В канун 1982 года было принято решение о формировании в каждом объединении мотоманевренной группы для действий в Афганистане. Командование округов подошло к этой сложной задаче весьма ответственно и добросовестно. Подобрали хороших людей, надежную боевую технику и вооружение. Даже стройматериалы для обустройства в полевых условиях подразделения эшелонами везли с собой. 8 января 1982 года мы одновременно ввели эти мотоманевренные группы во все северные провинции Афганистана, за исключением Герата и Кундуза, где стояла 201-я армейская дивизия, хотя и эти районы все равно оставались в зоне ответственности наших ближайших гарнизонов.

Прежде чем вводить подразделения, мы провели целый комплекс мероприятий по их боевому слаживанию, в течение месяца готовили прибывший личный состав к предстоящим действиям в условиях реальной боевой обстановки. Свою положительную роль сыграло наше решение усилить вводимые мотоманевренные группы операторами-наводчиками группового оружия, которые уже прошли обкатку Афганистаном и имели боевой опыт.

Вспоминается один забавный случай, когда в полевой учебный центр в Керках приехал с проверкой первый заместитель начальника пограничных войск генерал-полковник Вертелко, курировавший наши действия в Афганистане. Он обратил внимание на нестандартную изготовку стрелка при ведении огня из АГС-17, грудью ложившегося на лафет, и спросил, кто этому его научил. «Душманы», — ответил солдат. Иван Петрович, считая бойца необстрелянным, выразил сомнение и попросил произвести прицельную стрельбу по мишеням. К удивлению генерала цели были поражены с первых же очередей. Генерал обнял солдата и подарил ему со своей руки часы.

Когда мы вошли в Афганистан ситуация, как бы вернулась в прошлое. Мотоманевренная группа входит в Гульхану. Вдоль дороги стоят ее жители с различными угощениями в надежде, что шурави не будут их обижать. Командир группы просит старейшин собрать людей и объясняет, что советские пограничники пришли помогать и защищать их. «Если будет трудно — обращайтесь, по возможности будем решать ваши проблемы», — подводит офицер итог своему выступлению. После этого по всему северному Афганистану пошла о пограничниках добрая молва.

Нашего солдата считали особенным человеком, очень доброжелательно к нам относились, даже бандиты уважали. Да, воевали, отстаивали свою идею, но при этом они не презирали пограничников, не воспринимали их как завоевателей. Как-то ошибочно в 10 километрах от нужной точки высадили на афганской территории начальника разведки Пянджского пограничного отряда. Так он беспрепятственно прошел по «зеленке» до Иман Сахиба через густонаселенные, ставшие пристанищем бандитов районы. И никто его не тронул.

Операция по вводу была достаточно непростой и заняла не один день. В ходе нового этапа деятельности перед пограничниками стояла задача ликвидировать «осиные гнезда» бандитов в зоне нашей ответственности от границы до автодороги, соединяющей центры северных провинций, в среднем на глубину до 100 километров. Где-то к середине 1983 года мы с этой задачей справились. Основные базы душманов были нами ликвидированы, бандформирования рассеяны или уничтожены, организованное сопротивление практически сломлено. Конечно, оставалась еще пособническая среда, мелкие группы, но они серьезной угрозы уже не представляли ни для нас, ни для афганских властей.

На иранском участке государственной границы, который охраняли так называемые невоюющие отряды, нам доставлял много хлопот левый фланг на стыке границ Таджикистана с Туркменией и Афганистана с Ираном. Через Зульфагарский проход испокон века осуществлялась контрабанда наркотиков. Сложный рельеф горно- скалистой местности не позволял наглухо закрыть этот канал. По протоптанным маршрутам афганцы переправляли в Иран наркотики, а взамен везли оружие и боеприпасы для бандгрупп, действовавших в районе, прилегающем к стыку. Мы не только контролировали движение караванов, но и всячески этому противодействовали, устраивая засады и вступая в огневое соприкосновение. Держали специальную боевую группу на участке Серахского пограничного отряда. На остальном иранском участке обстановка, несмотря на внешнюю лояльность пограничных представителей сопредельного государства, также требовала держать порох сухим.

Морскую границу охраняли малые корабли Красноводского дивизиона, а также сторожевики Бакинской бригады, находившиеся в оперативном подчинении округа. Затем обстановка потребовала усилить охрану на Амударье. Для этого на базе дивизиона в Термезе была сформирована бригада сторожевых кораблей.

