Книга: "Война во времени-Вольные торговцы-Лоренс ван Норрис-Хроники полукровок. Компиляция. кн.1-16" (Сборник)
Назад: Глава 25
Дальше: Глава 2

Андрэ Нортон
Эльфийское отродье

Глава 1

Шейрена безмерно устала. Ей уже добрый час, а то и больше, приходилось слушать восхищенное воркование служанок. Человеческие голоса эльфийскому уху кажутся хриплыми и грубыми, но Шейрене они обычно слух не резали. Однако сегодня…
— О, госпожа моя, какое чудное платье! Такого свет не видывал, клянусь!
Безымянная белокурая рабыня из числа прислужниц ее матери цокала языком, разглядывая переливающиеся складки платья Шейрены. Возможно, с ее точки зрения платье действительно было восхитительным: тяжелый муаровый шелк цвета павлиньего пера, прошитый нитями, отливающими перламутром. Цвет ткани был куда ярче тех, что встречаются в природе.
«Но для меня ничего хуже не придумаешь… Я просто пропаду в этом платье! Я буду похожа на привидение, обрядившееся в костюм, снятый с живого».
— Да, в самом деле! — воскликнула другая служанка. — Все лорды будут от вас без ума!
«Ну да, если им нравятся девушки, похожие на труп, облаченный для погребения!» Как бы ее ни накрасили, все равно цвет лица Рены не будет соответствовать этому платью. Оно годится для яркой красоты человеческой наложницы, но отнюдь не для эльфийской девы. Тем более Шейрена чересчур бледна даже для эльфийки. Как это похоже на отца: выбрать платье, которое подчеркивает не красоту Шейрены, а власть — его власть, его могущество, его богатство, позволяющее приобретать такие вещи.
Шейрена ан-Тревес зажала уши, чтобы не слышать болтовни рабынь. Ей хотелось очутиться где угодно, только не здесь. Бледно-голубые мраморные стены ее комнаты, лишенные окон, всегда напоминали Шейрене каземат, но теперь, когда в комнате толпились не только полдюжины ее собственных рабынь, но и еще четыре рабыни ее матери, Шейрене казалось, что в комнате буквально нечем дышать. Жара, духота, нестерпимое благоухание духов…
Шейрена мечтала сбежать отсюда хоть куда-нибудь.
«Вырваться бы на волю! Посидеть бы сейчас на том лугу, что нашел Лоррин, посмотреть на бабочек или прокатиться верхом вдоль стены поместья…» — с тоской подумала Шейрена. Она погрузилась в мечты о бегстве, унесясь мыслями далеко-далеко от душного будуара. Шейрене представилось, как она мчится сломя голову на резвом мерине Лоррина вдоль стены, сложенной из песчаника, в лицо ей бьет свежий ветер, и Лоррин, как ни старается, не может опередить ее…
«Ах, Лоррин! Если бы ты мог прийти и избавить меня от всего этого! Но нет, это глупо — ты ведь и сам не в силах избавиться от цепей обычаев…» Две главные прислужницы Шейрены — бывшие наложницы отца, изгнанные из гарема, рыжие близняшки, которых Шейрена все время путала, — обратились к ней с каким-то вопросом. Шейрена легонько тряхнула головой и заставила себя отвлечься от дум.
— Пора надевать нижнее платье. Прошу вас, госпожа, — терпеливо повторила рыжая. Лицо служанки ничего не выражало. Шейрена встала, чтобы позволить одеть себя. Рабыни давно привыкли к ее кратковременным приступам забытья. Даже если это их и раздражало, девушки были чересчур хорошо выдрессированы, чтобы показать это. Ни один из рабов В'лайна Тилара лорда Тревеса никогда не осмелился бы выказать раздражение перед своими хозяевами-эльфами. Прислужницы Шейрены всегда сохраняли одинаковое безжизненно-доброжелательное выражение лица, какое можно видеть на парадных портретах.
Этого требовал отец Шейрены. Но саму Шейрену это всегда ужасно нервировало: кто знает, какие мысли прячутся под этими масками?
«Если бы я знала, о чем они думают, я бы, по крайней мере, могла знать, что думать о них. Хотя вряд ли их мысли оказались бы особенно лестными… Ну что хорошего можно подумать обо мне?» Повинуясь указаниям служанок, Шейрена повернулась к четырем девушкам, которые держали платье бережно, будто священную реликвию, и подняла руки. Шелк мягко скользнул вдоль тела и на миг окутал ей голову, пока служанки расправляли пышные мягкие складки цвета морской волны. Они стянули платье вниз, и юбка окутала босые ноги Шейрены. Рукава и лиф были облегающие, с очень глубоким вырезом, юбка расходилась от бедер пышными складками, а позади по последней моде волочился длинный шлейф…
«В этом платье я буду похожа на зеленый прутик, колыхающийся на волнах. Очень мило. И почему они не смеются надо мной? Я бы на их месте не удержалась…» Конечно, этот покрой тоже выбрал сам лорд Тилар. Надо же показать, что его дочь не чуждается веяний моды! И неважно, что в этом модном платье она выглядит смешно.
Хотя, с другой стороны, так ли уж ей хочется быть привлекательной?
«Нет. Нет, не хочется. Я не хочу мужа. Я хочу, чтобы все оставалось по-прежнему. Да, мою нынешнюю жизнь не назовешь счастливой — но мне совсем не хочется оказаться собственностью какого-нибудь лорда, похожего на моего отца. Ну, а раз отец сам выбрал для меня это платье, он не сможет обвинять меня в том, что я выгляжу смешной». Эта мысль принесла ей немалое облегчение. Ведь если сегодня вечером Шейрена не добьется успеха, отцу непременно понадобится кто-то, на кого можно будет свалить вину. Так что не стоит давать ему повода обвинить во всем ее. Лорд Тилар дал понять своей жене и дочери, что сегодняшний праздник особенно важен для дома Тревес.
Когда отец получил приглашение, причем не только для себя, но и для Шейрены, он ужасно обрадовался. Шейрена не видела его таким веселым с тех пор, как он узнал, что цены на зерно для рабов подскочили втрое из-за града, который его поля обошел стороной. Род лорда Тилара был старинным, но не слишком знатным, и богатством своим он был обязан исключительно удаче в торговых делах. Дед лорда Тилара был простым нахлебником. Дом Тревес достиг таких высот только благодаря хозяйственности лорда Тилара. И в Совет лордов он был избран лишь недавно.
В былые времена лорд Тилар не посмел бы даже приблизиться к главе дома Хэрнальт, а уж о том, чтобы получить от него приглашение на праздник, нечего было и мечтать…
— Госпожа, повернитесь, пожалуйста.
Приглашение было прислано не по магической связи.
Его принес посланец — причем не раб-человек, а эльф.
