Ветер шуршал листвой деревьев и гнал опавшие листья по липовой аллее. Этот вид напоминал Ханне о детстве. Как раньше, когда маленькой девочкой гуляла вечерами с отцом по осеннему Амстердаму, она бежала сейчас, пиная кроссовками листву.

На Ханне были тренировочные штаны и ветровка. Маршрут ее пробежки проходил мимо маяка и вокруг острова. Теперь она вернулась на плато и как раз достигла конца аллеи. За спиной находился корпус для сотрудников, а впереди главный вход в тюрьму. Багровое солнце опускалось за облака на горизонте. Ханна могла бы поужинать в ресторанчике рядом с железнодорожной станцией. Но она не хотела есть – к тому же на сегодняшний вечер у нее были другие планы.

Она прошла мимо главного входа и свернула на узкую заасфальтированную дорожку, которая вела вокруг тюрьмы к тыльной стороне здания. Рядом с высокой кирпичной стеной росли тощие кустарники и стояли заросшие плющом мраморные скамьи. Липовая аллея и этот участок казались единственными приветливыми местами на плато скалистого острова. Ханне казалось, что повсюду за их пределами уже много десятилетий назад поселились ненависть, страх и безумие.

Она обошла старую кирпичную стену. С другой стороны была площадка для разворота и большие решетчатые ворота, за которыми начиналась зона заключенных. За высокими стенами с камерами и колючей проволокой находился внутренний тюремный двор, как она знала из флаера. Где-то в шестиэтажном кирпичном здании должны быть три этажа камер для сорока двух заключенных. С этой стороны здания решетки на окнах были массивнее, чем на фасаде. Заключенным открывался вид на внутренний двор и, через колючую проволоку, на море. Наверняка в тюрьме найдется еще место для как минимум ста заключенных, но их переведут сюда лишь после успешного завершения пилотного проекта – а это может затянуться на много лет. Как психотерапевт, она хотела внести свой небольшой вклад. Правда, находилась здесь совсем по другой причине. Но об этом никто не должен был узнать.

Ханна дошла до конца разворотной площадки и посмотрела на другую боковую сторону тюрьмы. Вдоль нее можно было бы вернуться на липовую аллею. Теоретически. Тогда она обошла бы здание вокруг. Но это было невозможно, потому что старый корпус, в котором находилась медицинская часть доктора Кемпен с бывшим изолятором, выдавался наружу. Этот корпус располагался на узком мысе, с обеих сторон окруженном скалами, что делало его практически непреодолимым – разве что кто-то был готов рискнуть и совершить смертельно опасный переход по узкой гравиевой дорожке и крутым обрывистым скалам.

Ханна сосчитала окна на втором этаже. Третье справа – должно быть, кабинет доктора Кемпен. Когда Ханна находилась у нее, она видела из окна часть разворотной площадки. К тому же это было единственное окно без решетки. В комнате горел свет, но больше она ничего не разглядела.

Ханна присела на камни и вытащила из кармана куртки телефон. Ветер трепал ее волосы и холодил вспотевший затылок. Она нажала на кнопку быстрого набора «Дом».

После третьего гудка кто-то снял трубку.

– Hoi, met Emma. Met wie spreek ik?

Эмма была ее младшая сестра. Скоро ей исполнялось девятнадцать, а она все еще жила в маленьком отеле их родителей.

Ханна тут же мысленно переключилась на родной язык.

– Как у тебя дела, малышка? – спросила она по-голландски.

– Спасибо, хорошо, – ответила Эмма. – Ты уже?..

– Да, я приехала сюда вчера утром. Все получилось.

Эмма молчала.

– Все не так плохо.

– Ты просто говоришь так.

– Нет, честно, все люди здесь невероятно милые, – лгала Ханна.

– Ты уже спросила, когда у тебя будет отпуск?

Ханна рассмеялась:

– Нет, но через два месяца я возьму несколько отпускных дней и приеду на выходные в Амстердам.

– Папа обрадуется. Ты знаешь, какой он… перед Рождеством.

