Тувессон, Лилья, Утес и Муландер стояли вокруг стола, уставившись в вечернюю газету «Квельспостен», на первой полосе которой был помещен снимок искореженной машины, кверху дном лежавшей на трассе Е6.

– И почему мы об этом не знали? – спросила Тувессон, думая, может ли она разрешить себе послать Флориана за сигаретами.

– По словам дежурной части, к ним поступила информация об аварии и ничего больше, – сказал Утес.

– И никто не отреагировал на то, что она училась в том самом классе? – удивилась Лилья.

– Это не они должны проверять такие сведения, а мы. А поскольку мы даже не знали, что она мертва…

– Как «Квельспостен» разнюхала об этом? – спросил Муландер и принялся листать газету.

– Или он сам сообщил им, или они просто делали свое дело и сложили два и два, – предположила Лилья.

– Но пока мы не знаем наверняка, была это авария или нет, – сказала Тувессон. – Машина следует сюда, так что посмотрим, что найдет Муландер. Но до этого предлагаю считать, что за всем этим стоит преступник.

– Ты хочешь сказать, что вчера он совершил два убийства? – спросил Утес. – Да еще какие убийства. Понятия не имею, что произошло на трассе Е6, но в библиотеке наверняка было непросто. Только заманить ее в зал так, чтобы никто не заметил, а потом сам ритуал, который…

Утес запнулся и покачал головой.

– Какое хладнокровие.

– Что мы знаем? Может быть, Риск прав, и это два разных человека, – сказала Тувессон.

– Подожди. Давайте попытаемся рассуждать логически, – слово взял Муландер. – Об аварии мы знаем точно только то, что она произошла вчера вечером в 17:38 на трассе Е6. Был ли преступник на месте или установил что-то в машине, покажет мое расследование. Что касается библиотеки, Коса уже определил время наступления смерти?

– Между тремя и пятью вечера, – сказала Тувессон.

– Понятно. Положим, он разрезал ее примерно в час – в половине второго, а спустя час-полтора она умерла. У него было много времени, чтобы успеть сделать что-то еще.

– Как бы то ни было, мы можем констатировать, что он опять взялся за свое. И даже перевыполнил норму, – сказала Тувессон. – Давайте сравним с Йоргеном и Гленном. В чем, например, виновата Эльза Халлин?

– По словам одной из ее коллег, у нее был острый язык, – ответила Лилья.

– Так, значит, она тоже занималась травлей, только словесной? Во всяком случае, это соотносится с вырезанным языком. – Тувессон повернулась к Утесу. – Никто в классе не упоминал это?

– Нет, не так буквально, – Утес листал свои документы. – О ней только сказали, что она задирала нос.

– А кто это сказал?

– Камилла Линден.

Тувессон вздохнула.

– Понятно. А что говорила о ней Эльза Халлин?

– Только то, что она обычно стояла и смотрела, как Йорген и Гленн издеваются над Клаесом.

– Но к аварии это не имеет отношения.

– Нет, по крайней мере, на данный момент.

– От Сета Корхедена по-прежнему ничего? – спросила Тувессон и посмотрела, остался ли еще кофе в термосе.

– Нет, – ответила Лилья. – Но мне подтвердили, что 15 июня он сел на самолет до Памплоны, а сегодня вечером должен вылететь домой из Сантьяго-де-Компостелы.

– Может быть, он проделал путь святого Иакова? – предположил Утес.

– Или создал видимость, – отозвался Муландер. – Он мог с тем же успехом вернуться обратно на машине.

– Что он там написал в шкафчике? – спросила Тувессон.

– «Никто меня не видит. Никто меня не слышит. Никто даже не издевается надо мной».

– Никто даже не издевается надо мной. Соответствует теории Риска о мхе. – Тувессон остановилась и посмотрела коллегам в глаза. – Так преступник воспринимает самого себя – в тени Клаеса Мельвика, над которым хотя бы издевались.

– Да, с ним так и хочется поменяться, – заметил Утес.

– Нам легко говорить. Вопрос только, что на самом деле хуже? Когда над тобой издеваются или когда тебя полностью игнорируют и относятся к тебе как к воздуху?

– Ты хочешь сказать, что как раз это он и хочет изменить? – спросила Лилья.

