Глава 12

Коул спускается по трапу «Комокса» под палящее солнце и, прищурившись, осматривает пустыню. Я следую за ним по потрескавшейся земле. Не знаю, то ли из-за слов Коула о Цзюнь Бэй, то ли из-за моей уверенности в том, что эта правда, но даже одной мысли, что океан воспоминаний хлынет на меня, достаточно, чтобы во мне зародилась паника.

Мне не хочется жить со стеной в голове, но и терять себя тоже не хочется. К тому же я не знаю, кем стану, если воспоминания Цзюнь Бэй вернутся. Я уже грызу ногти, как она, хотя никогда не делала этого в хижине. Видимо, ее прошлое уже давно влияет на меня. Замечу ли я вообще, что изменилась? А может, буду как легендарная лягушка в кипящей воде – не пойму, что происходит, пока не станет слишком поздно.

– Я никогда раньше не был в пустыне, – говорит Коул. – Потрясающие цвета.

Я оглядываю безжизненный каменистый ландшафт, но вижу лишь разные оттенки коричневого. Я вспоминаю про его блокнот, который все еще спрятан в рюкзаке.

– Ты все еще хочешь когда-нибудь стать художником?

Вопрос, кажется, застает его врасплох.

– Возможно. Но мне хочется для начала убедиться, что у нас будет это «когда-нибудь». – Он замолкает и, потирая рукой повязку на ребрах, смотрит вдаль. – Кто-то приближается.

Я смотрю туда же. К нам направляется машина, вздымая облако пыли.

– Я позову остальных.

– Подожди… – говорит он. – Кажется, это мой джип.

Я прищуриваюсь и всматриваюсь в машину. Она темная и окутана пылью. Но как только подгружаются зрительные модули, я могу разглядеть знакомые линии неповоротливого джипа «Картакса». Он исцарапанный, а солнечные батареи слишком маленькие. Это точно его машина. Мы собирались заменить солнечные батареи, которые украл Маркус, после того как вырезал исцеляющий модуль из моей панели, но Коул не смог найти подходящую замену.

– Может, «Картакс» послал его за нами?

– Нет, – говорит Коул с улыбкой на лице.

Дверь убежища распахивается у нас за спиной, и оттуда выбегает Леобен с винтовкой в руках. Увидев джип, он постепенно останавливается.

– Не верю своим глазам.

– В чем дело? – спрашивает Мато, следуя за ним по пятам.

– У нас подкрепление, – усмехаясь, говорит Леобен.

Джип мчится по пустыне, то и дело подпрыгивая на камнях и кустах под завывание двигателя. Он огибает валуны и останавливается перед нами, поднимая стену пыли. Отшатнувшись, я прикрываю глаза от облака грязи и песка, и в тот же момент водительская дверь распахивается.

Из джипа вылезает высокая девушка моего возраста, в черных военных штанах и майке «Картакса». Ее длинные светлые волосы собраны в высокий хвост. У нее загорелая кожа, веснушки на носу и щеках, а еще пронзительные светло-голубые глаза, как у Коула. Когда она шагает по песку, ее подтянутые мышцы изгибаются под геометрическими узорами, вытатуированными на ее руках, от чего во мне всплывает новая порция воспоминаний.

Анна Синклер. Объект номер два «Проекта Заратустра».

– Привет, засранцы, – говорит она.

Коул устремляется к ней, а она, смеясь, бежит к нему навстречу и обнимает за шею. Он, зажмурившись, крепко сжимает ее в объятиях.

– Коул, что с твоими волосами? – оттолкнув его, спрашивает она и зарывается в его взъерошенные кудри. – У тебя такой забавный вид.

– Обожаю татуировки, – подбегая к ним, говорит Леобен.

Анна обнимает его, и они втроем раскачиваются в крепких объятиях.

Какой-то части меня хочется присоединиться к ним, но я не могу заставить себя сделать и шаг. Я застыла и просто смотрю на них. Они выглядят так естественно, так правильно. Как семья.

И я тоже часть этой семьи. Но мне кажется, что я стою за пределами их прошлого и не понимаю, как изменить это.

Анна проводит рукой по «ежику» на голове Леобена.

– А ты стал блондином? Кто позволил вам принимать такие решения?

