Пол Андерсон
СМЕРТЬ И РЫЦАРЬ
(повесть)

Ветер гнал над самой землей чугунные тучи, высоко вздымал пыль на улицах, завывал в нависающих над ними галереях. И хотя он ослаблял смрад гниющих потрохов, конского навоза, человеческих фекалий, близких могил, клочковатого дыма очагов — городской гул, напротив, как будто звучал громче прежнего. Тут и топот башмаков, и стук копыт, и скрип колес, и звон молотов, и болтовня обывателей, и гневные крики, и пылкие уговоры, и расхваливание товара, и пение, а подчас и молитва.

Горожане выходили из домов, чтобы заняться своими обычными делами: домохозяйка направлялась на рынок, ремесленник — в мастерскую, священник — к ложу умирающего. Тут увидишь и шута в ветхом наряде, и слепого попрошайку, и сопровождаемого двумя приказчиками купца, и пьяненького воина, и студента в мантии, и очарованного гостя из чужой страны, и груженую телегу с возницей, охаживающим вожжами коней и честящим прохожих, и сотни, тысячи других…

Возвестили третий час церковные колокола: день полностью вступил в свои права. По улице шел Гуго Маро, и всяк встречный уступал ему путь. Не высоченный рост был тому причиной — хотя другого такого дылду поди поищи, — а одежда. Котта, чулки, обувь — хоть и добротного кроя, но выблекшие на солнце и со следами сабельных ударов; поверх них простой бурый плащ. Но спереди на этом плаще алел особый знак — крест тамплиера. Привлекала взгляды и коротко подстриженная черная шевелюра, и неухоженная борода. Даже если правдивы слухи о том, что орден нынче в немилости у короля, задирать этакого силача себе дороже. А при виде мрачной мины на осунувшейся физиономии и вовсе пропадает желание дерзить.

По пятам за рыцарем семенил посланный по его душу мальчишка. Держась поближе к фасадам — улицы были топкими от гниющих отбросов, — они подошли к нужному зданию, такому же богатому, как соседние, и даже малость повыше. Позади запертой конюшни, в тот день пустовавшей, в стене трехэтажного бревенчатого дома была утоплена дубовая дверь. Здесь жил и трудился зажиточный драпировщик. Но однажды он не смог расплатиться с долгами, и его имущество перешло к тамплиерам. И хотя далеко отсюда стоял парижский Тампль, в этом доме тоже устраивали тайные собрания и принимали важных гостей.

Остановившись на крыльце, Гуго постучал. Сдвинулась заслонка, кто-то выглянул в окошко, а затем дверь медленно отворилась. Двое мужчин отдали воинское приветствие, соответствующее рангу посетителя. Стражи были суровы, в позах сквозила настороженность, и алебарды в руках вовсе не выглядели церемониальным оружием — это был привычный рабочий инструмент. Оглядев охранников, Гуго поинтересовался:

— Братья, с чего это вы в собственных стенах оружные? Неужто ждете нападения?

— Приказ рыцаря-компаньона Фулька, — проскрежетал тот стражник, что покрупнее.

Гуго огляделся по сторонам. А второй, словно испугавшись, что гость намерен уйти, добавил:

— Брат, велено тебя вести прямиком к нему. Будь любезен, не противься. — А гонцу наказал: — Ты же ступай восвояси.

Только и видели паренька.

В сопровождении двух вооруженных монахов Гуго вошел в вестибюль, где начиналась лестница. Справа — ворота конюшни, они на запоре. Слева ворота распахнуты, за ними вымощенная плитами площадка с деревянными столбами, подпирающими балки. Раньше в этом крытом дворе мастерили, торговали, хранили, а нынче царит пустота.

Лестница вела кверху, и проходила она над другим пустующим складом. Трое поднялись на второй этаж; расположенные там комнаты предназначались для членов семьи и гостей; челядь ночевала на чердаке. Гуго пригласили в кабинет. Темные стенные панели, дорогая мебель. И тепло, даже душно — из-за тлеющих в жаровне углей.

В кабинете ждал Фульк де Бюше. Он был на ногах — высокий, лишь на два дюйма ниже Гуго. Горбоносый, седеющий и, возрасту вопреки, гибкий и сильный; даже зубов хватает во рту. Как и положено рыцарю-храмовнику, давшему обет пожизненного безбрачия, он носил белую мантию. На боку висел меч.

Гуго остановился.

— О боже… — растерялся он. — Приветствую тебя, брат…

Фульк жестом велел своим людям выйти из кабинета, а когда те встали обочь двери в коридоре, поманил гостя. Гуго тотчас подступил.

— Магистр, чем я могу послужить тебе? — спросил он.