– Именно. В этом все и дело. Он хочет стать кем-то. С кем надо считаться. Кого нельзя игнорировать. Кого никто никогда не сможет опять забыть.

– Но тогда он должен назваться, – сказал Утес. – Какой смысл быть известным, когда никто не знает, кто ты?

– Зависит от того, какая ему нужна известность, – заметил Муландер. – Предположим, мы или он сам уже сейчас назовем его имя. Конечно, это будет во всех заголовках. Но через несколько лет все наверняка уляжется и забудется, и когда он отсидит свой срок, никто больше не будет знать, кто он. Поэтому ему надо продолжать делать свое дело.

– Именно, – кивнула Тувессон. – Он творит миф о самом себе. Показывает всем, какой он хитроумный и непобедимый, что даже полиция никак не может его остановить.

– Получается, он лишает жизни своих бывших одноклассников, чтобы самому стать бессмертным, – сказала Лилья. Остальные кивнули. – И скольких ему надо убить, чтобы ему это удалось?

– Тебе нужно знать количество? – спросила Тувессон.

– Да. Сколько должно умереть, чтобы он пробился сквозь фоновый шум и его никогда не забыли?

– Вспомни школу «Колумбайн», – привел пример Муландер. – Тогда погибли двенадцать учеников и один учитель. Мы до сих пор это помним.

– Ты хочешь сказать, что он должен дойти до тринадцати человек?

Муландер покачал головой.

– К сожалению, думаю, теперь этого не хватит. В Колумбайне произошло первое массовое убийство в школе. Все последующие убийства такого рода забылись меньше, чем через полгода. И даже если этот преступник не имеет себе равных по части способов убийства, он, тем не менее, просто еще один серийный убийца, а таких мы уже видели. Другое дело, если он дойдет до восемнадцати-двадцати человек.

– Это же целый класс.

Муландер кивнул, и за столом воцарилась тишина.

– Вижу, что настроение у всех на высоте.

Все повернулись и увидели в дверях Фабиана Риска. Он стоял слегка наклонившись вперед и опираясь одной рукой на о дверной косяк.

– Фабиан? Что ты здесь делаешь? И где твое полицейское прикрытие? – Тувессон подошла к Фабиану, но он предупреждающе поднял руку.

– Я знаю, кто это. – Он вошел в комнату и осмотрел распечатанные граффити, украшающие стены. – Ой, здесь кто-то потрудился.

– Фабиан, что ты…

– Я нашел его. Вот он. Смотрите, – Фабиан подошел к доске, где висела увеличенная фотография класса, и ткнул указательным пальцем прямо над Клаесом. – Он был здесь все время. Прямо перед нашими глазами.

Тувессон и остальные окружили Фабиана и принялись разглядывать фото.

– Это же Клаес, – Утес обернулся к Фабиану, – Фабиан, Клаес мертв.

– Нет, не Клаес, а тот, кто стоит прямо за ним. Вот волосы этого парня.

– Дайте-ка посмотреть, – сказал Муландер и протиснулся вперед с лупой. Он изучил фото, а потом повернулся к остальным и кивнул. – Он прав.

– К сожалению, его имя не подписано, – сказал Фабиан.

– Пожалуй, тут нет ничего удивительного, – заметила Лилья. – Его без сомнения легко пропустить.

– Но в таком случае он должен быть в списке отсутствующих, – предположил Утес.

– Да, пожалуй.

– Но с точки зрения логики, – подхватил Муландер, – он ведь явно был там, и поэтому не значился отсутствующим.

– Понятно, иными словами он должен быть в каком-нибудь альбоме других классов, – сказала Тувессон, и Фабиан кивнул.

– Именно поэтому я сейчас здесь, – Фабиан повернулся к Утесу, который развел руками.

– Все, с кем мы связывались, обещали искать, но пока никто ничего не нашел.

– Может быть, его имя по ошибке попало куда-то в другое место? – сказала Лилья и принялась листать альбом.

– Со мной один раз так было, или, точнее, со всем нашим классом, – сказал Утес. – По-моему, мы тогда учились в пятом классе. Наши имена перепутали с именами третьеклассников. Меня вдруг стали звать Рагнаром Блумом, и до окончания средней школы дразнили Цветочком, – со смехом продолжил Утес. – Другого парня обозвали Гретой и стали дразнить Конфетой.

