Глава одиннадцатая
Тридцать два поколения и память
На следующий день, в четыре часа, американец Квинн Андерс в современном такси с двумя помятыми крыльями переехал из настоящего времени в прошлое. Разделительной чертой между двумя столетиями служили ворота с железными прутьями, отделявшие подъездную дорожку из красивого белого гравия от обычного шоссе. Серьёзный старик в тёмно-красной ливрее Шато потребовал из-за ворот, чтобы Квинн назвал своё имя. После чего с видимой неохотой позволил проехать со скоростью не больше двух миль в час через рощу, деревья которой были такими же старыми и кривыми, ещё когда мимо них проезжали рыцари в доспехах.
Квинн вышел и расплатился с шофёром. Потом постоял немного, разглядывая здание перед собой. Две каменные башни над центральным корпусом на несколько этажей уходили в небо. Как и сказал Йорис, Шато относилось к пятнадцатому веку, когда укреплённые замки стали перестраивать в более удобные для жизни. На взгляд современного человека, этот замок с резными гербами на каменных воротах, с подъёмным, постоянно опущенным мостом, со рвом, заполненным чёрной водой и плавающими в нём настоящими лебедями, скорее всего походил на иллюстрацию к сказкам братьев Гримм. Аккуратно подстриженная лужайка заканчивалась причудливо подрезанной живой изгородью.
Это был прекрасный вид — словно оживший рисунок гобелена. Квинн поверил в рассказ о нацистском командире, который больше не смог оставаться прежним, после того как побывал у этих ворот. Это место не терпимо к насилию и жестокости…
«И всё же это не такое уж удобное место для жизни», — размышлял американец, шагая вслед за лакеем в ливрее. Они прошли несколько длинных коридоров, поднялись на два пролёта по лестнице, миновали, по крайней мере, одну галерею, узкие окна которой пропускали слишком мало света.
Его проводник постучал в тёмную дверь, произнёс несколько слов в образовавшуюся щёлку. Дверь открыли пошире, и о появлении Квинна было доложено с должной церемонией.
— Минхеер Квинн Андерс, хооге стаатсъюффер…
«Верховная государственная леди», — перевёл Квинн и подумал, что неужели ему придётся также обращаться к хозяйке. Он поклонился в сторону кресла с высокой спинкой, стоявшего у окна.
— Goeden Namiddag, минхеер.
— Добрый день, хооге стаатсъюффер, — ответил он и сделал несколько шагов, надеясь рассмотреть её получше.
Она рассмеялась, но не старческим смехом, а глубоко, с подлинным весельем.
— Государственная леди, jongeling? [Молодой человек, (голл.)] Этот титул ровно ничего не означает, просто я пережила многих своих сверстников и поэтому обладаю некоторым авторитетом в нашей общине. Для нации, которая гордится своим республиканским прошлым, мы проявляем странную любовь к громоздким титулам, не правда ли? Но, Катрина, принеси стул для минхеера. Здесь посветлее, и мы сможем разглядеть друг друга как следует. Подождите, минхеер, сейчас Катрина всё приготовит. Не шевелитесь. Я буду не в лучшем настроении, если часть моих шедевров упадёт от ветра, который вы поднимете.
Квинн послушно остался на месте, а тем временем маленькая седая женщина в сером шёлковом платье и с такой же серой кожей, словно жизнь в этой полной теней крепости превратила и её саму в тень, отодвинула лёгкий столик, стоявший перед фрейле, на несколько дюймов вправо и поставила другое кресло с такой же высокой спинкой.
— Можете подойти!
Квинн, услышав этот властный голос, подумал, что подходить нужно, очевидно, низко кланяясь. Тем не менее он просто подошёл, неловко сел и увидел на столике перед хозяйкой множество кусочков разноцветной бумаги. За разговором хозяйка поглядывала на стол через большое увеличительное стекло и время от времени передвигала бумажки на большом чёрном подносе. Иногда с довольным кивком укладывала один кусочек на место, прижимала его и продолжала перемещать другие.