Как бы ни складывалась ситуация там, «за речкой», мы твердо знали, что у нас крепкий, надежный тыл, за нами страна, которая в нас верит, ждет, надеется и всегда готова поддержать. У нас были самые теплые отношения с руководством всех трех среднеазиатских республик. Я взял за правило ежеквартально доводить до их руководителей оперативную обстановку на участке округа. Брал карту, ехал к первому секретарю ЦК компартии республики или обкома и докладывал обстановку на их направлении, включая ситуацию по Афганистану. К этому меня ничто и никто не обязывал, но для развития взаимоотношений, понимания и представления о том, что здесь делают пограничники, было очень важно. В последующем, если нам было что-то нужно, я обращался к ним и никогда не получал отказа.

При организации бригады остро встал вопрос расселения прибывающих офицеров и мичманов, членов их семей. Я встретился с одним из местных руководителей, а затем по его совету — с главой республики Рашидовым, объяснил суть проблемы. Спустя некоторое время власти нам предоставили новый 46-квартирный дом. Так было и в Марых, и в других местах. Мы всегда с местным руководством жили душа в душу, и они понимали, что нам надо помогать. Среднеазиатские республики здорово нас выручили с призывом в пограничные войска выпускников вузов. Мы их использовали в качестве переводчиков с фарси и дари.

Если бы мы не поддерживались и не развивались добрые традиции дружбы и взаимопомощи, нам в Афганистане пришлось бы очень тяжело. Этот опыт не только личный, но и исторический.

Когда в 1922 году части Красной армии вышли к границе, а чуть позже образовался пограничный округ, местное население, преимущественно дехкане, жило очень бедно и зачастую именно «зеленые фуражки» были для них и защитниками, и лекарями, и учителями. Во время борьбы с басмачеством это позволило активно опираться на помощь населения и в конечном итоге одержать победу.

В Краснознаменном Среднеазиатском пограничном округе, на различных командных должностях я отслужил семь лет. До того служил в Кишиневе, на должности начальника Кишиневского пограничного отряда. В 1983-м году я готовился к должности заместителя начальника штаба войск Закавказского округа. Но тут, на меня «вышел» сам руководитель пограничных войск генерал армии Вадим Матросов: «Поедете в Среднеазиатский округ. И не по службе, а по войне». Так я оказался в Среднеазиатском пограничном округе. Все время моей службы в КСАПО было связано с Афганистаном.

Я возглавлял Оперативную группу КСАПО. Численность группы первоначально составляла около 100 человек. В нее входили специалисты различных направлений: операторы, которые контролировали обстановку, разведчики, связисты, специалисты тыла, инженеры, политработники. Вместе с офицерами отрядов мы планировали боевые операции, подтягивали необходимые силы и средства, организовывали связь, готовили личный состав к проведению боевых операций, руководили этими боевыми действиями. Многие операции я организовывал и проводил под руководством генералов Геннадия Згерского и Владимира Шляхтина.

Основной задачей наших пограничников в Афганистане было недопущение вооруженного воздействия через границу на советскую территорию, оказание помощи в становлении органов народной власти, разгром активных бандформирований и ликвидация бандглаварей. Еще до моего прибытия в Среднеазиатский округ наши спецподразделения провели серию успешных боевых операций, оттеснив наиболее боеспособные вооруженные формирования моджахедов вглубь афганской территории. По мере возрастания важности направлений они были размещены по всему фронту. За время афганской кампании их количество возросло с 6 до 20.

Боевые операции проводились практически непрерывно. Разведчики собирали информацию о состоянии и намерениях бандгрупп и местах их сосредоточения. Округ анализировал обстановку и направлял предложения в ГУПВ. Там наши предложения изучали и, как правило, утверждали. Так разрабатывались плановые операции, но были и частные — по отдельным направлениям.

Лично мне пришлось руководить и одной из крупнейших операций — в горах Альбурз к западу от Мазари-Шарифа. Проводилась она летом 1986 года. В операции участвовали пограничные мангруппы, авиация 40-й армии, подразделения афганской армии и цорандоя. В глубоком П-образном ущелье, где обосновались бандиты, была очень грамотно выстроена оборона. Хорошо замаскированные позиции прикрывали друг друга. Подходы к краям ущелья были заминированы. В той операции моджахеды понесли большие потери. Мы разгромили их, но серьезные потери были и у нас. В качестве трофеев нам досталось большое количество оружия и боеприпасов.

Благодаря непрерывной череде боевых операций, мы сумели снизить возможность вооруженного влияния на территорию Советского Союза, но попытки такие все же предпринимались. 8 марта 1988 года обстреляли Пяндж. Моджахеды успели сделать один залп из 8-ствольной реактивной установки и несколько выстрелов из безоткатных орудий. Но особого вреда не причинили. Командиры Пянджской десантно-штурмовой мангруппы быстро сориентировались, и дежурный минометный расчет тут же открыл ответный огонь. Потом мы провели операцию, в результате которой была ликвидирована группировка противника, которая на автомобильных прицепах подтянула к границе по реке Пяндж безоткатные орудия и реактивную установку.

