Сергиев Посад

Книга: О жизни схиархимандрита Виталия. Воспоминания духовных чад. Письма. Поучения

В конце 1970-х годов у отца Виталия обострилась его желудочная болезнь. «Что такое язва? — как-то признался он, — это как сноп игл вонзается». Но он никогда не жаловался и как всегда говорил: «Я здрав». А сам, бывало, чтобы не закричать от боли, бегал вприпрыжку по двору, как бы юродствуя, и делал вид, что ему очень весело… Так боялся он огорчить близких. Только по цвету лица можно было определить, как ему плохо и какую боль он переносил. Сила Божественной благодати, в которой он пребывал, помогала ему терпеть и превозмогать физические страдания. Он по-прежнему оставался радостным, мирным, отзывчивым на чужую боль. И если бы не настояния матушки Марии и многочисленных чад, желавших его выздоровления, он не стал бы и лечиться.

Было решено ехать на лечение в Россию. В мае 1979 года отец Виталий прибыл в Свято-Троице-Сергиеву Лавру под благословение Преподобного Сергия. Знавший его по Тбилиси преподаватель Московских Духовных школ архимандрит Иннокентий предложил ему поселиться в своем доме на Бульварной улице, расположенной вдоль светлой березовой аллеи. Здесь, в старом уголке Сергиева Посада, отец Виталий около двух лет находил домашнее тепло, заботу о своем здоровье и необходимый медицинский уход.

И опять отец Виталий мучился от сознания того, что недостоин такой любви и внимания. Ухаживающей за ним медсестре при первой встрече он представился так: «Вот сидит раб Божий недостойный, а ведь он схимник». Если кто-то приносил ему фрукты, он говорил: «Кому это все принесли? Он тут спит себе, валяется на кровати с боку на бок, а ему несут такие дары небесные».

Когда мать Мария ходила звонить в Тбилиси владыке Зиновию, отец Виталий сокрушался: «Нет бы сказать Владыке: "Владыка святый, он валяется весь день на кровати, ест, аки поросенок, все что хочет". Владыка бы успокоился и порадовался за меня. А она идет сейчас к нему и рассказывает, что я плохо ем, плохо себя чувствую, и Владыку этим огорчает. Владыка не знает как мне помочь, переживает; а у него у самого столько дел, он такую епархию возглавляет и столько у него духовных чад, а он еще обо мне думает».

Приходили врачи, обследовали, назначали лечение, но улучшения не наступало. Нужна была операция.

Клавдия Павловна Грачева, хирург:

«Медсестра нашего отделения Раиса Александровна, которая часто бывала в Лавре, попросила меня однажды приехать в Сергиев Посад посмотреть одного больного монаха.

За мной в институт приехал отец Иннокентий и повез на машине в свой дом на Бульварной улице. Когда мы поднялись в светелку небольшого деревянного дома, отец Виталий сидел на корточках на полу возле железного листа со свечами. Он смотрел на нас своими глубокими голубыми глазами и улыбался. Этот взгляд как-то сразу запал мне в душу. Я увидела большого ребенка. На нем был светлый, чистый и аккуратно отутюженный подрясник. Обстановка комнаты была предельно простой: две железные кровати, покрытые серыми солдатскими одеялами — его и отца Иннокентия. В углу иконы, у окна горели стоявшие в два ряда большие свечи, сделанные отцом Виталием. И хотя отец Виталий встретил меня улыбаясь, я сразу увидела, что он тяжело болен. Но он и слушать не хотел о том, чтобы лечиться. С большим трудом я уговорила его лечь в клинику. Провести обследование тоже было не просто. Отец Виталий все повторял: "Нет благословения владыки Зиновия". Без его благословения он не делал ни шагу.

У отца Виталия оказалась запущенная язва желудка. Нужна была операция, но он не соглашался. Выписался из больницы, но состояние не улучшалось. Опять лег и опять выписался. Ему становилось все хуже. Он не мог есть, его постоянно рвало. Медсестра Лена откачивала из его желудка по 4 литра жидкости. Все осложнялось еще и тем, что кроме язвы у него были больные почки и туберкулез бедренной кости левой ноги.

Наконец удалось связаться с Тбилиси — и благословение на операцию от владыки Зиновия было получено».

Схиигумения Серафима:

«Мы ждали звонка из больницы о начале операции, чтобы начать служить Литургию. Я в это время лежала на кровати — силы оставили меня, но я не спала. Вдруг вижу, едет ко мне коляска, на ней лежит отец Виталий, поклонился. Я вскочила: "Отца Виталия повезли на операцию!" И тут раздается телефонный звонок, что отцу Виталию начали делать операцию.

Мы сообщили священнослужителям и знакомым в московских храмах, в Тбилиси — везде на Литургии молились о здоровье Батюшки. В Таганроге о его здравии каждый день читали 20 акафистов Спасителю и 20 акафистов Божией Матери, а также неусыпаемую Псалтирь».

Клавдия Павловна Грачева:

«Настал день операции. Я встала к операционному столу, а медсестра Рая заняла место за моей спиной и читала молитвы. Отец Иннокентий все это время в волнении ходил по двору института и, видимо, молился. Операция была очень не простой. Язва дала многочисленные рубцы — пришлось удалить 2/3 желудка. Ткань была настолько истончена, что под проколами ниток просто рвалась. Только на третий раз удалось наложить швы. Отец Виталий перенес операцию благополучно».

Епископ Задонский Никон (Васин):

«Впоследствии отец Виталий рассказал мне, что во время операции в Москве ему явились святой великомученик Феодор Стратилат и святая мученица Ирина , и святой Феодор накрыл его своей мантией. Отец Виталий считал, что эти святые спасли ему жизнь».