Её прекрасные изящные руки, цвета слоновой кости, были совсем не похожи на руки старухи. Квинн догадывался, что владелица, вероятно, гордится ими. Он убедился и в том, что Йорис был прав. Фрейле Матильда никогда не была красавицей. В то же время её узкое худое лицо с заострённым подбородком, орлиным носом и пристальным взглядом, показалось ему знакомым. Он попытался вспомнить, где мог видеть его раньше.
Квин даже сообразил, что масса рыжих, поразительно рыжих локонов, покрывавших голову, искусственная. Но даже эта подробность соответствовала его воспоминаниям. Парик на узком, оживлённом и умном, высокомерном лице… Высокомерное… вот ключевое слово! Да ведь это английская королева Елизавета Первая, добрая старая Бесс! И не успев осознать, что делает, Квинн произнёс это имя вслух.
Пальцы хозяйки застыли, она пристально посмотрела на посетителя. Он мгновенно покраснел. Её тонкие губы изогнулись в усмешке.
— Добрая старая Бесс, — повторила она по-английски. — И брат Рейли…
У него перехватило дыхание.
— Старк…
— Капитан Старк Андерс, — продолжил резкий голос. — Да, он сидел в этом самом кресле. Да, Рейли… Для Дрейка он слишком воспитан, а для Сидни недостаточно чувствителен. Сидел здесь и развлекал старую женщину… Старался оживить её память. А теперь пришли вы… Вы, Андерсы, настойчивы. Вас тоже привлекло сюда сокровище епископа?
— А что вам сказал Старк?
Она опять рассмеялась.
— Сообщил всё, что я хотела знать. И вы тоже расскажете, jongeling. Стернлитцы, возможно, исчезли, но их сокровища продолжают приносить горе. А что вы скажете мне?
И Квинн, не задумываясь, рассказал всё — от появления троянского коня до своего приезда в Шато дю Дам. Он опустил только детали своего отъезда из Дордрехта и подпольную деятельность, свидетелем которой оказался. Пока он рассказывал, серая Катрина придвинула ещё один маленький столик и ставила на него многочисленную посуду для чая, которую принимала у лакея.
— И вот я пришёл к вам… — закончил Квинн.
Длинные пальцы подобрали ещё один клочок цветной бумаги и уложили его на чёрном подносе. Фрейле опустила увеличительное стекло с видом человека, принявшего важное решение.
— Катрина! Чай.
Квинн принял чашку и блюдце. Посуда казалась такой хрупкой, что он был уверен: стоит ему чуть сжать пальцы — и она расколется. На столике были также тоненькие, с бумажный лист, кусочки хлеба, намазанные маслом.
Квинн выпил две чашки чая, съел три кусочка хлеба с маслом и большой кусок торта. Наконец фрейле снова обратилась к нему.
— Ваш брат показал мне статуэтку воина, — начала она. — Этого рыцаря отдал ему один умирающий человек, который бежал из восточного сектора Германии и был застрелен пограничниками. Он мало что успел поведать вашему брату, сказал только, что нашёл статуэтку в развалинах охотничьего домика Стернлитцев. Во время войны его воинская часть размещалась поблизости, и вместе с товарищем он ходил на поиски добычи. Ваш брат не знал, сколько статуэток они нашли, но был уверен, что не всё сокровище.
Этот нацистский грабитель позже был захвачен в плен во время наступления русских на Берлин и отправлен в лагерь. Потом его по какой-то загадочной причине — может быть, из-за этой находки — отправили сюда назад. Ваш брат не сумел установить, что стало с его сообщником и с той частью добычи, которая могла у него остаться.
За годы, что сокровище епископа принадлежало Стернлитцам, оно в их глазах приобрело сверхъестественные свойства. Они считали, что с ним связана их удача. Но место, где спрятана коллекция, могли знать только герцог и его старший сын. И так как у последнего герцога не было сына…
— Возможно, это не так, — решился прервать Квинн.
Пальцы женщины застыли. Чёрные глаза сноса в упор взглянули на него.
— Что это значит?
Квинн рассказал о Васбурге и о гербе, найденном в его багаже.
Она помолчала, потом оттолкнула столик с работой. Катрина восприняла это как сигнал. Она появилась, словно из-под земли, и отодвинула столик в сторону.
— Интересно… — фрейле нахмурилась. — Очень интересно… Катрина, мои драгоценности!
