15

– Слушай, у тебя шикарный газон!

– Ты находишь?

Марджи и Джонатан шли через сад. Усадьба плавно спускалась к океану. Воздух был все еще свеж, хотя солнце поднялось уже очень высоко. Пахло жимолостью и свежескошенной травой.

– А мой совсем зарос клевером. Я уже все перепробовал, а толку никакого. Тогда я его выполол вручную, а сорняки все равно наросли. Может, ты посоветуешь что-нибудь дельное?

Марджи рассмеялась:

– Ну ты меня насмешил!

Джонатан остановился:

– Не могу же я позволить, чтобы трава разрасталась, и ничего не предпринимать!

Марджи шла вперед не останавливаясь.

– Почему не можешь?

Джонатан догнал ее:

– Почему? Ну… это же очевидно, разве нет?

– Нет.

Марджи так развлекали чужие предрассудки, что она готова была прикинуться дурочкой, лишь бы полюбоваться, как вы поставите под сомнение собственную идею.

– Это неправильно, неэстетично, когда у тебя такой газон. Это все знают.

– Все знают? А ты-то сам откуда знаешь?

– Я откуда знаю? Откуда знаю, что это неправильно? Просто знаю, и все. У меня такой вкус, и обсуждать тут нечего.

Марджи хитро улыбнулась:

– Ты в этом уверен?

Джонатан от удивления разинул рот. Что тут ответишь?

Марджи шла, все так же улыбаясь, и обводила взглядом свой потрясающий сад.

– Мне это напомнило один случай, одну подлинную историю, которую рассказал мне когда-то Роберт, мой приятель из Санта-Крус. Однажды он задался вопросом, почему его жена всегда отрезает гузку у индейки, которую готовит на День благодарения, и только потом ставит ее в духовку. Ему это показалось странным. «Так ее положено готовить», – ответила жена. «Ладно, но зачем надо отрезать гузку?» Он был заинтригован, ему хотелось все-таки узнать. «Так надо, все так делают. К тому же мама всегда так готовила индейку». Муж не отставал и настоял, чтобы она позвонила матери. Жена набрала номер: «Мама, ты, случайно, не знаешь, зачем, когда готовят индейку ко Дню благодарения, ей отрезают гузку?» Мать ответила не задумываясь: «Такой уж рецепт». Дочь тоже не отставала, но внятного ответа не получила. А матушка защищалась: «Так делают, и моя мама меня так учила». Тогда жена решила позвонить своей бабушке и задала ей тот же вопрос: зачем надо отрезать гузку у этой чертовой индейки перед тем, как засунуть ее в духовку? «Да я всегда так делала», – ответила бабушка. «Но почему?» – «Черт побери! У меня была маленькая духовка, и целиком индейка туда не влезала!»

Джонатан расхохотался.

– Когда-то, – сказала Марджи, – клевер всегда входил в число самых красивых газонных трав. Знаешь, все так считали. И когда покупали мешок семян для газона, там обязательно были зернышки клевера. Газона без клевера себе просто не представляли! Только благодаря ему газон оставался зеленым даже в засушливую погоду. К тому же клевер абсорбирует из воздуха азот и насыщает им почву, а значит, удобряет газон. Чего еще желать? А потом, в тысяча девятсот пятидесятом году, многонациональные химические компании изобрели гербициды для борьбы с сорняками, пробивавшимися на газонах. Беда была в том, что эти гербициды заодно уничтожали и всеми любимый клевер. И сразу же эта гадость перестала продаваться. Тогда компании взяли быка за рога и инвестировали миллионы долларов в средства массовой информации, чтобы добиться признания клевера сорняком.

– Ты шутишь?

– Усилиями рекламы эта информация дошла до публики, и люди стали смотреть на клевер иными глазами, а потом начали от него избавляться. А многонациональные компании убили сразу двух зайцев: во-первых, теперь они могли продавать свои мерзопакостные гербициды, а во-вторых, люди стали покупать у них еще и удобрения для подкормки лишенной азота почвы…

Джонатан раздосадованно покачал головой.