– Да, знаю, – вздохнула она. Их отец хотел, чтобы вся семья была рядом. Она наверняка найдет время, чтобы заранее съездить на материк и купить каких-нибудь безделушек. Ханна уже знала, что привезет: копченого угря и модель парусного корабля в бутылке для отца, любекский марципан для мамы и снежный шар с маяком для сестры.

– Ты нам что-нибудь привезешь? – спросила Эмма, словно прочитав ее мысли.

– Разве я когда-либо приезжала домой без подарков? Как дела у папы?

– Как всегда в стрессе, но сезон отпусков скоро закончится. Ему тебя не хватает.

«Ему не хватает меня? Или моей помощи с готовкой и уборкой комнат в отеле?»

– Передавай привет маме и папе.

– Лучше не буду, сама знаешь, как папа относится к тому, что ты работаешь в этой тюрьме.

Сейчас она опять заведет свою шарманку. Ханне надоело спорить на эту тему.

– Ты знаешь, что я должна через это пройти.

– Да, ты уже много раз мне это объясняла, – продолжила Эмма, – но я не понимаю. Единственное, через что мы все должны пройти, – это смерть.

«Логика моей сестры!» Ханна вздохнула. Было бессмысленно продолжать эту тему.

– Просто поверь мне, – сказала Ханна. – Так будет лучше всего.

– Будь осторожна.

Ханна откинула волосы назад. Морские волны бились о скалы внизу, ветер подхватывал мельчайшие брызги и поднимал на несколько метров вверх, орошая ее лицо.

– Я и так осторожна.

– Пообещай мне.

– Обещаю.

– Я не хочу потерять еще и тебя.

Ханна увидела, как свет в окне кабинета Кемпен погас. Весь корпус находился в темноте. Солнце тоже полностью скрылось, оставив на горизонте лишь темно-фиолетовую полосу. Ханне было холодно.

– Я должна закончить разговор, – быстро заявила она. – Завтра позвоню тебе снова.

Она нажала на кнопку, сунула телефон в карман и направилась к зданию тюрьмы.

Ханна провела магнитной картой через считывающее устройство на двери больничного отделения. Затаив дыхание, она ждала, чтобы лампочка на стальной двери загорелась зеленым светом.

Ничего не происходило. Черт! Считыватель мигал, и Ханна в панике уже хотела развернуться и уйти, как наконец-то вспыхнула зеленая лампочка и дверь открылась.

С грехом пополам! Ханна проскользнула в отделение и закрыла за собой дверь. Перед ней протянулся темный коридор. Когда она сделала шаг вперед, датчик движения автоматически включил потолочное освещение.

Ханна прислушалась, но в этой части здания было тихо. Она прошла по коридору, повернула направо и остановилась перед кабинетом доктора Кемпен. За матовой стеклянной дверью было темно. Ханна нажала на ручку. Заперто. Чего и следовало ожидать.

К счастью, это был старый замок. Она достала из кармана отмычку, согнула два конца проволоки и просунула их в замочную скважину, мимо пазов для бородки ключа. За время учебы в университете она потеряла сноровку. А в детстве регулярно тренировалась открывать двери гостиничных номеров – что ей прекрасно удавалось, – и вместе с Эммой они тайно проникали в комнаты, где играли в «богатую семью на отдыхе».

На этот раз потребовалось несколько попыток, прежде чем получилось сдвинуть задвижку, и дверь наконец открылась. Она оставила отмычку в замке, чтобы суметь быстро запереть дверь, если понадобится.

Ханна вошла в кабинет и прикрыла за собой дверь. Было безумием так спешить уже на второй день, но зачем ждать? На карьеру ей все равно было наплевать, потому что она не собиралась заниматься этим всю жизнь. «Давай же! Ты ждала этого пять лет. Ты должна найти ответ!»

Она быстро пересекла комнату и включила лампу на письменном столе. Никто не заметит свет в кабинете доктора Кемпен – разве что она сама окажется на разворотной площадке и посмотрит на старое здание, как Ханна двадцать минут назад. На всякий случай она опустила жалюзи.

Затем села в кожаное кресло доктора Кемпен и выдвинула ящики обеих массивных тумбочек из алюминия, которые стояли слева и справа под письменным столом. Врач даже не потрудилась запереть их. Слава богу, потому что, будучи ответственной за безопасность этого учреждения, она наверняка хранила где-то здесь уголовные дела всех клиентов – она ведь покосилась на свой письменный стол, когда Ханна спросила ее об этом.