Она поворачивается, и ее глаза сужаются при виде Мато.

Но когда она наконец переводит взгляд на меня, улыбка сползает с ее лица.

– Черт побери, – выдыхает она.

Как только ее светло-голубые глаза встречаются с моими, меня пронзают воспоминания. Вот она, маленькая и напуганная, сидит на корточках в лаборатории с белыми стенами, удерживая на руках бесшерстного котенка. Вот смеется с Коулом, сидя на серой двухъярусной кровати. А вот лежит на полу в луже крови, которая вытекает из пореза на шее.

С воспоминаниями на меня накатывает странное сочетание шока, привязанности и ярости. При виде Анны я не чувствую того, что ощущала, когда впервые вспомнила свое прошлое с Коулом или Леобеном. Не чувствую запертых воспоминаний или внезапного всплеска любви. Цзюнь Бэй любила Анну, но между ними происходило и что-то еще. Пролегала пропасть – необъятная, холодная и жестокая, – и я чувствую, как она разрастается между нами.

– Ты очень на него похожа, – подходя ближе, говорит она.

При ее приближении мои плечи сковывает напряжение. Она стройная и длинноногая, выше меня сантиметров на тридцать, и шагает с той же смертоносной грацией, как Коул и Леобен. Она тоже тайный агент. Мне об этом рассказывал Коул, и я вижу это в ее позе и движениях. И хотя у нее нет лей-линий, но ее так же окружает опасная энергия. Даже во время спаррингов с Леобеном я не чувствовала себя такой маленькой и слабой, как сейчас, стоя перед ней.

– Анна… – начинает Коул.

– Я знаю, кто она, – говорит Анна, не отрывая от меня взгляда. – Это информация вчера поступила по каналу спецназа от Центрального штаба. И я не знала, верить в это или нет.

Она наклоняется ко мне, но не для того, чтобы обнять, как было с Леобеном, когда мы впервые увиделись после того, как я узнала правду. В ее глазах нет ни капли теплоты, лишь затаенное любопытство.

Любопытство и почти не сдерживаемая угроза.

– У тебя его нос, – говорит она. – И подбородок. Но ты действительно Цзюнь Бэй.

Мое горло сжимается.

– Это… сложно. Мы до сих пор не поняли, что сделал Лаклан, но моя ДНК…

– Да, – перебивает Анна и, выпрямившись, поворачивается к Коулу: – Это точно Цзюнь Бэй.

– Меня зовут Катарина.

Она тут же оборачивается ко мне с широко раскрытыми глазами:

– Ты оставила имя, которое тебе дал он?

Ее голос звучит строго, и во мне тут же зарождается ярость. После того как я вспомнила прошлое, желание обнять Ли или упасть в объятия Коула было естественным, но с Анной все по-другому. Между нами что-то стоит, то, чего я не понимаю. Поэтому сейчас мне кажется естественным скрестить руки на груди и отзеркалить ее взгляд.

– Я буду использовать то имя, которое захочу. Я уже не та, что была раньше.

Она поднимает бровь:

– А говоришь, как она.

– Эй, – окликает нас Леобен, а затем подходит к нам и обнимает меня за плечи. – Можешь называть ее кальмаром. Ей это нравится.

– Черт возьми, Ли, – возмущаюсь я, но он лишь улыбается в ответ, и это слегка уменьшает повисшее в воздухе напряжение.

– Это правда, Анна, – говорит Леобен. – Она уже не та, что была раньше. Да и мы уже не те, какими были тогда, верно?

Анна переводит взгляд от нас к Коулу и обратно, а потом пожимает плечами:

– Отлично, поверю на слово. Давайте лучше обсудим миссию.

– Да, давайте, – соглашается Мато, присоединяясь к разговору. Все это время он молча смотрел на нас с недовольным видом. – Зачем ты приехала, Анна?

Она взмахивает рукой в сторону джипа:

– Эта махина вернулась на базу прошлой ночью. Я посмотрела детали вашей миссии и решила присоединиться, чтобы спасти ваши задницы. Я сказала своему командиру, что, какой бы план ты ни придумал, он будет дерьмовым, поэтому вам понадобится любая возможная помощь.

