"…Я не могу понять, что за безумие охватило нас. Казалось, что победа уже у нас в руках. Эльфийские лорды были осаждены в немногочисленных укрепленных поместьях, их армии были разбиты и рассеяны, их приближенные примкнули к мятежу, а от самих эльфов осталось не более десятой части. Но накануне последнего сражения наши вожди внезапно начали грызться между собой. Это безумие! Если эльфийские лорды не воспользуются нашей глупостью, то я уже не удивлюсь ничему, даже если увижу на небе три луны вместо одной.

Четвертый день второй недели месяца Весенней Луны. Случилось именно то, чего я боялся: эльфийские лорды прорвали осаду и теперь донимают нас налетами. Я не привязан ни к какой стороне, но я хотел, чтобы эти дьяволы с обманчиво прекрасной внешностью были уничтожены — как они сами уничтожили множество своих рабов. К этому итогу я стремился и ради него продолжаю трудиться и сейчас, хотя теперь наше дело кажется безнадежным. Эльфы вернули себе все потерянные территории. С каждым днем все больше людей покидают нас.

Седьмой день третьей недели месяца Весенней Луны. В то время, как Джасел поспорил с лордом Хальдорфом из-за тактики, а Мормеган и Атрегейл поссорились из-за территории, эльфийские лорды не сидели сложа руки. Они уничтожили Лорна при помощи магии и одновременно поразили Джасела своим трижды проклятым эльфийским оружием. Не прошло и недели, как Мормеган вызвал Атрегейла на дуэль на ножах, и в результате оба погибли. Мы потеряли четырех лидеров, и все это — меньше чем за месяц! И я боюсь, что худшее еще впереди. Рассеянные армии эльфийских лордов перегруппировываются, а наши вожди все больше погрязают в бессмысленных дрязгах, не обращая внимания на сыплющиеся бедствия…"

Шана листала покрытую кляксами и пятнами книгу, напряженно вчитывалась в записи на полях, сделанные неразборчивым наклонным почерком, и автор этих записей вызывал у нее все большую симпатию. Это был дневник, написанный на полях совершенно неинтересного трактата о свиноводстве. Шана обнаружила его, обшаривая книжные полки. Большинство здешних книг представляли собой своды не то сказочек, не то нудных преданий о временах, предшествовавших приходу эльфов. Изредка они перемежались хрониками тех времен, когда эльфийские лорды подчиняли себе людей. Одной из них как раз была та книжка, которой Шана подперла дверь. Шана трижды пыталась продраться через хитроумные плетения ее словес, но безуспешно. Единственное, что она вынесла из чтения этого фолианта, так это твердое убеждение, что автор сего труда, несмотря на все свои заявления, втайне симпатизировал эльфам. По крайней мере, у Шаны часто возникало ощущение, что автор считает эльфов некой цивилизующей силой, а людей — дикарями. Если автор являлся типичным представителем образованных полукровок, неудивительно, что эльфы сумели так долго продержаться у власти. После этой книги Шане всегда хотелось вымыть руки, и вовсе не потому, что этот том был таким уж особенно пыльным. Девочка была уверена, что, если бы она когда-нибудь встретилась с автором этой книги, он оказался бы на вид таким же отвратительным, как и его воззрения.

Но то, что она читала сейчас, была не хроника, созданная субтильным писцом, что сидит на толстых подушках и с отрешенностью оловянного божка наблюдает, как другие действуют. Это был личный дневник, подробно описывавший последние дни Войны Волшебников, и его автор не меньше самой Шаны недоумевал: почему же они потерпели поражение, когда победа была так близка?

Впрочем, Шана уже уловила кое-какие детали, намекающие на причину поражения, — а как это произошло, было очевидно и без того…

Что, если эльфы воспользовались услугами предателей, людей и полукровок, специально засланных к повстанцам, чтобы чинить помехи? Предположим, они использовали полукровок, владеющих магией разума, чтобы манипулировать лидерами повстанцев, заставлять их завидовать друг другу, внушать им уверенность в победе и намекать, что теперь самое время расправиться с соперником.., или с двумя.., или даже с тремя…

Найденный дневник свидетельствовал в пользу этого предположения. По крайней мере, так казалось Шане. Неприятности не имели конкретных причин, но явно были подстроены эльфийскими лордами. Но эта возможность, очевидно, никогда не приходила в голову автору неразборчивых заметок. Он просто представить не мог, что кто-то из людей или полукровок способен добровольно встать на сторону эльфийских лордов против волшебников.

А ведь наверняка так оно и было. Иначе как бы эльфы посреди собственных свар умудрялись раз за разом так точно узнавать, когда и куда нанести удар?

Да, это многое объясняло, особенно если предположить, что предатель обладал человеческим умением влиять на сознание окружающих. Волшебники никогда не предпринимали никаких мер предосторожности, чтобы защититься против такого воздействия, поскольку эльфы не способны были ни читать чужие мысли, ни воздействовать на них. А волшебникам и в голову никогда не приходило, что кто-то из них может пойти против своих товарищей.

Особенно часто во всех записях всплывало имя одного из лордов — о нем упоминали не как о влиятельном военном вожде эльфов, а как о лорде, который всегда оказывался в нужном месте в нужное время, постоянно захватывая волшебников врасплох. Шане и прежде доводилось слышать это имя, и оно внушало ей страх.

Лорд Диран.

Судя по всему, что Шана знала раньше и что она узнала за последние несколько недель, с Дираном нельзя было не считаться. В отличие от других лордов он всегда относился к умственным способностям людей (да пожалуй, и полукровок тоже) с полной серьезностью. Он никогда не позволял себе недооценивать врагов и всегда продумывал свои действия на два-три хода вперед. Умный, коварный, полностью лишенный совести… Это было бы вполне в его духе — попытаться склонить кого-нибудь из волшебников на свою сторону. И вот его имя снова обнаружилось в дневнике.

