгрывает ее?

– То есть доктор Кемпен истязает там заключенных? – прошептала она.

Френк не ответил. Лишь поднял брови.

– Кто были эти трое?

Френк сжал губы.

– Френк?

– Я скажу больше, когда вы напишете мне положительное заключение.

– Френк, я поговорю с директором Холландером об индивидуальной терапии для вас, только если вы назовете мне имена этих трех заключенных, – тихо настаивала она.

В этот момент Ханна услышала, как кто-то вошел в библиотеку. Испуганный взгляд Френка не обещал ничего хорошего. Она обернулась и встретилась взглядом с секретаршей директора Холландера. Ханна тут же вспомнила прозвище, которое ей дал Френк. Морла! На секретарше было черное глухое платье, которое идеально подходило к ее черному каре.

«Все шло так гладко, надо было этой тупой овце появиться именно сейчас!»

Морена подняла подбородок и посмотрела на Ханну немного свысока.

– Все в порядке?

– Да, спасибо. Я просто хотела взять книгу.

«Твою мать! Она ведь не слышала мои последние слова?» – промелькнуло у Ханны в голове. Но она прошептала их так тихо, что Морена должна была обладать исключительным слухом.

– Френк, мне нужна твоя помощь. – Морена поправила рюши на рукаве. – Ты должен отвезти мусорный контейнер на станцию. Поезд уходит сегодня на час раньше.

– Да. – Френк втянул голову в плечи. Потом виновато посмотрел на Ханну: – Книга Кена Кизи уже выдана, но сегодня ее вернут. Приходите завтра, и вы ее получите.

Затем Френк еще раз взглянул на Ханну – и она поняла по его глазам: их уговор в силе!

Снейдер вошел в квартиру. Господи, какая ужасная вонь! Неужели никто не мог обнаружить труп раньше? При летней жаре физиологические жидкости жертвы должны были уже протечь через деревянный пол на нижний этаж.

– Кто убитая? – спросил Снейдер сотрудника кёльнской уголовной полиции.

– Эвелин Кесслер, владелица квартиры. Двадцать один год, стюардесса. Родом из Вены, уже два года живет в Кёльне.

– Как такая молодая женщина может позволить себе такую квартиру?

– Богатые родители. Дело в том… – Полицейский вдруг замолчал. Моментально вытянулся и стал сантиметров на пять выше. – О, господин президент, я не знал, что вы тоже…

Следом за Снейдером в старинную квартиру в центре Кёльна вошел Хесс и огляделся.

– Не обращайте на меня внимания. Как будто меня здесь нет. Отвечайте только на вопросы Снейдера.

Снейдер поднял три пальца.

– Да, конечно. Предположительно три дня назад женщина была тяжело ранена ножом, а затем забита молотком. Жильцы других квартир находятся в отпуске. Никаких свидетелей.

– Вы опросили их? Может, они раньше видели, слышали или замечали что-то необычное?

– Нет, я же говорю, они…

Снейдер указал на настенный календарь, висящий в коридоре над обувным комодом. Высказывание за девятое июля звучало «Смеяться так полезно для здоровья…»

Дальше Снейдер читать не стал.

– Согласно этому календарю, она мертва не три, а как минимум пять дней. Но я полагаю, что в действительности еще дольше. Чтобы ввести следствие в заблуждение, убийца просто вырвал дополнительно несколько календарных листков.

– Но…

– Шестого июля жители дома были уже в отпуске?

– Нет, лишь…

– Именно! Вызовите их из отпуска и опросите.

– Всех?

– Нет, только детей – конечно, всех, идиот! Полицейский вытащил мобильник из кармана и исчез в соседней комнате. Снейдер слышал, как он говорил там по телефону.

Хесс подошел к Снейдеру и понизил голос:

– Мартен, прекрати так грубо обращаться с людьми. Некоторые из этих полицейских на службе уже более десяти лет.

– Можно и десять лет плохо выполнять свою работу.

Хесс вздохнул.