Случались и курьезы. На участке Тахта-Базарского отряда паслось несколько отар овец. Одну из них угнали моджахеды. Нам с Иваном Петровичем Вертелко пришлось организовать «Баранью операцию». Отару мы вернули, бандитов наказали.

Следует отметить, что мотивация личного состава пограничных подразделений, находившихся в Афганистане, была очень высока. Был случай, когда военнослужащие, первыми подлежащие увольнению, отказались уходить из боевого состава мотоманевренных групп и ДШМГ в запас. Мы уже подготовили и должны были доставить туда, в состав этих мотоманевренных групп, молодежь. Но я получил из каждого отряда кипу рапортов от старослужащих с просьбой остаться в Афганистане до вывода войск. Они понимали, что в случае вывода их из ДРА наши подразделения серьезно потеряют в численности или же будут укомплектованы молодыми бойцами, которые в силу отсутствия опыта могут понести значительные потери. Ко мне даже приезжала комиссия из Политуправления, чтобы выяснить, не мы ли принудили солдат отказаться от увольнения в срок.

Почему они поступили так? Там, на войне, рядом со мной были особые люди. Личный состав мангрупп имел значительный боевой опыт, полученный в ходе предшествующих боевых операций, и обладал высокими морально-боевыми качествами. Здорово проявили себя артиллеристы. Водители с риском попасть на мину снабжали наши мотоманевренные группы всем необходимым — от продовольствия до боеприпасов. А саперы наши? Сколько они людей спасли!

Иван Петрович Вертелко пересадил нас практически с обычных машин на бронетехнику. И мы научились тактически грамотно применять ее при проведении боевых операций. А ведь приходилось еще совершать марши по 100–200 километров, обслуживать, ремонтировать эту технику. Причем все это нужно было организовать и применить таким способом, чтобы выйти победителями из любого боестолкновения. И ребята со всем этим отлично справлялись. Это были Люди!

Я с теплотой вспоминаю те дни, когда мы жили душа в душу с народом Туркмении, Узбекистана, Азербайджана… Нас всегда поддерживало руководство республик, а мы помогали ему решать проблемы, связанные с военной сферой. Также мы вывозили на вертолетах сухофрукты из Хорога, где не было возможности транспортировать их через перевал. Мы отправляли в горы геологоразведочные партии и следили за уровнем воды в ледниковых хранилищах, чтобы в случае опасности наводнения предупредить местных жителей. Мы лечили их больных, а они — наших раненых… Из этого складывается теплота восприятия места службы. Но главный капитал, конечно, люди. У нас в Афганистане не было ни дедовщины, ни даже шуток издевательского характера. А если и случались инциденты, то они не приводили к чрезвычайным происшествиям типа расстрелов или драк. За годы моего руководства в округ поступило много выпускников академий, все они прекрасно себя проявили. Рядом со мной служили лучшие люди погранвойск Союза!

Хочу сказать спасибо нашим политработникам. Они всегда были в боевых порядках, а при необходимости их возглавляли. Они не прятались за спины солдат, воодушевляли их в бою. Моя особая признательность моему соученику, другу, комиссару генерал-лейтенанту Александру Сергеевичу Артемову!

Огромное спасибо нашим врачам, фельдшерам, медсестричкам. Два наших госпиталя и республиканские медицинские учреждения вернули к жизни более 2500 раненых солдат и офицеров! А операция Юрия Воробьева по изъятию из тела солдата гранаты на боевом взводе вообще уникальна в области военной медицины.

Период обеспечения безопасности границы сводными боевыми отрядами был достаточно краткосрочным. Мы пришли к выводу, что необходимо закрепляться на афганской территории стационарно, на постоянной основе, перекрывая всю зону ответственности вдоль границы. На смену СБО пришли мотоманевренные группы (ММГ). Они были оснащены бронетехникой (БТР и БМП) и минометами, имели прикрытие с воздуха.

Ввод мангрупп был осуществлен достаточно быстро — за месяц — полтора. В большинстве случаев мангруппы обустраивались в чистом поле. Некоторым, в этом смысле везло — например, мангруппе дислоцировавшейся в Ташкургане, местные власти выделили для размещения шахский дворец. Сначала отнеслись к этому известию, как к преувеличению. Но, когда наши пограничники туда прибыли, оказалось, что действительно — их ждал самый настоящий дворец. В нем был даже бассейн, с изумрудной водой!

