Примерно в двух милях к северу от города колыхалось на ветру широкое синее полотнище с объявлением, натянутое между двумя высокими шестами. Яркие красные буквы были такого размера, что даже с проходящей шагах в ста к востоку дороги, можно было без труда прочитать: «Грандиозное Странствующее Представление и Величайшая Выставка Чудес и Диковин Валана Люка». Для тех, кто не умел читать указано было как найти место расположения чего-то необычного. Если верить объявлению это была Самая Крупная Странствующая Труппа в Мире. Люка часто давал вещам названия с эпитетом «самый» или «величайший», но, как считал Мэт, тут он не соврал. На огороженном парусиновой стеной десяти футов высотой, плотно прижатой к земле, участке поместилась бы приличных размеров деревня.

Мимо этого полотнища проплывал поток людей, с любопытством разглядывая его, но никто не отклонялся с дороги – крестьян и торговцев ждала работа, а у переселенцев она была впереди. От двух вкопанных в землю столбов тянулись толстые канаты, предназначенные для того, чтобы направить толпу к широкому арочному входу сразу за транспарантом, но сейчас не было ни одного желающего войти. В последнее время вообще было мало желающих. Падение Эбу Дар само по себе уменьшило посещаемость лишь незначительно, стоило только людям понять, что город не будут грабить и им не нужно убегать, спасая свои жизни; но Возвращение, все эти корабли и поселенцы, все это вместе заставило многих попридержать свои монеты для более насущных потребностей. Двое рослых мужчины завернувшись в плащи, сшитые похоже из кусков мешковины, дежурили под транспарантом, охраняя вход от желающих войти бесплатно, но и таких в настоящее время не наблюдалось. Парочка, один с кривым носом над пышными усами, а второй одноглазый, сидя на корточках в грязи играла в кости.

Удивительно, но силач труппы, Петра Анхилл, стоял рядом сложив на груди свои огромные руки, превышающие размерами ногу взрослого мужчины, и наблюдал за игрой конюхов. Ростом он был пониже Мэта, зато вдвое шире в плечах, с трудом втиснутые в плотный синий кафтан, что он накинул по настоянию жены. Петра казался поглощенным игрой, но сам никогда не ставил, даже по мелочи. Он со своей женой Кларин, дрессировщицей собак, экономили каждую монету, которую могли заработать, и чтобы оправдаться, Петра рассказал о гостинице, которую собирается однажды купить. Что еще более удивительно, сбоку от него стояла Кларин закутанная в темный плащ и, очевидно, также как и он была поглощена игрой.

Заметив Мэта и Эгинин, приближающихся рука об руку, Петра осторожно посмотрел через плечо на лагерь, что заставило Мэта нахмуриться. Озирающиеся через плечо люди не предвещают ничего хорошего. Однако пухлое темное лицо Кларин вспыхнуло теплой улыбкой. Подобно большинству женщин в труппе она считала Мэта и Эгинин любовниками. Кривоносый конюх, широкоплечий малый из Тира, назвавшийся Коулом, смотрел искоса, словно задолжал ему пару медяков. Никто кроме Домона не считал Эгинин красавицей, но некоторые дураки принимают дворянские титулы за красоту. Или же деньги, а дворянка должна быть богатой. Некоторые считали, что дворянка, бросившая мужа из-за такого парня как Мэт Коутон, готова бросить и его, прихватив с собой свои деньги. Такую историю Мэт и прочие распространяли среди труппы, чтобы объяснить, почему они должны скрываться от Шончан: жестокий муж и упорхнувшие влюбленные. Подобный рассказ каждый мог прочитать в книге или услышать от менестреля, но многие принимали его за чистую монету, хотя такое редко встречается в реальной жизни. Коул, однако, так не считал. Однажды, один из жонглеров мечами, слишком миловидный, решил было пригласить ее разделить с ним кубок вина в своем фургоне, намекая на большее; никто не испытывал сомнений, что вздумай он настаивать и не избежать ему неприятностей – Эгинин – Лейлвин – уже обнажила свой кинжал, висевший на поясе.

Как только Мэт подошел к силачу, Петра спокойно сказал:

– Тут солдаты Шончан, человек двадцать. Их офицер сейчас разговаривает с Люка.

Он не выглядел напуганным, но от беспокойства на его лбу собрались морщины, а его рука легла на плечо жены, словно защищая ее от опасности. Улыбка Кларин испарилась, и она накрыла его руку своей. Они доверяли рассудительности Люка, до известной степени, и осознавали риск, которому подвергались. Или думали, что осознают. И этот риск, в который они верили, был довольно большой.

– Что им нужно? – Требовательно спросила Эгинин, освободившись от Мэта, прежде чем тот смог открыть рот. Собственно, его ответа никто не ждал.

