Введение: познакомьтесь с мегатехнологиями

Основная идея этой книги заключается в том, что, возможно, было бы полезным заглянуть далеко в будущее. Обратив свои взоры на 2050 год, мы можем понять, какие силы, скорее всего, будут формировать наш мир в период между «сейчас» и «потом». В предыдущей книге («Мир в 2050 году», «Megachange: the World in 2050», вышедшей в 2012 году) был дан обзор различных тенденций — от демографии и религии до экономики и культуры. Здесь же основное внимание будет уделяться только технологиям, но в весьма широком диапазоне, ведь на них влияет практически все.

Очевидно, что точно сказать, какими будут технологии 2050 года, невозможно. Точно так же как 30 лет назад невозможно было предвидеть сегодняшний мир с Apple, Amazon, Facebook и Google. И тем не менее высказывать научные предположения — интересное и полезное для ума занятие. Именно поэтому мы привлекли к созданию «Мегатех» авторитетных ученых, предпринимателей, писателей-фантастов и журналистов The Economist. В результате мы получили множество различных точек зрения на то, как технологии будут развиваться и влиять на нас в ближайшие десятилетия.

Мы начинаем с основ. В первых шести главах, образующих первую часть, рассматриваются фундаментальные вопросы, касающиеся будущего технологий и факторов ускорения и сдерживания перемен. Где нам следует искать признаки грядущего? Какие возможны достижения в науке — в частности, в физике и биологии — и где технологии могут столкнуться с ограничениями? Как инвесторы выделяют среди новых технологий достойные интереса в будущем и куда они вкладывают деньги сейчас? Будут ли изменения действительно столь быстрыми и впечатляющими, как это обычно предполагается, или они будут выглядеть бледно в сравнении с технологической революцией прошлого века?

Приступая к предсказанию будущего технологий, неплохо бы подыскать подходящие инструменты. Например, их предлагает нам журналист Том Стендейдж. Он считает, что подсказки можно найти в закономерностях прошлого, в «крайних случаях» настоящего и в различных вариантах «воображаемого будущего» научной фантастики. Проверка всегда производится на четырех перспективных областях: виртуальной реальности, беспилотных автомобилях, частной космонавтике и генной инженерии. Эти примеры показывают, что впереди нас ждет богатый на открытия период (два писателя-фантаста одновременно предложили назвать предстоящий период радикальных изменений музыкальным термином «аччелерандо», означающим постепенное ускорение темпа), и по значимости он будет сопоставим научно-технической революцией середины XVII века.

Последние научные открытия делают период «аччелерандо» вполне вероятным. В своем замечательном обзоре состояния фундаментальной физики (многие читатели пожалеют, что физику в школе им не объясняли так же ясно) американский ученый Фрэнк Вильчек делает поразительное заявление:

«Сегодня у нас уже есть точные и полные уравнения, способные лечь в основу ядерной физики, материаловедения, химии и любых важных направлений инженерного дела».

В результате вычисления все чаще могут заменять эксперименты при разработке новых технологий, позволяя продвигаться вперед значительно быстрее. Это открывает «блестящие возможности для творчества на службе человечества» и «вдохновляющие перспективы для достижения новых уровней материального благосостояния и духовного обогащения». Вместе с тем это несет и серьезные угрозы (или «аварийные режимы»), наиболее тревожными из которых являются ядерная война, экологическая катастрофа и появление вооружений, оснащенных искусственным интеллектом.

Хотя физика уже и достигла высокого уровня творческой зрелости, биология все еще переживает пору активной юности. За время, оставшееся до 2050 года, мы узнаем, как сочетаются друг с другом все элементы и системы, лежащие в основе жизни, — прогнозирует Роберт Карлсон. В ближайшие годы можно ожидать подключения нашего мозга к интернету и замены поврежденных частей тела новыми. Все это поднимает ряд этических проблем. Между тем биоинженерия, постепенно становящаяся средством изготовить искусственно все, что мы видим в природе, и еще многое сверх того, преобразует целые отрасли промышленности, от пищевой до фармацевтической.

