Глава 6

– Что там происходит? – спрашивает Леобен.

Он оглядывается через плечо и видит синяки на груди Дакса. После чего отпускает штурвал и встает с кресла. «Комокс» вздрагивает, но затем включается автопилот. Леобен обходит Коула и опускается на колени рядом с Даксом. Его глаза широко раскрыты от удивления, он не сразу понимает, что означают синяки на лице и груди Дакса.

– Нет, – выдыхает он.

Коул шагает к кабине и наклоняется вперед, выглядывая в лобовое стекло.

– Мы в опасности? Мы могли заразиться?

– Скорее всего, нет, – говорит Дакс. – Мы летим достаточно высоко. Шлейфы не очень большие.

– Какие шлейфы? – спрашиваю я. – Что, черт возьми, происходит?

Дакс откидывается на спинку сиденья и закрывает глаза.

– Появился новый штамм вируса, на который не действует вакцина.

Леобен молча смотрит на Дакса. Я хватаюсь за спинку одного из сидений и, даже не посмотрев, валюсь на него, оттого что у меня подкосились ноги. Я знала, что мы слышали не фейерверки. Это были дурманщики. Я закрываю глаза и снова вижу облака гидры на горизонте, а еще покрытые синяками тела, которые взрываются, оставляя лишь дымку. Этот мир за последние два года стал живым кошмаром, и хотя Лаклан все еще угрожает человечеству, мне дышалось немного легче от мысли, что мы смогли победить вирус.

Но оказалось, все, что мы сделали, было зря. Вакцина не работает.

Черт, меня сейчас стошнит.

– Что еще тебе известно? – спрашивает Леобен, сжимая одной рукой кресло Дакса. – Как давно появились зараженные?

Дакс закатывает грязный рукав лабораторного халата над криптоманжетой, прикрепленной к его панели. Это пластина из черного металла, обхватывающая его руку, напоминает ту, что была на нем, когда мы летели в «Хоумстейк», один из бункеров «Картакса». Как только Дакс нажимает на кнопку рядом с запястьем, мигающие в ряд огоньки на одной стороне манжеты становятся ярче, и в воздухе появляется голограмма. Изображение колышется и поначалу сбивается статическими помехами, но потом они исчезают, и мы наконец видим лагерь выживших. Это где-то на севере, потому что на скалистом берегу лежит снег, а океан серый и спокойный до самого горизонта. Человек, пошатываясь, идет к воде, пока люди разбегаются от него с криками. На мелководье он падает на колени и запрокидывает голову.

Он содрогается, а из его тела вырывается клубящаяся дымка.

Затем появляется женское лицо. Алые волосы, непреклонный взгляд. Новак. Лидер «Небес». Каждое утро они с Даксом появлялись на приборной панели джипа во время ежедневной трансляции. С фирменной улыбкой она заверяла, что все будет хорошо, что вакцина работает, а бункеры скоро снова откроются.

Но эта трансляция совершенно другая. В ней нет и намека на улыбку Новак, а еще нет Дакса, потому что сейчас он сидит передо мной весь в синяках и трясется от лихорадки. Он нажимает на кнопку, и появляется карта мира, на каждом континенте и острове которой мигают красные точки.

– Новый штамм распространился повсюду, – говорит он. – Мы обнаружили его всего три дня назад, и до сих пор нам удавалось скрывать это от людей, но наши попытки поместить зараженных в карантин не увенчались успехом. Пока зараженных всего два процента, но и этого достаточно, чтобы вирус выжил. «Картакс» запустит эту трансляцию в ближайшие дни. Они скажут правду… объявят, что мы можем потерять вакцину.

Голограмма карты исчезает, и Леобен потирает глаза, покачиваясь на пятках. Я от шока приваливаюсь к стенке «Комокса». Мне даже не хочется думать, что останется от мира, если вакцина перестанет действовать. После того, что сделал Лаклан, ему не стоит доверять написание еще одной. А без него это может занять годы. Еще несколько лет чумы: бункеров, дурманщиков и съеденных кусков плоти для поддержания иммунитета. А еще можно поставить крест на будущем и поездке на пляж с Коулом. Я даже не представляю, справлюсь ли с этим. Единственный способ пережить вспышку, который я знаю, – отвлечься и защитить свое сердце.