Управление мотомангруппами на местах осуществляли полевые оперативные группы, которые размещались в ключевых пунктах афганского приграничья: Талукане (провинция Тахор), Кундузе, Мазари-Шарифе, Ташкургане, Меймене, Кайсар, Маламургаб, Калай-Нау. Что любопытно, эти группы держали связь непосредственно с Москвой — Командующий пограничными войсками генерал В. А. Матросов лично следил за обстановкой в ДРА. Он требовал доклады от опергрупп утром и вечером, а иногда и ночью. Копия переговоров отправлялась в Ашхабад — в штаб Среднеазиатского пограничного округа.

Каждая полевая оперативная группа отвечала за определенную зону, осуществляя повседневную оперативно-боевую деятельность. В основном они действовали в соответствии с полученной информацией о противнике, а также готовили данные для подготовки более крупных операций, проводившихся силами округа. В таких масштабных операциях могло участвовать сразу несколько мотомангрупп и два авиаполка.

Наша оперативная группа занималась руководством и координацией усилий на всем участке ответственности Среднеазиатского пограничного округа. Возглавлял группу генерал-майор Анатолий Борисов. В связи с ростом задач, стоявших перед опергруппой, ее штат был увеличен, появились структурные подразделения.

Во время ввода оперативных групп на территорию ДРА, я находился на Пянджском направлении. Там происходил ввод мангрупп в Имам-Сахиб и далее — в Талукан. Дело было зимой. Холод был буквально собачий. Как назло, не было ни нормальных укрытий, ни дров. Чтобы спастись от холода, ночью мы забирались в бронетранспортер. Когда водитель включал печку, становилось тепло. Но печку можно было держать включенной непродолжительное время. Едва печка выключалась, тепло почти мгновенно уходило через железный корпус, а с потолка начинал капать конденсат.

Чуть позже мангруппа, в составе которой я находился, окопалась южнее Имам-Сахиба, у кишлака Дашти-Арчи. Там была сплошная жилая застройка. В кишлаке нам выделили под расположение местную больницу. Хорошее капитальное здание, построенное еще в мирное время, то ли чехами, то ли — болгарами. Там удалось, наконец-то, согреться!

После того, как мангруппы заняли отведенные им точки, начались крупные операции по очистке от противника окрестных районов. В ходе их проведения учитывался опыт неудачной Куфабской операции. Операции эти проходили в 1982—83 годы, силами округа. Они состоялись в ряде районов провинции Кундуз — Имам-Сахибе, Дашти-Арчи Чахи-Абе, Дашти-Кале, на острове Даркад. Это так называемая «зеленка» — зона, поросшая густым летом, в котором успешно скрывались бандиты. Отыскать противника здесь было крайне сложно, однако пограничникам удавалось успешно решать задачи по очистке территории.

В череде этих операций особо можно выделить те, что проводились под Рустаком и в районе Чахи-Аба, где была большая банда инженера Башира. Операции по ликвидации этой банды проводились с 1981 по 1985 год. Несколько раз приходили данные, что Башир погиб, но всякий раз оказывалось, что это неправда.

После того, как провинция Кундуз, в основном была освобождена от душманов, к нам, из Кабула, прибыли представители афганского руководства и губернатор провинции Кундуз, по совместительству являвшийся членом политбюро НПА. Состоялся прием, на который были приглашены заместитель начальника оперативной группы Мирошниченко и я. Нам накрыли богатый стол: шашлык, плов и все остальное — в восточных традициях. Мы с собой взяли пару бутылок «горячительного». Долго сомневались — стоит ли, страна-то мусульманская. Поэтому прямо спросили у принимавшей стороны: «Вы водку будете?» Те ответили с энтузиазмом: «Конечно, мы — коммунисты!»

Кстати, что касается спиртного, то вопреки мифам, во время афганских событий, пили мало. «Срочникам» оно не было положено. Офицеры пили редко, разве что за ужином, по сто грамм. Помню, на одной из точек 48-го отряда, на Хауне, долгое время стояли ящики с водкой, никто ими особенно не интересовался.

Большие банды скрывались в «зеленке» и в районе Мазари-Шарифа. Оттуда велись обстрелы не только афганской, но и советской территории (на моей памяти было два таких случая). Здесь также проводились крупные операции силами пограничников. Они охватывали районы Андхоя, Акчи, Балха. Самая значимая из подобных операция была проведена в Мармоле, где у душманов была крупная база. Лично я в ней не принимал участия, поскольку был в отпуске. Но на стадии ее подготовки мне довелось активно поработать. Это происходило в январе 1983 года.

Отдельным видом боевых действий была проводка колонн со снабжением. Бандиты очень внимательно следили за нашими коммуникациями и при любом удобном случае пытались их нарушить. Дороги в Афганистане узкие, особо не развернешься, объездных маршрутов нет, так что засаду организовать несложно. Часто противник минировал пути, случались подрывы. Поэтому прохождение каждой колонны сопровождалось отдельной операцией. По пути следования выбрасывались десанты, которые проводили зачистку «зеленых» зон, брали под контроль господствующие высоты, проверяли маршрут на наличие мин.