Схиигумения Серафима:

«Когда отцу Виталию делали операцию, мало кто верил, что он выживет. Врачи говорили: "Что это Клавдия Павловна копается в трупе?"

После операции отец Виталий провел в реанимации 5 дней. Нас к нему не допускали. Когда его перевели в палату, его пришел навестить один епископ. Я слышала, как отец Виталий ему рассказывал, что в эти дни был восхищен на Небо, но пришла Царица Небесная и сказала: “Возвратить на землю, ибо слезы омочили все". Епископ спросил: “Чем вы там питались?" Отец Виталий ответил, что там было дерево, с листочков которого капала вода, и он жил ею.

Врачи дивились чуду Божию, они не верили, что мы сможем повезти отца Виталия в Тбилиси».

Находясь в больнице, отец Виталий не оставлял своей заботы о ближних и продолжал служить каждому, чем мог. Если в отделении был тяжелый больной, он ночью становился перед его кроватью на колени и молился. Если видел на больном окровавленную рубашку, он снимал с себя чистую и надевал на него. Помогая нянечкам развозить по палатам еду, незаметно отдавал кому-то из больных свою порцию, несмотря на то, что сам нуждался в усиленном питании. Все, что ему приносили, раздавал, даже лекарства. Он говорил: «Я не от лекарств буду здоров, а оттого, что их раздам». А одной сестре, которая сокрушалась, что Батюшка ничего себе не оставляет, сказал: «А хочешь знать? Только этим я и жив». Даже в болезни он не искал, как ублажить себя — чтобы враг не подступал к изнеженной плоти. Когда ему назначали теплый душ, он становился под холодный. От еды в постные дни отказывался, и только получив благословение владыки Зиновия кушать все, что велит врач, начал понемножку принимать пищу. Дело пошло на поправку.

Когда его навестил отец Никон, Батюшка пожаловался ему на себя: «Сегодня среда, а я молоко ем, и Господь меня не наказывает. Смотрите, и вы не наказывайте никого».

Чтобы быть под наблюдением врачей, отец Виталий остался пожить еще некоторое время в Сергиевом Посаде. В это время старца Виталия посещали и насельники Лавры, и миряне.

Архимандрит Платон (Игумнов):

«Я узнал об отце Виталии в 1979 году, когда окончил Духовную Академию и готовился принять священный сан. Нас познакомил отец Иннокентий, который сказал мне и другим преподавателям Академии: "Вы имеете величайшую возможность услышать человека Божия". Отец Иннокентий говорил, что слова отца Виталия имеют необыкновенную ценность, что каждое его слово надо ловить и внимать ему, жить этим словом, потому что это словеса Божии, обращенные лично к нам.

Отец Виталий принимал нас в светелке на втором этаже. Он сидел на полу, поджав под себя ноги, и вел беседы. Он рассказывал нам о смирении, о послушании, о том, что отсечение своей воли — самое ценное в монашеской жизни. Говорил отец Виталий очень просто, приводил поучения Святых Отцов, иногда примеры из житий, или начинал рассказывать как бы о себе, о своем недостоинстве, о каких-то своих ошибках, таким образом прикровенно назидая кого-то из окружающих.

Когда я смотрел на отца Виталия, бывало такое впечатление, что он к чему-то прислушивается, будто получает что-то извне, ведя с кем-то невидимый диалог. Для нас он говорил как бы внешне, но главное для него совершалось не здесь. Он словно внимал чему-то, получая какое-то наставление, чтобы передать его другим. Получал и тут же отдавал.

Я помню его наставление о том, с каким благоговением надо относиться к Престолу Божию. Он говорил, что это нечто живое, одушевленное, и прикладываться надо к нему, как к живому телу. Престол в храме — это тело Христово.

В домике на Бульварной, по всей видимости, служились Литургии. Там стоял шкафчик, где хранился антиминс и все необходимое для Богослужения. Проходя мимо этого шкафчика, отец Виталий и отец Иннокентий осеняли себя крестом.

В облике отца Виталия была особая просветленность. Он был самой любовью. И проявлялось это прежде всего в его взгляде, который был не просто спокойным, радостным, а каким-то веселым, по-детски озорным».

В скромный домик на Бульварной потянулись люди не только из Сергиева Посада, но и из Москвы. После беседы с отцом Виталием человек ощущал такую необыкновенную любовь, исходящую от него, что он не мог не поделиться с кем-то из своих близких об этой встрече. Так по цепочке, друг от друга, узнавали люди о великом старце.

Когда пришло время возвращаться в Тбилиси, трудно было отцу Виталию расставаться с людьми, ставшими ему близкими и родными, но всех их увозил Батюшка в своей молитвенной памяти, в своем широком сердце, в котором никому не было тесно.

Клавдия Павловна Грачева:

«Когда они возвратились в Тбилиси, мы стали перезваниваться. Мать Мария часто консультировалась со мной, как лечить отца Виталия (у него продолжали болеть почки). Из Тбилиси я получала от них письма, посылки. Каждая посылка — это было настоящее произведение искусства, настолько красиво все было упаковано и увязано ленточками.

В письмах мать Мария подробно писала о состоянии отца Виталия, а на другой стороне листа писал отец Виталий: “Возлюбленная мать Клавдия! У меня все хорошо. Это болеет мать Мария". Обычно письмо кончалось призывом: “Спасайтесь!"».

Промыслительно, что в эти годы схиархимандрит Виталий стал известен как великий светильник духа не только в Иверии, где прошла половина его жизни, но и в сердце православной России — Москве, в Свято-Троице-Сергиевой Лавре. Многим он давал силы для несения жизненного креста, укреплял души в трудной и опасной борьбе с внутренним человеком — с самим собой. В этом служении людям и было основное призвание старца Виталия.

Назад: Бурдино

Дальше: Крест старчества