"Шестой день второй недели месяца Однорога. У границ леса, где мы скрываемся, видели лорда Дирана. Я боялся наихудшего, и вот оно стряслось. Последние повстанцы нашли убежище в Цитадели. Мы надеялись отсидеться здесь, пока эльфийским лордам не надоест и пока они не прекратят поиски. Но другой враг настиг нас даже здесь, и, хотя у меня и нет доказательств, я чувствую, что лорд Диран приложил к этому руку.

Этот враг — моровое поветрие.

Нас терзает чудовищная, изнурительная лихорадка. Она разит внезапно, безо всяких предварительных признаков заболевания. Буквально за какой-то час жертва впадает в состояние горячечного бреда. О, конечно, я знаю — считается, что болезнь эту создал Леланд Андер, а потом она как-то выскользнула из-под его контроля. Да, действительно, Леланд возился с возбудителем лихорадки, надеясь создать оружие, которым можно было бы поражать эльфийских лордов на расстоянии. И действительно, именно он стал первой жертвой. Но мне не верится, что Леланд был настолько беспечен, чтобы оставить возбудитель болезни без должного присмотра. Нет, в этом замешан лорд Диран — я это нутром чувствую.

Шестой день четвертой недели месяца Однорога.

Настал мой черед. Подобно другим заболевшим, я заперся у себя в комнате. Остальные стараются всемерно избегать меня. Победа была так близка — мы уже почти держали ее в руках! Даже это проклятое эльфийское оружие, убивающее или парализующее жертву одним лишь прикосновением, не спасло бы эльфийских лордов. Никто не мог бы остановить нас — мы сами себя остановили! Я пишу это в надежде, что придет день, и кто-то из полукровок все-таки прочтет мои слова. Остерегайтесь эльфийских лордов! Остерегайтесь их коварства и не забывайте, что в ваших рядах могут появиться предатели! И особенно остерегайтесь лорда Дирана: он знает довольно способов ослабить и разрушить душу и пользуется ими".

Шана перевернула страницу, но оказалось, что эта запись была последней. Девочка так и не узнала имени писавшего и уж тем более не узнала, смог ли он оправиться от болезни.

Шана раздраженно захлопнула книжку и принялась рыскать по полкам, выискивая другие записи подобного рода, но так ничего и не нашла. Во всяком случае, она не нашла больше ничего, принадлежащего перу неизвестного автора дневника, и не обнаружила других личных заметок. В конце концов, в надежде побольше узнать о волшебниках древности, Шана рассортировала книги на несколько групп и все, что не касалось истории, задвинула подальше.

Исторические труды остались в передних рядах. Их оказалось куда меньше, чем хотелось бы Шане. Впрочем, она нашла еще несколько хроник, повествующих о событиях той войны. Они не отличались таким накалом чувств, но зато содержали большое количество подробностей.

Из этих хроник Шана узнала кое-что о тактике волшебников и об оружии, которое они использовали. Некоторые магические приемы были забыты современными волшебниками — а может, волшебники просто еще не настолько доверяли Шане, чтобы позволять ей изучать такие сложные и опасные вещи. Девочка снова и снова изумлялась способностям волшебников древности. И многократно ей встретились доказательства того, что своим поражением волшебники были обязаны предательству — и подстроили это предательство эльфы.

Постепенно запасы сведений, хранившихся в комнате с документами, исчерпались. Зима, царившая за пределами Цитадели, медленно двигалась навстречу весне. А Шана забиралась все глубже в лабиринт туннелей, выискивая следы давно прошедших времен. Благодаря зиме беспорядка стало немного меньше, поскольку все предпочитали сидеть в своих комнатах и не высовываться лишний раз на холод. Кроме того, поскольку теперь волшебникам то и дело приходилось непосредственно сталкиваться с беспорядком, они начали чуть регулярнее убирать за собой. А потому у Шаны стало появляться чуть больше времени для исследований, и девочка старалась сполна использовать каждую возможность.

Шана нашла десяток заброшенных туннелей, совершенно неизвестных нынешним обитателям Цитадели. Некоторые из этих туннелей оказались настолько длинными, что Шане надоело по ним бродить и она так и не выяснила, где же они заканчиваются. Она ходила по петляющим коридорам, где располагались лишь крохотные спальни и уборные. Девочка надеялась найти другие жилые или складские помещения, но вместо этого уткнулась в тупик. Потом, открыв дверь помещения, которое она сперва приняла за чулан, Шана обнаружила там проход в целый комплекс помещений. Чем дальше она забиралась в глубины пещер, тем более извилистой и странной становилась планировка.

Как-то это все было очень по-драконьи — даже не планировка, а некий общий принцип, по которому все это было построено.

Алара тоже строила в своем логове такие туннели, оканчивающиеся тупиками, и комнаты внутри комнат. А ведь она никогда не относилась к числу самых страстных строителей. Драконы твердо верили, что жилища следует строить так, чтобы при случае их можно было оборонять от вторжения непрошеных гостей. А если бы такой гость даже и проник в логово, он бы понятия не имел, как отыскать в нем дорогу. Похоже, что те же самые принципы работали и здесь. Не существовало двух одинаковых логов — равно как и двух одинаковых Логов разных драконьих Родов. Цитадель была выстроена, как ряд логов, расположенных внутри большого Логова, с общедоступным районом, где было относительно несложно ориентироваться, и личными жилищами, расположенными глубже всех прочих помещений, причем у каждого жилища был свой запасной путь для отступления и собственные оборонительные сооружения. Шане начало казаться, что даже если большая часть работ и вправду была выполнена волшебниками, к этому все-таки явно приложил руку дракон. И девочка начала помимо старинных документов искать еще и доказательства, которые могли бы подтвердить эту ее теорию.