Это говорило о том, насколько повысился статус лорда Тилара со времен войны с Проклятием Эльфов. Приглашение было начертано на тончайшем листке чистого золота. Разумеется, без магии такого не создашь. Это была тонкая, неявная демонстрация силы и искусства создателя.
«В'касс Ардейн ан-лорд Фотрен лорд Хэрнальт просит лорда Тревеса оказать ему любезность, посетив праздник, который устраивает в его честь его опекун, В'шейл Эдрес лорд Фотрен, по случаю его вступления во владение землями и титулом. Кроме того, он просит, чтобы на празднике присутствовала также дочь лорда Тревеса».
Ни даты, ни времени не указано: даже самые нищие нахлебники в поместье лорда Тилара знали, когда именно состоится праздник. Знали они и то, почему наследник дома Фотрен унаследовал дом Хэрнальт — вопреки яростному сопротивлению брата лорда Дирана.
— Пожалуйста, приподнимите немного руку.
«Странно, что брата лорда Дирана тоже зовут Тревес…» Лорд Тревес и лорд Эдрес крупно повздорили на Совете.
Лорд Тревес удалился в гневе, забрал то немногое, что принадлежало ему по закону, и сделался нахлебником одного из противников лорда Эдреса. Шейрена надеялась, что столь неудачное совпадение имен вызовет в лорде Ардейне неприязнь к ней. Ведь раз он приглашает ее на праздник, значит, на этом празднике он намерен выбрать себе невесту…
— Пожалуйста, повернитесь немного…
Прошел почти год с тех пор, как лорд Диран погиб вместе со своим сыном и наследником и его имение осталось без хозяина. В конце концов лорды из Совета — и лорд Тилар в их числе — постановили, что имение и титул переходят по наследству только к старшему сыну, оставшемуся в живых, за исключением тех случаев, когда сыновей в живых не осталось. И, поскольку предполагалось, — ибо трупов было два, — что Валин, наследник Дирана, обратился в дым вместе со своим отцом, а брат-близнец Валина остался жив и здоров, то потому ему и полагалось унаследовать дом своего отца.
Таким образом молодой Ардейн оказался двойным наследником, а потому сделался вдвое более желанной кандидатурой для брачного союза. Неважно, что лорд Эдрес был еще вполне крепок и не позволял надеяться на то, что Ардейн унаследует его имение в течение ближайших нескольких веков — ведь теперь Ардейну по праву принадлежало все имущество лорда Дирана. Благодаря этому он сделался равен своему деду по статусу и положению. Лорд Тилар поддержал требования Ардейна, и это не прошло незамеченным. Очевидно, без награды он не останется — хотя вряд ли наградой будет женитьба Ардейна на Шейрене. Для этого лорд Ардейн был чересчур знатен, а лорд Тилар все же оставался выскочкой, хотя, надо сказать, выскочкой весьма уважаемым.
— А теперь, госпожа, пожалуйста, опустите руку.
«И, несомненно, все непомолвленные эльфииские девы соответствующего ранга получили приглашение прийти и показаться лорду Ардейну — или, точнее, его деду».
Шейрена ни минуты не сомневалась насчет того, кто будет выбирать невесту для Ардейна. Самостоятельно выбирают себе супругу лишь те, у кого нет ни родителей, ни опекунов. Если молодому лорду повезет, его дед, возможно, спросит его мнение — но скорее всего юноша настолько привык повиноваться лорду Эдресу, что покорно женится даже на ослице, если так прикажет его дед.
«Да и я покорно выйду замуж за осла, если так прикажет мой отец, что бы я об этом ни думала. Ведь мои чувства не имеют никакого значения…» — уныло размышляла Шейрена, пока служанки старались потуже затянуть корсаж. Это делалось для того, чтобы заставить тощие прелести Шейрены выглядеть чуточку попышнее, но результат получился скорее обратный.
В приглашении ничего не говорилось насчет других девиц, которые будут присутствовать на празднике, но в этом и не было нужды. В будуарах по всей стране судачили о том, что лорду Ардейну нужна невеста и выгодный брак — или, скорее, наоборот: выгодный брак и невеста. Так что на балу будут десятки незамужних и непомолвленных эльфиек — от девочек, которые еще играют в куклы, до почтенных вдов, обладающих собственным имением и влиянием. Однако лорд Ардейн только один, а потому на балу наверняка будет много других неженатых эльфийских лордов, а также их отцов и представителей, подыскивающих подходящих невест. Нечасто бывают такие крупные сборища, на которых все могут забыть о взаимной вражде и хотя бы на один вечер сделать вид, что хорошо относятся друг к другу. Быть может, на этом празднике будут заключены новые союзы, улажены старые конфликты…
— Шлейф, госпожа! Пожалуйста, приподнимите ногу…
«И вспыхнут новые». Служанки попросили ее развернуться на месте. Шелковые складки юбки взметнулись и с легким шелестом улеглись волнами. Затем подали верхнее платье — и Шейрена снова застыла, точно огромная кукла, пока ее облачали. Более тяжелый шелк верхнего платья стекал по телу, и его вес добавился к незримой ноше тоски, давившей на плечи Шейрены.
«Меня выведут напоказ, точно одну из отцовских породистых кобыл, чтобы все неженатые лорды могли полюбоваться моей походкой и посмотреть мне в зубы. Да и Лоррина выводят точно так же: как жеребца-производителя, напоказ всем отцам дочерей на выданье. Отцовская воля — закон…» Шейрена была слишком хорошо вышколена, чтобы проявлять свое отвращение, но немое горе стыло у нее в груди куском холодного льда, и горло сдавило до боли. Служанки принялись возиться со шнуровкой по бокам платья. Шейрена на миг закрыла сухие, горящие глаза, чтобы взять себя в руки и вернуть себе необходимое спокойствие?
О, как тяжело все время быть такой спокойной, такой послушной, особенно когда ей предстоит эта мука! Шейрена всегда чувствовала себя неуютно в присутствии чужих. Отец иногда показывал ее гостям, когда приезжали возможные кандидаты на брак, и каждый раз Шейрене хотелось спрятаться где-нибудь под ковриком. А теперь, когда ее обрядили в это орудие пытки, замаскированное под платье, в котором ей придется весь вечер выставлять себя напоказ перед десятками, сотнями чужих глаз, Шейрена чувствовала себя по-настоящему больной.
— Надо подтянуть потуже этот шнурок. Выдохните, пожалуйста…
Мать в течение нескольких недель пыталась убедить Шейрену, что ей необыкновенно повезло. Это ее первый — и, возможно, единственный — шанс вступить в брак, который устроит не только отца, но и ее самое. Это редкостная возможность познакомиться с лордами, ищущими себе невесту, прежде чем один из них свалится на нее, как снег на голову. Быть может, какой-нибудь молодой лорд действительно ей понравится; быть может, ей повезет и она выйдет замуж за того, кто позволит ей покидать пределы своего будуара, вместо того чтобы сидеть в четырех стенах, как полагается замужним эльфийкам.