Наиболее сложно было доставлять грузы в Талукан. Так же непросто было провести колонны в гарнизоны, дислоцировавшиеся в Меймене, Кайсаре, Гормаче и Калайнау — часто приходилось идти с боями. Для безопасности маршрутов периодически проводились операции по ликвидации бандгрупп, окопавшихся вдоль дорог.

На северо-западе Афганистана пограничники Среднеазиатского пограничного округа также вели боевые действия. Они, в основном, были связаны с ликвидацией маршрутов контрабанды наркотиков в Иран. Они проходили в районах кишлаков Карабах и Карзи-Рияз. Еще когда я служил в разведотделе 68-го отряда, на нас вышли переговорщики от наркоконтрабандистов. С собой они принесли два мешка денег и предложение — мы обеспечим безопасность на приграничных территориях, а вы, советские пограничники, позволите нам срезать маршрут через советскую территорию. Мы, конечно же, отправили этих послов с их мешками восвояси, а маршруты, проходившие по афганской территории, перекрыли.

Открытые боевые действия на этом участке границы были редкостью, бывали случаи минирования автодорог, в том числе — на советской территории. Однажды душманы заминировали рокадную дорогу, проходившую вдоль границы. На этой мине подорвалась машина, в которой ехал начальник штаба отряда подполковник Виталий Седых. Водителю УАЗа оторвало ногу, а Седых получил ранение.

В Афганистан я прибыл в марте 1984 года, в звании майора. Принял под командование полевую оперативную группу вместе со 2-й ММГ. Они дислоцировались в Ташкургане. Годом раньше прошел боевую стажировку в Московском пограничном отряде, куда был командирован на 40 суток из Пришибского ПОГО (Это в Закавказье). А вскоре, после военно-врачебной комиссии, без еще какой-либо предварительной подготовки был направлен в Афганистан. Видимо, считалось, что выпускник пограничного училища, тем более Военной академии, априори должен быть приспособлен к боевым условиям.

А уже в апреле я попал на свою первую боевую операцию. Как-то подсчитал, что если убрать количество дней, проведенных в Союзе в отпусках и госпиталях после ранения и контузии, получается 13 месяцев чистого времени моего нахождения в Афганистане. За два года проведено 25 операций. Фактически два раза в месяц на броню — и вперед!

В сентябре 1984 года во время одной из операций в районе кишлаков Калямба и Мармазит неожиданно нарвались на бандитов, вооруженных минометами. Одна из мин попала аккурат в стык между колесом и бортом БТР. Посекло осколками меня и наводчика. Хотелось утолить жажду, и мне дали воды из фляжки сопровождавшего афганца. В результате, вдобавок к ранению, я заразился брюшным тифом.

После выписки из госпиталя, еще прихрамывая, отправился на очередную операцию. У кишлака Калайзай контузило взрывом гранаты Валерия Короленко, моего однокашника по учебе в Алма-Атинском училище. Он чудом остался в живых — граната разорвалась над головой, в результате чего офицер потерял слух. На «Чайке» связистов, а это БТР без бортового вооружения, поспешил к нему на выручку. При подъезде на место боя сами чуть не попали в глубокий арык, в запале хотели преодолеть его с ходу, да вовремя остановились. Мы успели вытащить Короленко из-под прицельного огня душманов. В марте 1985 года в результате подрыва БТР на итальянской противотанковой мине контузило уже меня. С тех пор возникли проблемы с позвоночником.

Через два года службы в Афганистане мне должны были прислать замену, хотя согласно действовавшему приказу после перенесенного брюшного тифа мог бы закончить «афганскую эпопею» много раньше. Но такие тонкости тогда мало кто знал. Зато за ту операцию и полученное в бою ранение меня наградили орденом Красной Звезды. Действовала негласная команда — представлять к наградам раненых офицеров. По большому счету, многих из них награждать в условиях боевой обстановки было за что. Ведь попали мы туда в годы самого разгара войны, в самый пик. Это только в 1986 году дали указание не проводить активных действий, ограничиваясь собственной охраной.

К сожалению, не все наградные представления реализовывались тогдашним командованием Термезского отряда. А вот наказывали чаще, причем за нарушения подчиненных, никак не влияющие на боеготовность. Так, за год службы на той стороне, в условиях постоянного ведения боевых действий, начальником отряда на меня было наложено три дисциплинарных взыскания, о существовании которых я узнал лишь по выходу из госпиталя. Например, за захват у бандитов грузовика с оружием меня представили к ордену «За службу Родине». Хочу заметить, что во время проведения этой операции наилучшим образом проявили себя сержанты-срочники, которые на время привлечения части штатных офицеров на Мармольскую операцию, выполняли обязанности старших боевых групп. Однако это представление завернули из-за того, что мои солдаты, якобы, пили одеколон.