За устрашающим потенциалом биотехнологии стоит «сверхэкспоненциальный» рост производительности в секвенировании ДНК. Десять лет назад The Economist назвал этот головокружительный рост эффективности «кривой Карлсона» и сравнил ее с неумолимым прогрессом в области микрочипов, известным как «закон Мура» и обусловившим бурное развитие цифровых технологий. Но последний выдыхается. Означает ли это, что многочисленные требования к вычислительным мощностям, необходимым для решения различных интереснейших задач, описанных в этой книге, в будущем столкнутся с физическими ограничениями? Короткий ответ, по словам Тима Кросса, таков: вероятно, нет. На помощь придут другие технологии. Без задающего ему ритм, подобно метроному, закона Мура прогресс станет менее регулярным и предсказуемым, но 3D-чипы, квантовые компьютеры и передача большей части задач в крупные «облачные» центры обработки данных — все это в совокупности позволит вычислительной революции продолжаться.

Судя по опыту последних десятилетий, она примет форму последовательных технологических «волн». Начиная с 1950-х годов мы видели полдюжины таких волн — начиная с ранних огромных ЭВМ и заканчивая современными «умными» компьютерами и «интернетом вещей». В ходе каждой волны рождается множество компаний, но лишь немногие добираются до берега. И каждая последующая волна сильнее предыдущей, поскольку ее подпитывает мощь предшественницы. Инвесторы Силиконовой долины уже оседлали последнюю (седьмую) волну на самых ранних стадиях ее формирования: они учреждают компании по созданию искусственного интеллекта (ИИ). Первые венчурные капиталисты начали вкладывать средства в ИИ еще в 2010 году, и теперь в фирмы, разрабатывающие программное обеспечение для ИИ и соответствующих приложений, инвестируются миллиарды долларов. Энн Уинблад считает, что, «пока создавалась седьмая волна, быстрый, эффективный и конкурентоспособный цикл инноваций набрал мощное ускорение». Сила этой волны будет ощущаться в течение нескольких ближайших десятилетий.

Однако насколько большим будет влияние ИИ и других новых технологий на самом деле? Американский экономист Роберт Гордон — один из тех, кто утверждает, что цифровая революция, при всех ее впечатляющих проявлениях, имеет относительно ограниченный потенциал трансформации по сравнению с великими открытиями второй половины XIX века. Электричество, автомобили, канализация и современная медицина привели к быстрому росту производительности труда. Но сегодня, несмотря на распространение интернета, смартфонов, приложений и ботов, производительность и оплата труда растут неутешительно медленными темпами. В любом случае развитие технологий способствует неравенству и порождает разочарование. Однако, как объясняет Райан Авент, при взгляде на грядущие десятилетия есть веские основания для большего оптимизма. Обучение использованию новых технологий требует времени, это очень похоже на электрификацию (действительно, структура роста производительности труда в эпоху информационных технологий удивительно схожа с той, которая наблюдалась во времена электрификации). Как и в случае с предыдущими технологически обусловленными всплесками экономического роста, завтрашние успехи будут достигаться новыми способами, которые сейчас трудно себе представить. Из этого не следует, что к быстрым изменениям в мире технологий станет легко приспособиться. Напротив, многое из того, что будет появляться, окажется сложным и даже разрушительным — об этом мы расскажем в последних главах книги.

Во второй части мы, прежде всего, рассмотрим технологию трансформации, которая будет развиваться в ряде важнейших отраслей промышленности. В первую очередь речь о сельском хозяйстве. Как вы будете кормить население Земли, которое к 2050 году составит почти 10 млрд человек? Это не вызовет затруднений, утверждает Джеффри Карр, при условии, что люди согласятся использовать те методы производства продуктов питания, которые станут возможными в недалеком будущем. Они включат в себя модификацию генов растений. Это могло бы, например, форсировать фотосинтез — для ускорения роста и резкого повышения урожайности. Городские рыбные хозяйства могут заменить собой океаны и сделать рыбу основным источником животного белка. Если только их не превзойдет массовое производство продуктов животного происхождения — стейков, молока и яиц без скорлупы, выращенных из клеточной культуры, без использования живых животных и птиц.