Маленькая женщина убрала принадлежности для чая и на их место, так, чтобы фрейле могла легко дотянуться, поставила полированную шкатулку. Фрейле сняла с пояса связку ключей на золотой цепочке, выбрала из них самый маленький, вставила в замок и подняла крышку. Слегка пахнуло, как будто шкатулку давно не открывали. Фрейле вынула одну за другой выложенные бархатом подставочки со сверкающими драгоценностями. Вынув последнюю, она удовлетворённо воскликнула и взяла миниатюрный набор — кольцо, украшенное красными камнями. Но при этом кружева её рукава за что-то зацепились, и на ковёр из шкатулки выпала ещё одна вещица. Квинн наклонился и поднял.
Брошь поблескивала в тусклом освещении, но это были не драгоценные камни, а эмаль очень тонкой работы. На ладони Квинна, свернув хвост и выставив вперёд лапы, лежал золотисто-зелёный дракон. Это был дракон Тьюбака!
— Миледи, простите… откуда у вас это?
Она слегка наклонила голову, чтобы посмотреть, что он ей показывает.
— Это? Катрина, откуда у меня это?
Серая женщина подошла, посмотрела на брошь и ответила голосом, таким же тусклым, как её платье:
— Это подарок, стаатсъюффер, по случаю вашего дня рождения в 1947 году. Его заказал для вас граф ван дер Хорне.
— Да, теперь я вспомнила, — она направила брошь к свету окна. — Интересная задумка, не правда ли, минхеер Андерс? Это не восточный дракон, как можно подумать при первом взгляде. Моя бабушка принадлежала к очень древнему роду Карловых, это королевский или полукоролевский род из крошечного государства где-то на Балканах, — тоном голоса она показала незначительность этой балканской страны. — Это герб их рода. У меня есть портрет бабушки — говорят, в молодости я была похожа на неё, — и на нём она с такой брошью. Юлиус скопировал её для меня.
— Вы знаете, кто сделал эту брошь, стаатсъюффер? — настаивал Квинн.
Она в третий раз взглянула на него острыми, как сабля, глазами.
— Это важно?
— Возможно, миледи. Недавно в Маастрихте исчез человек. У него был подробный рисунок такого дракона.
— Вот как, — она закрыла глаза и откинулась на спинку кресла.
— Дракон был сделан домом ван Норриса, — нарушила она молчание, — об этом доме вы, конечно, слышали. Я считаю, что украшение создано их лучшим мастером. Но его имени я не знаю.
Появилась связь между спокойным маленьким Тьюбаком, который появился ниоткуда в Маастрихте, и домом Норриса. Может ли Тьюбак быть Вульфангером, тем самым мастером, которого Лоренс ван Норрис считал автором поддельных рыцарей из сокровища епископа?
— Теперь, минхеер, — фрейле нарушила его размышления, — вы должны мне рассказать, почему эта безделушка так заинтересовала вас.
— Возможно, человек, который сделал дракона, изготовил и фальшивого рыцаря, которого мы нашли.
По её кивку он взял дракона и увеличительное стекло. Крошечные чешуйки дракона прекрасны. Квинн перевернул брошь. И под заколкой обнаружил то, что искал, тот самый знак, который Кейн показал ему на основании поддельного рыцаря, подпись Вульфангера. Он указал на неё фрейле.
— Вот как… Что ж, я рада, что сумела внести свой вклад в ваш поиск. Но посмотрите заодно и это. Похож ли ваш Васбург на этого человека?
Она протянула миниатюру, которую достала из шкатулки с драгоценностями.
На миниатюре был изображен молодой человек, чисто выбритый, но с длинными пушистыми баками. Волосы у него прямые светло-каштановые, очень высокий лоб. Упрямый рот и глаза, слегка не в фокусе. Квинн не считал себя способным судить о характере человека по его портрету, но подумал, что оригинал бы ему не понравился. И он не уловил никакого сходства с Васбургом. Несмотря на сдержанное лицо азиата, в нём чувствовался огонь и живость, которых не было в портрете.
Квинн покачал головой.
— Никакого сходства не нахожу.
Она взяла у него миниатюру.