Формальность — хрупкий доспех. Принесенное отроком послание было четким и недвусмысленным: Гуго надлежит незамедлительно явиться к начальству.

Хоть и нечасто слышал Гуго тяжелый магистерский вздох, но прекрасно знал, что он означает. За строгой маской пряталась душевная печаль.

— Мы можем говорить без опасений, — сказал Фульк. — Здесь надежные люди, умеют держать язык за зубами. А всех прочих я отпустил.

— Но разве прежде наши разговоры не были прямыми и откровенными? — выпалил Гуго.

— С недавних пор я в этом сомневаюсь, — ответил Фульк. — Но посмотрим, что будет дальше. — И, помолчав немного, добавил: — Скоро все станет ясно.

Гуго стиснул кулаки, усилием воли разжал пальцы и как можно спокойнее произнес:

— Чтобы я тебе лгал — такого не бывало. Ибо ты для меня не только начальник, не только брат по ордену, но и… — Он замялся, а потом все-таки договорил: — Но и друг.

Рыцарь так сильно закусил губу, что в бороду потекла кровь.

— Разве иначе я бы предупредил тебя о близкой опасности? — увещевающе вопросил Гуго. — Проще было бы уйти, сберечь собственную шкуру. Но я снова предостерегаю тебя, Фульк, и молю: спасайся, пока еще есть время. Иначе и трех дней не минует, как беда падет на твою голову.

— Твои пророчества прежде не бывали такими точными, — бесстрастно отметил собеседник.

— Роковой час не был так близок, — объяснил рыцарь. — И к тому же я надеялся…

Фульк рубанул воздух кистью руки, как топором, заставив Гуго умолкнуть.

— Довольно! — воскликнул магистр.

Гуго оцепенел. Фульк принялся расхаживать, как зверь в клетке. И при этом не говорил — чеканил фразу за фразой:

— Да, ты кое-что предсказал, и обещанное тобою произошло. Пусть это и незначительные события, я высоко оценил твою прозорливость. И когда ты намекнул на скорое великое несчастье, я отправил письмо своему родственнику. Мы уже знаем о выдвинутых против нас обвинениях. Однако ты не удосужился объяснить, откуда вдруг у тебя взялись способности гадальщика. Насколько я помню, до недавних пор ты не вел странных речей о мавританской астрологии и пророческих видениях. — Фульк помолчал, сурово взирая на допрашиваемого, а затем столь же сурово произнес: — Дьявол может и правду изречь, коль увидит в том выгоду для себя. Ответь же, называющий себя именем Гуго Маро: какова природа твоего знания?

Собеседник пожилого магистра осенил себя крестным знамением:

— Я честный христианин…

— Так поведай же все как на духу, объясни в точности, чего надо ждать. Я передам твои слова великому магистру, и все наши братья успеют подготовиться.

Гуго закрыл лицо руками:

— Но я не могу! О Фульк, мой славный друг, даже сейчас я не способен это сделать! У меня скован язык! Даже те немногие слова, что я в силах пролепетать, — они под запретом. Но ты же давно меня знаешь!

Ответ был холоден и тверд:

— Знаю, ты хочешь, чтобы я тихо исчез, спасся, никого не предупреждая. Но если я нарушу все обеты и клятвы, если брошу в беде братьев во Христе, не погублю ли тем самым душу мою? — Фульк перевел дух и продолжил: — Нет, брат мой… если ты все еще брат. Я устроил так, чтобы несколько дней ты побыл у меня в подчинении. Поживешь здесь, взаперти; никто не будет знать о твоем присутствии, кроме меня и надзирателей. И если в самом деле король обрушит на нас свой гнев, я, возможно, отдам тебя в руки инквизиции. Дескать, рыцари Храма обнаружили в своих рядах сосуд зла, затесавшегося колдуна-чернокнижника, и спешат избавиться от него…

Речь Фулька прервалась судорожным вздохом, душевная мука исказила лицо.

— И я буду молиться, Гуго, денно и нощно молиться и блюсти самые суровые обеты, лишь бы священный трибунал счел тебя виновным разве что в любви к ордену… Сможешь ли ты тогда меня простить?

Несколько мгновений магистр простоял молча, а потом закончил, чеканя слова:

— Так я поступаю во благо ордена, коему все мы дали клятву верности перед Господом. Рауль и Жан, уведите его.

На скулах Гуго заблестели слезы. Вошла стража. И тогда, повинуясь порыву, рыцарь выхватил свое единственное оружие — нож — и протянул Фульку рукоятью вперед. Магистр убрал руки за спину, и нож полетел на пол.

Гуго без единого слова повернулся к дверям; охрана встала по бокам. Уходя, тамплиер сжал в кулаке висевшее на шее маленькое распятие, символ высших сил и источник их помощи.