При отсутствии причин для голода есть все основания ожидать, что люди будут здоровее. В прошлом здравоохранение брало на вооружение новые технологии относительно медленно. Тем не менее темпы изменений в этой области растут. Прорыв предполагается во многих областях, включая ИИ, большие данные и удешевление секвенирования генома. Все будет выглядеть совсем по-другому. Новые приложения и все более сложные инструменты ИИ заменят врачей; при разработке лекарств будет доминировать «целевая терапия», направленная на конкретные молекулы или клетки; появятся новые отрасли здравоохранения, например в области регенеративной медицины и агрегирования данных. Но в одном ключевом отношении, предполагает Джанрико Фарруджа, результат покажется довольно знакомым: здравоохранение все больше станет напоминать другие отрасли, и пациент будет рассматриваться в качестве клиента.

В будущем энергетическая отрасль ради сохранения планеты должна перестать полагаться в основном на топливо, способствующее изменению климата. В ближайшие десятилетия Энн Шукат рассчитывает увидеть отказ от ископаемого топлива и быстрый рост возобновляемых источников энергии — особенно солнечной и ветряной, цена которых снижается. Принесут огромную пользу и значительные улучшения в технологии производства аккумуляторов: станет популярным «распределенное» хранение энергии — как в домохозяйствах, так и в бизнесе. Раньше мир тревожился из-за нехватки энергии. Но с ростом возобновляемых источников, а также с распространением добычи сланцевой нефти и газа возникает перспектива их изобилия.

Новые материалы помогут сделать производство гораздо более энергоэффективным. Как указывает Пол Маркилли, представление о будущем дает изготовление электромобиля «BMW i3» из углеродного волокна: на это уходит на 50 % меньше энергии и на 70 % меньше воды, чем при использовании традиционных процессов и сырья. Это часть революции материалов. Помимо углеродного волокна, в нее войдут такие возможности, как создание «умных» веществ, способных запоминать свою форму и собираться в компоненты, манипуляции на молекулярном уровне для создания заданных субстанций, а также изменение способов реагирования материалов на свет, электричество, воду и тепло. Умные новые вещества также помогут в распространении «добавочного производства», более известного как 3D-печать. По мере того как материалы и процессы начнут становиться важнейшими элементами конкурентного преимущества, многие компании, перенесшие производство в более дешевые страны, вернутся домой, чтобы стать ближе к потребителям.

Новые материалы также будут иметь военное применение. Например, это позволит дать солдатам более легкую и гибкую броню. Появятся и другие технологии — в том числе лазерные пушки и боевые роботы. США по-прежнему лидируют в производстве вооружений, но их догоняют потенциальные противники. Как считает Бенджамин Сазерленд, к середине XXI века монополия Запада на высокоточное оружие вполне может уйти в прошлое. Но надежда на сохранение преимущества есть. В том числе на культурное превосходство, на свободу мысли, которая может позволить солдатам более эффективно использовать разведывательные данные, поставляемые с помощью таких смарт-устройств, как дисплеи «дополненной реальности».

Впрочем, такие технологии в любом случае распространятся дальше и шире. Как предсказывает Лео Мирани, они изменят поведение человека даже больше, чем смартфоны и интернет. Лео описывает мир 2050 года, в котором очки дополненной реальности заменили смартфоны, беседы людей, говорящих на разных языках, мгновенно переводятся на них, и вам не придется вспоминать имя собеседника, поскольку все, что вы знаете о нем, мгновенно появится на дисплее. Мирани считает, что технологии подступят к нашим телам все ближе и ближе, а порой даже проникнут внутрь них. По мере того как это будет происходить, в обществе усилится беспокойство по поводу объема собранных о нас данных, а также о том, что могут с ними делать компании, накапливающие эту информацию.

Сегодня уже очевидно, что социальные и политические последствия технологических изменений огромны. Именно им и посвящена третья часть книги — начиная с мрачных предостережений Стивена Хокинга и Илона Маска относительно искусственного интеллекта. Могут ли «умные» машины стать угрозой для существования человеческой расы? Лучано Флориди утверждает, что основные проблемы будут создавать не они, но люди, которые их окружают и используют.

Несмотря на подводные камни, здесь есть огромные возможности для развития. Как указывает Кеннет Кукьер, в мире, управляемом данными, будет легче производить то, что в настоящее время сделать трудно, многое станет дешевле, а дефицит всего значительно уменьшится. Врачи будут использовать большие данные для повышения качества принимаемых решений, преподаватели — для адаптации темпа обучения к отдельным студентам, юристы — для более быстрого поиска доказательств и прецедентов. Эти и другие профессии не будут сметены технологиями. Может быть, нам даже захочется иметь больше врачей, учителей и юристов, но им нужно будет изменить методы работы и освоить новые навыки.

