Иглолет, как объяснил Бирхе Рудрак, не похож на другие космические корабли. Он погружается прямо в сердце звезды, выдерживая невообразимую температуру, и выскакивает с другой стороны целый и невредимый, собрав множество информации. Рудрак усовершенствовал иглолет в своей вселенной — одной из ветвей космического древа, мало чем отличающейся от нашей. Он создал этот корабль ради своей супруги Уббири, которая писала диссертацию о звездах — белых карликах. Уббири влюбилась в звезды еще совсем ребенком, когда двоюродная сестра научила ее детской песенке:

Отчего, звезда, ты так тускла

В темноте оконного стекла?

Неужели в целом небе нет

Никого, кому твой дорог свет?

Уббири писала диссертацию о белых карликах. Как требовали академические традиции той культуры, диссертация складывалась из шести составных частей Колеса Знания: межсетевого взаимодействия, теории волн, математики тонкого перехода, временных узлов, поэзии и любви. Чтобы достичь углубленного знания и по-настоящему полюбить звезды, она вместе с Рудраком отправилась в экспедицию на новом иглолете. Они выяснили, что, проходя сквозь ядро звезды, корабль попадает в другую реальность. Позже ее назвали теневой вселенной звезд, где записана история их существования не вполне понятными человеку символами. Поэты называли эту реальность пространством памяти звезды или ее сознанием, однако Уббири считала такое определение всего лишь метафорой, лишенной подлинного смысла. Полученные в экспедиции данные подсказали ей, что звезда, предмет ее любви, в пору своей юности и расцвета была желтой звездой, приютившей шесть планет (на двух из которых возникла жизнь) и большое количество космического мусора. В последнюю эпоху своего существования она внезапно расширилась, потускнев и покраснев, поглотила собственных детей и теперь должна до самой смерти довольствоваться тем светом, который в ней есть.

Как рассказывал Рудрак, после открытия их жизнь стала насыщенной, но спокойной. Пока однажды, перед еще одним испытательным полетом, Уббири не заметила трещину в теплозащитном экране корабля. Рудрак починил неисправность, но Уббири неотступно преследовала мысль, что крошечная трещина может, словно паутина, разойтись по всему экрану и разрушить его именно в тот момент, когда Рудрак окажется в самом сердце звезды.

Она считала, именно из-за этого и исчез Рудрак. Но сам он знал только одно: вместо обычного перемещения на другую сторону звезды после прохода через теневую вселенную иглолет выбросило в какую-то другую реальность, настолько похожую на его собственную, что он поначалу не почувствовал разницы. И только после аварийной посадки на планету (эту самую планету) люди открыли ему правду. Рудрака привели к Бирхе, и она приютила его на пятнадцать дней, дав возможность пережить горе и постепенно прийти в себя. А затем, как и требовал протокол, переправила Рудрака назад, в его вселенную, с помощью инопланетной машины вероятности, актуализатора. Каким-то образом он угодил во временную петлю, которая неизменно доставляла его в тот день, что предшествовал злополучной экспедиции. Он возвращался к Бирхе уже девять раз. Его появления не получалось предсказать, они казались абсолютно случайными, и теперь Бирха в очередной (и последний) раз пыталась высчитать, когда он придет опять.

Каждое новое посещение было таким же и в то же время не таким. Разве в прошлый раз волосы у него уже настолько поседели? А шрам на руке — разве он остался не от того визита, когда Рудрак хотел помочь ей нарезать фрукты и случайно выронил нож? И разве его акцент не уменьшился? При каждом возращении ему заново приходилось учиться языку, но, может быть, теперь это получалось чуточку быстрей?

Она пыталась вводить тонкие различия. Но все же боялась, что радикальные перемены разрушат какие-то детали в работе временной петли. Рудрак напоминал ей лист, подхваченный ветром, — дунь слишком сильно, и поток времени унесет его в бездну. Но если аккуратно дернуть здесь, чуть подтолкнуть там, то, возможно, он в конце концов окажется на безопасном берегу — в своей вселенной или же в этой?

Пока ничего не получалось. Каждый раз он возникал на пороге Бирхи с таким же смущением, а затем переживал так же горько. Появлялись лишь незначительные отличия. Он носил рубашку то одного, то другого цвета, то с вышитым воротником, то с обычным.

Бирха продолжала свои вычисления, но от калпа-врикши приходили бессмысленные, взаимоисключающие ответы.