– Фабиан, что с тобой? – прервала рассказ Тувессон.

Она подхватила Фабиана, который терял равновесие и, похоже, мог в любой момент упасть в обморок. На выручку пришел Муландер, и вместе они усадили его на стул.

Фабиан почувствовал, как на него наваливается усталость, а вслед за ней холодный пот и дурнота.

– Все нормально… Дайте только немного воды, все нормально…

Тувессон поставила на стол перед ним большой стакан воды.

– Совсем не нормально. Ты ранен и должен быть в больнице. Врач сказал, что ты должен лежать по крайней мере до послезавтра.

– Мне надо домой… Тео, мой сын. Он совсем один… – Фабиан взял стакан и стал пить, чувствуя, как вода разливается по телу живительной влагой. – В больнице они не давали мне работать, так что выбора у меня нет.

Тувессон дождалась, когда он все выпьет, села рядом с ним и посмотрела ему в глаза.

– Фабиан, а теперь выслушай меня. С этим делом работаем мы. Мы, а не ты. Понятно?

– Мне надо только связаться со школой и узнать его имя.

– Ничего тебе не надо, Фабиан. Ты отстранен. Ты больше не занимаешься этим расследованием. Ты в отпуске, и к тому же на больничном. Ты должен думать только об отдыхе, а мы уж как-нибудь узнаем его имя. Это вряд ли так трудно. Нам известно, в каком классе он учился, и где-то он точно значится. Важно, чтобы ты следовал предписаниям врачей. К тому же существует угроза в отношении тебя и твоих одноклассников. Поэтому я хочу, чтобы ты вернулся обратно…

– 349? Это номер шкафчика? – Фабиан показал на записку рядом с фото.

Фото изображало стертое граффити на внутренней стороне шкафчика. Утес кивнул.

– Фабиан, ты слышишь, что я говорю?

– Мы думаем, что это написал преступник, – сказал Муландер.

Фабиан взял фото и попытался разобрать текст.

– Никто меня не видит. Никто меня не слышит. Никто даже не издевается надо мной. Ч.Н., – произнес Муландер.

Фабиан встретился с ним взглядом.

– Ч.Н.?

– Человек-невидимка. Так он подписался в других местах.

– Человек-невидимка, который больше не хочет оставаться невидимым. Он хочет явиться и стать видимым.

Тувессон кивнула.

– Мы думаем, что он не раскроет свое имя, пока не убьет достаточно много людей.

– А достаточно много – это сколько? Весь класс?

– Этого я и боюсь.

Тувессон была права. Чтобы тебя помнили, не хватит нескольких изощренных убийств. Уставшей от СМИ общественности нужны как минимум двузначные цифры.

Тогда почему бы не выбить, как в боулинге, все кегли и не уничтожить весь класс, раз уж все равно начал? Ведь каждый, так или иначе, виноват, что преступник сделался невидимкой. Именно по этой причине Фабиан не может лечь в постель и ждать, когда Утес и компания выполнят свою работу. Если он ничего не будет делать, все быстро закончится.

Он встал, почувствовав прилив энергии. У него возникла идея.

– Фабиан, а теперь позволь нам самим заниматься этим делом.

– Хорошо, – с этими словами он вышел из комнаты для совещаний.

Идея не могла ждать.

Тувессон подошла к увеличенному снимку класса и внимательно посмотрела на волосы за Клаесом Мельвиком. Волосы мальчика, которого никто не помнит. Теперь им нужно только одно: его имя.

Одно только имя.

Если они узнают имя, остальное возникнет само, как последние слова в кроссворде. Скоро они приступят к заключительному этапу, и поэтому крайне важно делать все надлежащим образом. Следовать правилам. Пропущенный параграф. Отсутствие подписи на документе. Неопровержимое доказательство, полученное неправильным образом. Все может послужить препятствием в предстоящем процессе, и вследствие этого преступник выйдет на свободу еще до того, как они успеют взять свои отгулы.

У Риска так уже было. И она это знала. В ходе одного расследования в Стокгольме, не менее громкого, чем это. Риск не знал, что она знает, а она не собиралась затрагивать эту тему.

– Хорошо. Ирен и Утес, прошу вас опять связаться со всеми одноклассниками. Надеюсь, его кто-то вспомнит и назовет имя. И не забудьте еще раз сказать им, чтобы они поискали другие школьные альбомы.