А Марджи улыбалась, и в ее глазах светилась хитринка.

– А ведь клевер красивый, – сказала она. – И по весне цветет маленькими белыми цветами.

И продолжала, доверительно понизив голос:

– В жизни всегда так: мы далеки от того, чтобы усомниться, а не бывает ли то, что мы считаем проблемой, на самом деле ее решением?

Они неспешно спускались мимо розовых кустов и шпалер из клематисов с волшебным ароматом. Внизу на фоне светящейся голубизны океана резко выделялись кривые стволы столетних сосен. Не было ни ветерка, и казалось, растения пользуются этим, чтобы высвободить все свои ароматы, словно знают, что ветер их не отнимет.

– Ведь мы с тобой говорили вчера, – продолжила Марджи, – что борьба бесполезна и все на свете друг с другом связано.

– Э… Позволь-позволь, мы же говорили о людях, а не о растениях!

– Растения тоже живые существа.

– Да, но… есть же какие-то границы. Ты же не собираешься заставить меня поверить, что я как-то связан с клевером на своем газоне!

Марджи безмятежно улыбнулась:

– Как знать… Ты, может быть, слышал разговоры о том, что произошло в конце тысяча девятьсот восьмидесятого года с антилопами куду в Южной Африке?

– Откровенно говоря, нет! – со смехом ответил Джонатан.

– Это случилось в саванне Трансвааля. Я там была лет тридцать тому назад…

Марджи помолчала, а потом медленно, словно слова постепенно всплывали в памяти, начала рассказывать:

– Я и теперь еще помню красное рассветное солнце над бескрайней равниной и жаркий ветер, приносящий запахи диких зверей. На равнине располагалось несколько заповедников, где обитали куду, крупные антилопы с длинными витыми рогами. Питались они листьями акаций. И деревья спокойно позволяли им себя объедать…

Джонатан рассмеялся:

– У них не было выбора!

Марджи загадочно улыбнулась:

– И тут антилопы в заповедниках вдруг начали гибнуть одна за другой, и никто не мог понять почему. Хищники на них не нападали, на них не наблюдалось никаких ран или увечий. Нам, отряду биологов, понадобилось два года, чтобы понять, в чем дело. И то, что мы обнаружили, сильно повлияло на мое восприятие мира…

Джонатан нахмурил брови.

– До той поры акации никак не реагировали на то, что с них ощипывают листву, поскольку они знали, что антилопы съедят какое-то количество, а потом уйдут. Но в то лето поголовье антилоп в заповедниках сильно возросло, и они начали поедать гораздо больше листвы, чем обычно. Акации отреагировали, увеличив количество танина в листьях, чтобы они стали горчить и тем самым отпугнули антилоп.

Джонатан уставился на нее с сомнением.

Марджи как ни в чем не бывало продолжала:

– Но голодные антилопы все равно поедали листья, и деревья оказались под угрозой.

Она многозначительно помолчала и снова заговорила:

– Тогда деревья вместе с соком начали выделять яд. И их листья, обычно вполне съедобные, превратились в смертельную отраву.

Джонатан глядел на тетку и бледнел на глазах.

– Но самое удивительное не в этом, – сказала Марджи. – Акации сумели передать информацию от дерева к дереву. Они предупреждали сородичей, что им грозит опасность, если они, как раньше, позволят ободрать с себя листву.

Джонатан несколько секунд молчал, потом ответил:

– Ну и что это доказывает? Может, каждая акация в отдельности одинаково отреагировала на опасность, столкнувшись с одной и той же проблемой.

Марджи медленно покачала головой и прикрыла глаза.

– В этой местности все акации стали ядовитыми, включая те, что росли вне пределов заповедника и с антилопами не контактировали. У них не было причин так реагировать, разве что… они получили информацию.

– А известно, как они ее получили?