Так было и с подготовленным мной представлением на награждение орденом Красной Звезды майора Борунова, однокашника по училищу. Возглавляемая им разведгруппа устроила засаду и ликвидировала нескольких шедших из Пакистана бандитских главарей, захватив оружие и важные документы. Скрываясь от погони, разведчики три километра проползли по скалистому грунту и без потерь вернулись на базу. Борунову отказали в боевой награде из-за нарушения его подчиненными воинской дисциплины. Справедливости ради, замечу, что в конечном итоге ситуацию с искривлениями дисциплинарной практики поправила московская комиссия, после работы которой начальник отряда был уволен.

В марте 1986 года меня перевели начальником штаба Каах-кинского пограничного отряда. Приступил к исполнению обязанностей без всякого ввода в должность. Штатный командир фактически шесть месяцев находился то в госпитале, то в отпуске, то на учебе. Из офицеров в штабе всего 5 человек и те слабо подготовленные. Остальные в командировке «за речкой». Контроль за служебной документацией и организацией охраны границы линейными заставами ослаблен, учеты работы по линии пограничных представителей запущены. С одной стороны, все понятно — основные усилия и Москвы, и округа были сосредоточены на Афганистане. Не скрою, что и мне самому после двух лет войны остальные аспекты пограничной службы казались несущественными. Но сознание свое переломил. Стал работать. Вот тут мне пригодились знания и опыт, полученные в Закавказье. Навел порядок со штабными документами, лично участвовал в проведении рекогносцировок на участках пограничных застав, организовал жесткий учет и контроль оперативно-служебной деятельности. Через некоторое время моим заместителем назначили П. Перепаду, и благодаря нашим стараниям ситуация значительно улучшилась.

Отряд не воюющий, но на границе с Ираном возникали серьезные проблемы, связанные с постоянными перепасами иранцами скота на нашу территорию. Граница проходила по горному хребту, более пологому на левом фланге. В тылу — пустыня и Каракумский канал. Питьевая вода на заставах привозная.

Разобрался в обстановке а вскоре спланировал и провел целую войсковую операцию с использованием вертолета по решительному пресечению незаконной деятельности с задержанием иранских пастухов и выдворением отар овец. В ходе ряда погран-представительских встреч мы добились того, что наши действия нашли поддержку и со стороны иранских властей. В результате перепасы на участке отряда прекратились.

В марте 1987 года при передаче округа генералу Коробейникову по инициативе бывшего командующего генерала Шляхтина, который, когда я оставался за командира, приезжал на участок отряда, возник вопрос о моем назначении начальником Тахта-Базарского пограничного отряда. При этом присутствовал и начальник пограничных войск генерал армии Матросов. Полагаю, что решение далось ему нелегко, так как отряд длительное время лихорадило, командиры там не задерживались, да еще незадолго до этого сгорело здание штаба.

При этом стоит подчеркнуть, что Тахта-Базарский отряд, который я принял в 1987 году, по стечению разного рода обстоятельств считался самым неблагополучным в пограничных войсках и стоял на особом контроле у руководства КГБ СССР. Он охранял большой по протяженности сухопутный участок на стыке границ СССР, Афганистана и Ирана, был многочисленным и сложным по оперативной обстановке. Серьезный отпечаток накладывало ведение боевых действий в Афганистане. Замечу, что уже через три года после моего назначения на должность начальника ПОГО, Тахта-Базарский отряд получил орден Красного Знамени.

По прибытии в отряд я обратил внимание на то, что личный состав какой-то озлобленный. Большинство офицеров и прапорщиков после двухлетнего пребывания в Афганистане, без семьи, в блиндажах, уезжают без наград. Особенно в Кайсарской и Чекарской мотоманевренных группах, где часто происходили подрывы на минах. До сих пор у меня в памяти печальная статистика за 1988 год, когда из 35 подрывов 30 произошло в зоне ответственности Тахта-Базарского отряда. И что удивительно: люди сами рвутся на задания, подвергают себя опасности и лишениям, но моральной компенсации за это не получают. Выслушав однажды одного боевого офицера, переводившегося к новому месту службы, я пообещал ему орден Красной Звезды и свое слово сдержал. Так он мне по получении награды прислал телеграмму с выражением признательности за заботу и понимание. Подчиненные сразу же воспряли духом.