– Немного уважения они все-таки заслужили, даже от такого говнюка, как ты.

– Хочешь отдать это дело другому профайлеру?

– Нет.

– Хорошо, тогда позволь мне выполнять мою работу, и спасибо за говнюка. Я расцениваю это как комплимент. – Снейдер вошел в спальню, где лежал труп.

Криминалисты и судебные медики еще ни к чему не притрагивались в этом помещении.

Хесс последовал за ним, но запах разложения заставил его отшатнуться. Хесс отвернул голову, вытащил из кармана брюк баночку с ментоловой мазью и нанес ее себе над верхней губой.

– Хочешь тоже?

Снейдер помотал головой, не отрывая взгляда от трупа. Как он должен раскрыть убийство, если уничтожит все чувственные впечатления?

Труп выглядел точно так же, как тело редактора газеты, которое они обнаружили в Ганновере две недели назад. Тоже девушка, чуть за двадцать, обнаженная, на кровати, руки и ноги раскинуты в стороны, тяжелые ранения ножом, несколько ударов молотком, а над грудиной на коже вырезан символ.

Снейдер внимательно рассмотрел знак.

Все, как сказал сотрудник уголовной полиции. Снова буква. Уже второй труп. Можно говорить о начавшейся серии убийств, потому что они гарантированно продолжатся – до тех пор, пока послание не будет завершено. Они имели дело с серийным преступником, который, видимо, гастролировал по стране. Ганновер, Кёльн. Какой город будет следующим?

– Опять буква, – прошептал Хесс. – Это плохо.

На этот раз буква D. У убитой в Ганновере была N. Они смогут разгадать послание не раньше, чем обнаружат третий труп. На этот счет они не переживали – он обязательно появится. Если уже не дожидается их где-то, потому что комбинация N-D не имела смысла.

Снейдер услышал за спиной шаги.

В комнату вошел сотрудник уголовной полиции.

– Мы нашли два последних календарных листа в мусорном ведре.

– Вот видите, ваша многолетняя учеба себя полностью оправдала, – пробурчал Снейдер. – Другие оторванные листы тоже нашли?

– Да, в ящике с макулатурой.

– Это означает, что убийца оторвал два листа и выбросил их в другое место. То есть убийство произошло двумя днями ранее – и убийца не очень хорошо знал привычки своей жертвы.

Полицейский, открыв рот, уставился на Снейдера.

– Я вас умоляю. Не стоит благодарности, – сказал тот. – Мне нужны отпечатки пальцев с двух последних листов календаря. И знаете, как?

Мужчина вопросительно посмотрел на него.

– Нет. Как?

– Быстро. – Снейдер закрыл глаза и помассировал виски.

«Сначала Ганновер, потом Кёльн. Куда ты направишься теперь?»

Полицейский исчез. К счастью, Хесс со своей ментоловой мазью тоже вышел из комнаты и закрыл дверь.

Снейдер сел рядом с убитой на край кровати и достал диктофон.

«Я получил твое послание. Что ты хочешь мне этим сказать?..»

Через час Снейдер покинул комнату. С удивлением он вдохнул свежий воздух в гостиной. Наверняка запах смерти проник в каждую пору его кожи, впитался в каждую ниточку одежды.

Хесс и сотрудники уголовной полиции замерли и в изумлении уставились на него. Снейдер оглядел себя и только сейчас заметил акупунктурные иглы, которые он – очевидно, неосознанно – воткнул себе в кисти с тыльной стороны, чтобы облегчить головную боль.

– Что-нибудь новое? – спросил он хриплым голосом.

– Мы действительно обнаружили отпечатки пальцев на обоих календарных листках. И они не принадлежат убитой, – ответил полицейский.

– Отлично, и кто же наш убийца?

– К сожалению, у нас есть только фрагменты. Я никогда такого не видел. Рваный отпечаток, предположительно большого пальца сбоку.

– Рваный? – повторил Снейдер.

– Как будто убийца варварски удалил часть подушечки пальца.