– А как мы поступим с полицейским прикрытием? – спросил Утес. – Ты говорила с Мальме?

– Нет, не успела. Сделаю это прямо сейчас.

Лилья и Утес молча кивнули и пошли к выходу. Тувессон достала мобильный, набрала номер и посмотрела на Муландера, который не спешил уходить. – А ты можешь начать заниматься этой разбитой машиной, чтобы понять, что на самом деле случилось с Линден.

Муландер кивнул и собрался было идти, но опять обернулся:

– Кстати… Как там поездка с Ингелой Плухгед?

– Да, точно, ведь это было сегодня. – Она позвала Лилью и Утеса. – Извините, я совершенно забыла одну вещь. Сегодня в первой половине дня я возила Плугхед.

– Ну и как? – спросила Лилья.

– Честно говоря, сама не знаю. Я подвезла ее к теплоходу, и она смогла только вспомнить, что ее забрал мужчина в синей машине.

– Синей? – переспросил Утес. – А она не помнит марку? Была ли машина старой или новой?

– Нет, только цвет.

– У кого только нет синих машин, – заметил Муландер.

– Твоя ведь тоже синяя? – Лилья повернулась к Муландеру, который кивнул и пожал плечами.

– И это все, что ты выяснила?

– Да, потом мы поехали в парк, и там ничего не произошло, кроме того, что я вся обливалась потом, когда везла инвалидную коляску по гравию… Но по дороге домой… – Тувессон замолчала, подошла к окну и посмотрела на город. – Мне пришлось съехать на обочину и остановиться. Ингвар, как раз когда ты позвонил и рассказал о камере, которую нашел в Седеросене… мы припарковались совсем рядом с железной дорогой, и как только появился поезд… – Она опять замолчала.

– И что? – спросила Лилья.

– Не знаю. У нее словно помутился рассудок и случился приступ паники. Она махала руками и кричала, чтобы я уезжала. Я пыталась успокоить ее и установить контакт, но это было невозможно. – Тувессон повернулась к остальным и пожала плечами.

– Может быть, звук поезда вернул ей память? – предположил Утес.

– А если он надругался над ней в поезде? – спросила Лилья.

– Нет, это слишком сложно. Но, может, рядом с железной дорогой?

– Но разве во время операции она не была накачана наркотиками и без сознания? – спросил Муландер.

– А если она зафиксировала звук в подсознании? – сказал Утес.

Муландер фыркнул и покачал головой.

– А что? Эти поезда грохочут что надо, – продолжал Утес. – Я обычно собираю грибы недалеко от железной дороги к югу от Рамлесы, и когда поезда идут мимо, хоть уши затыкай.

– Ладно, но если позволите, мне кажется, мы идем не тем путем, – вмешался Муландер.

– Это почему? – удивилась Тувессон.

– Совсем необязательно, что она отреагировала на звук. Это с тем же успехом могла быть реакция на то, что ее заперли в машине.

– Конечно, ты совершенно прав. Но учитывая сложность самого вмешательства, скорее всего преступник привез ее в такое место, где ему с большой вероятностью не могли помешать.

Лилья и Утес кивнули. Муландер пожал плечами.

– Что-то вроде отдельно стоящего дома без соседей, – продолжила Тувессон.

– Или какого-нибудь рабочего помещения, – сказал Утес.

– Рядом с рельсами, – заключила Лилья.

Тувессон задумчиво кивнула.

– Да, почему бы и нет? Я, наверное, поеду осмотрю места вокруг источника Рамлеса Брунн. Терять нам нечего.

– Кроме времени. Не знаю, как вы, но, по-моему, в нашей ситуации это дефицитный товар, – сказал Муландер и вышел из комнаты.

Лилья посмотрела ему вслед и повернулась к остальным.

– Что это с ним? Весь такой хмурый и недовольный.

– Он просто устал, – сказала Тувессон. – А кто нет?

– Думаю, он хмурый из-за того, что все идет не по его сценарию, – возразил Утес.

Тут зазвонил телефон Тувессон.

– Говорит Астрид Тувессон. Да, это так… Что? Самоубийство? Что вы такое… – Она повернулась к Лилье и Утесу. – Но я не понимаю. Как? И где?