– Есть несколько путей, но ничего определенного пока сказать нельзя. Известно, что они могут обмениваться химической информацией через корни, то есть под землей, но уже доказано, что этим дело не ограничивается.

– Расскажи.

– Растение умеет распознавать соседей, растущих рядом с ним. Когда дело идет о сородичах, то есть о растениях того же вида, им обеспечивают жизненное пространство, замедляя развитие собственных корней. Если же, наоборот, рядом поселились чужаки, корни начинают вовсю расти, чтобы занять территорию. Тогда провели вот какой эксперимент: пустой, непрозрачный, герметически запечатанный ящик поставили на землю, засеянную стручковым перцем, и стали замерять, как развиваются его корни. Потом в ящик поместили укроп. Известно, что укроп не ладит со стручковым перцем (он распространяет в земле и в воздухе сигналы, препятствующие развитию перечных корней). И вот укроп закрыли в герметичный пустой ящик и поставили на перечный участок. На уровне химических соединений растения общаться не могли. И тем не менее перец начал активно наращивать развитие своих корней точно так же, как любое растение, обнаружившее чужака на своей территории. Значит, перцу удалось узнать, что рядом находится укроп, но как? Загадка.

– Действительно странно.

Джонатан скользил взглядом по пахучей жимолости, по розам и клематисам, по кустарникам и застывшим в неподвижности величавым соснам. Теперь он их видел совсем по-другому.

– Тебе это кажется странным, потому что ты никогда об этом не слышал, но никто ведь не удивляется тому, что каждый день происходит вокруг нас…

Джонатан снова нахмурился:

– Что ты имеешь в виду?

– А ты не задавался вопросом, ну, к примеру, что делают птицы, чтобы лететь вместе?

– А что удивительного в том, что они летят вместе?

– Тебе известно, что они могут резко изменить направление, держась рядом, но не прикасаясь друг к другу? И знаешь, они ведь летят друг к другу очень близко.

– Я думаю, они пристраиваются к вожаку, который летит впереди. Держатся кучно: ведь им надо быть все время начеку, надо сосредоточиться и очень быстро на все реагировать.

Марджи с улыбкой покачала головой:

– Это ничего не объясняет. Ученые измерили время, необходимое стае, чтобы повернуть сразу же, как только вожак изменит направление. Оно оказалось гораздо меньше, чем требуется, чтобы нервный импульс дошел от глаза до мозга, а потом от мозга до крыла.

Джонатан ошеломленно на нее взглянул и промолчал.

– Это та же загадка, что и с рыбными косяками, – продолжала Марджи. – В ходе исследований обнаружились удивительные вещи: когда рыбам прикрыли глаза непрозрачным стеклом, чтобы во время эксперимента они ничего не видели, они все равно остались в косяке и не утратили великолепной координации движений.

– При движении в воде образуются волны, и весь косяк должен это чувствовать.

– Раньше так и думали. Тогда исследователи иссекли нервные волокна на боках подопытных рыб на уровне жабр, но их плавание по-прежнему осталось синхронно плаванию косяка.

– Действительно странно.

– Никто не может объяснить, каким образом голуби находят родную голубятню, когда их выпускают за сотни километров в совершенно неизвестном месте и им приходится потом проделывать путь, которым они раньше никогда не летали.

– И то же самое с перелетными птицами.

– Вот-вот. Считалось, что путь птенцам прокладывают сородичи. Тогда исследователи разлучили их при появлении на свет. Когда же птенцы подросли и уже могли летать, их выпустили. Они взмыли вверх и сразу же пересекли полпланеты, взяв точное направление туда, где находились их сородичи, улетевшие много недель назад…

Джонатан задумчиво помолчал несколько минут. Вдалеке виднелась плывущая вместе группа лодок с красными парусами. Наверное, это была какая-нибудь парусная школа. Из-за слабого ветра они почти не двигались, потихоньку покачиваясь на волнах.

– Куда ты клонишь? – сказал он наконец.