– Постереги-ка это для меня, – сказал Ноэл, вручая свою удочку и корзину одноглазому, который в ответ вытаращился на него. Выпрямившись, Ноэл запустил скрюченную руку под полу кафтана, где он держал пару длинных кинжала. – Мы сможем добраться до наших лошадей? – спросил он Петру. Силач с сомнением взглянул в его сторону. Мэт оказался не единственным, кто сомневался, в своем ли уме Ноэл.

– Они выглядят так, будто не интересуются какими-либо поисками, – сказала Кларин торопливо, сделав слабый намек на реверанс. Все притворялись, что Мэт и остальные – участники труппы, но немногим удавалось не обращать внимания на то, кем была Эгинин. – Офицер в фургоне Люка уже больше получаса, а солдаты за все это время так и не сдвинулись с места возле своих лошадей.

– Не думаю, что они здесь из-за вас, – добавил Петра с уважением. И тоже, в сторону Эгинин. Почему же он должен вести себя по-другому? Вероятно, практикуется приветствовать дворян в своей гостинице. – Мы просто хотели предупредить вас, чтобы вы не удивлялись и не беспокоились, увидев их. Я уверен, Люка сделает все, чтобы не допустить неприятностей с их стороны.

Несмотря на его уверенный тон, морщинки не исчезли с его лба. Большинство мужей расстроилось бы, узнав, что их жены сбежали, а благородные могли распространить свою ярость и на других. Доставить неприятности странствующему представлению, состоящему из каких-то чужестранцев, было легко, даже если не иметь повода для мести.

– Вам не следует волноваться о том, что кто-либо что-то разболтает, – и, глянув на конюхов, Петра добавил: – Правда, Коул?

Кривоносый кивнул, пристально глядя на кости, которые подбрасывал на ладони. Крупный мужчина, но Петра был крупнее, и ведь силач ломал подковы голыми руками.

– Кто же откажется от шанса как-нибудь плюнуть на сапог дворянина? – пробормотал одноглазый парень, глядя в корзину с рыбой. Был он почти столь же рослым и широкоплечим, как Коул, но все лицо его было в морщинах, а зубов у него было даже меньше, чем у Ноэла. Посмотрев на Эгинин, он склонил голову и добавил: – Прошу прощения, миледи.

– Оставаясь на вашей стороне, все мы получим несколько монет, что куда лучше, чем ничего, особенно сейчас. Правда, Коул? А если кто-нибудь расскажет Шончан с нами со всеми расправятся, повесят так же, как людей Морского Народа. Или отправят очищать каналы на той стороне гавани.

Конюхи делали в труппе всю самую черную работу, начиная с уборки навоза из стойл и чистки клеток, и заканчивая установкой и разборкой парусиновых стен, но он дрожал так, точно перспектива быть повешенным была куда хуже, чем очистка засоренных каналов в Рахаде.

– Разве я похож на болтуна? – сказал Коул, протестующе вскинув руки. – Я только спросил, как долго мы собираемся сидеть здесь, вот и все. И спросил, когда мы увидим хоть одну монету из обещанных денег?

– Мы будем сидеть здесь столько, сколько я сочту нужным, – удивительно, как могла Эгинин не повышая голоса, лишь растягивая свои слова, придать ему холодную твердость клинка, покидающего ножны. – Вы увидите свои деньги, когда мы прибудем в пункт назначения. Для тех, кто служит мне честно, будет и кое-что сверх того. И холодная могила для тех, кто замыслил предательство.

Коул закутался в свой залатанный плащ поглубже и распахнул глаза, стараясь прикинуться то ли возмущенным, то ли невинным как младенец, но выглядело все так, что как только он решит, что она потеряла бдительность, он тут же попытается дотянуться до ее кошелька.

Мэт стиснул зубы. С одной стороны золото, что она так щедро раздавала, было его. У нее были собственные деньги, правда, немного. Но что еще важнее, она снова пыталась взять власть в свои руки. Свет, да если бы не он, она все еще оставалась бы в Эбу Дар, строя планы, как скрыться от Взыскующих Истину, а быть может, уже отвечала бы на их вопросы. Если бы не он, она и не подумала бы задержаться рядом с Эбу Дар, чтобы сбить с толку погоню, и уж тем более не нашла бы такое убежище, как труппа Люка. Но почему здесь солдаты? Шончан послали бы сотни, тысячи, из-за туманного подозрения о местонахождении Туон. Если же они подозревают об Айз Седай… Нет; Петра и Кларин не знали, что помогают скрываться Айз Седай, но они упомянули бы о сул'дам и дамани, а солдаты не будут охотиться на Сестер без них. Он ощупал сквозь кафтан медальон. Он носил его, не снимая, днем и ночью, и он смог бы предупредить его случись что.