С высоты прожитых лет я теперь понимаю, что действовал правильно. Не всем дано стать генералами, чем выше, тем уже круг, но каждый человек о чем-то мечтает. Так надо дать ему возможность к самореализации. И второе, я, будучи командиром, никогда не прятался от ответственности и принятия решения. Собирая начальников мотомангрупп, я неоднократно им внушал: при возникновении проблем, докладывать мне объективную ситуацию, как она есть, а также свои предложения по разрешению с позиции того, как это видится на месте. При этом шутил, дескать, как обмануть вышестоящее звено, я знаю сам.

Кроме того, поменял сложившуюся практику предоставления отпусков офицерам преимущественно в осеннее-зимний период и давал возможность отдыхать летом, поскольку в жару в Афганистане обычно все затихало. Мне удалось искоренить и неуставные взаимоотношения в солдатской среде. Очень даже просто. Собрал проявляющих себя таким образом «дембелей» к отправке домой в последнюю очередь, переодел их в старое обмундирование образца 40-х годов, построил на плацу, сфотографировал в таком виде и объяснил, за что и почему. Они потом на меня еще в «Красную звезду» написали жалобу. Но ничего, зато в последующем остальным было неповадно и неуставных отношений у меня в отряде не было, чем я горжусь до сих пор.

Раз в квартал я обязательно объезжал большую часть застав и подразделений афганского гарнизона, беседовал с личным составом. После командирского объезда, как правило, солдаты получали знаки отличия, благодарности, ехали в отпуска на родину. Поэтому они старались подтянуться к моему приезду. Отправил как-то в отпуск двух поваров за чистоту и образцовый порядок на пищеблоке, потом и с остальными кухнями в подразделениях не было проблем. Не сразу, конечно, а постепенно моральный климат в пограничном отряде стал улучшаться.

Еще один классический пример перевоспитания. Однажды напился прапорщик, начальник центральной котельной, и попался на глаза замполиту. Тот соответственно посадил его на гауптвахту и предложил лишить 13-й зарплаты. А у прапорщика золотые руки, хорошая семья, две девочки ходят в школу, жена не работает. Я, подумав, вызвал его с женой в кабинет, где в присутствии замполита и начфина заставил расписаться в ведомости, и со словами: «А теперь я вас лишаю 13-й зарплаты!» отдал конверт с деньгами жене. Вот и вся методика, основанная на знании и учете психологии людей.

И сколько таких житейских историй, судеб. Служит уже семнадцать лет офицер на комендатуре и мечтает лишь о переводе в Тахта-Базар, где есть квартира, устроена на работу жена. Переговорил с ним, нашел должность при штабе отряда и человек ожил, стал работать с еще большей отдачей.

Еще был случай. Заведовал у меня шифрорганом капитан Верещак, добросовестный и трудолюбивый офицер. Ему предложили повышение с переводом в батальон связи в Душанбе. А в Тахта-Базаре у него уже налажен быт, дети пристроены, работает жена. Спрашиваю: а если присвою майора, останешься. Он охотно согласился. Направил в отдел кадров округа на него представление на ступень выше занимаемой должности. Не прошло. Говорят, нет особых заслуг. А он уже почти двадцать лет служит в Тахта-Базарском отряде, награжден орденом. Тогда я попросил одного авторитетного офицера выступить с критикой по этому поводу на партийном активе, на котором присутствовал и командующий войсками округа генерал И. Коробейников. Иван Михайлович тут же дал мне понять, что из отряда он уезжает с представлением на капитана Верещака, а оно уже на него заранее заготовлено. Так через два месяца он стал майором и также добросовестно продолжил службу в отряде.

Таким образом, на опыте руководства Тахта-Базарским отрядом я укрепился во мнении, что только через внимательное отношение к людям можно добиваться положительных результатов. Никогда не торопился с выводами и наказаниями. Такое отношение распространялось и на простых солдат. Однажды в июле 1987 года в управлении отряда я встретил солдата в парадной форме. Выяснил, что он проходит службу в звании сержанта в Кайсарской ММГ, имеет медали «За боевые заслуги» и «За отличие в охране границы», на хорошем счету, а здесь проходит месячную реабилитацию при медсанчасти после перенесенной инфекции брюшного тифа. Я посчитал целесообразным отправить его в отпуск домой. А в 2010 году, будучи по приглашению одного товарища в Миассе, неожиданно меня там находит тот самый сержант, обнимает, радуется. Он напомнил о том случае и в знак благодарности специально в мою честь организовал концерт артистов эстрады. При увольнении военнослужащих-срочников я всегда проводил церемонию прощания с Боевым знаменем отряда, старался наградить всех почетными грамотами и знаками солдатской доблести.

Я никогда не препятствовал выдвижению офицеров. Как-то легли мне на стол рапорта от начальника выведенной ММГ и двух его заместителей на учебу в академию. Зная, что другой такой возможности у офицеров не будет, отпустил всех троих и более того, походатайствовал при сдаче ими экзаменов.