Мать говорила еще многое в том же духе. Она, мол, вполне понимает чувства Шейрены, те тревожные мысли, которые преследуют ее в последнее время, и то, почему Шейрене вообще не хочется вступать в брак. «Да что мать вообще может об этом знать? Виридине ан Тревес за всю ее жизнь ни разу не пришло в голову ни одной неподобающей мысли! Она всегда была идеальной леди, любезной и послушной, охотно повиновавшейся своему отцу, а после супругу…» Разве может такая женщина, как ее мать, понять мысли, что терзают ныне Шейрену?
— Вытяните руку, госпожа. Вот так, пожалуйста.
Сейчас Шейрена отдала бы все на свете, лишь бы подцепить какую-нибудь болезнь вроде тех, на которые вечно жалуются люди, когда им неохота работать. Но увы! Эльфийские женщины, несмотря на свою кажущуюся хрупкость, никогда не болеют. Так же, как и мужчины.
«Можно было бы слечь с головной болью, как Лоррин, но теперь уже поздно. Если я пожалуюсь на головную боль сейчас, отец ни за что не поверит, что я не притворяюсь».
Она поворачивалась туда-сюда, повинуясь указаниям служанок, поднимала и опускала руки, пока они затягивали корсаж, надевали на нее широкие и длинные, до пола, рукава верхнего платья и закрепляли их на плечах золотым шнуром.
«Хотелось бы знать, я действительно выгляжу такой неуклюжей или мне это только кажется?» Шейрену раздирали противоречивые чувства. С одной стороны, она понимала, что отец не мог бы придумать для нее более неподходящего одеяния, и это было унизительно. Она предстанет перед целой толпой незнакомых эльфов в самом невыгодном свете. Но, с другой стороны, тем меньше шансов, что хоть кто-то ею заинтересуется…
«Пусть лучше я буду похожа на засохший прутик, чем…» Чем что? Чем выйти замуж за кого-нибудь вроде ее отца?
«Матушка сказала бы, что это не так уж плохо, — с горечью подумала Шейрена. — Но, с другой стороны, матушка всегда куда больше заботилась о Лоррине, чем обо мне. Вот если бы он был сегодня на моем месте, стала бы она убеждать его, что жениться неизвестно на ком — это совсем неплохо?»
— Не будет ли госпожа так любезна постоять минутку?..
Но Виридина совсем не такая, как ее дочь. Виридина привыкла к своему стесненному образу жизни. А Шейрене в последний год довелось немного повидать большой мир, и ей не хотелось терять последние крохи свободы.
Дочери лорда Тилара во многом жилось куда проще, чем его супруге. Существование Виридины было опутано таким множеством всяческих обычаев, что она не могла и шагу ступить без того, чтобы не нарушить то или иное правило. Большая часть этих обычаев возникла в суровые времена, когда женщинам постоянно грозила опасность, но это не имело ни малейшего значения для господина и супруга Виридины. Обычаи есть обычаи, и их следует соблюдать во всех подробностях. А Шейрена вплоть до самого последнего времени значила для семьи очень мало. Ее старший брат Лоррин, наследник, мужчина, был куда важнее.
В том кругу, где вращался лорд Тилар, незамужних женщин было куда больше, чем мужчин. Лорд Тилар был слишком горд, чтобы выдать дочь за какого-нибудь мелкого нахлебника, а замахиваться повыше он не решался.
К тому же лорд Тилар, как и все прочие члены Совета, был очень занят, когда поползли слухи о существовании Проклятия Эльфов, а тем более потом, когда эти слухи оказались правдой…
— Отойдите чуточку вправо, госпожа.
А потом началась вторая Война Волшебников, и лорд Тилар окончательно увяз в делах. Ему было не до Шейрены. Главное, чтобы дочь была послушна, хорошо воспитана и держалась пристойно, все остальное неважно.
Шейрена обнаружила, что предпочитает одиночество чьему бы то ни было обществу — если не считать ее брата.
Она не старалась завести себе подруг, потому что ее совершенно не интересовало то, чем увлекались ее ровесницы.
На нескольких приемах, где ей доводилось бывать, Шейрена забивалась в самый дальний угол и скучала там весь вечер, жалея, что нельзя уйти домой.
— А вот эту складочку сюда…
Шейрене совсем не нравилось легкое безумие, которое приносит опьянение, она не понимала, что интересного в светской болтовне и сплетнях, она была слишком проста, чтобы привлекать внимание мужчин, желанное или нежеланное, а игры, которые так забавляли других, оставляли девушку в недоумении: с чего это они так веселятся и что может быть занятного в таких глупых забавах? Так что она предпочитала сидеть где-нибудь в саду, читать или предаваться своим странным мечтам.
В последний год странные мечты посещали Шейрену все чаще, хотя впервые они пробудились в ней в тот день, когда девушка начала учиться менять форму цветов…
— Вот здесь, наверно, надо чуточку ушить.
Поначалу эти уроки, навязанные Шейрене отцом, показались ей ужасно скучными. «Лоррин учится дробить камень с помощью своей магической силы. А мне придется возиться с цветочками…» Она даже никогда не узнает, кто из них сильнее в магии: она или Лоррин. Эльфийских дев не учат ничему полезному — только всякому баловству вроде создания цветочных скульптур, плетения воды и прочего. Правда, Шейрене доводилось ловить смутные слухи о немногих, очень немногих эльфийских женщинах, которые владеют той же магией, что и мужчины. Но она никогда не встречалась ни с одной из них. И к тому же вряд ли кто-то из этих женщин согласился бы поделиться с ней своими секретами. Но до этих уроков Шейрене никогда не приходило в голову, что у нее есть своя особая сила, о которой ни один эльфийский лорд даже не подозревает.
Ибо во время первого же урока Шейрена совершила странное, восхитительное и немного пугающее открытие.
«Ведь ту же магию, которую я применяю, чтобы изменить форму цветка, можно использовать и иначе! Остановить сердце, например…» Бесполезные уроки? Если ей когда-нибудь понадобится такая сила, эти уроки могут оказаться не такими уж бесполезными…
— А это что? Нитка? Нет, не надо, обрежь ее.
Матери Шейрена о своем открытии сообщать не стала, зная, что Виридину это привело бы в ужас. А потом девушка даже не была уверена, подействует ли это. Но несколько дней спустя ей представился случай это проверить. Она нашла в саду пташку, которая с размаху налетела на стекло и сломала себе шейку. Шейрена даже не задумалась о том, что делает. Ей просто захотелось избавить бедняжку от мучений — и она остановила ей сердце.
Девушка в ужасе убежала в свою комнату, желая спрятаться от того, что натворила. Но сделанное осталось при ней — как и сила, как и знание того, что можно сделать с помощью этой силы.