– Вы знакомы? – спрашивает Леобен, глядя то на Анну, то на Мато. – Анна обычно не разговаривает так с незнакомцами.

– Мы провели вместе пять месяцев на Аляске, – отвечает Мато, и его голос звучит сурово. – Маленькая база, крошечные кварталы.

Леобен кивает:

– Тогда понятно.

– Мы многое узнали друг о друге, – скрестив руки на груди, говорит Анна. – В том числе и то, что за голову Мато объявлена награда в Энтропии. Так что вся эта миссия обречена на провал.

Я поворачиваюсь к Мато:

– Это правда?

Сверля взглядом Анну, он проводит рукой по темным волосам, но не отвечает.

– Просто великолепно, – вздыхает Леобен. – Какого черта они охотятся за тобой?

Мато вглядывается в горизонт и вздыхает:

– Потому что я возглавлял группу сопротивления. Мы пытались свергнуть Регину, но облажались.

Я рассматриваю лицо Мато. Ему явно не больше девятнадцати, но похоже, это происходило несколько лет назад.

– Сколько тебе было лет?

– Шестнадцать, – говорит он. – Но в Энтропии по-другому относятся к возрасту. Несколько своих выдающихся алгоритмов Регина написала еще подростком. Вы должны понять… в Энтропии в ходу лишь одна валюта – код. А состояние Регины такое значительное, что позволило ей удерживать власть в руках десятилетиями. Но она не отслеживала последние достижения в гентехе, и люди стали задавать ей вопросы. Поэтому мне удалось убедить некоторых из них, что у меня достаточно потенциала, чтобы занять ее место.

Анна фыркает:

– Видимо, все-таки недостаточно. Тебе пришлось бежать в «Картакс».

– К счастью, да, – отрезает Мато. – Иначе бы у вас не было и шанса отыскать Лаклана. На поиски в этом городе у вас могут уйти недели. Вам понадобится помощь, и я единственный, кто может вам ее оказать.

Коул качает головой:

– Я согласен поговорить с Региной, но не хочу, чтобы ты рисковал своей головой.

– У меня есть план, поверьте, – отчаявшись, уверяет Мато. – Я знаю, как себя вести здесь.

Анна закатывает глаза:

– Ты знаешь, как себя вести? Да ты и святого выведешь из себя. Эта миссия – дерьмо собачье. Тебя бросят в камеру…

– В Энтропии нет тюрьмы, – говорит Мато. – Ты не понимаешь, о чем говоришь, Анна. Если нас поймают, то меня отведут к Регине, и это единственный способ связаться с ней. И именно тогда я с ней и поговорю. Или мы можем продолжать стоять за границей города и спорить еще три дня, пока Бринк не убьет всех нас.

Анна хмурится:

– Ты хочешь, чтобы тебя схватили? Это и есть твой план?

– На кону миллионы жизней, – говорит Мато. – Знаю, ты не слишком высокого обо мне мнения, Анна, но я не просто так занимаю должность в Центральном штабе, а ты вступила в ряды военных и поклялась выполнять все наши приказы. Вы втроем можете обсуждать тактику сколько угодно, но миссия продолжается. Пойду поищу кое-какие припасы. Выдвигаемся, как только закончу.

Он поворачивается и направляется к убежищу. Анна провожает его взглядом, сжимая руку в кулак, а когда за ним захлопывается дверь, издает стон.

– Ненавижу этого парня, – говорит она. – Он все еще крутит ручку?

– Ага, – подтверждает Леобен. – И у него это хорошо получается.

Глаза Коула устремлены вдаль.

– Мато прав, – говорит он. – Это, наверное, лучший способ найти Лаклана. Он, конечно, рискованный, но не уверен, что есть более безопасные варианты. Нужно разобрать вещи в джипе.

– Да, – соглашается Леобен, продолжая обнимать меня за плечи. – Мы пока поищем припасы.

– Хорошо, – говорит Коул. – А нам с Анной нужно наверстать упущенное.

Леобен переводит взгляд с Коула на Анну и кивает:

– Конечно. Пошли, кальмар. Давай достанем немного еды.