На крайнем правом фланге стояло пять гарнизонов специально для того, чтобы бороться с наркотрафиком из Афганистана в Иран через труднодоступную полоску нашей территории вдоль левого берега реки Гелерут. Дело в том, что в обмен на наркотики иранцы снабжали моджахедов оружием и боеприпасами. Задача была сложной, поскольку отвесные скалы не всегда позволяли физически перехватывать их караваны. На самой высокой горе Дашак стоял наш пост, и мы могли отслеживать и передавать информацию соседнему Серахскому пограничному отряду. Совместными усилиями нам удалось перекрыть этот канал.

Кстати, при выводе войск мы случайно «забыли» в суете на Дашаке офицера и сержанта. Когда спохватились, туча закрыла гору и вертолет уже вернуться не мог. Выслали за ними пешую группу и по тропе спустили вниз. Ситуация заставила всех поволноваться, но все обошлось благополучно.

К концу афганской компании Тахта-Базарский отряд разросся до больших размеров. На начало 1989 года в штате отряда находились 6 ММГ, минометный дивизион, десантно-штурмовая мангруппа, 15 линейных пограничных застав, 3 комендатуры, две роты подвоза, дорожная рота, саперная рота, не считая подразделений по штату обычного пограничного отряда. Всего около 3500 человек, из них 400 — офицеры и прапорщики. К сожалению, из-за огромного количества личного состава, разбросанного вдоль 550-километровой линии границы, включая 13 гарнизонов на территории Афганистана, я физически не мог запомнить всех подчиненных, конечно, за исключением начальников застав и командиров боевых подразделений, их заместителей.

Охрана границы строилась по нескольким рубежам, один из которых проходил по сопредельной территории. Приведу пример. Однажды советский гражданин, психически больной человек, проделав невероятный путь из глубины страны, перешел через систему на сторону Афганистана и укрылся в одном из кишлаков. Был организован пограничный поиск, в том числе силами находившейся на той стороне Карабахской ММГ и местных органов власти. Информацию о его вероятном местонахождении мы получили от афганского источника, и в конечном итоге задержали. Так что с точки зрения показателей надежности охраны и защиты государственной границы мы располагали достаточными силами и средствами.

Задача охраны границы целиком лежала на линейных заставах, а задачу обеспечения безопасности советских граждан, недопущения нападений со стороны моджахедов решали мотоманевренные группы на афганской территории. Не скрою, придя к руководству воюющим Тахта-Базарским отрядом, столкнулся с легковесным отношением начальников застав к повседневной пограничной службе. Оно возникло в связи с тем, что многие стремились поучаствовать в боевых действиях, а должного внимания со стороны командования и офицеров отряда к происходящему на линейных заставах не было. Прилетят на вертолете, обозначатся и назад. Я же стал объезжать заставы на машине, изучал участок, беседовал с личным составом, награждал начальников и заместителей, чтобы повысить их мотивацию и подчеркнуть, что их служба не менее важна.

При принятии решения на охрану границы учитывалась обстановка по обе стороны границы. Мы достаточно активно добывали информацию и эффективно распоряжались ею. Разведчики подготовили мне схему расположения местных племен, отражающую сферы влияния и особенности взаимоотношений между ними. С некоторыми старейшинами племен я встречался лично, и они охотно шли на контакт в наших интересах.

В период созревания на нашей территории фисташки афганцы воровали порядка 250 тонн плодов, и только 50 тонн успевали собрать наши колхозники. Целесообразнее было бы официально разрешить сбор афганцами урожая из расчета, что две трети они будут собирать для нас.

Из-за этого лакомого куска зачастую возникали конфликты. Так, в результате нападения на пограничный наряд в районе фисташковых садов от рук душманов погибло два военнослужащих срочной службы, подорвался на мине майор Галимов, машина с гражданскими. В ответ мы проводили операции возмездия, выявляли организаторов и исполнителей терактов в отношении пограничников. Как-то не вывезли у меня заготовители со склада 60 тонн сахара, где он находился на временном хранении, а затем его списали как утраченный. Так не пропадать же добру. Мы через разведчиков организовали акцию обмена получаемых бандитами из Ирана мин на сахар. Те охотно шли на это, отчитываясь перед иранскими поставщиками фотографиями ранее подбитой советской военной техники.

Служба в нем и в целом в Средней Азии явилась для меня тяжелейшей ношей и одновременно огромной жизненной школой управления, определившей всю последующую военную карьеру.

С 1992 по 1994 гг. — учился в Академии Генерального штаба Вооруженных сил Российской Федерации. С 1999 по 2003 год генерал Резниченко — первый заместитель директора Федеральной пограничной службы Российской Федерации — начальник Главного штаба Федеральной пограничной службы Российской Федерации (ФПС).