Он никогда даже не думал о возможности забрать лошадей, и не только потому, что Коул и десяток подобных ему кинутся к Шончан, прежде чем они скроются из вида. Они не имели ничего против него или Эгинин, – даже жонглер с мечами Руманн, нашедший утешение в объятиях акробатки, по имени Адрия, – но кое-кто не устоит перед искушением, если награда будет немного больше. Во всяком случае, в его голове не было предупреждающего стука катящихся костей. И еще оставались люди в пределах этих парусиновых стен, которых он не смог бы бросить.

– Если они ничего не ищут, то нам нет причин волноваться, – сказал он уверенно. – Но все равно, спасибо за предупреждение, Петра. Я никогда не любил сюрпризов.

Силач отмахнулся, словно желая сказать, что это пустяки, но Эгинин и Кларин посмотрели на Мэта так, словно удивились, обнаружив его здесь. Даже Коул и одноглазый конюх его не замечали. Потребовалось огромное усилие, чтобы снова не заскрипеть зубами.

– Я поброжу вокруг фургона Люка и постараюсь что-нибудь разглядеть. Лейлвин, ты и Ноэл найдете Олвера и останетесь с ним.

Они любили мальчика, его все любили, и это удержит их от желания вцепиться ему в волосы. Один он лучше сумеет все подслушать. А если придется бежать, то Ноэл или Эгинин, возможно, смогут выручить мальчика. Пусть Свет не допустит, чтобы такое случилось! Он видит в этом только бедствие.

– Ладно, думаю, никто не живет вечно, – вздохнул Ноэл, забирая свою удочку и корзину. Чтоб ему сгореть, но этот малый способен заставить даже бодучую козу показаться забавной! Хмурый взгляд Петры стал задумчивей. Кажется, женатые мужчины всегда обеспокоены – еще одна причина для Мэта не спешить с браком. Одноглазый с сожалением проводил взглядом рыбу, которую унес исчезнувший за углом Ноэл. Без своего обычного остроумия он казался другим. Возможно, у него тоже где-то была жена.

Мэт натянул свою шляпу пониже на глаза. Все еще ни следа костей. Он старался не думать о том, сколько раз ему чуть не перерезали горло или раскроили череп без всякого вмешательства костей. Но едва возникнет реальная опасность, они, конечно, окажутся на месте. Ну конечно, как же иначе?

Он не сделал и пары шагов к выходу, как Эгинин нагнала его и обняла за талию. Он притормозил, сердито уставившись на нее. Она сопротивлялась его приказам, как форель борется с рыбаком, но это было уже не просто упрямство.

– Ты думаешь, что ты делаешь? Что если этот офицер узнает тебя?

Это казалось столь же невероятным, как присутствие на представлении Тайлин, но нужно использовать все, что способно заставить ее остаться.

– А почему этот парень должен быть кем-то, кого я знаю? – усмехнулась она. – У меня нет… – ее лицо скривилось на какую-то секунду, – мало друзей по эту сторону океана, и ни одного в Эбу Дар. – Она прикоснулась к кончикам прядей парика на груди. – Все равно, в этом даже родная мать меня не узнает. – К концу фразы ее голос стал мрачным.

Еще немного и он сломал бы зубы, с такой силой он сжал челюсти. Стоять здесь, продолжая убеждать ее не ходить, было совершенно бесполезно; но манера, с которой она глазела на солдат по пути сюда, была все еще свежа в памяти.

– Ни на кого не пялься, – предупредил он ее. – Даже не смотри на них.

– Я – скромная женщина Эбу Дара, – сказала она с вызовом, – ты можешь сам с ними разговаривать.

Она сказала это как предупреждение. О, Свет! Когда женщина не приукрашивает все, то она заставляет вещи выглядеть хуже, чем они есть на самом деле, а Эгинин никогда ничего не приукрашивала. Он определенно рискует лишиться зубов.

