Он услышал едва уловимое тиканье, которое, как он теперь усвоил, предшествовало жужжанию – самому моменту поворота. Первые разы, осознав, что происходит, он напрягал шейные мускулы и изо всех сил пытался сопротивляться. Но теперь он понял, что самое лучшее – расслабляться и по возможности двигаться в такт.

Шея уже несколько раз трещала, и он выдержал гораздо больше, чем смел надеяться. Но теперь все должно скоро кончиться. Максимум еще четыре жужжания. Он вычислил, что паузы между жужжаниями длились чуть больше трех минут, и что каждое пятое жужжание было немного сильнее, а следующий за ним поворот – на несколько градусов больше. Еще один такой поворот он не переживет.

На экране перед ним появился новый снимок его сына.

Теодор с закрытыми глазами лежал на полу в своей комнате в доме, куда они переехали всего лишь неделю назад. Он узнал полосатый ковер, который они купили в ИКЕА несколько лет назад. Теодор хотел черный, но Соня настояла на ковре с разноцветными полосками. Теперь Теодор лежал на этом ковре, раскинув руки, как Иисус на кресте. Вероятно, потому что его усыпили.

И тут он понял.

Сын не покидал дома. Он все время находился в нем. Нельзя за секунду вынести тело более или менее взрослого человека, не рискуя, что это не увидят соседи или проходящие мимо люди и не начнут интересоваться. Почему он не подумал об этом раньше? Звуки, которые он слышал в подвале, издавала не соседка, а Теодор.

Он лежал запертый в печи, о которой как-то упоминала Соня. Оттуда он пытался докричаться до своего отца. Но отец его не слышал. Или нет, слышал, но не придал значения. Его мысли были заняты другим.

Совершенно другим.

И тут опять раздалось едва уловимое тиканье.

Скоро останется только три жужжания.

– Там. Видишь? – Муландер показал на плинтус.

Лилья проследила за тем, куда указывала его рука, но не увидела ничего примечательного.

– Вижу. Выкрашенный в коричневый цвет плинтус.

– А над ним?

– Провод.

– Именно. Он как будто тоже выкрашен в коричневый цвет и проведен в шкаф, так?

Лилья кивнула.

– Но для чего? – продолжил Муландер, открыв шкаф с одеждой бежевого цвета. – Здесь нет ни лампы, ни чего-либо другого.

– Может быть, он идет дальше к кровати?

Муландер покачал головой:

– Нет, он исчезает где-то за шкафом. Пойдем, попробуем его отодвинуть.

Они взялись каждый со своей стороны и попытались отодвинуть шкаф от стены, но его нельзя было сдвинуть с места.

– Наверное, он прикреплен и к стене, и к полу, – сказал Муландер, пытаясь заглянуть за шкаф.

Тем временем Лилья перебирала бежевую одежду. Что-то ее зацепило. Она не знала, что именно, но теперь, снова оказавшись здесь, поняла, что точно такое же ощущение возникло у нее и в первый раз. Невыразительные бежевые вещи, но дело было не в этом. Две пары вельветовых брюк, три пары брюк-чинос, несколько рубашек и свитеров. Но только когда в манжете одной рубашки она нашла маленький полиэтиленовый пакетик с двумя запасными пуговицами, до нее дошло, в чем дело. Она посмотрела вниз на Муландера, который лежал на животе и светил карманным фонариком под шкафом.

– Послушай, одежда совершенно неношеная.

– И что?

– Абсолютно вся. Эти вещи ни разу не надевали, и они висят здесь только для видимости.

Она отодвинула вещи в сторону и ощупала руками заднюю стенку шкафа, но никакой щели не обнаружила.

Муландер подошел к Лилье и посветил фонариком по краям. Вскоре он убедился, что щель есть. Очень маленькая, но есть. Они вместе вынули из шкафа всю одежду и попытались надавить на заднюю стенку. Но та не поддавалась. Муландер принялся стучать в разных местах, но везде раздавался один и тот же глухой звук.

– Здесь должен быть какой-то пульт, – предположил Муландер, вылез из гардероба и осмотрелся.

– Попробуй перерезать провод.

Муландер кивнул и перерезал провод кусачками.

Лилья осталась стоять в шкафу, приложив ухо к задней стенке, и сразу почувствовала в воздухе шевеление. Слабую тягу. Муландер присоединился к ней, и вместе им удалось сместить заднюю стенку вглубь сантиметров на десять, а потом отодвинуть ее в сторону, как раздвижную дверь. Перед ними зажегся ряд лампочек накаливания, осветивших деревянную лестницу, которая, похоже, вела прямо под землю.

Фабиан пытался отвлечься и подумать о чем-то другом. О чем он только ни пытался думать. О Соне и Матильде и о том, чем они сейчас занимаются – бодрствуют или уже легли спать.