С этой минуты вся ее жизнь пошла по-другому. Шейрена тайком экспериментировала со своей новообретенной силой. Она использовала воробьев и голубей, которые стаями летали по саду. Сперва она решалась лишь менять окраску и длину перьев. Но постепенно Шейрена осмелела. И теперь по саду порхали диковинные создания с алым и голубым, зеленым и золотым оперением, длиннохвостые, с роскошными хохолками — и все ручные. Что-то говорило Шейрене, что незаметные изменения, доступные ее силе, могут быть столь же важными — и столь же опасными, — как и та магия, которой владеет Лоррин.
И в то же время девушка страшилась протянуть руку и взять ту эфемерную власть, которая так ее манила. Ведь ни одна эльфийка прежде не смела делать ничего подобного.
Должно быть, тому есть свои причины? Быть может, эта заманчивая сила
— не более чем иллюзия? Да, конечно, она может превратить обычного воробушка в невиданную яркую птицу — но что толку? Что это доказывает?
— Не будет ли госпожа так любезна сойти с рукава?
Но что, если это вовсе не иллюзия? Что, если эта сила реальна? Что, если Шейрене удалось открыть нечто, о чем больше никто не догадывается?
Эти тайные мысли тяготили девушку и не позволяли принимать то, что с ней происходит, как должное. И тяжелее всего было сносить обхождение отца как с ее матерью, так и с нею самой.
Взять хотя бы это платье. Какой яркий пример того, как мало он думает об их чувствах! Ему и в голову не приходит доверить им что-то действительно важное. Если отец являлся в будуар Виридины с любезной миной, это всегда означало, что он желает, чтобы Виридина вышла к его влиятельным друзьям и разыгрывала перед ними примерную жену. А при своих лорд Тилар на любезности времени не тратил. И вообще он предпочитал жене своих рабынь из гарема. Лорд Тилар постоянно сравнивал Виридину со своими последними наложницами и всегда не в ее пользу.
«Хотя им я тоже не завидую, — подумала Шейрена, взглянув краем глаза на одну из рыжих близняшек. — Отец капризен, и фаворитки при нем надолго не задерживаются».
А когда фаворитки попадали в немилость, лорд Тилар обычно отсылал их прислуживать своей жене или дочери.
Он получал от этого какое-то извращенное удовольствие.
Шейрена никак не могла понять: то ли ему хочется отравить жизнь жене и дочери присутствием его бывшей любовницы, еще не утратившей прежней красоты, то ли, наоборот, он желает отравить жизнь своей бывшей любовнице присутствием законной жены, которая, в отличие от фаворитки, никуда не денется. Быть может, ему доставляло удовольствие и то, и другое.
Виридина спокойно мирилась с этим и никогда ничего не говорила по этому поводу. Она принимала бывших наложниц своего мужа с тем же безмятежным смирением, что и все прочие невзгоды, на которые была так щедра ее жизнь. Эльфийка не испытывала зависти к гаремным красавицам. Между гаремом и будуаром не было особой разницы, если не считать того, что Виридину нельзя было заменить другой женщиной. Наложницы из гарема пользовались не большей свободой, чем их госпожа, — и не меньшей. Постепенно Шейрена начала понимать, что будуар — это гарем для одной женщины. Интерес Виридина проявляла только к тому, что касалось Лоррина и его благополучия. Хотя это был, скорее, не интерес, а навязчивая тревога — как будто Виридина опасалась, что с сыном что-нибудь случится. Она следила за Лоррином с такой заботливостью, как будто он был неизлечимо болен. Хотя Лоррин выглядел вполне здоровым. Разве что его постоянные приступы кришайна… Быть может, с ним и вправду что-то не так, только Рене об этом не говорят? Но тогда почему Лоррин ей ничего не сказал? Раньше у него не было никаких тайн от сестры!
Да, Виридина может мириться со своей судьбой Настоящей Эльфийской Леди, но для себя Шейрена такой жизни не хочет…
«Пусть лучше на меня не обращают внимания, как на дочь, чем терпеть унижения в качестве жены кого-нибудь вроде отца».
Теперь все рабыни столпились вокруг нее, поправляя, подшивая, подтягивая, точно это платье было важной гостьей, а Шейрена — всего лишь манекеном, на который оно надето. Шейрене пришла в голову дурацкая мысль: а вдруг это на самом деле так? Вдруг это платье обладает своей собственной жизнью, а она — только средство передвижения, предназначенное для того, чтобы отнести платье туда, где все смогут на него полюбоваться?
Но вообще-то эта мысль не такая уж дурацкая. Платье представляло лорда Тилара — его власть, его богатство, его положение в обществе. А Шейрена — не более чем повод показать все это, что-то вроде знаменосца. Важно ведь знамя, а не рука, которая его несет. Манекен сгодился бы ничуть не хуже…
«Если бы я была такой же слабоумной, как мать Ардейна, отец все равно обрядил бы меня в это платье и отправил на бал. А если бы я не уступала мудростью любому из членов Совета, отец нашел бы способ заставить меня молчать, чтобы не мешать возможным претендентам на мою руку оценить его могущество».
Для лорда Тилара Шейрена и ее мать — не более чем вещи. Мысль эта была не нова, но никогда прежде Рене не давали понять это столь отчетливо. Они — имущество, фигуры на доске, и нужны они лишь затем, чтобы отец мог разыграть их с максимальной для себя выгодой.
Отцовская власть сковывает Шейрену, как это платье, и ничего с этим не поделаешь. Рена прекрасно это знала, и все же настойчивый голосок внутри упрямо твердил: «Но почему бы не попробовать?» «А потому, что жизнь так устроена, — ответила Шейрена внутреннему голосу. — Так было, так есть и так будет всегда. И изменить порядок вещей невозможно. По крайней мере, женщине это не дано. С женщинами никто никогда не считается».
Но упрямый голосок не умолкал. Когда рабыни усадили Шейрену и принялись укладывать прическу, голосок возразил: «Так уж и не считается? А как же волшебницы-полукровки? Как же Проклятие Эльфов? Она ведь тоже всего лишь женщина…» На это Шейрене ответить было нечего. Высшие лорды были убеждены, что давным-давно уничтожили всех полукровок, и позаботились о том, чтобы новых не рождалось.
Полукровкам была доступна и эльфийская, и человеческая магия, и потому они представляли собой единственную реальную силу, которая угрожала господству эльфийских владык в мире, завоеванном еще в незапамятные времена. Но, несмотря на все предосторожности, новые полукровки все же рождались — и, хуже того, кое-кому из них удавалось выжить, вырасти, войти в силу и прожить достаточно долго, чтобы научиться этой силой пользоваться. Среди этих детей была одна девочка, соответствующая описанию «спасительницы», о которой говорили древние человеческие легенды. В этих легендах ее называли «Проклятие Эльфов». И девочке удалось найти союзников, о существовании которых высшие лорды даже не подозревали.