Сразу за входом начиналась главная улица труппы, петляющая среди фургонов, похожих на фургоны Лудильщиков, – точно небольшие дома, поставленные на колеса, с оглоблями, поднятыми около сидений возницы, – и большими палатками, размером с небольшой дом. Большая часть фургонов была ярко раскрашена во все возможные оттенки красного, желтого, синего или зеленого, в пестроте расцветки им не уступали многие палатки, а несколько были даже полосатыми. Вдоль улицы тут и там возвышались деревянные платформы для выступления артистов, их выкрашенные основания выглядели немного обшарпанно. Пространство, покрытое грязью и истоптанное тысячами ног, шириной не более тридцати шагов, действительно было главной улицей, одной из нескольких, что проходили через весь лагерь. Слабые струйки дыма, поднимающиеся из жестяных дымоходов, что возвышались над крышами фургонов и некоторых палаток, уносил ветер. Большая часть труппы, наверное, еще завтракала, а то и вовсе не покинула кроватей. Они следовали правилу вставать поздно, – это правило Мэт полностью одобрял, – и никто не собирался мерзнуть на улице, готовя себе завтрак на походном костре. Единственным человеком, что он увидел, оказалась Алудра, которая, высоко закатав рукава своего зеленого платья, что-то старательно растирала бронзовым пестиком в ступке на столе, рядом с ее ярко-синим фургоном, расположенным как раз на углу более узкого переулка.

Увлеченная работой стройная тарабонка не замечала Эгинин и Мэта. А он не смог удержаться, чтобы не взглянуть на нее. С темными спадающими до пояса волосами, заплетенными в тонкие и украшенные бисером косички, Алудра была, быть может, самым необычной из диковин Люка. Он объявлял ее как Иллюминатора, кем она и была на самом деле, в отличие от прочих его чудес и исполнителей, хотя Люка, похоже, в это не верил. Мэту стало интересно, что она делает. И могло ли это взрываться. Она обещала раскрыть ему тайну фейерверка, если он сможет ответить на ее загадку, но пока ему не удалось нащупать решение. Но он обязательно найдет ответ. Так или иначе.

Эгинин ткнула ему под ребра жестким пальцем:

– Предполагается, что мы любовники, о чем ты постоянно мне напоминаешь, – прорычала она ему на ухо. – Кто в это поверит, если ты сам продолжаешь пялиться на эту женщину, словно голодный на хлеб?

Мэт сладко улыбнулся:

– Я всегда смотрю на симпатичных женщин, если ты не заметила.

Теребя свой шарф резче обычного, она униженно заворчала, что его полностью удовлетворило. Ее щепетильность проявлялась время от времени. Эгинин сбежала от прошлой жизни, но оставалась при этом шончанкой, и уже знала о нем больше, чем хотелось бы. И он вовсе не собирался доверять ей все свои секреты. Даже те, о которых он еще не знает.

В самом центре лагеря на самом удобном месте стоял фургон Люка, на максимальном удалении от запаха животных в клетках и лошадей в стойлах, что располагались вдоль парусиновых стен. Фургон был ослепительным даже по сравнению с другими в труппе – красно-синий, он сиял точно прекрасная лакированная коробочка, разрисованная со всех сторон золотыми звездами и кометами. Вокруг всего фургона, под самой крышей, сияли серебром все фазы луны. Даже жестяной дымоход был выкрашен в красно-синие полосы. Лудильщики лопнули бы от зависти. С одной стороны фургона, возле своих лошадей, неподвижно стояли две шеренги шончанских солдат в шлемах, наклонив свои копья с зелеными кистями под одинаковым углом. Один из солдат держал под уздцы вторую лошадь – прекрасного мерина серовато-коричневой масти с сильными задними ногами и крепкими бабками. Сине-зеленые доспехи солдат на фоне фургона Люка казались тусклыми.

Мэт не удивился, увидев, что не он один заинтересовался солдатами. В тридцати шагах от них, в темной потрепанной шапке, прикрывшей обритую голову, возле колеса зеленого фургона Петры и Кларин, на корточках сидел Байл Домон. Собаки Кларин – пестрое собрание малюток – спали под фургоном, собравшись вместе. Полный иллианец притворялся что-то вырезающим, но все чего он добился – это скромная горка щепок у его ног. Мэту хотелось чтобы парень отпустил усы – прикрыть голую верхнюю губу – или же совсем сбрил бороду. Кто-нибудь мог связать иллианца с Эгинин. Блерик Негина, высокий парень, стоявший прислонившись к фургону, словно составляя компанию Домону, без колебаний избавился от шайнарского хохолка, чтобы не привлекать внимания шончан, хотя и он проводил рукой по черной щетине, пробивавшейся на его голове, так же часто, как Эгинин проверяла свой парик. Может, и ему стоит носить шапку.

Для непосвященных, в своих темных куртках с потрепанными обшлагами и в стоптанных сапогах, оба могли сойти за артистов или за конюхов, но только не для самих артистов. Они наблюдали за шончан, старательно пытаясь делать это незаметно, но у Блерика, как и полагается Стражу, получалось лучше. Казалось, что все его внимание сосредоточено на Домоне, если бы не случайный взгляд на солдат, столь же случайный как и любого другого на его месте. Домон же хмурился в сторону шончан, если только не впивался свирепым взглядом в полено в своей руке, словно приказывая ему превратиться в изящную резную фигурку. Парень слишком близко к сердцу принимал свои обязанности со'джин.