Однажды, в самый разгар зимы, Шана забралась в очередной тупик и повернула обратно, усталая и разочарованная. День выдался довольно скверный. Мастер Денелор подхватил простуду и слег в постель. В результате уроки прекратились, а работы здорово прибавилось. Денелор был не самым терпеливым пациентом и, когда болел, требовал от своих учеников ухода и заботы. Шана уже устала заваривать чай, читать нудные истории, подогревать молоко, менять постель, готовить лекарственные отвары, стирать постельное белье и снова заваривать чай. Наконец ее все-таки сменил Ланет, и Шана улизнула на ежедневную разведку. И ради чего? Лишь ради того, чтобы уткнуться в очередной тупик!

Шана принялась возвращаться по своим следам — и вдруг свет магического светильника упал на стену под каким-то особым углом. Девочке показалось, что чуть впереди от того места, где она стояла, желтовато-коричневую стену прорезает прямая линия.

Шана остановилась. Магический шар, подвешенный так, чтобы он светил через плечо и не слепил хозяйку, остановился тоже. Шана медленно отступила назад.

Свет заиграл на блестящей поверхности камня. И действительно, через стену проходила очень ровная, до странности правильная трещина. Она тянулась от самого пола до уровня головы Шаны и уходила выше…

Шана принялась шарить по стене, пытаясь на ощупь определить контуры двери. И как раз в том месте, где следовало бы находиться дверной ручке, камень слегка сместился от прикосновения.

В Цитадели давно уже ходили слухи о потайных комнатах и ходах — как будто ее планировка сама по себе не сбила бы с толку кого угодно! — но Шана до сих пор не обнаружила ни одной такой комнаты. И насколько ей было известно, никому из учеников этого тоже не удавалось.

Но если здесь и вправду существовали какие-то потайные места, старшие волшебники наверняка держали их секреты при себе — во всяком случае, так предполагала рассудительная Шана…

Девочка сильнее нажала на подавшийся камень — и часть стены ушла вглубь, образуя ручку.

Похоже, она и вправду наконец-то обнаружила какой-то потайной ход. Интересно, а во скольких коридорах, заканчивавшихся тупиками, тоже скрывались подобные тайны? Сердце девочки взволнованно забилось. Сейчас Шана не смогла бы остановиться, даже если бы кто-то сказал ей, что за дверью ее поджидает голодный однорог. Шана ухватилась за ручку и потянула на себя.

Дверь плавно отворилась, и Шана шагнула в комнату.

Точнее, в комнаты. В противоположной стене обнаружился дверной проем — через него виден был угол кровати. Но не это взволновало девочку.

Едва шагнув через порог, Шана ощутила кожей покалывание, свидетельствовавшее, что на комнату наложено какое-то несложное заклинание. Судя по безукоризненному состоянию комнаты, это было заклинание сохранности — точно такое же, как и в хранилище документов. На этой неделе, как раз перед тем, как заболеть, Денелор показывал Шане подобное заклинание. Шана тогда провела рукой по полю созданного им заклинания и почувствовала уже знакомое покалывание.

Комната выглядела совершенно жилой. На серых каменных стенах незаметно было ни следа пыли. Пол, вымощенный серо-белой мозаичной плиткой, был безукоризненно чист. На столе лежало несколько книг, рядом с чистым листом бумаги примостились перо и чернильница, в камине ждала готовая растопка.

Шана заметила, что дверь начала закрываться. Девочка отпрыгнула назад и прижалась спиной к стене. Она почти верила, что сейчас появится владелец комнаты и потребует ответить, на каком основании она вломилась в его жилище…

Но никто так и не появился. Тишина царила просто-таки невероятная. Шане никогда еще не доводилось попадать в место, где было бы настолько тихо.

Девочка осторожно подошла к черному полированному столу — ее внимание привлекли лежащие там книги. Для жилища волшебника комната была поразительно опрятной. Тот же Денелор, например, имел привычку сваливать вещи в кучу до тех пор, пока эта куча не начинала рассыпаться. Насколько Шана могла понять из разговоров с другими учениками, большинство его приятелей вели себя точно так же.

«Они просто ленивые, да и все», — неожиданно решила Шана, отметив про себя, как аккуратно все расположено на столе. Для уборки у волшебников были ученики, а потому их не волновало, грохнутся вещи на пол или нет. А в древние времена все выполняли какую-то работу, и никаких учеников тогда не было. И каждому магу приходилось самому убирать за собой.

Шана почесала в затылке и сморщила нос. «Пожалуй, если бы все волшебники вдруг остались без учеников, это помогло бы хоть кому-то из них обзавестись более полезными привычками».

Первым делом Шану заинтересовали книги, ровной стопкой лежавшие между двумя грубыми, необработанными кристаллами На вид не похоже было, будто это что-нибудь официальное — хроника, или там книга заклинаний. Шана надеялась, что там могут оказаться личные заметки или что-нибудь еще в этом духе. Но, едва открыв книгу, Шана с первых же слов обнаружила, что она вообще не принадлежит перу волшебника…

Да, это и в самом деле был дневник — вроде тех неразборчивых записей, сделанных на полях книги о свиноводстве. Но Шане никогда и в голову не пришло бы, что она обнаружит здесь такую вещь — дневник дракона, сменившего облик, дневник, написанный на языке Народа, на его редко встречающейся, письменной разновидности, которую они с Кеманом когда-то изучали под присмотром Алары.

Ошеломленная, Шана успела ухватиться за спинку стула, пока у нее окончательно не подогнулись ноги. Все еще пребывая в ошеломлении, девочка опустилась на сиденье, обтянутое серой кожей, и принялась читать.