В одном из ящиков Ханна наткнулась на деревянную шкатулку с ключами. Увесистые, с брелоками, пронумерованными от I-01 до I-10. Неужели это ключи от старых камер в изоляторе? Если да, то они остались еще с тех времен, когда «Штайнфельз» был психиатрической больницей и не имел магнитных замков на дверях.

Ханна задвинула ящик и открыла один из подвесных алюминиевых шкафчиков. Там действительно находились дела – на обложках папок стояли номера от одного до сорока двух. Ханна наугад открыла одно досье и увидела фотографии изуродованных молодых мужчин. Это и есть уголовные дела! Она быстро захлопнула папку. Быстро нашла номер 23, вытащила и положила перед собой на стол.

На первой же странице она увидела лицо Пита ван Луна. На пять лет моложе, но уже тогда в его глазах читались безумие и расчетливый ум. За фотографией лежал диск в прозрачном файле. На нем черным фломастером было написано – резервная копия, ниже – дата. 1 августа этого года. День, когда ее предшественница выбросилась из окна на скалы.

Ханна прикинула, не лучше ли будет стащить всю папку и спокойно изучить ее у себя в комнате. Но если доктору Кемпен понадобится заглянуть в документы, она тут же заметит пропажу. К тому же неизвестно, повезет ли Ханне еще раз, когда она захочет вернуть папку. Лучше прочитать все здесь и затем исчезнуть из кабинета.

Она пролистала дальше и добралась до полицейских протоколов и заключений судмедэксперта. Многие пассажи были вымараны. Очевидно, доктором Кемпен и, вероятно, по причине конфиденциальности. Фотографии жертв и мест совершения преступлений полностью отсутствовали, как и показания очевидцев или признание Пита ван Луна. Ханна надеялась на большее. Разочарованная, она читала те немногие оставшиеся пассажи, которые не сообщали ей ничего нового о Пите ван Луне.

Пять лет назад за пару месяцев он жестоким способом убил нескольких женщин. На теле своих жертв он всегда вырезал какую-то букву. И за это СМИ прозвали его Неучем. Но Ханна не нашла никакой информации, что это были за буквы. Если бы журналисты догадывались, что у Пита ван Луна IQ 158, то придумали бы для него другое прозвище. Возможно, Библиотекарь. Ханна листала дальше. Удивительно, но она не нашла никаких свидетельств о том, что Пит подвергал своих жертв сексуальному насилию, как писали все газеты.

К одному из протоколов была приложена копия газетной статьи пятилетней давности, в которой говорилось, что Пит ван Лун был схвачен полицейским аналитиком, специалистом по случаям похищения людей и судебным психологом-криминалистом Мартеном С. Снейдером, который предотвратил очередное убийство молодой женщины. Снейдер лично наблюдал за этапированием Пита ван Луна в тюрьму строгого режима «Штайнфельз». И эта газета тоже писала: «насильник Пит ван Лун».

Почему они так решили? Ни в полицейском протоколе, ни в судебно-медицинском отчете Ханна не нашла ни одного доказательства.

В конце она наткнулась на заключение судебного психолога, которая много занималась психическим состоянием Пита ван Луна. В этом отчете она все-таки нашла фотографии первых двух жертв, которых обнаружила полиция. Женщинам было около двадцати, с длинными светлыми волосами и очень красивыми чертами лица.

На фотографиях с места преступления было хорошо видно, что на груди у одного трупа каким-то острым предметом была вырезана буква N, а у другого трупа – D. Никакой крови. Видимо, это произошло уже после смерти.

Наверное, судебный психолог использовала обе фотографии в качестве наглядного материала, чтобы подкрепить свою теорию, что Пита ван Луна необходимо направить в тюрьму для психически больных преступников.