Мэт намечал для себя путь, которым можно было бы подобраться поближе к фургону и попытаться подслушать незаметно для солдат, когда в задней части фургона распахнулась дверь и светловолосый офицер спустился вниз по ступенькам, надев на голову шлем с тонким синим пером едва его сапог коснулся земли. Следом показался Люка, в великолепном алом кафтане с золотым шитьем в виде солнечных дисков в окружении лучей, что переливалось всеми цветами радуги когда он двинулся за офицером. У Люка было не меньше двух дюжин кафтанов, по большей части красного сукна, один безвкуснее другого. Хорошо еще, что его фургон был самым просторным в труппе, иначе ему пришлось бы возить их где-нибудь еще.

Не обращая внимания на Люка, придержав меч офицер запрыгнул в седло своего мерина, и пролаял приказ, отправивший солдат в седла и сформировавший колонну по двое, которая медленным шагом тронулась к выходу. Застыв на месте, Люка наблюдал за их отъездом с приклеенной улыбкой на лице, готовый поклониться, если кто-либо из них обернется.

Мэт остался стоять в стороне от дороги с открытым, словно от удивления ртом, и наблюдая, как проезжают мимо солдаты. Ни один из них так и не посмотрел на него – офицер смотрел точно прямо перед собой, его солдаты поступили точно так же – никто не обращает внимания на неотесанную деревенщину, и тем более, не запоминает.

К его удивлению Эгинин изучала землю перед своими туфлями, прижимая свой шарф к подбородку, пока последний всадник не проехал мимо. Подняв голову, чтобы проводить их удаляющиеся спины, она на мгновение скривила губы.

– Кажется, я действительно знаю этого юношу, – сказала она, слегка растягивая слова. – Я доставила его в Фалме на «Бесстрашном». Его слуга умер на полпути и он решил, что может воспользоваться кем-нибудь из моей команды. Я поставила его на место. Можно было подумать, что он действительно Благородный, глядя на тот шум, что он тогда поднял.

– Кровь и проклятый пепел, – выдохнул Мэт. Сколько людей встречалось с ней, что могли бы запомнить ее лицо? Эгинин не будет Эгинин, если их насчитывается меньше сотни. А он позволил ей разгуливать вокруг лишь напялив парик и сменив одежду для маскировки! Скорее с тысячей. Она способна вывести из себя даже камень.

Как бы то ни было, офицер уже уехал. Мэт медленно выдохнул. Его удача действительно все еще при нем. Время от времени, он думал, что лишь это не дает ему расплакаться как ребенку. Он направился к Люка, чтобы разузнать, чего от него хотели Шончан.

Домон и Блерик добрались до Люка одновременно с ним и Эгинин, и угрюмость Домона усилилась, едва он заметил руку Мэта, обнимающую Эгинин за плечи. Иллианец понимал необходимость этого притворства, или только говорил так, но все же весь его вид говорил, что они могли бы обойтись и без объятий. Едва Мэт убрал руку с ее плеч, – тут не перед кем было разыгрывать спектакль; Люка был в курсе их дел, – как Эгинин начала было отодвигаться от него, однако, бросив взгляд на Домона, вместо этого еще крепче обняла Мэта за талию, и все это не меняя выражения лица. Домон продолжал хмурить брови, но теперь уже глядя в землю перед собой. Мэт решил, что Шончан понять куда проще, чем женщин. Или, в данном случае, иллианцев.

– Лошади, – прорычал Люка еще до того, как Мэт остановился. Он окинул всех своим хмурым взглядом, но, в конце концов, сосредоточился на одном Мэте. Немного выше ростом, Люка выпрямился, чтобы смотреть на него сверху вниз. – Вот чего он хотел. Я показал ему нашу охранную грамоту с освобождением от конной лотереи, подписанную самой Верховной Леди Сюрот, но спросите меня, произвело ли это на него впечатление? Для него не имеет значения, что я спас высокопоставленную шончанку. – Женщина не была высокопоставленной, и все что он сделал для нее – просто позволил ей путешествовать вместе с ним в качестве участницы представления, но Люка всегда все преувеличивал с пользой для себя. – Все равно, я не знаю, как долго будет действительно это освобождение. Шончан чрезвычайно нужны лошади. И они могут отобрать их в любой момент! – Его лицо стало почти таким же пунцовым как его кафтан и он постоянно тыкал в Мэта пальцем. – Ты собирался забрать моих лошадей! Как я смогу перевозить свою труппу без лошадей? Ответь мне, если сможешь! Я уже был готов убраться отсюда, едва увидел это безумие в гавани, если бы ты не выкрутил мне руки. А теперь из-за тебя я потеряю голову! Я мог быть уже в сотне миль отсюда, если бы не вы, вломившиеся ко мне среди ночи и заманившие в ловушку с вашими безумными планами! Я не заработал здесь ни пенни. Три дня прошли, а посетителей было так мало, что я смог лишь однажды покормить животных! Полдня! Я должен был уехать месяц назад! Даже раньше! Должен был!