Я позволяю Леобену провести меня через входную дверь в грязный коридор, куда налетел мусор и песок. Внутри все выглядит так же ужасно, как и снаружи, но, видимо, так и задумывалось. Любой, кто заглянет сюда, увидит всего лишь помойку и сразу свалит отсюда.

Леобен направляется к потайному люку в полу в задней части дома, за которым прячется лестница, ведущая в тускло освещенный подвал. Я бреду за ним по бетонному коридору и сворачиваю на огромный склад, который заставлен полками с одеждой, одеялами и туалетными принадлежностями. Я оглядываюсь в поисках Мато, но его нигде не видно.

– Ты голодна? – спрашивает Леобен.

Я смотрю на повязку на пострадавшей руке. Мне нужно поесть, чтобы запастись энергией, которая требуется панели для работы, но от одной мысли о еде мой желудок сжимается.

– Нет, – говорю я. – Давай лучше поищем какую-нибудь одежду.

– Отличная идея. – Он идет в глубь гигантского склада. – Не верится, что Анна здесь.

– Да, – следуя за ним, соглашаюсь я. – Но, кажется, я ей не нравлюсь.

Мы пробираемся мимо различной экипировки для выживания, шин и запасных частей для «Комокса». У дальней стены стоит стол, заваленный одеждой.

– О, Анна никого не любит, кроме Коула, – подходя к нему, говорит Леобен.

На столе возвышаются стопки сложенных брюк и футболок, большинство из которых черного и серого цвета в стиле «Картакса». Но некоторые очень странных цветов, и на них напечатаны различные узоры и животные.

– Они брат и сестра. Ты ведь помнишь?

Я перевожу взгляд на него:

– Серьезно? Ну, генетически?

– Да, – говорит Леобен, доставая футболки и бросая их на пол за спиной. – У них общий донор. Лаклан говорил, что это случайность – они создали тысячи эмбрионов из множества доноров, но выжили только мы.

– Кажется, я что-то такое припоминаю.

– Ну, именно ты это поняла. Ты собрала генкит из запчастей, хранившихся в подвале, и проводила на нас тесты. Думаю, ты жалела, что сказала им, потому что… ревновала к тому, насколько они близки. Коул всегда вставал на сторону Анны, и вы с ней очень сильно ругались.

– Видимо, с тех пор мало что изменилось, – бормочу я.

Леобен поднимает зеленую футболку с динозавром и натягивает ее поверх майки.

– Ей просто нужно время, чтобы прийти в себя.

– А остальные знают, кто их родители? – спрашиваю я. – Ну, биологические.

Леобен снимает футболку и примеряет… розовую с моржом.

– Вообще-то, я знаю. Я клон какого-то французского парня, у которого был иммунитет к куче вирусов. Он давно умер, и, думаю, в «Картаксе» не удержались и сделали его копию. Может, даже несколько.

– Ого, – выдыхаю я.

Я не удивлена, что в «Картаксе» создали клон человека, которого ученые посчитали интересным, но использовать чужие гены для создания ребенка незаконно. В первые годы после появления гентеха ходили ужасающие слухи о черном рынке, где можно было купить эмбриональных клонов или эмбрион ребенка от двух любых родителей на выбор. Не знаю, было ли такое на самом деле или их распускали протестующие против гентеха, но в «Картаксе» явно не заморачивались насчет нарушения этих законов.

– Это Дакс узнал для меня, – замерев с задумчивым взглядом, говорит он.

– Прости, что не попыталась забрать его с нами, – говорю я.

Он рассеянно качает головой:

– Нет, там ему будет лучше. Они смогут предоставить ему комфортные условия, пока мы не исправим вакцину. Я просто не могу смириться с тем, что я сейчас единственный человек на планете, у которого есть иммунитет, и при этом ничего не могу сделать, чтобы помочь ему. – Он смотрит на меня. – С такой скоростью ты отгрызешь себе руку.

Я опускаю глаза и понимаю, что прогрызла кожу на пальце до крови.

– Не хочешь немного поспать? – спрашивает Леобен, стаскивая с себя футболку с моржом. – И кстати, когда ты ела в последний раз?

Я пожимаю плечами:

– Я была занята. Много чего творится в последнее время.