Но я ощущаю проблеск надежды.

Каждый человек на этой планете знает про появление вакцины и видел мир без чумы. Все выжившие, все гражданское население в бункерах до сих пор празднует. Они сейчас катятся на американских горках, вагончик которых вот-вот полетит вниз. Не знаю, как они отреагируют, если эта вакцина перестанет действовать.

Могут начаться беспорядки. Или даже война.

Это может стать началом конца.

Леобен поднимается и шагает к кабине, а оказавшись рядом с Коулом, что-то переключает на панели управления. «Комокс» вздрагивает и начинает снижаться посреди леса.

– Что ты делаешь? – кричит в отчаянии Дакс и опускает рукав, закрывая манжету. – «Картакс» идет за нами. Нам нужно уходить.

– Мы никуда не пойдем, – переведя на него пылающий взгляд, говорит Леобен. – Ты заражен. Господи, Дакс, нам нужно разобраться с этим, а тебе нужно в медицинский отсек.

Мы пролетаем сквозь стаю голубей, которые стремятся убраться подальше от нас, и опускаемся на темную, заросшую травой поляну. Когда мы приземляемся, «Комокс» скрипит, а под ногами что-то дребезжит. Над нами возвышаются стройные сосны, а вдали виднеются три горных вершины. Коул прислоняет винтовку к перегородке «Комокса» и тяжело опускается на одно из сидений. Его кожа все еще бледная, а значит, наниты усердно трудятся над его травмами. Если рана на боку все еще причиняет ему боль, то он никак не показывает этого.

– Мы не должны останавливаться. Мы теряем время, – застегивая рубашку, бормочет Дакс.

Я рассматриваю синяки на его лице. Шок отступает, а разум приступает к поиску решения проблемы.

– Расскажи мне подробности, – прошу я. – Насколько отличается штамм?

– Он совершенно другой, – говорит Дакс. – Похоже на двенадцатилетнюю мутацию.

– Что? – Я выпрямляюсь. – Ты шутишь?

На лице Дакса появляется грустная улыбка:

– Мне бы очень этого хотелось.

Я молча смотрю на него, а затем начинаю вышагивать по грузовому отсеку. Мутации в гентехе классифицируются по времени, которое бы понадобилось для появления подобного результата в ходе естественной эволюции. В каждом новом поколении любого вида случайным образом изменяется несколько генов, но чем дальше, тем существеннее становятся эти изменения. Срок, который понадобится на это, зависит от организма – для мутации в человеческой ДНК, распространившейся на целую популяцию, потребуются столетия, а бактериям хватит и нескольких дней. Чем больше срок мутации конкретного вида, тем значительнее изменение.

Вирус гидры мутирует очень быстро – период заражения составляет всего три недели. И если это действительно двенадцатилетняя мутация, то все может быть совершенно по-другому. Чума бушует всего два года, но за это время облака гидры стали подниматься выше, а взрывы – мощнее. Если то, что говорит Дакс, правда, то новый штамм выглядит так, каким бы мог стать после еще десяти лет мутации.

– Как он мог так быстро мутировать? – вернувшись из кабины, спрашивает Леобен.

Когда рев винтов превратился в глухой стук, он опустил одно из сидений напротив Дакса и сел на него. Его тело дрожало от напряжения.

– Иногда случаются генетические скачки, подобные этому, – говорит Дакс. – После того как мы поняли, что вакцина не действует, мы пересчитали весь код, имитировав десятилетие мутаций. И вакцина совершенно не подходит для этого штамма.

– Его можно исправить? – спрашиваю я.

– Это вполне легко сделать, – говорит Дакс.

Он встречается со мной взглядом, и я чувствую отголосок связи, существовавшей между нами, когда мы кодировали вместе. Два интеллекта, работающие в гармонии и сосредоточенные лишь на решении возникшей головоломки.