– Знаменитый биолог Кембриджского университета Руперт Шелдрейк выдвинул гипотезу о том, что между живыми существами существует некая связь, и связь эта соединяет не только людей. Он назвал это морфическим полем.

Джонатан хмыкнул:

– Я слышал о магнитных полях, о гравитационных… но о морфических – никогда.

– Это что-то вроде невидимой матрицы. Некое пространство, объединяющее все живые существа, которые состоят друг с другом в любых взаимоотношениях, и позволяющее им постоянно сохранять форму этого контакта. Связь эту не может разорвать ни время, ни расстояние.

– Даже расстояние не может?

– Даже расстояние.

– Гипотеза кажется немного безумной. Я могу представить себе, что живые существа излучают волны и их воспринимают другие живые существа. Но если я окажусь на другом конце света, то не представляю себе, каким образом эта связь может осуществляться.

Марджи покачала головой:

– Ясно, что это никакие не волны. И не электрическое или магнитное поле, угасающее на расстоянии. В том-то и состоит самое странное: здесь присутствует связь иного порядка, иного уровня. Она словно происходит в другом измерении, не зависящем ни от времени, ни от пространства. Словно, на какие-то секунды вступив в контакт в этом измерении, получаешь моментальный доступ к информации, которую оно содержит и которая нас объединяет.

– Это так грандиозно, что почти угнетает.

– У ученых все равно нет уверенности в этом вопросе, зато с появлением доказательств и волнующих исследований, таких как опыты Шелдрейка, появилось изрядное самодовольство. Это позволяет объяснить не только феномены, о которых мы только что говорили, но и многое другое.

– Например?

– У тебя бывало так, что едва ты подумал о человеке, о котором давно ничего не было слышно и который живет далеко, в другой стране, как он спустя секунду тебе звонит? Или, услышав, что зазвонил телефон, ты сразу догадываешься, кто это?

Джонатан почувствовал, как по телу прошла дрожь. С ним такое бывало много раз, но он приписывал это простой случайности.

– Наличием морфического поля можно объяснить, почему люди чувствуют на себе чужой взгляд, даже если у них завязаны глаза и они стоят спиной к тому, кто на них смотрит.

– Правда?

– В институте проводили эксперимент, в котором участвовали девятьсот человек. Результаты сомнений не вызывали: те, кто обладал такой способностью, чувствовали на себе чужой взгляд с вероятностью в семьдесят три процента.

– Ого!

И домашние животные тоже могут чувствовать приближение хозяина к дому: они встают и подходят к двери прежде, чем тот войдет. Шелдрейк провел на эту тему множество исследований и доказал, что подобное поведение собак и кошек нельзя объяснить ни привычным для них жизненным укладом хозяина (время его возвращения постоянно меняли без всякой системы), ни распознаванием звука его машины или автобуса, на котором он приехал (тип транспорта тоже варьировали в ходе опыта). И знакомым запахом тоже объяснить не выходило: хозяин ловил всякий раз новую машину.

Джонатан медленно кивал. От друзей он уже слышал нечто подобное, но никогда не принимал эти рассказы всерьез.

– Это позволяет лучше понять, почему многие животные пустились в бегство перед знаменитым цунами, которое в две тысячи четвертом году стерло с лица земли множество прибрежных селений в Южной Азии. Особенно известен случай со слонами на Шри-Ланке. Они ушли от воды и поднялись на высокие места за час до разрушительного вала. А в Таиланде слоны, катавшие по полю туристов, вдруг все как один заревели, потом отказались повиноваться, порвали цепи и ушли на холмы. Те несколько человек, что пошли за ними, спаслись. И в других местах животные вели себя точно так же. К примеру, в национальном парке Яла на Шри-Ланке, где цунами разрушило все на три километра от берега океана, потом не нашли ни каких скелетов животных, хотя человеческих – сколько угодно.

– А как ты объяснишь, что люди позволили загнать себя в западню, если, как ты говоришь, они тоже связаны с этим полем?