Он попытался подумать о Стокгольме с его суровыми зимами, особенно последней. Об отпуске в Таиланде три года назад и о новом доме. Но ничего не помогало. Он мог думать только о боли. Боль поглотила все и требовала полного внимания.

И тут он услышал тихое тиканье, которое ждал три минуты, и через секунду раздалось жужжание. Четвертое и последнее перед пятым сильным треском, которое поставит точку страданиям. Три минуты.

Три длинных минуты.

Лилья и Муландер спустились вниз по крутой деревянной лестнице, сняв пистолеты с предохранителей. Внизу у них моментально пропало ощущение, что они в подземелье. Они словно оказались в космическом корабле 60-х годов. Потолок осветился слабым светом, и они увидели, что находятся в узком трубообразном коридоре, который под легким уклоном шел вниз и был покрыт пушистым красным ковром. Рядом стояла калошница с парой домашних тапочек, а на крюке висел белый халат.

Полицейские пригнулись, чтобы не удариться головами о потолок, и двинулись вперед по трубе, которая через несколько метров разделилась на два коридора, оба примерно пять метров длиной. В коридорах стены были прямые, и можно было встать в полный рост. По обеим сторонам каждого коридора было по две двери. Всего восемь дверей.

– Иди налево, а я пойду направо, – сказал Муландер и открыл первую дверь с правой стороны.

Дверь вела в выкрашенную в красный цвет комнату с мигающими диодами на потолке и спортивными снарядами на полу. Из нескольких встроенных динамиков лилась фоновая музыка.

Лилья открыла первую дверь со своей стороны и вошла в комнату, где обнаружилось множество аккуратно развешенной одежды. В одном углу находился туалетный столик с зеркалом с подсветкой, а на полке стояло несколько голов манекенов, на которые были надеты самые разные парики. Здесь было что осматривать, но детали пусть подождут. Она вернулась в коридор.

Муландер оглядел комнату, похожую на маленькую квартиру с заправленной кроватью и ночным столиком в одном конце и маленькой диванной группой и телевизором в другом. Стены были обиты обоями с классическим рисунком ар-деко, а всю стену занимал книжный стеллаж, заставленный книгами и виниловыми пластинками. В комнате было еще две двери. Одна видимая, которая вела в ванную, и еще одна, спрятанная в узорчатые обои. Если бы не вытоптанное ковровое покрытие, Муландер никогда бы не обратил на нее внимания.

Он сунул палец в маленькое отверстие и отодвинул дверь в сторону. Его обдало теплом соседнего помещения, а когда он увидел тысячи и тысячи мелькающих в темноте диодов, прекрасно понял, что обнаружил.

Лилья повернула дверной замок, но дверь была заперта. Она отошла назад, разбежалась, насколько позволяло место в коридоре, и изо всех сил ударила дверь ногой. Потом еще раз. Но дверь не поддавалась. И только выстрелив несколько раз по замку, смогла выбить дверь. Ее встретила плотная тишина. Лилья пыталась нащупать на стене выключатель, не сразу поняв, что за дверью висят три тяжелые портьеры. Она отодвинула портьеры, одну за другой, и обвела взглядом полукруглую комнату, одновременно направив пистолет на мужчину, который сидел к ней спиной на стуле, напоминающем старое стоматологическое кресло.

Она крикнула ему, чтобы он медленно встал и поднял руки над головой. Но никакой реакции не последовало. Мужчина был или мертв, или по какой-то причине неспособен ответить. Лилья обошла стул и увидела, что это Фабиан Риск. Отчасти она волновалась из-за того, что он может быть в опасности. А отчасти – из-за того, что он стоит за всем этим. Но она была совершенно не готова увидеть то, что увидела. Его голова была зажата между двумя пластинами и так сильно свернута набок, что от одного вида ее чуть не вырвало.

Положив руку на его вытянутую шею, Ирен убедилась, что у него еще прощупывается пульс. Вероятно, от боли он потерял сознание. Она изо всех сил стала звать Муландера, но прекратила, как только почувствовала, что пластины, сжимающие голову Фабиана, начали слабо вибрировать. Чем бы ни было это странное приспособление, оно вот-вот свернет ему шею.

Ирен засунула пистолет за пояс и стала хватать все подряд, пытаясь помешать вращению. Одной ногой она уперлась в подлокотник кресла. Но ничего сделать ей не удалось, и она явственно ощущала, что кресло продолжает вращаться. От злости она хотела ударить по конструкции, но побоялась принести больше вреда, чем пользы.

Благодаря ее усилиям или по какой-то другой причине, но внезапно жужжание смолкло, весь свет погас, и она легко смогла вернуть всю конструкцию на место. В кромешной тьме дрожащими кончиками пальцев она нащупывала пульс у Фабиана. Ей казалось, что она тонет в потоке вопросов, которые хочет задать.

Сводчатая стена осветилась карманным фонариком, и вскоре она услышала голос Муландера:

– Думаю, я нашел блок предохранителей.