Правда, в этом отчете Ханна не встретила ни одной из жутких деталей, характерных для серийных убийц. Здесь не было ни слова об ужасном детстве, поджогах, ночном энурезе, издевательствах над животными или о том, что ребенком Пит на протяжении многих лет подвергался сексуальному насилию со стороны кого-то из родственников. Ничего такого не было. Вообще-то из Пита мог получиться образцовый отец семейства. За исключением того, что родители развелись, когда Питу было пять лет, Ханна не нашла ни одного намека на неблагополучное детство. Какая же сложная штука человеческая психика – и что могло спровоцировать анормальное поведение? Судебный психолог видела причины не в детстве, воспитании или влиянии общества, а исключительно в необыкновенно высоком уровне интеллекта Пита – отчасти унаследованном, отчасти проявившемся как побочный эффект медикаментов, о которых уже упоминала доктор Кемпен. А Пит ван Лун не научился правильно им распоряжаться. Этот стресс годами накапливался и компримировался, как в камере высокого давления, и в результате привел к агрессии, которая нашла единственную отдушину – жестоко убивать и калечить людей.

«Какая чушь, – подумала Ханна. – Это означает, что все вундеркинды и нобелевские лауреаты латентные серийные убийцы. И кстати: что это заключение делает в полицейском отчете?»

Она пробежала глазами текст до конца, но и здесь не встретила ни одного свидетельства о том, что Пит ван Лун изнасиловал своих жертв, прежде чем раздробить их тела молотком и вырезать на коже буквы.

Напоследок Ханна нашла фотографию самой первой жертвы Пита ван Луна, с которой все началось, но которую обнаружили последней: его тогдашняя подруга Сара. Убийство произошло в Роттердаме, чуть больше пяти лет назад, восьмого июня. Сара была привлекательной молодой женщиной – и Пит убил несчастную в день ее рождения. Ханна задумчиво провела пальцами по фотографии. Какой же красивой была Сара!

Тихое пищание заставило ее встрепенуться. Это был звук магнитного считывателя на входе в больничное отделение. Тело Ханны словно одеревенело. Послышалось щелканье замка.

Она быстро пролистала в начало, инстинктивно вытащила из файла диск, сунула его в карман куртки и поставила папку в подвесной шкафчик. Надеюсь, она стояла на этом месте. Но сейчас Ханну беспокоило другое. Она должна была как можно скорее покинуть кабинет доктора Кемпен.

Через матовое стекло двери она увидела, как в коридоре зажегся автоматический свет. Слышала голоса, но не могла понять, кто говорит. Тут зазвонил телефон, и Ханна вздрогнула. Рингтон доносился из коридора.

Сотовый доктора Кемпен!

Врач ответила на звонок, но произнесла одно лишь предложение, которое Ханна с трудом разобрала.

– Подойду позже… я сейчас в больничном отделении. – Кемпен закончила телефонный разговор и продолжила прерванную беседу.

Теперь Ханна расслышала, что врач разговаривает с молодым мужчиной. Они направлялись к кабинету. Может, спрятаться в кабинете? Нет, какая идиотская идея! Кемпен обнаружит ее, а директор Холландер немедленно уволит. Она должна придумать, по какой причине находится здесь.

Недолго думая, она положила указательный палец левой руки на металлический край открытого ящика. А затем со всей силы задвинула ящик. Звук был глухой, но ноготь прищемило так сильно, что Ханна чуть не вскрикнула от боли. Она стиснула зубы, высвободила руку из ящика, закрыла его и побежала к двери. От боли на глаза навернулись слезы. Она быстро выключила свет и вышла в коридор.

За углом уже были слышны шаги доктора Кемпен. Ханна закрыла дверь и, стараясь не обращать внимания на пульсирующую боль в указательном пальце, обеими руками ухватилась за отмычку. Черт! Ламели! Она забыла поднять жалюзи. Но сейчас было уже поздно. Кроме того, никак не получалось запереть чертов замок. Ее ладони вспотели, и отмычка едва не выскользнула из пальцев.

«Ну же, дрянь, закрывайся!»

Она пыталась сморгнуть пелену слез, чтобы лучше видеть. Проклятье!

В любой момент доктор Кемпен появится из-за угла, увидит ее, отчитает как школьницу и, вероятно, пригрозит сообщить в полицию. Но пока что она разговаривала с мужчиной с высоким голосом, которого Ханна не знала.

– Я люблю готовить с красным вином, – сказал он.

– И иногда проливаешь его в пищу? – поддела Кемпен.