Драконов.
При мысли о драконах Шейрена вздохнула, не обращая внимания на тугой корсаж, сдавивший грудь. Нет, самой ей драконов видеть не доводилось, но она слышала множество описаний. Вот бы хоть одним глазком взглянуть на живого дракона! Гибкие, грациозные, стремительные, сверкающие в полете, точно драгоценные камни, драконы иногда снились ей по ночам, и Шейрена просыпалась в тоске, с мокрыми от слез щеками.
— Поверните голову — вот так, госпожа.
Именно драконы склонили чашу весов войны на сторону волшебников. Благодаря им волшебники смогли сражаться с армиями трех высших лордов. Была большая битва — скорее даже бойня, — в которой погибло немало эльфов. В том числе могущественный, хотя и полоумный лорд Диран. Шептались, что убил его не кто иной, как собственный сын. Это казалось невозможным — но ведь еще год назад и драконы казались чем-то невозможным…
В конце концов высшие лорды были вынуждены подписать договор. Волшебники отступили за пределы земель, занятых эльфами, а те обязались оставить их в покое.
«Отец утверждает, что мы их прогнали и не стали преследовать только потому, что они того не стоят».
Шейрена позволила себе презрительно хмыкнуть.
«Когда отец в последний раз принимал гостей, он распространялся об этом несколько часов подряд. И не он один. Послушать отца, так можно подумать, что мы их действительно разбили наголову!» «Быть может, власть лордов не настолько сильна, как им хочется думать? — с готовностью подхватил внутренний голос. — Быть может, они совсем не так могущественны, как тебе кажется? Быть может, и ты сама не так бессильна, как они хотят заставить тебя думать?» «Все это прекрасно, — угрюмо ответила она внутреннему голосу, — но как именно я могу доказать, что свободна?» Тут внутренний голос умолк. Предложить ему было нечего. Ведь это говорило всего лишь ее мятежное упрямство…
И все же отчасти ее внутренний голос прав. Лоррин говорил, что вторая Война Волшебников окончилась «в лучшем случае ничьей, если не разгромом». И он имел в виду вовсе не полукровок. А что, если мощь лордов действительно пошатнулась? Означает ли это, что, пока лорды пытаются восстановить прежнее положение, женщина может исхитриться найти способ устроить свою жизнь так, как ей хочется?
— Пожалуйста, госпожа, опустите голову.
Но как?! Вот в чем вопрос. Как спастись от унылой жизни, которая была уготована ей с момента рождения?
«И ведь отец может заставить меня подчиниться, если захочет!» И от этого тоже никуда не денешься. Если Шейрена откажется повиноваться, у него есть множество способов испортить ей жизнь. Запереть ее в комнате, посадить на хлеб и воду…
«Он может даже надеть на меня рабский ошейник и заставить повиноваться с помощью магии». Шейрене доводилось слышать, что такое делали с некоторыми девушками, которые отказывались выходить замуж за особенно неприятных лордов. Рабский ошейник ничего не стоит замаскировать под роскошное ожерелье: такие ожерелья часто делаются для рабынь-фавориток. Шейрене сдавило горло, и дыхание у нее участилось при одной мысли об этом. Она поспешно взяла себя в руки, пока служанки ничего не заметили.
Нет, выхода нет. Только ограниченная свобода, которой она пользуется в качестве дочери. Замужним женщинам и этого не дано. Но если бы выход был!..
«И что бы я стала делать? Понятия не имею», — призналась Шейрена самой себе. Она просто чувствовала, что задыхается от сидения в будуаре, от безделья, от болтовни рабынь… «Я просто хочу, чтобы в моей жизни что-то изменилось, хотя и не знаю, что и как. Одно я знаю точно: я не хочу всю жизнь быть красивой марионеткой, как мать.
Я этого просто не вынесу».
Но, глядя на себя в зеркало, пока рабыни расчесывали и укладывали ей волосы, Шейрена вдруг осознала, насколько она похожа на мать. И неприятная мысль пришла ей в голову. А сама Виридина — всегда ли она была идеальной эльфийской леди? Быть может, ее просто заставляли притворяться — до тех пор, пока не угас последний огонек сопротивления, пока притворство не стало правдой, маска не стала лицом?
«А вдруг и со мной так будет?!» Ох, какая неприятная мысль! Шейрена поспешно отмахнулась от нее. Она никогда не замечала ни малейших признаков того, что Виридина — не то, чем хочет казаться.
Нет, Шейрена не такая, как ее мать. Виридине ее не понять.
«Вот если бы я родилась мальчиком…» Еще один привычный, давно нахоженный путь развития мыслей. Если бы она была мужчиной, братом, а не сестрой Лоррина!
Они и так уже были дружны, как братья, из-за того, что мать Лоррина, вопреки обычаям, так заботилась о сыне, что Лоррин большую часть времени проводил в будуаре, вместо того чтобы заниматься с мужчинами-наставниками, как это принято. Виридина поощряла их дружбу и даже не так внимательно следила за сыном, когда Лоррин с Шейреной были вместе. Детьми они часто изучали науки вместе. Сколько раз Шейрена, переодевшись в старую одежду Лоррина, вместе с ним бродила по поместью! Он и теперь нередко скрывал сестру под личиной мужчины-раба, и они вдвоем ездили кататься верхом или отправлялись на охоту, когда отца не бывало в поместье. Когда лорд Тилар бывал в отъезде, строгие порядки в поместье давали слабину, а возраст и положение Лоррина избавляли их от неуместных расспросов.
Шейрене нравилось ездить верхом, хотя неизбежное завершение охоты приводило ее в ужас, и она по возможности старалась не смотреть, как убивают животных. Это Лоррин рассказал ей об истинном исходе того, что он называл «второй Войной Волшебников».
— Госпожа, закройте, пожалуйста, глаза.
Шейрена послушно зажмурилась и продолжала размышлять. Она предполагала, что сам Лоррин узнал о войне от других ан-лордов, молодых наследников и младших сыновей, с которыми он встречался в обществе. Шейрена подозревала, что старшие не одобрили бы рассказы Лоррина. То, что он ей рассказывал, по большей части было весьма нелестно для сильных мира сего. Лоррин и его сверстники были невысокого мнения об уме и способностях старших.
Шейрене казалось, что Лоррин втайне восхищается ныне покойным Валином, наследником лорда Дирана, который встал на сторону волшебников. Лоррин клялся, что Валин поступил так, дабы спасти своего двоюродного брата Меро, который, по слухам, был полукровкой; хотя Шейрена понятия не имела, откуда Лоррин может это знать. Лоррину, казалось, особенно нравилась эта часть истории. Что касается самой Шейрены, она жаждала все новых историй о драконах.