Хотя грядущее ускорение цифровых технологий может вызвать серьезные потрясения в развитых странах, это не единственный путь кардинальных изменений. Не менее (если не более) важно распространение на более бедные страны того, что уже имеется в богатых. Мелинда Гейтс представляет себе мир, в котором каждая женщина имеет смартфон. Это имело бы мощный трансформационный эффект — от здравоохранения до сельского хозяйства и банковского дела. К 2050 году подобное, безусловно, возможно.

Это лишь один из примеров того, как технология может уменьшить неравенство в мире. Эдриан Вулдридж предполагает, что технологии, будучи в основном ответственными за усиление неравенства в прошлом, обратят эту тенденцию вспять в будущем. Например, она может помочь находить талантливых молодых людей — независимо от их социального происхождения — и давать им шанс выбиться наверх: без этого они были бы лишены возможности достойно проявить себя. Но в любой области — будь то образование или здравоохранение, борьба с коррупцией или обеспечение безопасности — технологии являются мощным инструментом в руках политиков.

Столь значительные предполагаемые потрясения вызывают беспокойство, как это отзовется на рынке труда. Что произойдет: новые машины вытеснят человека с заводов или создадут больше рабочих мест? И будут ли рабочие места появляться достаточно быстро, чтобы избежать массовой безработицы среди тех, кого заменят машины? Линда Граттон определяет круг вопросов, которыми следует задаться представителям бизнеса и политики. И делает вывод: в основе хорошей организации должны лежать гибкость и адаптивность. Это означает креативность при проектировании карьерных лестниц, воображение при воспитании талантов, гибкость в обучении и свежий взгляд на машины как на партнеров: «Какие именно выдающиеся достижения станут возможными для работников благодаря совместному труду с коллегами-роботами?»

При взгляде в технологическое будущее частью инструментария Тома Стендейджа стало воображение (в форме научной фантастики). Так что мы включили в эту книгу некоторые картинки «воображаемого будущего», пригласив внести вклад в предсказания на 2050 год двух писателей-фантастов. Аластер Рейнольдс и Нэнси Кресс отлично воплотили в жизнь варианты технологических возможностей, одновременно поднимая вопросы морали. Их фантастические романы кажутся невероятно реальными.

Через всю книгу проходят три сквозные темы, переплетающиеся весьма причудливым образом. Первая отражает качество, заложенное в названии: ощущение величия. Возможности, открываемые запланированными на 2050 год технологиями, огромны. Трудно не испытать восторг от экстраординарности достижений, которые окажутся в пределах досягаемости. Или от дразнящей перспективы мира, в котором услуги предоставляются быстрее, дешевле и лучше, а доступ к ним расширяется, уменьшая неравенство; в котором пища — в изобилии, энергия — чище, а транспорт — безопаснее; в котором люди здоровее и имеют больше возможностей.

Тем не менее подчеркивает Оливер Мортон в заключительной главе, многое может пойти не так, как хотелось бы. Могут возникать и непредвиденные последствия, и потенциально опасные ситуации, и неправильное использование могущества технологий. Защита от будущих рисков — вот вторая тема, пронизывающая все главы этой книги: мегатехнологии могут стать гибельными. Фрэнк Вильчек предупреждает об «аварийных режимах», другие авторы — что политикам придется справляться с проблемами, которые поставят перед людьми новые технологии: отрасль за отраслью начнут переживать серьезные потрясения, связанные с наличием рабочих мест и, как следствие, с жизнями людей. Лучано Флориди показывает, как меняются темпы прогресса:

«Для значительного преобразования общества сельскохозяйственной революции понадобились тысячелетия. Промышленная революция растянулась на столетия. А цифровой потребовалось всего несколько десятилетий. Неудивительно, что мы чувствуем себя испуганными и запутавшимися».

Взаимосвязь идей величия и риска, однако, является третьей сквозной темой: авторы постоянно напоминают о том, что в грядущем нет ничего неизбежного. Влияние технологий лишь частично связано с инновациями ученых, гениальных чудаков и предпринимателей. То, что будет создано к 2050 году, также зависит от решений правительств, стратегий компаний и выбора отдельных людей. По большей части мегатехнологии будут создаваться каждым из нас.