– Я…

– Послушай, я не буду накладывать тебе на рану ни мазь, ни порошок. Лучше всего помогает холодная вода. Затем ты получишь обезболивающее и стерильную повязку. Ночью рана немного намокнет. Ты прививался от столбняка?

– Да.

– Хорошо, я…

Наконец-то задвижка в замке щелкнула. Только Ханна вытащила отмычку из замочной скважины, как из-за угла появилась доктор Кемпен. Она замерла на месте и с недоверием уставилась на Ханну. Рядом с врачом стоял молодой мужчина в кухонном фартуке. Тыльная сторона его правой руки и запястье были багровые, словно он обжегся на кухне кипящим маслом.

– Хорошо, что я вас встретила, – выпалила Ханна. – Я уже решила, что вы уехали с острова вечерним поездом, потому что ваш кабинет заперт.

– Что вам здесь нужно?

Ханна показала ей палец. Тот пульсировал как сумасшедший. За это время палец успел опухнуть, а ноготь посинел. Можно было и полегче задвинуть ящик. Но в той спешке!

– Вы сломали ноготь? – спросила Кемпен.

Ханна сохраняла спокойствие.

– Если бы. Я прищемила палец дверью шкафа у себя в комнате. У вас не найдется аспирина и пузыря со льдом?

Кемпен недоверчиво оглядела Ханну. Затем ее взгляд упал на другую руку Ханны, которую та сжимала в кулак – в нем все еще была спрятана отмычка. Только бы Кемпен и молодой повар не решили поприветствовать ее за руку.

– Похоже, сегодня не лучший день для новичков, – произнесла Кемпен. – Пойдемте в процедурную.

Час спустя Ханна лежала в своей кровати. У нее оказался ушиб кости. На пальце была повязка с раствором арники, и Кемпен заверила ее, что через день-два ноготь отпадет. Пока что Ханна подложила под палец с повязкой полотенце, а сверху пузырь со льдом.

Таблетки, которые дала ей Кемпен, постепенно начинали действовать, и пульсирующая боль утихала. И ради чего все это?

На коленях у Ханны лежал ноутбук, CD-проигрыватель жужжал. На диске, который она стащила, был сохранен один-единственный видеофайл продолжительностью около часа. Очевидно, запись последнего сеанса Ирены Эллинг с ее тремя клиентами, Осси, Виктором и Питом, прежде чем она выбросилась из окна. Если это резервная копия, значит, где-то должен быть и оригинал. И на вопрос, почему запись находилась именно в папке Пита ван Луна, могла ответить, наверное, одна доктор Кемпен.

Судя по углу обзора камеры, штатив должен был располагаться напротив входной двери – очевидно, автоматическую систему наблюдения установили в помещениях для сеансов психотерапии лишь после несчастного случая с Иреной Эллинг. На записи было видно, что окна в кабинете 2.07 еще не зарешечены, как Холландер и объяснял Ханне. Однако от присутствия охранника с дубинкой и тазером уже тогда не отказывались.

Звук на видео был отвратительным. Ханна понимала лишь половину, но улавливала суть и была в ужасе. Речь шла об электрошоковой терапии и оглушении – методах, которые применялись в психиатрических клиниках пятьдесят лет назад.

Ханну также раздражал тот факт, что ее предшественница была на «ты» со своими клиентами. Сначала Ханна решила, что ослышалась, но потом уже не сомневалась. Осси произнес «Ирена» и «ты». И Ирену Эллинг это нисколько не смущало, хотя в профессиональной среде такая фамильярность под абсолютным запретом – тем более между психотерапевтами и заключенными.

Когда сеанс был окончен и клиенты засеменили в кандалах к двери, изображение внезапно стало темным. Кто-то подошел к камере. Картинка дернулась. Ханна услышала, как нажали на кнопку видеокамеры, после чего запись оборвалась. Несколько секунд экран мерцал, затем изображение вернулось, хотя и со слегка смещенным углом обзора. На протяжении десяти секунд была видна только пустая комната. Ветер раскачивал занавеску, на полу лежали осколки, оконный переплет вместе со стеклом был выломан из рамы. В конце на заднем плане раздался звук захлопнувшейся двери. На этом видео закончилось.