«О, драконы!..» Теперь рабыни корпели над лицом Шейрены, накладывали косметику тоненькими кисточками, пытаясь придать девушке хоть какое-то подобие живости. А это будет трудновато: волосы Шейрены были бледно-бледно-золотистыми, а лицо от природы совершенно бесцветное, и глаза — бледно-зеленые, настолько прозрачные, что казались серыми. Так что любая косметика будет выглядеть искусственно. В лучшем случае Шейрена будет похожа на фарфоровую статуэтку, а в худшем — на клоуна.
В данный момент она предпочла бы второе.
О Проклятии Эльфов, девушке, которая призвала драконов, Шейрена тоже узнала от Лоррина. Часть того, что ей рассказывал Лоррин, Шейрене удалось подслушать из разговоров отца с гостями — но не это. Отец не желал даже признавать, что подобные создания существуют. Впрочем, ничего особенно удивительного туг не было. Проклятие Эльфов — девушка и к тому же полукровка, а значит, она воплощала в себе все, чего боялся и что ненавидел лорд Тилар.
«Но если бы я могла выбирать, то хотела бы родиться мальчиком — или ею!» О, вот уж это наверняка бы шокировало леди Виридину! Но именно об этом мечтала Шейрена в одиночестве глубокой ночью: быть Проклятием Эльфов! Обладать собственной силой, принадлежащей тебе по праву, подчинять мир своей воле и своей магии, носиться по небу верхом на драконе — вот это жизнь!
«Будь я Проклятием Эльфов, никакой отец не смог бы мне помешать! Я могла бы сделать все что угодно, если захочу. Я могла бы бывать где угодно, видеть все что угодно, быть тем, чем мне угодно!» Она погрузилась в привычные мечты. Рабыни тем временем хлопотали над ней. Крохотные кисточки касались щек, губ и век, словно крылышки сотен мотыльков. А Шейрена представляла себя верхом на огромном алом драконе, взмывающем в безоблачное небо, в такую высь, что макушки леса внизу кажутся зеленым моховым ковром. В мечтах дракон нес ее к горам, которых Шейрена никогда не видела, к могучим пикам, сверкающим хрусталем и розовым кварцем, аметистом и…
Вежливое покашливание развеяло фантазии Шейрены. Она неохотно открыла глаза и воззрилась на плоды трудов служанок, отражающиеся в зеркале.
Это было ужасно. Нет, это было лучшее, что они могли сделать, и Шейрена это знала. Глаз совершенно не видно под густыми синими тенями цвета павлиньего пера, которым раскрасили веки; на щеках — красные чахоточные пятна, — ну как есть клоун! — а розовые губки бантиком кажутся приклеенными.
Шейрена не осмелилась одобрить работу служанок, но и выражать неодобрение тоже не стала. Если лорду Тилару не понравится, пусть сам так и скажет. Видя, что Шейрена молчит, рабыни снова принялись укладывать ей прическу.
Волосы Шейрены были ее единственным настоящим украшением, если оставить их в покое, — но служанки возвели из них причудливое сооружение под стать платью, и в результате прическа Шейрены сделалась похожа на парик из выбеленного конского волоса. Большую часть волос уложили на макушке жесткими завитками, косицами и локонами. Лишь несколько прядей, жестких от лака и закрученных, как проволочные пружины, спадали вниз, обрамляя размалеванное лицо Шейрены. Теперь служанки украшали прическу драгоценными гребнями и шпильками, как приказал отец Шейрены. Разумеется, гребни были тяжелые, литого золота, щедро разукрашенные изумрудами.
«Если бы я одевалась сама, я взяла бы бледно-розовый шелк, с цветами, лентами, жемчугом и белым золотом.
А не это все. Я бы, конечно, растворилась в толпе, но зато не была бы похожа на клоуна».
К тому времени, как служанки закончили убирать и наряжать Шейрену, девушка сделалась неузнаваемой. Оно и к лучшему. Не хватало еще, чтобы кто-нибудь признал ее в таком виде!
Все было бы не так плохо, если бы с ней мог пойти Лоррин. Он бы рассмешил ее, он помог бы ей сохранять чувство юмора, не принимать это так близко к сердцу. Он не позволил бы особенно неприятным личностям приближаться к ней. Но Лоррин был подвержен жутким приступам головной боли
— и как раз сегодня с утра свалился с одним из таких приступов.
«Ну и хорошо. Не хочу, чтобы кто-то видел меня такой, пусть даже и Лоррин!»
***
Лоррин лежал на кровати. Одним глазом он бдительно наблюдал за дверью, другим читал с трудом добытую книгу о людях. Книга называлась «Железный Народ». Читая, Лоррин одновременно прислушивался, выжидая, не раздастся ли звук шагов. Он предусмотрительно расположился так, чтобы в любой момент иметь возможность выронить книгу и рухнуть на кровать, прикрыв глаза ладонью, едва дверь в его спальню начнет отворяться. По счастью, в характере лорда Тилара было скорее вломиться в комнату сына с фанфарами и пышной свитой, чем подкрасться на цыпочках, пытаясь застать Лоррина врасплох.
Лоррин терпеть не мог изображать кришайн — приступы жуткой головной боли, сопровождающиеся потерей ориентации. Это типично эльфийская болезнь, незнакомая людям. Считается, что она вызывается перенапряжением магических сил. Лоррин не любил изображать кришайн потому, что из-за этого нельзя будет выйти из комнаты, даже когда лорд Тилар отправится на бал. На самом деле Лоррин никогда не страдал от кришайна, хотя многие эльфы действительно были ему подвержены. Кришайн считался либо признаком чрезмерных амбиций, либо преждевременным проявлением магической силы в ребенке.
Виридина давно научила Лоррина изображать приступы кришайна именно потому, что эти приступы лишают эльфа возможности передвигаться, их легко симулировать и разоблачить симулянта невозможно. Поскольку приступы кришайна доказывали, что Лоррин — могущественный маг, лорд Тилар даже гордился тем, что его сын страдает этой болезнью.
Сегодня Лоррину было особенно неприятно изображать приступ. Не потому, что ему так уж хотелось побывать на балу — что там может быть хорошего, просто еще одно длинное и скучное празднество, — но потому, что ему не хотелось бросать бедняжку Рену одну. Лорд Тилар не станет заботиться о том, как она себя чувствует и кто ее окружает, — он будет обхаживать других приверженцев лорда Ардейна. А Лоррин знал, что на таких огромных сборищах бывает всякое: народу слишком много, чтобы хозяин мог уследить за всеми, а многие напиваются и начинают творить безобразия. Рену могут начать дразнить, унижать, она может сделаться мишенью дурацких или даже жестоких шуток, возможно, ей придется защищаться от полупьяных старых распутников или грубых молодых идиотов… Видят Предки, Лоррину и самому не раз приходилось отражать атаки непрошеных пьяных ухажеров, пока он был помоложе. Нет, конечно, ничего серьезного с ней не случится: на балу будет достаточно трезвых слуг лорда Ардейна, которые присмотрят, за тем, чтобы какой-нибудь пьяный кавалер не попытался утащить в сторонку неопытную девицу. Прежде чем действительно случится что-нибудь серьезное, к достойному господину подойдет парочка слуг, которые мягко отберут у кавалера его добычу, подсунут ему человеческую женщину-рабыню и направят его в сад или другой уединенный уголок, куда он, собственно, и собирался. Так что добродетель и подразумеваемая чистота эльфийской девы останутся незапятнанными.