Марджи вздохнула:

– Появление техники в человеческой жизни лишило нас некоторых способностей, хотя ее вклад в других областях просто бесценен. И никто не спорит с тем, что наша память стала гораздо менее эффективной с появлением электронных записных книжек, которые напоминают нам, что и когда надо сделать.

– Это понятно…

– И еще: с тех пор как стали пользоваться GPS-навигаторами, мы быстро теряем способность ориентироваться в пространстве.

– Может, оно и так, но я скорее предпочту включить навигатор, чем мучиться в поисках дороги.

– Мы говорили о цунами две тысячи четвертого года. Тогда некоторые племена, которые мы называем дикими, тоже почувствовали приближение опасности и ушли в горы задолго до приближения цунами, а люди, считавшиеся развитыми, погибли, не увидев близкой опасности.

– Я этого не знал.

– Та же участь постигла и туземцев Андаманских и Никобарских островов, расположенных близко от эпицентра землетрясения. Там насчитывалось более семи тысяч жертв. А племена сентинельцев, онге, шомпенов и жители Больших Андаманов – все успели чудесным образом уйти и спастись. На острове Диркатанг двести пятьдесят членов древнего племени джарава задолго до приближения волн ушли далеко от моря и десять дней питались одними кокосовыми орехами. На юге острова Сюрен двести человек из племени мокан успели найти убежище благодаря мальчику-инвалиду. Когда их спросили, как им удалось узнать, что надвигается беда, их, казалось, такой вопрос очень удивил. Ведь ответ был очевиден. «Мы просто прислушались к природе», – сказали они.

Джонатан улыбнулся:

– Виктор Гюго писал: «Природа с нами говорит, но мы не умеем к ней прислушаться».

Марджи согласно кивнула:

– К тому же дикие племена вообще способны на удивительные вещи. Они явно имеют доступ к той загадочной информации, которая для нас непонятна и странна.

– Что ты имеешь в виду?

– Индейцы Амазонии могут находить растения, способные излечить больного. Но в Амазонии на одном гектаре произрастает больше различных растений, чем во всей Европе. И это если считать только деревья. А разнообразная флора вокруг деревьев насчитывает больше восьмидесяти тысяч видов. Когда индейцев спросили, как они определяют, какое из растений сможет вылечить данного конкретного человека, они отвечали, что растения им сами об этом говорят.

Джонатан подавил улыбку.

– Их шаманы вводят себя в транс и утверждают, что именно в таком измененном состоянии сознания входят в контакт с духами растений. Получается, что транс позволяет им легче подсоединяться к…

– Морфическому полю.

– Совершенно верно. А вот тебе еще один впечатляющий пример. Многие поколения шаманов довели до совершенства различные формулы яда кураре, которым они пользуются на охоте, поскольку он вызывает у зверей полный паралич. Западные ученые заинтересовались этим вопросом и обнаружили, что некоторые формулы очень сложны и в их состав входят вытяжки из совершенно разных растений, причем каждый из ингредиентов в ходе приготовления очень важен. Если хотя бы один из них отсутствует или при изготовлении нарушена дозировка, яд не подействует. Как они вывели формулу? У них не было ни книг, ни лабораторий, ни инструментов. Они вообще были неграмотными.

– Может быть, они действовали методом проб и ошибок.

– Нет. Это годится, если ты ищешь комбинацию из двух или трех элементов на несколько десятков, но комбинация из семи-восьми элементов на восемьдесят тысяч даст многомиллионные варианты. А сделать миллион попыток не получится.

Джонатан окинул взглядом сад с его сотнями деревьев, кустарников, цветов и трав. Было странно думать, что нас с ними что-то объединяет.

– А ты знаешь, – сказал он, – что самым безжалостным образом топчешь мелкие побеги возле лужаек?

Марджи от души расхохоталась:

– Это верно, перспектива всеобщей связи заставляет нас по-другому взглянуть на все, что живет вокруг нас, – сказала она, восхищенно взглянув на растения в своем саду. – Верно одно: мы созданы, чтобы жить вместе. К тому же многие исследования привели к весьма красноречивым выводам.