Шана пришла в себя оттого, что у нее начало урчать в животе. Лишь тогда она поняла, как много времени прошло. К счастью, ее не хватятся до утра — но уже, должно быть, поздний вечер, а она прочла лишь малую часть первого из семи томов, описывающих приключения молодого дракона, Каламадеа. Сперва он рассматривал это превращение как игру, забаву, как еще один пример драконьего вмешательства в дела людей, эльфов и полукровок. Из его дневника становилось ясно, насколько широко были распространены такие вещи, хотя в те дни в этом мире жило куда меньше драконов, чем сейчас. Все это слегка ошеломило Шану. Она никогда даже не подозревала, насколько глубоко Народ замешан — или был замешан — в жизни тех, кого они изучали.

Шана поднялась было, но потом заколебалась. Ей не хотелось уходить, но деваться было некуда. В конце концов, не могла же она остаться здесь насовсем. А книги никуда не убегут.

Если она возьмет книги с собой и кто-нибудь случайно найдет их у нее в комнате, волшебники узнают о Народе…

Хуже того — они узнают, что Народ издавна вмешивался в их дела. Калама в своем дневнике был поразительно откровенен — Шана даже не знала, что драконы способны на такую откровенность. Калама не скрывал ни того факта, что он находился здесь в измененном облике, ни того, кто он такой и откуда явился, ни того, зачем он внедрился в ряды волшебников…

Если кто-нибудь прочтет это, все тайны драконов будут раскрыты. Волшебники начнут выслеживать их и, может, даже будут пытаться убивать их. А еще, узнав о Народе, волшебники могут попытаться подсунуть эти сведения эльфийским лордам, чтобы предоставить своим врагам другую дичь для преследования.

Им довольно открыть книгу и начать читать с любого места, чтобы понять, что драконы живут здесь уже много веков и потихоньку, пользуясь тем, что никто о них не знает, вмешиваются во все.

Да и вообще, стоит им увидеть книгу, написанную на таком странном языке…

Дойдя до этой мысли, Шана расхохоталась, поражаясь собственной глупости. "О чем я тут вообще думаю? О том, что будут делать волшебники? Вот уж задачка — проще не придумаешь! Конечно, читатель сможет узнать из этих дневников о Народе — если сможет разобрать драконий язык!

Никто не прочтет этих книг, кроме меня!"

Даже среди Народа не все владели письменной речью. Алара обучала Кемана чтению и письму, поскольку ему предстояло стать шаманом, а Шану она учила потому, что девочка выказывала сходные способности. Но Мире не хотела этому учиться, как и большинство других драконов-подростков.

Так что можно с уверенностью предположить, что тот, кто окажется в состоянии прочесть эти книги, и так уже знает о существовании Народа. На самом деле, если исходить из того, что Шана уже успела прочесть, можно считать, что тот, кто разберет здесь хоть слово, сам является драконом, сменившим облик и затесавшимся в среду волшебников для каких-то своих драконьих надобностей.

Возможно, даже для того, чтобы следить за ней, Шаной.

Шана собрала книги и направилась к двери. Девочка больше не видела никаких причин, почему бы ей не забрать книги с собой и не прочесть в свободное время.

Все равно никто больше не сможет этого сделать.

"Я остался один во всей Цитадели. Все прочие умерли либо ушли. Возможно, я пережил лихорадку лишь благодаря тому, кем я являюсь; явно более никто из подхвативших эту болезнь не выжил и не имеет более возможности рассказать о случившемся. Или хотя бы известную часть этой истории; надо признать, я понятия не имею, что произошло после того, как я слег в постель, и уж вовсе не знаю, что творилось за пределами пещеры Цитадели.

Просто замечательно, что драконы способны подолгу обходиться без еды. Как только стало известно о моей болезни и я запер за собой дверь своей комнаты, не нашлось ни одной живой души, которая пожелала бы мне помочь. Но я не виню их — это неудивительно, если учесть, насколько высока смертность среди заразившихся.

Когда я очнулся после долгого сна, в который меня погрузила лихорадка, окружающий мир встретил меня безмолвием. Я собрал последние силы и обыскал складские помещения — я настолько изголодался, что готов был съесть собственные книги, но при этом так ослабел, что не смог бы прожевать страницу!

Но на складах все-таки отыскалась еда. По правде говоря, там оказалось более чем достаточно, чтобы мне хватило на несколько первых дней выздоровления. Я утащил ее к себе в комнату — в прямом смысле слова утащил, поскольку поднять мешок мне было не под силу — это мне-то, который способен был лететь, держа в лапах взрослого вилорога! У меня даже не было сил изменить облик! Сейчас я размачиваю три засохшие дорожные лепешки и еле удерживаюсь, чтобы не схватить их и не попытаться съесть прямо в таком виде. Все равно эта попытка успехом не увенчается. Я настолько ослаб, что не могу даже раскрошить этот сухарь до такой степени, чтобы его можно было проглотить.

Я подпер дверь, чтобы она не закрывалась — надеялся услышать, не донесутся ли какие-нибудь звуки из дальних частей Цитадели, но так ничего и не услышал. Видимо, я должен радоваться: тишина означает, что эльфийские лорды так и не отыскали последнего нашего убежища — и что его им так и не показали. Но все же мне нерадостно. Я не могу не думать о судьбе моих товарищей, тех, кто вместе со мной участвовал в восстании и кто остался верен своим идеалам, в то время как другие поддались своим амбициям и жадности.

Что же случилось с ними? Ласен Орвад, Джеоф Ленгер, Реза Шеден — где вы теперь? Живы ли вы? Или лихорадка унесла вас наряду со многими другими? Или вы избежали болезни, но лишь затем, чтобы пасть от рук наших врагов?