«Что об этом думают рабыни, никого не интересует. Несчастные создания!» Нет, физического ущерба Рене не причинят. Но ее могут обидеть, напугать… А ведь она так хрупка и уязвима!
«С ней было бы все в порядке, она могла бы выпутаться и из более опасной ситуации, если бы только была чуточку похрабрее. О Предки! Временами мне так хочется, чтобы она сумела наконец набраться мужества! Ведь порой она начинает вести себя так, как будто действительно способна постоять за себя, — но тут же сдается и послушно делает все, как ей говорят. Если бы она только научилась говорить „нет“, она прекрасно обошлась бы и без моей помощи!» Эта мысль была жестокой. Лоррин тут же ее устыдился.
В конце концов, где и как Рена могла научиться постоять за себя? Уж чего-чего, а этого лорд Тилар не допустил бы!
Ему нужна покорная дочь, хорошо воспитанная, хорошо выдрессированная, послушно выполняющая все, чего требует отец.
И скорее всего лорд Тилар получит то, чего хотел. Леди Виридина уже рискует жизнью ради сына — на дочь у нее не остается ни времени, ни сил…
В дверь тихонько постучали. Два удара, пауза, потом еще три. Лоррин бросил книгу и соскочил с постели, прежде чем дверь приотворилась и в нее проскользнула леди Виридина. Она была одета и причесана для бала: платье серебристого шелка и бриллианты в волосах. Эльфийка была похожа на хрустальную статуэтку, выточенную рукой искусного мастера.
— Я ненадолго, — негромко, но торопливо произнесла она. — Я пришла лишь затем, чтобы сказать, что я подслушала разговор лорда Тилара по магической связи. Твоя догадка оказалась верной.
— Ага, значит, высшие лорды действительно устроили ловушку для молодых полукровок, которые могут явиться на праздник…
У Лоррина кровь застыла в жилах при мысли о том, что спасся он только чудом.
— Я так и подумал, когда узнал, что лорд Тилар так заботится о наряде Рены. Ведь он мог сделать ее какой угодно с помощью искусно наведенной иллюзии. А раз он этого не сделал, значит, иллюзию использовать почему-то нельзя…
Мать торжественно кивнула.
— Бальный зал находится под действием множества заклятий, развеивающих личины. Эти заклятия созданы самыми могущественными членами Совета, и ни один гость их не минует. Уже ходят слухи, что на самом деле полукровкой был сам Валин, а не его раб Меро.
— Ну да, как будто бы чистокровный эльф не мог восстать против такого безумного садиста, как Диран! — презрительно скривился Лоррин.
Но Виридина покачала головой.
— Да нет. Просто старики боятся. И потому делают вид, что это было вовсе не восстание, а просто следствие врожденной злобности и неуравновешенности полукровок. Но теперь, когда они признали, что среди молодых лордов и ан-лордов был полукровка, они опасаются, что могут быть и другие. Их действиями руководит страх.
Лоррин хмыкнул.
— Может, и так, но ведь они правы! — напомнил он матери с мягкой иронией. — Уж один-то точно есть.
Виридина поспешно шагнула к сыну и прижала палец к его губам, прежде чем он успел сказать еще что-то.
— Здесь всюду уши! — предостерегающе шепнула она.
— Ну, только не здесь! — возразил Лоррин с уверенностью, которую Виридина не могла разделять: ведь она была всего лишь эльфийкой. А он был полукровка и владел магией, полученной не только от матери, но и от своего настоящего отца, и настоящий отец научил его пользоваться человеческой магией, прежде чем Виридина освободила его и отправила к людям-изгоям, бежавшим из рабства. Лоррин мог читать мысли любого из тех, кто был в поместье, — и он знал, что сейчас их никто не подслушивает.
— Мне скоро надо уходить, — сказала Виридина, одарив сына слабой улыбкой. — Я пришла только затем, чтобы сказать: ты был прав. Отныне нам следует быть вдвое осторожнее. До сих пор не понимаю, как ты догадался.
На это Лоррин ничего не ответил. Он наклонился, поцеловал матери руку. Она на миг ласково коснулась его щеки.
Лоррин снова выпрямился и принялся расхаживать по комнате.
— Впервые я заподозрил ловушку, когда Тилар попросил меня помочь сделать украшения для Рены. Зачем трудиться создавать настоящие украшения, когда простые иллюзии выглядят ничуть не хуже, а носить их куда легче?
Виридина медленно кивнула. Сверкнули камни, вплетенные в ее волосы.
Ходьба не успокаивала, но зато давала хоть какой-то выход энергии.
— Когда ты мне сказала, что лорд Тилар велел тебе уступить Рене нескольких служанок, чтобы помочь наложить косметику, подозрение сменилось уверенностью.
Я понял, что прав.
— Понятно! — воскликнула Виридина. — Личина, наложенная на лицо Рены, сделала бы ее куда красивее, чем все краски, которые пустят в ход эти бедные создания.
Какой ты умница, что догадался об этом!
— Простая наблюдательность, — пожал плечами Лоррин. — Так что я создал для Рены замысловатые украшения из филигранного золота и изумрудов
— не только ожерелье и кольца, но еще и изысканный пояс, свисающий до пола, браслеты, гребни и шпильки.
Его творение просуществует недели три, а то и четыре.
Для этого потребовалось столько усилий, что, когда в результате Лоррин свалился с головной болью, это никого не удивило. У Тилара будет лишний повод похвастаться магическими способностями сына. А поскольку ловушка должна была быть тайной, об истинной причине отсутствия Лоррина никто не догадается. Так что пострадает одна Рена — и то не так уж сильно.
Жаль ее, конечно, — но у Лоррина были слишком серьезные проблемы, чтобы заботиться о самочувствии Рены. Похоже на то, что его тайна вот-вот будет раскрыта.
— Он тобой так гордится — просто смешно! — ответила Виридина, слегка скривившись. На миг маска спокойствия, которую она носила, не снимая, пошла трещинами.
Потом эльфийка вздохнула. — Твой настоящий отец гордился бы тобой куда больше — и с куда большим правом!