– Моя команда вычислила, какие необходимо внести изменения, но их нелегко интегрировать в вакцину, потому что мы имеем дело не только с ней.

– Черт, – выдыхаю я. – Дополнительный код.

Дакс мрачно кивает. Я откидываю голову назад и прижимаю руки к глазам. После расшифровки Дакс сказал мне, что изначально вакцина состояла из пяти миллионов строк, но на панели по всему миру загрузилось девять. Имплант в моей голове добавил еще четыре миллиона строк – присоединенную процедуру, благодаря которой Лаклан смог устроить атаку в Саннивейле.

Но присоединенная процедура добавилась не отдельным блоком, который можно с легкостью удалить. Мне не удалось разобраться в ней за прошедшую неделю, но, судя по тому, что я увидела во время расшифровки, коды вакцины и присоединенной процедуры идеально сплелись. Словно кто-то разрезал две книги и сшил их в одну, перемешав страницы. На анализ и разделение каждой строчки может потребоваться не один месяц.

Но без копии чистой вакцины ее не восстановить. Вы же не сможете создать какую-нибудь запчасть для машины, если никогда ее не видели.

– Лаклан сделал это нарочно, – говорю я, продолжая шагать по грузовому отсеку. – Если бы алгоритм можно было легко изменить, мы бы смогли блокировать его атаки.

– Да, – соглашается Дакс. – Но еще это означает, что мы не можем изменить вакцину. Моя команда пытается переписать исходный код, но это может занять несколько недель.

– А как же Лаклан? – спрашивает Леобен. – Он же может переписать вакцину для вас. Может, заключим с ним сделку? Пусть он оставляет свое добавленное дерьмо, пока работает над вакциной.

– Как ты можешь такое говорить? – развернувшись, возмущаюсь я. – Мы не сможем доверять тому, что он пришлет нам.

– А я бы закачал все, что пришлет Лаклан, – подавив кашель, говорит Дакс. – Я уже пытался связаться с ним. И даже отправил необходимые изменения на все учетные записи, которые мне только пришли в голову, в надежде, что он обновит вакцину и отправит мне новую версию, но он так и не ответил. Лаклан потратил полжизни на работу над этой вакциной, и мне не верится, что он подвергнет ее риску. Руководство «Картакса» в отчаянии, а бо́льшая часть моей команды заражена. Время на исходе. Если у Лаклана действительно имеется грандиозный план по изменению мира, то сейчас прекрасная возможность заставить «Картакс» помочь.

Леобен мрачнеет:

– Как заразилась твоя команда?

Дакс переводит взгляд на рельефный металлический пол «Комокса».

– Произошел несчастный случай. Один из контейнеров с образцом оказался негерметичным. Или так выглядело. Хотя я проверил каждый из образцов несколько раз. Думаю, в Центральном штабе захотели повысить нашу мотивацию и ускорить работу.

Я резко вдыхаю.

– Они заразили тебя?

На лице Дакса появляется кривая улыбка, которая не отражается в его глазах.

– После этого все действительно стали работать эффективнее.

– Нет, – вставая, говорит Леобен. – Они не могли этого сделать. Ты же их ведущий ученый. Неужели они настолько безумны, чтобы рисковать твоей жизнью? Я думал, там ты будешь в безопасности…

– Именно поэтому я здесь, – перебивает его Дакс. – В Центральном штабе решили, что мы слишком долго возимся с вакциной, поэтому там начали строить свои собственные планы. Они рассылают приказы прямо сейчас, и Бринк ищет вас. Мне кажется, он собирается выследить Лаклана. Только это не ваша битва. Если Лаклан захочет исправить вакцину, он так и сделает. Но никто из вас не должен рисковать своей жизнью ради этого.

Что-то необузданное и свирепое сверкает в глазах Леобена.

– Ты действительно думаешь, что мы станем убегать от них? Поэтому ты не хотел, чтобы мы узнали, что ты заражен? Господи, мы всю неделю строили планы, как выследить Лаклана. Мы собирались убить его, но я буду счастлив, даже если мы просто посадим его в клетку. Если «Картакс» собирается отправить нас за ним, я только «за».