Да, друзья мои, я осознанно говорю о наших врагах. Хотя я принадлежу к другому народу и ввязался в эту историю лишь из желания поразвлечься, но в конце концов я поверил в вас и в ваше дело. Когда я называю вас моими друзьями, я говорю это от чистого сердца. И до тех пор, пока я жив (а это долгий срок), ваши враги — мои враги. Я не допущу, чтобы ваша мечта погибла, в, то время как я могу сохранить ей жизнь.

Три дня спустя. Понятия не имею, какое сегодня число, поскольку не знаю, как долго я провалялся в бреду. Судя по лежащей повсюду пыли и по тому, как засох хлеб, могу предположить, что бредил я таки долго. Теперь мне известно, что некоторые из моих друзей спаслись бегством, — это можно понять по состоянию их комнат. Правда, я все равно не знаю, что сталось с ними после того, как они покинули Цитадель.

Мне тоже следует уйти отсюда сразу же, как только я смогу двигаться. Боюсь, что любой полукровка, который вернется сюда и обнаружит меня, сочтет меня предателем. Ведь известно было, что я заразился лихорадкой. И мне кажется, что любого выжившего заподозрят в том, что он получает плату от эльфийских лордов. Потому что без помощи магии — или драконьей природы — никому не под силу пережить эту болезнь.

Я могу воспользоваться тремя туннелями. Я проверю их и выберу самый подходящий. Если мне повезет, я доберусь до пустыни, а там уже смогу принять свой природный облик и присоединиться к Роду. Если же нет…

Но не будем об этом. Когда-нибудь, если только я смогу, я непременно вернусь сюда и заберу свой дневник, повествующий об этой войне. Если же я не вернусь, пускай он станет загадкой для тех, кто его найдет. Они наверняка подумают, что он написан при помощи какого-то шифра. Успехов им в расшифровывании!"

На этом страница заканчивалась. Прочие листы седьмой, и последней, книги остались неисписанными. Что бы ни произошло с драконом-волшебником впоследствии, в дневник он этого уже не записал.

Шана разочарованно захлопнула книжку, поставила ее на полку, сама улеглась на кровать, уставилась в потолок и задумалась. Магический светильник давал такой же ровный свет, как и светящиеся потолки в домах эльфийских лордов, и ничуть не мигал в отличие от фонариков, которыми освещала свое логово Алара, — не говоря уже о факелах, свечах и лампах, которыми пользовались люди.

Интересно, кто из полукровок был больше похож на своих отцов-эльфов, а кто — на матерей — по крайней мере, в плане магических способностей? И до чего же многие из них походили на Народ…

Судьба Каламадеа не давала Шане покоя. Девочке казалось, что в ней содержится разгадка ее собственной судьбы. Если бы только она знала побольше! Если бы хотя бы узнать, что случилось с Каламадеа после того, как он закрыл свой дневник и в последний раз вышел из комнаты!

Ну что ж, зато она теперь точно знала, зачем драконы меняют облик. Кажется, это было их любимейшим развлечением — манипулировать эльфами и их рабами-людьми и смотреть, как те будут реагировать. И действительно, именно с этого начал свою карьеру Калама.

При мысли о том, какими способами драконы могут влиять — и, несомненно, влияют, — на жизнь эльфов, а тем самым и на жизнь находящихся в их власти людей, у Шаны екнуло сердце. Некоторые делали это просто ради развлечения. Некоторые — чтобы испытать себя.

А некоторые, как тот же Калама, ввязывались в это развлечения ради, а продолжали уже потому, что понимали — вокруг происходит что-то очень не правильное. И решали помочь исправить эту не правильность.

Шана подумала, что они с Каламой, наверное, отлично бы поладили, если бы им суждено было встретиться. Своими представлениями о том, что такое правильно и справедливо, дракон-волшебник здорово напоминал Кемана. В своем дневнике Калама честно признавал, что взялся за это рискованное предприятие, предполагая, что это может оказаться довольно забавно — манипулировать судьбами «низших существ». Но прошло совсем немного времени, и он пылко привязался к ним. Он просто не смог сидеть сложа руки и смотреть на творящиеся несправедливости. Калама снова вмешался в ход событий, но уже с совершенно другими намерениями.

Он принял облик полукровки и присоединился к вспыхнувшему восстанию. Он действительно помогал строить Цитадель и много сделал для ее обороны. Он не наблюдал за Войной Волшебников, а участвовал в ней — не как руководитель, конечно, а как один из младших волшебников, тех, кто непосредственно вел боевые действия.

Шана прониклась к ним огромным уважением — не к силе, которой они владели, а к ним самим как к личностям. Шана глазами Каламы взглянула на волшебников, которые до этого были для нее лишь именами, на вождей, которые подняли и проиграли восстание. Теперь они стали для девочки живыми людьми. Шана узнала, как их простые ссоры переросли в ненависть, а эта ненависть потом развалила единый фронт повстанцев. И Шана, как и Каламадеа, окончательно убедилась, что к этому приложили руку эльфы.

И вот теперь дневник закончился. Шана ничего больше не могла узнать о драконе-волшебнике, и это вызвало у нее странное ощущение потери. Что же сталось с ним дальше? Правда, теперь девочка знала, что это именно Калама нашел те заметки на полях трактата о свиноводстве, забрал их из комнаты одной из жертв лихорадки и перенес в книгохранилище в надежде, что кто-нибудь все же отыщет и прочтет их.

Может, он в конце концов выздоровел и покинул Цитадель? А может, кто-то из полукровок вернулся, принял ею за врага и убил? Калама ведь сам говорил, что если его найдут живым, то могут счесть предателем.