Лоррин вздрогнул: леди Виридина нечасто говорила вслух о его настоящем отце. Она зачала его от человека, доверенного раба, который приехал вместе с ней из отцовского поместья, когда лорд Тилар принялся преследовать жену за то, что она никак не может понести. Человек был полностью предан Виридине. Какие чувства испытывала к нему сама Виридина — этого Лоррин не знал и вряд ли когда-нибудь узнает. Единственным эльфом в поместье, чьи мысли Лоррин отказался читать раз и навсегда, была его мать. Виридина не желает обсуждать это со своим сыном — и какое право он имеет лезть ей в душу? Все, что знал Лоррин, — это то, что незадолго до замужества Виридина вывела из строя рабский ошейник Гарта, вернув ему человеческие магические способности, в том числе способность читать мысли, и что Гарт использовал свои способности, чтобы помогать ей и защищать ее.
А еще Виридина призналась сыну, как никогда не надеялась, что ему удастся пережить младенчество. По слухам, полукровки рождались слабыми и болезненными и большинство из них умирали, не прожив и года.
— Ты не жалеешь?.. — начал он.
— Нет, — решительно ответила она. — И никогда не жалела.
По магическим способностям Виридина была как минимум равна Тилару — а возможно, и превосходила его.
Она с самого рождения облекла Лоррина иллюзией эльфийского облика и поддерживала эту личину днем и ночью, бодрствуя и во сне, пока мальчик не стал достаточно взрослым и искусным, чтобы поддерживать ее самостоятельно.
Тилар был в восторге от крепкого, здорового сына, которого подарила ему жена. Возможно, Виридину тревожила сила Лоррина — но она этого никогда не выказывала.
Как на смех, через год она родила Шейрену, настоящую дочь Тилара. И Шейрена оказалась настолько же хрупкой, насколько крепок был Лоррин. Тилар явно считал, что двух детей ему достаточно, — что же до любовных утех, он предпочитал общество своих наложниц. Так что после рождения Шейрены он бросил Виридину — или оставил ее в покое, это уж как посмотреть.
— Я навечно у тебя в долгу… — прошептал Лоррин.
— Ты мой сын! — яростно перебила Виридина. Во взгляде ее на миг показалась сила, которая двигала этой женщиной. — Ты мой ребенок, ты целиком принадлежишь мне, а не ему. Здесь не может быть речи о долге.
Ее пылкий ответ заставил Лоррина умолкнуть.
Сам Лоррин был не так уверен на этот счет. Хотя предсказать, что случится дальше, было невозможно. Если бы дела шли по-прежнему, все было бы прекрасно. Виридина без труда поддерживала личину, скрывающую истинный облик Лоррина, — он и сам без труда управился бы с этим.
Так что не стоило бояться, что их тайну раскроют.
Если бы не Проклятие Эльфов.
— Мне надо идти, — сказала Виридина и выскользнула из комнаты, прежде чем Лоррин успел ответить.
Лоррин снова принялся расхаживать взад-вперед. «Если бы не Проклятие Эльфов… Одна маленькая юная девушка — и сколько сумела натворить…».
Во многих отношениях она оказалась очень полезна для дома Тревес. Если бы не она, не было бы второй Войны Волшебников и ряды эльфийской знати остались бы столь же нерушимыми, как и в последнюю сотню лет. Но разразилась вторая Война Волшебников — и одни лорды погибли в боях, а другие утратили свое влияние. Лорд Тилар дожидался подходящего момента: едва в рядах знати возникла брешь, он тут же ринулся вперед.
Но эта же девушка весьма ощутимо дала эльфийским лордам понять, что дни полукровок отнюдь не миновали, что полукровки продолжают рождаться, вырастать и скрываться в глуши. Тайна выплыла наружу, и теперь, когда волшебники оказались вне досягаемости, эльфы заглушали свой страх, охотясь на тех полукровок, что были под рукой, наказывая их лишь за то, что они такие, какие есть.
Конечно, если быть объективным, эльфов трудно упрекать за это. Как они могут не испытывать страха перед теми, кто способен обратиться не только к эльфийской магии, но и к запретной магии рабов-людей? Магии, которую сдерживают лишь ошейники, какие надевают на каждого раба, едва только он достигнет возраста, в котором ребенок уже способен обучаться магии.
Если быть объективным… Вот только Лоррину в его положении очень трудно быть объективным. И все это — из-за одной огненноволосой девушки.
Он не мог заставить себя ненавидеть ее — ведь, в конце концов, у нее скорее всего тоже попросту не было выбора.
Как и у самого Лоррина.
«И все же мне хотелось бы, чтобы она появилась когда угодно, только не в мое время. Или, по крайней мере, чуть позже, когда я нашел бы способ избавиться от лорда Тилара и сам сделался бы лордом Тревесом…» Мысль была жестокая, но неизбежная. Лоррину всю жизнь приходилось смотреть, как его мать и сестра подвергаются бесчисленным унижениям. Да и по отношению к сыну лорд Тилар никогда не проявлял ничего похожего на любовь: Лоррин был для него лишь еще одной ценной вещью, только и всего. Правда, с вещами, которыми лорд Тилар больше не дорожил, он обращался жестоко. А леди Виридиной он больше не дорожил. Не так давно Лоррину пришло в голову, что выгодный брачный союз можно устроить не только через них с Реной. Лорд Тилар и сам мог бы вступить в новый брак…
Нет, он не может этого сделать, пока жива леди Виридина, но…
«Но ведь всем известно, как хрупки эльфийки. А когда Рену выдадут замуж и уберут из поместья, меня можно будет отправить к одному из вассалов учиться управлять хозяйством, и тогда неудобных свидетелей не останется…» Не считая людей-рабов — но им рот заткнуть нетрудно.
Если это пришло в голову Лоррину — значит, и лорд Тилар наверняка об этом подумывал. В последнее время Лоррину случалось замечать, что эльф поглядывает на свою жену с нехорошим блеском в глазах. Матери Лоррин ничего говорить не стал, но начал потихоньку обдумывать, как избавиться от ее мужа, пока тот не избавился от его матери.
И все его планы были опрокинуты появлением Проклятия Эльфов.
Он снова бросился на кровать. Книга была забыта. Ну почему, почему эта рыжая девушка не могла появиться в другое время!
Что ж, у нее не было выбора. И у него тоже выбора нет.
Теперь его планы изменились. Сейчас речь шла о том, как выжить ему самому. Надо как-то пережить трудные времена, пока страх эльфийских владык не поутихнет и они не перестанут искать полукровок в своих рядах.
А что, если его найдут? Лоррина скрутило от страха при одной мысли об этом. «А если… Нет, надо все продумать.
Как скрыться. Куда бежать. Мне уже столько раз приходилось притворяться больным, чтобы избежать разоблачения… Нет, начинать планировать надо сейчас, пока еще есть время обдумать все спокойно…»
Назад: Глава 25
Дальше: Глава 2