– Например?

– Ученые доказали, что простая прогулка по лесу укрепляет нашу иммунную систему.

Джонатан вспомнил свои путешествия по диким уголкам Биг-Сура. Тогда он чувствовал себя так хорошо…

– Другие исследователи доказали, что если в офисе есть растения, то у сотрудников на тридцать процентов реже возникает головная боль, они на двадцать процентов реже устают и у них на двадцать процентов реже болит горло. Результаты того же типа нам дает присутствие животных рядом с нами. Известно, что собака в доме на двадцать три процента увеличивает у хозяина вероятность выжить и жить еще в течение года после инфаркта.

– Из-за тебя я почувствовал себя виноватым: Хлоя всегда просила завести какую-нибудь зверюшку. Анжела соглашалась, а я был против.

Марджи улыбнулась:

– Человеческое существо нуждается в общении. В общении с другими людьми, с животными, с растениями. Эти связи поддерживают нашу жизнь. Впрочем, в восемнадцатом веке это доказал эксперимент Фридриха Второго, императора Священной Римской империи.

– Никогда об этом не слышал.

– Этот человек, бегло говоривший на шести или семи языках, задался вопросом, каков «язык Бога», то есть тот, на котором само должно заговорить существо, не обученное никакому языку. И он поставил эксперимент, который, по счастью, больше никому не позволили повторить.

– Что же он такое сделал?

– Он приказал полностью изолировать несколько новорожденных, поручив их заботам кормилиц, специально для этого проинструктированных. Они должны были кормить детей, поить их и менять им пеленки, то есть обеспечивать полный физиологический уход. Но они не имели права ласкать малышей, играть с ними – и прежде всего с ними разговаривать.

– Ну и на каком языке они заговорили?

– Никто никогда об этом не узнал.

– Почему?

– Они все погибли. Хотя физиологически их полностью обеспечивали, они были лишены общения.

Джонатан с отвращением тряхнул головой:

– Но это жестоко!

– Общение – основа нашей жизни, Джонатан.

Казалось, последние слова Марджи повисли в воздухе. Солнце уже светило вовсю, и Джонатан знал, что его тетушка поспешит укрыться в доме.

Над океаном задул ветерок, и флотилия парусников продолжила путь.

Общение – основа нашей жизни. Джонатан главным образом общался с клиентами. Но о каких реальных взаимоотношениях можно говорить, когда речь идет о людях, от которых чего-то ждешь? О тех, кому не говоришь правды, чтобы получить их подписи? Ну и что? Ничего ужасного в этом нет…

– Есть такие, кто думает, что могут жить, ни от кого не завися, и их счастье зависит только от них самих. Грандиозное заблуждение.

Марджи подалась к Джонатану, и на ее лице заиграла знаменитая хитрая улыбка.

– В твоем теле живут пятьсот тысяч видов микроорганизмов.

– Но я этого не ощущаю.

– Около ста миллиардов населяют кишечник.

– Перестань – фу, какая гадость.

– Бактерий, живущих в тебе, в сотни раз больше, чем клеток в твоем теле.

– Замолчи, а то мне уже захотелось принять антибиотик.

Марджи улыбнулась:

– Порой мы нуждаемся в тех, кого привыкли считать врагами.

– Что еще ты собираешься мне преподнести?

– Эти бактерии защищают тебя от вредоносных организмов, из-за которых ты можешь серьезно заболеть. Глушить их антибиотиками означает сделать себя очень уязвимым. И потом…

– Что?

– Есть еще кое-что, – сказала она таинственным тоном.

Джонатан нахмурил брови.

– Бактерии, живущие в твоем кишечнике, ответственны за изрядную дозу серотонина. Без них ты ее не получишь.

– А что такое серотонин?

Марджи разглядывала его несколько секунд, выдерживая многозначительную паузу.

– Гормон, который дает тебе возможность чувствовать себя счастливым.