— Последний герцог в лучшие свои времена был невероятно скучен, а в худшие — упрям, как осёл. Если он оставил сына или внука, надеюсь, они напоминают своих мам. Катрина!
Столик с бумажками вернулся на место, к её коленям. Теперь Квинн понял, что она делала. На чёрном подносе она составляла картину из бумажек: цветы, животные, птицы, в середине охотник, с поднесённым к губам рогом, а перед ним бегущий олень. Это разрезанная старинная гравюра или иллюстрация. Из ее кусочков фрейле складывала законченную картину.
Фрейле указала на клочки.
— В наши дни мало кому известно это искусство — декупаж. Но в дни моей молодости ему обучали. Я всегда хотела стать художницей, но у меня нет способностей. И вот сейчас я делаю картины из работ других людей. Вы тоже сейчас заняты декупажем, минхеер Андерс: клочок здесь, обрывок там, пока не получится законченная картина. Вы очень не похожи на своего брата.
Быстрая смена темы заставила Квинна моргнуть.
— Да. Мы были сводными братьями.
Она положила фазана с длинным хвостом, критично посмотрела на результат и нетерпеливо убрала.
— В декупаже, — продолжала она, — работаешь с чужими картинами, но деление на части, подборка и составление — это уже твоё собственное. Похоже на жизнь. Принимаешь от других, что тебе нужно, но окончательный результат только твой. Составляйте собственную картину, jongeling, не пытайтесь работать на других!
Эти слова послужили напоминанием, что пора уходить, и Квинн поклонился. Женщина улыбнулась ему, но не слегка, как раньше, а тепло и искренне, и от этой улыбки лицо её преобразилось.
— Я приказываю вам, jongeling. Такой приказ могла бы отдать в своё время королева Бесс. Когда закончите свою часть картины, возвращайтесь ко мне и расскажите о своих приключениях. Сегодняшний мир меня мало интересует, но ваша история обещает быть захватывающей. И так как я внесла в неё свою лепту, я хочу знать её конец.
— Я приду, — пообещал он. Но когда он окончательно попрощался и уже направился к выходу, она снова его окликнула.
— Постарайтесь вернуться, минхеер Андерс. Я старая женщина и не хочу, чтобы одно из немногих моих удовольствий было омрачено только потому, что jongeling был неосторожен…
Вернувшись в Маастрихт, Квинн позвонил по телефону и, когда ответил доктор Роос, задал вопрос, который вертелся у него в голове уже целый час.
— Не можете ли вы узнать, минхеер доктор, располагался ли во время войны вблизи башни Одокара нацистский гарнизон?
— На это уйдёт час или два, минхеер Андерс. Но узнать будет нетрудно. Вы собираетесь побывать в башне?
— Со временем. Хотя мне говорили, что сейчас там одни развалины.
— Над землей — да, верно. Сама башня в очень плохом состоянии, и, мне кажется, сейчас туристам запрещено её посещение. Но существуют подземные помещения, и можно осмотреть общие очертания крепости. Охотничий домик был сожжён дотла в 1943 году, и от него ничего не осталось, кроме погреба…
— Приветствую, — Маартенс вошёл, когда Квинн вешал трубку. — Вижу, вы вернулись невредимым. Как тётя Матильда? Не приказала подать вас под луковым соусом?
— Нет. На самом деле она сообщила мне кое-что новое для вас.
Плечи Йориса задвигались в преувеличенной дрожи.
— Прошу вас! Неужели я совершил такое ужасное преступление? Или она просто прочла мои последние статьи?
— Она определила личность вашего Тьюбака…
— Что! — Маартенс, который лениво полулежал в кресле, резко выпрямился.
— Тьюбак, судя по дракону, которого вы нашли, не кто иной как некий Вульфангер, мастер-златокузнец, который когда-то работал в доме Норриса. У фрейле Матильды есть брошь, сделанная по найденному вами рисунку.
— Мастер-златокузнец… но кому нужен мастер-златокузнец?
