50. Гордость

Злата (наши четыре) играла у меня в кабинете и уронила портрет дедушки. Приходит с портретом в руках к маме.

– Как его фамилия? – спрашивает Злата. – Так на меня похож!

Фотографию с турником я нашел в сети. Случайно. Черно-белый любительский снимок. Лето, солнце, высокая трава, как будто чья-то дача, сарай на заднем плане. Покосившийся турник, а на нем висит, уцепившись ручками, годовалый малыш в белых трусах – и словно подтягивается, как большой. А на него снизу вверх, улыбаясь и щурясь от солнца, смотрит молодой, поджарый отец. И видно, что отец в любой момент готов подхватить сына и гордится им, а сыну нравится висеть так. И что они счастливы здесь и сейчас, на этом черно-белом отпечатке одного дня и одной минуты. Одной секунды.

Алабама 50-х, чей-то семейный архив. Я бы назвал снимок «Родная кровь». Или «Гордость».

Не очень-то мы отличаемся от американцев, если подумать.

Мой отец умер в 2015-м. Злата видела дедушку два раза, когда была еще совсем маленькой.

Но до сих пор его помнит. Не в лицо, а по ощущениям.

– Помнишь, к нам дедушка приезжал? – говорит Злата. – Он еще со мной играл?

Это было так неожиданно, что мне стало не по себе.

– Да, помню.

– А давай он опять приедет? Будет со мной играть, – смотрит на меня, удивленная молчанием. – Давай, папа, да?

А у меня комок в горле. Эх, Злата, если бы это было возможно…