Шана очень надеялась, что Калама все-таки сумел бежать. Даже волшебники, которых он описывал, стали для девочки живыми людьми — что уж говорить о самом Каламадеа. Шане казалось, будто она и вправду была знакома с ним, будто он был ее другом. Если ему удалось бежать, возможно, он и поныне живет в каком-нибудь Логове А раз уж он когда-то интересовался делами полукровок, они могут заинтересовать его и снова. А значит, они с Шаной вполне могут встретиться. Интересно, как он поведет себя, если заговорить с ним на языке Народа?

Шана повернулась на бок и жестом погасила магический светильник. Он постепенно сжался до светящейся точки, потом исчез совсем, оставив Шану в непроглядной темноте — такая бывает только под землей.

После недолгого размышления Шана решила, что лучше ей помалкивать и держать все это при себе. «Раз в прежние времена среди полукровок бывали предатели, они могут появиться снова». Конечно, наверняка тут ничего не скажешь. Но лорд Диран способен на очень сложные, многоходовые интриги. Впрочем, он мог решить, что пропажа нескольких детей, которых ему все равно пришлось бы уничтожить, особого значения не имеет, и оставить полукровок в покое до тех пор, пока они будут сидеть тихо и не высовываться и пока они не будут ничего у него красть. А они этого и не делали. Раз уж Денелор опасался взять что-нибудь у лорда Дирана, значит, остальные и вовсе не могли на такое решиться. То есть они обворовывали врагов Дирана, и это наверняка должно было нравиться лорду.

От мысли о том, что Диран может все знать о них, Шану пробрал озноб, и она решила, что уйдет из Цитадели, как только научится бесшумно управляться с магией. Если хотя бы одному из эльфийских лордов известно о Цитадели, то это уже не убежище, а ловушка. Она непременно станет разменной монетой в их бесконечных интригах — это лишь вопрос времени. И с этой монетой эльфийские лорды расстанутся без малейших сожалений.

Шана решила, что вернется в ту комнату и отнесет книги обратно. Девочка не хотела, чтобы они попались еще кому-нибудь на глаза, пусть даже никто здесь и не мог их прочитать. И надо посмотреть, не оставил ли там Калама еще чего-нибудь. Раз у эльфов и людей бывают дети, может, драконы, сменившие облик, тоже могут иметь детей от эльфов или людей? Может, она сама — как раз такой ребенок? А может, полукровки могут, подобно драконам, пользоваться драгоценными камнями, чтобы увеличивать свою силу? Возможно, магия полукровок достаточно схожа с драконьей, чтобы драгоценные камни помогали им. Надо будет попробовать. Надо испробовать все, что может помочь ей уйти отсюда как можно быстрее.

Абсолютно все.

Следующие несколько дней Шана провела, изучая едва заметные знаки, вырезанные на стенах коридоров в этой части подземелий. Сдвоенный значок «Каламадеа» соединялся с значком «Громовой Танцор». Следовательно, Каламадеа был не просто драконом, меняющим облик, но еще и шаманом. Возможно, он оставил здесь эти знаки еще во время постройки пещер — процарапал когтем, когда никто его не видел, или высек при помощи заклинания, воздействующего на камень. В дневнике он подписывался обоими этими знаками, а когда Шана как следует осмотрела снаружи дверь его логова, то на высоте своего роста снова обнаружила их же. Следуя за этими знаками, Шана обнаружила несколько складских помещений, ныне пустых, и пару комнат, в которых Каламадеа, похоже, занимался магическими экспериментами. Возможно, он пытался освоить некоторые магические приемы, употребляемые волшебниками.

Примерно после недели безуспешных поисков настойчивость Шаны в конце концов была вознаграждена. Девочка обнаружила очередной знак внутри одной из кладовок, уже обысканных ею прежде. Стена казалась совершенно монолитной, без малейшей щели. Шана прижала ладонь к вырезанному знаку, надавила на него и одновременно повернула камень. Раздался громкий щелчок. Часть стены размером чуть больше ладони девочки немного отошла в сторону. Шана поддела ее и отворила на манер маленькой дверцы.

И в открывшемся тайнике засверкали драгоценные камни: красные, зеленые, синие.

Камней оказалось не так уж много. Вполне возможно, что главные сокровища Каламадеа хранились где-нибудь в Другом месте. Возможно, это был запасной тайник, наподобие тех, которые устраивала Алара в разных местах своего логова и в его окрестностях и складывала туда камни похуже, которые все-таки могли пригодиться, если у нее почему-либо не окажется возможности добраться до главного запаса. В нише обнаружилось пять-шесть десятков камней, по большей части полудрагоценных. Впрочем, это еще ничего не значило. Полудрагоценные кварц и бирюза работали у Алары ничуть не хуже рубинов и изумрудов. Если камень годился для магического использования, его ценность и редкость никакого значения не имели.

Правда, и с таким количеством камней возникли некоторые трудности. В карманы они не помещались. А если нести их в подоле туники, кто-нибудь обязательно заметит и потребует поделиться, а то и захочет отобрать все. На некоторое время Шана задумалась, потом нашла выход. У нее был при себе шарфик как раз подходящего размера. Девочка переложила камни из ниши в шарф и увязала их в узелок. До своей комнаты Шана добралась без происшествий. Узелок она спрятала за пазуху. У нее уже дважды отбирали ее сокровища, и девочка совершенно не желала, чтобы это произошло в третий раз.

В тот день Шане ничего больше не удалось сделать, но на следующий, выполнив всю работу и отсидев занятия до конца, Шана направилась прямиком к себе в комнату, уселась на кровать, подобрав под себя ноги, и вытащила узелок.

Девочка разложила камни на коленях, пытаясь подражать действиям драконов, и постаралась достичь спокойного, сосредоточенного состояния духа, подобного трансу.

Едва войдя в это состояние, Шана подумала о Кемане. Первое, что ей нужно, — это поговорить с Кеманом.