Мэт чуть не рассмеялся, когда Люка стал возмущаться по поводу лошадей. Лошади. Этим было все сказано; просто лошади. Кроме того, предположение, что перегруженные фургоны увезли бы труппу на сто миль за пять дней было столь же смехотворно, как и фургон Люка. Парень мог бы уехать месяц назад, или два, если бы не желание заполучить последний медяк у эбударцев и их завоевателей шончан. Что касается разговора шесть ночей назад, когда они прибыли, то он был спокойным, как падение с кровати.

Но вместо смеха Мэт положил руку на плечо Люка. Парень был тщеславен, как павлин, и жаден к тому же, но не было смысла сердить его еще больше.

– Думаешь, Люка, если бы ты уехал той ночью, то тебя никто бы не заподозрил? Да прежде чем ты отъехал бы на две лиги, шончан уже перетряхивали бы твои фургоны. Можно сказать, я спас тебя от этого. – Люка смотрел на него с возмущением. Некоторые не способны видеть дальше своего носа. – Так или иначе, ты можешь прекратить волноваться – как только вернется из города Том, мы сможем убраться так далеко отсюда, как ты захочешь.

Люка подпрыгнул так внезапно, что Мэт в тревоге отпрянул, но тот только сделал кульбит через голову, хохоча во все горло. Домон вытаращился на него, и даже Блерик смотрел во все глаза. Порой Люка вел себя точь-в-точь как надутый глупый индюк.

Люка только начал свой танец, как Эгинин оттащила Мэта подальше.

– Как только вернется Меррилин? Я приказала никому никуда не уходить! – Ее свирепый взгляд метался в холодной ярости между ним и Люка, холодной, но обжигающей. – Я жду исполнения моих приказов!

Люка неожиданно прекратил прыгать и посмотрел на нее краем глаза, затем внезапно отвесил ей поклон, так размахивая полами, что виден был сразу весь плащ. Можно было разглядеть даже детали вышивки на плаще. Люка полагал, что знает как вести дела с женщинами.

– Прикажите, моя дорогая леди, и я с радостью повинуюсь. – Выпрямившись, он пожал плечами и добавил извиняющимся тоном: – Но у мастера Коутона есть золото, и боюсь, что приказы золота пересиливают ваши.

Набитый золотыми монетами сундук Мэта, стоявший в его фургоне, и был тем инструментом для выкручивания рук, что должен был его убедить. Может, то, что Мэт был та'вереном и помогло, но при наличии достаточного количества золота Люка поможет похитить самого Темного.

Эгинин глубоко вздохнула, готовясь обругать Люка, но тот уже повернулся к ней спиной и взбегал вверх по ступеням, крича внутрь фургона:

– Лателле! Лателле! Мы должны немедленно всех предупредить! Мы наконец отправляемся, ровно через минуту после того, как вернется Меррилин! Хвала Свету!

Спустя мгновение он снова вернулся, стремительно слетев вниз по узким ступенькам, сопровождаемый своей женой, завернувшейся в черный плащ с вышитыми блестками. Женщина со строгим лицом, она сморщила нос при виде Мэта, словно учуяла неприятный запах, и одарила Эгинин взглядом, которым, наверное, заставляла своих ученых медведей залазить на деревья. Лателле не нравилась даже мысль о том, что женщина может убежать от мужа, даже когда она знала, что это ложь. К счастью, она по каким-то причинам доверяла Люка, и любила золото не меньше его. Люка помчался к ближайшему фургону и принялся барабанить в двери, Лателле делала тоже со следующим.

Не дожидаясь развития событий, Мэт поспешно двинулся по одному из боковых переулков. Более узкий чем главная улица, он вился среди таких же фургонов и палаток, плотно закрытых, чтобы не впускать холод, вверху над металлическими дымоходами струился дым. Платформ для исполнителей здесь не было, зато между некоторыми фургонами были натянуты веревки для сушки одежды, а на земле тут и там валялись деревянные игрушки. Эта улица предназначалась только для жилья, а ее узость мешала ходить посторонним.