– Они не отправят тебя, – говорит Дакс. – Или Катарину. Вакцина создана на основе твоей ДНК, а она дочь Лаклана. Они не знают, что она все еще жива, но если найдут ее, то сделают заложницей. И, вероятно, тоже заразят.

Я смотрю в окно на деревья, кусая ноготь. В «Картаксе» все еще считают, что Лаклан мой отец, и я не сомневалась, что они пойдут на многое, чтобы заставить его сдаться. Вот только Лаклану наплевать на мою безопасность. Он обрушил гнев на тысячи жителей Саннивейла, когда я, безоружная и беззащитная, была там. Вряд ли он сдастся, если я стану заложником, но он говорил, что без меня ему не завершить свой план.

А значит, есть вероятность, что я смогу выманить его, если стану приманкой.

– Что ты придумал, Крик? – спрашивает Коул. – Куда мы можем сбежать?

– Коул… – начинаю я, но он перебивает меня:

– Я не стану смотреть, как тебя заражают, Кэт.

– Мой план посложнее простого побега, – говорит Дакс.

Он бросает взгляд на вещевые мешки и прозрачные пластиковые короба, спрятанные в дальней части грузового отсека. В них виднеются пробирки с исцеляющей сывороткой, перевязочные материалы и пустые капельницы. Канюли запечатаны в стерильные пакеты и лежат поверх пластиковых банок с мутными, желеобразными клеточными каркасами – такими запечатывают тяжелые раны, чтобы ускорить регенерацию тканей.

– А это еще зачем? – спрашиваю я. – Для операции?

Но Дакс даже не смотрит на меня. Он смотрит на Леобена.

– Тебя узнают, – говорит он. – Вас обоих. Существуют способы изменить вашу ДНК, чтобы вас не распознали при сканировании, но не ваши черты. Я знаю кое-кого, кто проведет вас в бункеры по фальшивым документам, но там везде камеры.

От его тона меня пробирает дрожь. Большинство алгоритмов гентеха не могут значительно изменить внешность человека, но это возможно. Скорее всего, именно благодаря им марионетка в лаборатории так походила на Лаклана. Большинству кодов понадобится несколько месяцев, чтобы изменить костную структуру или форму хряща в ушах, но есть способы ускорить этот процесс. Например, алгоритм изменения кожи работает быстрее, если тело отчаянно пытается вырастить новую. А нос изменится не за несколько недель, а за несколько дней, если его перед этим сломать.

Я смотрю на коробки с медицинским оборудованием. На перевязочные материалы. На капельницы.

– Ты хочешь, чтобы мы изменили свои лица, – выдыхаю я.

Леобен бледнеет:

– Нет, Дакс.

– Это единственный способ, – говорит Дакс. – Иначе вам никогда не попасть в бункер.

– Я не собираюсь отсиживаться в бункере, – возражает Леобен.

– У тебя может не остаться выбора. Бринк не собирается терять работающую вакцину. Он готовится к запуску протокола «Всемирный потоп».

Натянутая, давящая тишина наполняет воздух.

– Что за протокол «Всемирный потоп»?

Никто не отвечает, но от выражения лица Коула меня пробирает до костей. Не понимаю, как Бринк собирается спасти вакцину – невозможно спасти ее, не внеся изменения.

Если только…

Я поворачиваюсь к Леобену, когда в голове всплывает наш первый разговор в бункере, куда мы прилетели. В «Хоумстейке». Я сказала ему, что никогда бы не поселилась в бункере и не позволила бы меня запереть, и тогда Леобен сказал, что именно люди на поверхности настоящие тюремщики, потому что из-за них вирус все еще жив. Без них у гидры закончились бы носители, и она бы испарилась.

Существует два способа убить вирус – вы можете победить его с помощью вакцины, а можете удалить все возможные пути для заражения, и тогда он умрет сам по себе.

Но Дакс сказал, что этот штамм распространился по всему миру. А значит, каждый из выживших на земле может стать потенциальным носителем.

– Черт побери, – шепчу я. – Они собираются убить всех.