Шана закрыла глаза и сосредоточилась, стараясь вызвать в сознании образ своего названого брата — вплоть до мельчайшей чешуйки. Когда этот образ стал таким реальным, что хоть дотрагивайся, Шана изо всех сил потянулась к нему.

Девочка и раньше предпринимала подобные попытки, но у нее никогда не хватало сил выглянуть за пределы леса. На этот раз Шане показалось, будто она услышала какой-то отклик, но очень слабый и отдаленный — слишком слабый, чтобы толком разобрать его, и недостаточно отчетливый, чтобы поверить, что она и точно дотянулась до Кемана.

Но ведь почти получилось! Шана не смогла совладать с искушением и попыталась потянуться еще дальше, хоть чуть-чуть. Но острая боль, пронзившая лоб, вырвала ее из транса и заставила отказаться от дальнейших попыток.

Шана вздохнула, открыла глаза и принялась рассматривать переливающиеся драгоценности. В конце концов она подумала: а вдруг неудача вызвана тем, что она пыталась использовать все камни одновременно? Может, если испытывать их по одному, будет лучше?

Но на коленях у нее лежало пять-шесть десятков камней — совершенно разных. Перепробовать их все поодиночке — та еще задачка…

«Ну и ладно», — философски подумала Шана. В конце концов, чего-чего, а уж времени у нее довольно.

Шана извлекла из груды первый попавшийся камень, берилл, обработанный в виде кабошона, а остальные увязала обратно в шарф. Потом она положила берилл на ладонь, всмотрелась в его глубину и сосредоточилась…

Алара шла по следу: драконий запах еще чувствовался в разреженном холодном воздухе. Вкладывая в каждый взмах крыльев все силы, драконица поднималась все выше в горы, расположенные на западной границе территории их Рода. В разреженной атмосфере не то что лететь — дышать было трудно. Хотя Алара изменила свои легкие, чтобы приспособиться к здешним условиям, ей все равно очень трудно было поддерживать такую скорость.

Кеман исчез в самом начале осени. Уже наступила середина зимы, а Алара до сих пор не разыскала сына. В Логове творилось нечто невообразимое. Половина драконов кричала, чтобы Алара вернула Кемана обратно, если понадобится — даже вместе с полукровкой, а вторая половина требовала, чтобы Алара отказалась от него или вообще затравила их с Шаной, как животных.

Сама же Алара испытывала изрядное беспокойство.

Конечно, Кеман не такой уж маленький. В его возрасте она уже предприняла свою первую вылазку в эльфийские земли. Но она-то была там не одна! И она не путешествовала вместе с полукровкой — существом, разоблачение которого принесет смерть им обоим.

Что же касается Шаны…

Огонь и Дождь! Боль, вина и чувство потери, переполнявшие сердце Алары, были такими острыми, как будто все это произошло лишь вчера. Она любила это дитя, дитя ее души. Да, в Шане не было крови Рода, но по духу она принадлежала к Роду и понимала честь Народа куда лучше, чем большинство драконов этого Логова. Они не имели права так поступать с Шаной!

Алара в гневе стиснула зубы. Что бы там ни твердили остальные, но она знала, что это был самый скверный поступок за всю историю Народа. Они должны были изгнать этого мелкого ублюдка, Ровилерна, или отослать его в другое Логово, чтобы его там научили вести себя как следует. А в результате вышло, что теперь, когда Кеман и Шана исчезли, Рови окончательно распоясался. А мать во всем ему потакала. Кроме того, Лори изо всех сил баловала дочь самой Алары и делала все, чтобы склонить Мире на свою сторону. А поскольку Алара была шаманом, она ничего не могла с этим поделать. Законы Рода позволяли ребенку оставить кровную мать и уйти жить к выбранной им самим приемной матери, если он того желал. А для того, чтобы нарушать законы, Аларе требовались исключительно серьезные основания…

Очень серьезные и логично обоснованные. А она сейчас не располагала ничем, кроме эмоций.

Но существовал судья, к посредничеству которого Алара могла прибегнуть, и отчаяние толкнуло ее на поиски этого судьи. Если она разыщет Отца-Дракона, тот может воспользоваться своей властью и рассудить ее с соплеменниками.

Но найти Отца-Дракона было нелегко. Он давно уже отказался от собственного логова, поскольку вырос до такого размера, что теперь мог чувствовать себя удобно лишь в самых больших пещерах. Кроме того, он полагал, что принадлежит не к какому-то одному Логову, а ко всему Народу, и потому постоянно путешествовал.

Алара последовала за ним сперва в Логово Ладаренао, потом в Логово Пелеонаванде, но не застала его ни там, ни там. Теперь она принялась обыскивать горы, руководствуясь собственными представлениями о характере и привычках Отца-Дракона и ловя в морозном воздухе самые слабые запахи.

Но теперь запах усилился, а скалы внизу начали перемежаться то сосновыми лесами, то лугами. Алара снизилась и полетела вдоль горного склона, высматривая следы присутствия Отца-Дракона. Да, именно такие края ему и нравились. Он мог провести несколько недель, наблюдая за жизнью какого-нибудь луга.

Алара уловила краем глаза какое-то движение — нет, не движение, это солнце сверкнуло на какой-то громаде, напоминающей глыбу льда. Алара, не раздумывая, сложила крылья и камнем ринулась вниз. Она распахнула крылья в самое последнее мгновение и приземлилась, подняв целое облако снега и крохотных кристаллов льда.

Отец-Дракон медленно повернул голову. Он сделал свою чешую белоснежной, чтобы не выделяться на фоне окружающего снега и льда, но не предпринял больше никаких попыток замаскироваться. Хотя, пожалуй, он и вправду ни в чем больше не нуждался. И без того заметить его на снегу было почти что невозможно.