Он двигался быстро, несмотря на бедро, – боль почти прошла, – но не прошел и десятка шагов как его догнали Эгинин и Домон. Блерик исчез, вероятно, отправился к Сестрам докладывать, что они все еще в безопасности и, наконец, уезжают. Айз Седай изображали обычных напуганных служанок, опасающихся того, что муж их госпожи найдет их, но они были уже по горло сыты своим фургоном, не говоря уже о необходимости делить его с сул'дам. Мэт заставил их держаться вместе, рассудив, что Айз Седай смогут присматривать за сул'дам, в то время как сул'дам будут удерживать Айз Седай за волосы. Так что Мэт был благодарен Блерику за избавление от необходимости наведаться в их фургон снова. То одна, то другая Сестра вызывали его четыре-пять раз за день с тех пор, как они покинули город, и он ходил, когда не мог этого избежать, хотя удовольствие было не из приятных.

На сей раз Эгинин не стала его обнимать. Она пошла рядом с ним, глядя прямо перед собой, и не беспокоясь больше о своем парике. Домон пыхтел позади словно медведь, бормоча что-то про себя с сильным иллианским акцентом. Его видавшая виды шапка съехала на бок, позволяя обнаружить, что темная борода не доходя до ушей внезапно обрывается на щеках, сменяясь короткой щетиной. Это делало его… незавершенным.

– Два капитана на одном корабле – быть беде, – растягивая слова, терпеливо произнесла Эгинин. Понимающая улыбка на ее лице выглядела как шрам.

– А мы не на корабле, – отозвался Мэт.

– Смысл тот же, Коутон! Ты – фермер. Я знаю, что на тебя можно положиться в трудной ситуации. – Эгинин стрельнула темным взглядом через плечо в сторону Домона. Он был тем, кто в прошлом свел ее с Мэтом, когда она решила, что взяла на службу наемника. – Но текущая ситуация нуждается в анализе и опыте. Мы находимся в опасных водах, а у тебя нет опыта управления.

– Даже больше, чем ты можешь себе представить, – ответил он сухо. Он, быть может, и припомнит список всех битв, в которых ему приходилось командовать, но сегодня только историк сможет опознать большую их часть, а может статься не сможет и историк. Он точно не смог бы, если бы кто-то за него их не припоминал. – Разве вам с Домоном не нужно собраться? Вы же не хотите что-нибудь потерять? – Все, что она имела, было уже собрано в фургоне, который она делила с Мэтом и Домоном, – это было не слишком удобное соглашение, – но он ускорил шаги, надеясь, что она поймет намек. Кроме того, он уже заметил цель своего путешествия.

В ярко-синей палатке, втиснутой между ядовито-желтым фургоном и изумрудно-зеленым, места едва хватало, чтобы уместить три кровати, но чтобы найти приют для всех, кого он вытащил из Эбу Дар, нужно было давать взятки одним людям, чтобы уступили им место, и еще больше денег другим, чтобы те приняли первых. Он мог нанять только то жилье, что владельцы желали ему предложить. И по ценам, не уступающим хорошей гостинице. Джуилин, невысокий темнокожий мужчина с короткими черными волосами, поджав ноги сидел на земле перед палаткой вместе с Олвером, маленьким худеньким мальчуганом, уже не столь худым, как в первую встречу с Мэтом, но для своих десяти лет, – как он заявил, – чересчур невысокий. И, не смотря на ветер, без кафтана; они играли в Змей и Лисичек на доске, которую изготовил покойный отец Олвера из куска красной разлинованной ткани. Швыряя кости, Олвер тщательно считал очки и обдумывал свой ход в паутине черных линий и стрелок. Тайренский ловец воров уделял игре куда меньше внимания. При виде Мэта он сел прямо.

Внезапно из-за палатки появился Ноэл, тяжело дыша, словно ему всю дорогу пришлось бежать. Джуилин с удивлением глянул на старика, а Мэт нахмурился. Он сказал Ноэлу идти прямо сюда. Где его носило вместо этого? Ноэл смотрел на него с надеждой, – ни следа чувства вины или замешательства, – с нетерпением ожидая услышать, что скажет Мэт.

– Ты слышал о Шончан? – спросил Джуилин, также переместив внимание на Мэта.

В палатке шевельнулась тень, с одной из лежанок встала темноволосая женщина, завернувшаяся в старый серый плащ, и наклонилась вперед около открытого входа, чтобы дотронуться рукой до руки Джуилина. Окинув осторожным взглядом Мэта. Тера выглядела бы весьма симпатичной, если вам нравится рот, который казался всегда надутым, что, похоже, устраивало Джуилина, который успокаивающе ей улыбнулся и погладил руку. Она была также Аматерой Аэлфдин Кашмир Лоуно, Панархом Тарабона и вторым человеком в государстве после королевы. По крайней мере, когда-то была. Джуилин знал это, и Том тоже, но все же никто и не подумал сказать об этом Мэту, пока они не добрались до стоянки труппы. Он предположил, что это вряд ли имеет значение по сравнению со всем остальным. Она скорее откликалась на Теру, чем на Аматеру, ничего не требовала, за исключением времени Джуилина, и было мало шансов, что здесь кто-либо ее опознает. В любом случае, Мэт надеялся, что она испытывает не только чувство благодарности за свое спасение, поскольку Джуилин, судя по всему, был к ней не равнодушен. Кто назовет причины, почему низложенный Панарх не может влюбиться в ловца воров? Странные вещи случаются в жизни. Хотя он не был уверен, что сможет на вскидку назвать хоть одну.