– Да, много всего. – Он закатывает глаза. – Знаю, что ты отличаешься от Цзюнь Бэй, но все же в чем-то похожа на нее. Каждый раз, когда дела шли плохо, она грызла ногти и с головой погружалась в решение проблемы, борясь с какой-нибудь головоломкой в коде так, будто на кону стоял мир на земле.

– Ну, сейчас на кону действительно стоит мир на земле.

– Ты не поняла. Я пытаюсь сказать, что если ты не позаботишься о себе, то сломаешься, как бывало раньше. Только, вероятно, ты не станешь срываться на ком-то из нас, если это случится.

Я стискиваю одну из футболок в руках.

– Она делала тебе больно?

Он поднимает глаза:

– Мы все причиняем друг другу боль. Цзюнь Бэй защищала всех нас и чаще других отправлялась на тесты к Лаклану, но иногда все же срывалась. Она никогда не причиняла боль мне, но была слишком жестока с Анной, и пару раз я видел, как она набрасывалась на Коула.

У меня перехватывает дыхание от мысли, что она причиняла боль Коулу. Леобен тянется и берет меня за руку, а затем переворачивает ладонью вверх. Порезы в виде полумесяцев от ногтей уже зажили, но после них остались бледно-розовые линии и засохшая кровь.

– Знаю, ты переживаешь из-за того, что можешь стать такой, как она, – говорит он. – Но она бы так не сделала. Ты делаешь больно себе, когда теряешь контроль. Я заметил. Цзюнь Бэй тоже использовала для этого боль, но всегда обращала ее против кого-то другого.

Он сжимает мою ладонь и накрывает ее второй рукой.

– Я не виню тебя за то, что ты пытаешься это скрыть. Наверное, мне тоже хотелось быть кем-то другим. И, может, именно поэтому я так тяжело все это переживаю. Мне следовало бы попытаться облегчить тебе задачу, а не усложнять.

Он убирает руки, и меня тут же охватывает тоска по теплу его прикосновений.

– Означает ли это, что ты начнешь называть меня Кэт? – спрашиваю я.

Он ухмыляется:

– Не-а, черт возьми.

Я закатываю глаза и отхожу от стола с футболками.

– Кажется, я все-таки проголодалась.

– Еда должна быть дальше по коридору. Слева. Попробуй ризотто.

Я подхожу к двери и останавливаюсь:

– Спасибо, Ли.

Он подмигивает мне и принимается рыться в еще одной стопке футболок.

– Всегда пожалуйста, кальмар.

Я иду по коридору мимо двойных дверей, за которыми оказывается помещение, похожее на огромную кухню. На пути встречаются кладовки с оружием, спасательным снаряжением и даже с пузырьками нанолекарств. Заглянув в приоткрытую дверь, я вижу тускло освещенную коморку с каким-то техническим оборудованием – кучи планшетов, экранов и скрученных кабелей.

Я захожу внутрь. Здесь может быть генкит. Теперь, когда мой модуль беспроводной связи работает в полную силу, я могу использовать более компактный и изящный, чем был у меня, компьютер, но на полках нет ничего подобного. Я протягиваю руку и щелкаю выключателем, тут же загораются встроенные в стену экраны.

Это видео с камер наблюдения. На одном экране по очереди переключаются изображения с верхних этажей здания. На другом видно «Комокс» и простирающуюся за ним пустыню. На третьем – подвал, на четвертом – джип. А рядом с ним стоят и разговаривают Коул с Анной. Мой звуковой модуль подключается к аудиоканалу, и через несколько мгновений потрескиваний я тоже слышу их.

– Ей тяжело, – говорит Коул. – Слишком со многим приходится разбираться.

Я замираю, уставившись на них. Они, скорее всего, обсуждают меня. И я бы никак не могла их услышать… да и никто другой. Мне не стоит подслушивать. Я отступаю назад, но тут Анна запрокидывает голову и издает громкий стон. Я останавливаюсь.

– Ты что, пытаешься разжалобить меня? – спрашивает она. – Господи, Коул, ты неисправим, когда дело касается ее.

– Я в порядке, – говорит он. – И в здравом уме.

– Лучше бы так и было, солдат. Многое поставлено на карту.

– Знаю, – тихо отвечает Коул. – Поверь мне, я ничего не забыл. И контролирую ее.