Немного истории. В начале нашего пути, когда генераторы искусственной гравитации работали надежно, монахи создавали мандалу из песка один раз в год. Они делали это в специальном помещении гомпы, монастыря Желтых шапок, в «Юцанге». Материалы хранились в жестких пластиковых цилиндрах: цветной песок, дробленые камень и кость, окрашенные рисовые зерна, блестки. Художники работали над мозаикой в течение нескольких дней. Когда мандала была готова, монахи распевали молитвы и посвящали ее божествам. А затем мандалу разрушали, что символизировало непостоянство всего сущего. Один из монахов сметал мозаику специальным веничком, превращая стройные геометрические узоры в мутные завихрения.

Через сорок лет после старта корабля от старых методов создания и разрушения мандал пришлось отказаться. Однажды сбой генераторов гравитации разрушил мозаику из песка раньше времени. Помещение заполнила медленная песчаная буря. Песчинки темно-бордового, лимонного, бирюзового, изумрудного, лилового и кроваво-красного цвета смешались в плавном кружении. Пришлось собирать их ручными пылесосами и долго, кропотливо сортировать. Никто не хотел, чтобы подобный кошмар повторился. Поэтому монахи придумали два новых способа выложить мозаику.

Первым вариантом было посадить песчинки и прочие мелкие частицы на клей, но тогда не вышло бы изящно разрушить мандалу по завершении. Второй вариант был куда сложнее. Мандалу собирали на круглых пластиковых щитах, и все материалы и детали конструкции были намагничены. Рисунок выкладывали уже не вручную, а при помощи манипуляторов. И хотя эта утомительная процедура добавляла уважения к труду художников, процесс был настолько долгим, а монахи так уставали, что Сакья Гьяцо отменил ежегодное создание мандал. Ритуал стали проводить раз в пять лет.

Сегодня мы отмечаем сотую годовщину нашего полета сквозь пространство. Я беременна ребенком женского пола. Девочка крутится в моем животе так, что я вспоминаю обучающие видео, где показывали соревнования смельчаков на скейтбордах, взлетающих по наклонным стенкам.

Мне кажется, что ребенок уже хочет наружу. Но Карма Хан, моя акушерка, говорит, что девочка еще слишком мала, даже если «крутится как белка в колесе». Забавное выражение, оно вызывает во мне прилив симпатии к ребенку и к Карме Хан тоже. Поскольку мое дитя беспокойно, я тоже не могу найти себе места. Я расхаживаю по своему кабинету для частных аудиенций во дворце Потала в «Юцанге», он носит название Солнечный павильон. Я решила пожить в «Юцанге», чтобы продемонстрировать монахам, что не стыжусь своей беременности, совсем наоборот.

Иэн объявляет посетителя. Заходит старший помощник Нима Фотранг, которую я не видела несколько недель. Она здесь не только с визитом ко мне, а выбралась навестить своего дядю в монастыре Желтых шапок. Нима принесла белый шелковый хадак, которых мне уже надарили столько, что я могу связать из этих дурацких платков чехол для «Калачакры». Старпом обвивает платком мою шею в знак добрых пожеланий. Смеясь, я перевешиваю хадак на нее.

— Объявленный вами конкурс взбаламутил всех призраков «Амдо» и «Кхама», в ком только есть художественная жилка, — говорит Нима. — Вы хотели, чтобы все сообщество создавало образ нашего будущего Дворца Надежды на Гуге? Ну так в процесс вовлечено уже столько народу, что успех миссии обеспечен.

Мой предшественник Сакья Гьяцо дал планете, к которой мы неуклонно движемся, имя Гуге — отчасти из-за буквы «g» в ее обозначении по каталогу, Глизе 581 g, а отчасти подразумевая древнее царство Гуге на территории Тибета. Какой наблюдательный и тонкий человек.

— Нима, а ты представила свой эскиз на конкурс? — спрашиваю я.

— Нет. Но вы никогда не догадаетесь, кто собрался участвовать.

Не догадаюсь. Я пялюсь на Ниму без малейшего понятия.

— Капитан Ксао Сонгда, наш рулевой. Он проводит уйму времени с циркулем и карандашом. Или в графическом редакторе, который монахи «Юцанга» загрузили для этих целей в «Пемако».

«Пемако» — это последняя версия нашей корабельной сети. Мне нравится ею пользоваться. Практически еженощно сеть показывает мне глубоководные сонограммы малышки, которая резвится в моем чреве, как реактивный кальмар.

— Надеюсь, капитан Ксао, наш героический Базз Лайтер, не рассчитывает на вкусные плюшки от судей по причине своего высокого статуса?

Нима хихикает.

— Вряд ли. Он рисовал в детстве и юности. А потом даже проектировал станции для поездов на магнитной подушке и тоннели в горах. Капитан считает, что у него хорошие шансы победить в анонимном конкурсе — не хуже, чем у других. И если он победит, это будет для него большим личным достижением.

Я хмыкаю.

— Конкурс перевернул его жизнь, ваше святейшество. Но, думаю, капитан заслужил развлечение. Хотя бы как один из старейших людей на корабле.

Мы еще немного болтаем. Нима спрашивает, позволю ли я положить ладонь мне на живот. Я разрешаю. Когда бешеная скейтбордистка, мое дитя пинается изнутри, мы с Нимой заливаемся смехом, как две школьницы. По некоторым критериям меня все еще можно так назвать.