– Они просто хотели взглянуть на грамоту, выданную на лошадей Люка, – сказал он, и Джуилин кивнул, явно немного расслабившись.

– К счастью, они не стали считать лошадей у коновязей, – в грамоту было внесено точное число лошадей, которых разрешалось держать Люка. Шончан могли быть щедры на награды, но никому не собирались выдавать разрешение на торговлю лошадьми, в то время как сами постоянно нуждались в лошадях и исправных фургонах: – В лучшем случае они забрали бы всех лишних, ну а в худшем… – Ловец воров пожал плечами. Еще один оптимист.

Внезапно Тера выпучила глаза и подхватив плащ бросилась вглубь палатки. Джуилин взглянул Мэту за спину, и взгляд его стал жестким, отчего тайренца можно было принять за Стража, когда тот готов действовать. Эгинин, похоже, не понимала намеков, сверля взглядом палатку. Домон стоял возле нее, скрестив руки на груди, и выражая всем видом терпение или задумчивость.

– Собирай палатку, Сандар, – приказала Эгинин. – Как только вернется Меррилин труппа отбывает. – Она сжала челюсти и едва не впилась сердитым взглядом в Мэта. Почти не впилась. – Убедись, что твоя… женщина… не доставит нам неприятностей. – Еще недавно Тера была служанкой, да'ковале, собственностью Верховной Леди Сюрот, пока ее не выкрал Джуилин. Для Эгинин кража да'ковале была почти столь же тяжким преступлением, что и освобождение дамани.

– Можно я поеду верхом на Ветерке? – воскликнул Олвер, вскакивая на ноги. – А, Мэт? Можно, да? Лейлвин? – Эгинин почти улыбнулась ему. Мэт еще ни разу не видел чтобы она кому-нибудь улыбалась, даже Домону.

– Не сейчас, – сказал Мэт. Только когда они будут достаточно далеко от Эбу Дар, где никто не сможет припомнить паренька на сером жеребце, который выигрывал все скачки. – Возможно, через пару дней. Джуилин, ты предупредишь остальных? Блерик уже знает, так что о Сестрах позаботились.

Джуилин не стал тратить время зря, только заглянул в палатку успокоить Теру. Она, похоже, нуждалась в частом утешении. Когда он вышел, неся поношенный темный тайренский кафтан, то сказал Олверу собирать игру и помогать Тере, пока он не вернется, затем надел свою красную коническую шляпу и натянул кафтан. Он ни разу даже не взглянул в сторону Эгинин. Она считала его вором, самозванным Ловцом Воров, тайренец ее тоже недолюбливал.

Мэт принялся было расспрашивать Ноэла о том, где тот был, но старик проворно бросился за Джуилином, крича через плечо, что он поможет оповестить остальных о том, что труппа уезжает. Ладно, двое смогут предупредить всех быстрее, чем один – Ванин и четверо выживших «красноруких» делили переполненную палатку на одном конце лагеря, в то время как на противоположном Ноэл делил свою с Томом и двумя слугами – Лопином и Неримом, – ну а вопросы могут и подождать. Вероятно, он просто задержался, чтобы припрятать свою драгоценную рыбу. Так или иначе, этот вопрос внезапно показался незначительным.

Лагерь заполнил шум от криков людей, отдающих распоряжения конюхам привести лошадей для их фургона, постоянных вопросов о том, что случилось, задаваемых высунувшимися из окон и дверей артистами. Адрия, хрупкая женщина, пронеслась мимо, придерживая зеленое в цветочек платье, и исчезла в желтом фургоне, где жили остальные четверо акробатов. В зеленом фургоне кто-то хрипло ревел, что «люди пытаются спать». Горстка детей участников труппы, некоторые из которых уже участвовали в выступлениях, разбежалась в разные стороны, Олвер собирал свою игру. Это было его самым дорогим сокровищем, и из-за нее он явно закончит сборы позже остальных. Пройдет какое-то время, прежде чем труппа будет готова отправляться в путь, но не поэтому застонал Мэт. Он только что услышал, как в его голове вновь покатились эти проклятые кости.