«А, Алара, — произнес он вместо приветствия. — Ты выглядишь взволнованной. Что привело тебя сюда?»

— Мне нужна твоя помощь, шаман! — выпалила она вслух, и ее голос эхом разнесся в холодном разреженном воздухе.

Отец-Дракон ограничился тем, что посмотрел на Алару, но на морде его было написано: «Ты слишком много знаешь, чтобы просить помощи».

От замешательства у Алары даже начало покалывать морду.

«Шаманы не просят помощи, — напомнила она себе. — Шаманы ищут ответы». Что за глупая просьба! Она слишком много знает, чтобы просить помощи.

— Мне нужен твой совет, Отец-Дракон, — сказала Алара, слегка склонив голову. — Я нахожусь в кошмарном положении и не могу придумать, как из него выйти. Наше Логово сейчас в полном смятении. Если бы я вернулась с твоим советом…

— А твоим собственным советам они больше не доверяют? — мягко поинтересовался Отец-Дракон.

Алара почувствовала, как по морде снова словно пробежались крохотные иголки. Но драконица совладала со стыдом и замешательством.

— Нет, — честно призналась она, — не доверяют. Боюсь, я тоже являюсь частью проблемы.

Алара рассказала всю историю, начиная с того, как Рови задирал Кемана и Шану, и до второго исчезновения Кемана. Отец-Дракон слушал, прикрыв глаза, но Аларе не казалось, что он пропускает ее слова мимо ушей. Скорее уж он старался сосредоточиться на каждом слове. Закончив рассказ, Алара с замирающим сердцем принялась ждать ответа. У нее понемногу начали замерзать лапы.

Выслушав ее рассказ, Отец-Дракон долго хранил безмолвие, так долго, что солнце начало клониться к горизонту, а воздух стал ощутимо холоднее. Он продолжал молчать даже тогда, когда из-за деревьев вышло стадо оленей. Они принялись разгребать копытами снег и жевать пожухлую траву.

Алара с трудом заставила себя не обращать внимание на животных. Она немного изменила циркуляцию крови, чтобы согреть лапы, и продолжала ждать.

«Этот ребенок несет с собой такие перемены, с которыми Народ, возможно, просто не готов встретиться, — мысленно произнес Отец-Дракон. Алара подпрыгнула от неожиданности. Олени с беспокойством взглянули в их сторону. Потом один остался на страже, а остальные снова занялись травой. — Я не могу дать тебе совет и сказать, какой путь тебе избрать. Ты должна сама решить, желаешь ли ты принять такие большие перемены. И если остальные захотят последовать твоему примеру, значит, так тому и быть. Народ силой заставил Шану вступить на ее путь, а Кеман, очевидно, уже избрал свою судьбу. Он предпочел действовать, не пользуясь больше твоей защитой и поддержкой, и по крайней мере с этим выбором тебе придется смириться».

Сбитая с толку Алара ответила тоже мысленно:

«Но.., что же мне со всем этим делать? Кеман ушел во внешний мир. Его могут поймать, и это втянет весь Народ…»

«Народ потеряет свое преимущество „невидимости“, — немедленно откликнулся Отец-Дракон. — И никакие твои действия или бездействие этого не изменят. Большой мир вот-вот узнает о существовании драконов. И на мой взгляд — именно на мой — это хорошо».

Алара представила себе, что кроется за этими словами, и содрогнулась. Бешеная ярость эльфийских лордов, все те кошмары, которые ей доводилось видеть…

«Но что же в этом может быть хорошего? — спросила она. — Эльфийские лорды сильны и жестоки, и как только они узнают о нашем существовании, они никогда больше не оставят нас в покое».

«Это-то и хорошо, — Отец-Дракон открыл глаза и искоса взглянул на Алару. — Со времени прихода в этот мир драконы сделались чересчур ленивы. Да, в самом начале мы были малочисленны и эльфийские лорды могли просто уничтожить нас. Но теперь нас стало много, и мы больше не слабы, а господство эльфийских лордов больше нельзя назвать неоспоримым. Обстоятельства менялись, а мы — нет. И к нынешнему времени мы, лишившись необходимости бороться с внешними обстоятельствами, заплыли жиром, сделались самодовольными и окончательно утратили желание совершенствоваться. Теперь же у нас не будет выбора. Теперь нам придется вновь прибегнуть к активным действиям, чтобы защитить себя, и, возможно, нам даже придется искать союзников. Но многим это не понравится».

Он снова закрыл глаза и чуть глубже зарылся в снег. Аларе стало очевидно, что Отец-Дракон уже высказал все, что намеревался сказать.

Она подождала, пока лучи закатного солнца не позолотили снег. Потом она дождалась восхода луны. Небо усыпало бесчисленное множество звезд — в чистом, разреженном воздухе высокогорья они казались яркими до боли.

Наконец, когда стадо закончило пастись и вновь удалилось под защиту деревьев, Алара встала. Она распахнула крылья и взмыла в небо. Рывок был столь силен, что поднятый крыльями вихрь взметнул целую тучу снега. И большая часть этого снега осыпалась на белую громаду — застывшего в странной позе Отца-Дракона.

Впрочем, по его виду можно было подумать, что он этого даже не заметил.

Алара сделала три круга, все еще надеясь получить более развернутый ответ. Но тщетно. Ни малейшего отзвука мысли. Отец-Дракон ничем сейчас не отличался от огромного изваяния, высеченного изо льда и припорошенного снегом.

Он не только не намерен был брать на себя решение проблем Алары, но и не собирался давать ей более четких указаний, чем те, что она уже получила.

Алара полетела на восток, назад, к Логову, и ее раздражения оказалось более чем достаточно, чтобы согревать драконицу на всем долгом пути.