Квинн снял пальто и направился в ванную комнату, чтобы умыться. Он посмотрел на своё отражение в зеркале. То же самое обычное и не бросающееся в глаза лицо, что и всегда. Но почему у него такое странное ощущение… не страх, а какое-то предчувствие? Как будто он одна из бумажек фрейле Матильды, которые чья-то рука передвигает вопреки их воле. Маартенс с его загадочной организацией и интересом к Тьюбаку. Кейн и его поиск создателя поддельных фигурок. Доктор Роос и его «яхтмеестер». И… Старк, который не завершил начатое дело и оставил ему все свои тайны как наследство. Четыре нити, переплетённые вокруг него… Квинна Андерса… так или иначе. Он плеснул воду в лицо и попытался всё обдумать.
— Мастер-златокузнец, — проговорил он сквозь полотенце, возвращаясь в спальню. — Его могли заставить изготовить подделки для чёрного рынка. В определённых руках он был бы ценным инструментом. Ведь Вермееры, которых вы ищете, хорошо продавались?
— Да, кажется, в этом что-то есть… — медленно протянул Йорис.
— Возможно. Но сумеем ли мы разобраться во всём, это другой вопрос. Мне кажется, я слишком глубоко увяз в расследовании, Маартенс. И…
— И должны решить, кому доверять? — закончил голландец. — Но это вы должны определить сами. Я знаю, какой вы человек, и считаю, в свою очередь, что могу вам верить…
Квинн повернулся. Не отводя взгляда от лица Маартенса, он сжато рассказал всю историю сокровища епископа.
Йорис сидел, сосредоточенно покусывая ноготь большого пальца, и Квинну показалось, что перед ним вычислительная машина и что каждое его слово занимает своё место в упорядоченном мозгу голландца. Когда он закончит, может быть, Маартенс сообщит ему готовое решение. Американец знал, что хочет получить такое решение, отчаянно в нём нуждается.
— Головоломка, — были первые слова Маартенса. — Но некоторые её части уже встали на место. Да, я думаю, вы правы насчет Тьюбака. Он Вульфангер. Но поддельный рыцарь — такая работа требует многих дней; сходство должно быть полным, иначе подделка не имеет цены. Если он сделал этого поддельного рыцаря, то должен был начать работу почти сразу после своего исчезновения. А может, сделал до исчезновения?
И ещё остаётся загадка рыцаря, который был у нациста, сбежавшего из восточной зоны. У него был один такой или несколько? Но его рассказ о находке кажется правдоподобным. Неплохо бы посетить земли Стернсбергов…
— Но…
— Но если вы отправитесь туда, то поведете за собой Васбурга и, очевидно, других. Да, это верно. Однако кое-чего вы не знаете. Башня Одокара совсем рядом с границей, которую можно пересечь тайно.
— Вы имеете в виду пещеры Сент-Питерсберга?
— Вот именно. И предлагаю совершить это поскорее.
— Нам?
— Думаете, я позволю, чтобы такая история выскользнула у меня меж пальцев? — возмутился Маартенс.
— Вы, возможно, будете не в состоянии написать её…
— Ну, это мы решим позже. К тому же если вы собираетесь в пещеры, это нужно сделать в сопровождении человека, который там побывал, или у кого, как вы выражаетесь, есть нужные связи.
— Сколько вам потребуется…
— Чтобы связаться с моими недостойными знакомыми? Можем отправиться завтра. А вы тем временем можете отыскать вашего минхеера Кейна и поставить его в известность о сегодняшних событиях. Я вам позвоню, когда всё будет готово.
Но Кейна нигде не было. Осторожные расспросы портье помогли выяснить, что американец уехал на весь день и его ждут только к завтрашнему вечеру. Квинн колебался. Он не хотел оставлять записку. Может, поможет доктор Роос? Но звонок к нему ничего не дал, доктора тоже не было на месте. Поэтому Квинн написал записку на страничке из своей записной книжки, положил в конверт и отправил по почте. Завтра записку доставят Кейну сюда, в гостиницу, и никто посторонний не сможет её прочесть.
Квинн уже лежал в постели, когда зазвонил телефон.
— Завтра, в пять тридцать, — голос Маартенса казался приглушённым и далёким. — Возможно, у нас будет компания. Васбург собирается туда же.
Васбург… Квинн лежал в постели, но никогда не был так далёк от сна. Он был уверен, что цель азиата — разрушенная башня Одокара.
