Следующие нескольких недель она возвращалась в пещеру к вечеру, когда свет начинал меркнуть. Во время весеннего цветения Эсси была так занята лордом Диармайдом, чья семья все еще гостила в замке Ригани, что, к счастью, едва замечала длительные отлучки Бранвен. Пропасть между кузинами ширилась с каждой ложью, произносимой Бранвен, – и это причиняло ей боль, но Древние вручили жизнь Тантриса в ее руки.

Хотя, если быть совершенно честной, она приходила и затем, чтобы услышать, как кернывман пересказывает сказки своего народа, рассказывает о его праздниках. Постепенно Кернывеу становился все меньше похожим на безликое чудовище и все более реальным.

Когда Бранвен тем вечером нырнула в пещеру, несколько колючек с цветущих кустов шиповника запутались в ее волосах.

Она чувствовала себя глупо и неприлично. Тантрис поспешил к ней.

– Посмотри на свою голову. – Он по-мальчишески усмехнулся. Теперь, когда рана затянулась, а опухоль уменьшилась, его четко очерченные скулы стали еще более привлекательными.

Тантрис принялся вытаскивать колючки из волос Бранвен.

– Похоже, я только что поймал волка за хвост, – сказал он.

Она чувствовала, что он заглядывается на нее, и отвела глаза. Так она делала много лет подряд, исчезая на второй план на дворцовых приемах, когда нужно было скрыть свои эмоции. Прикосновение его пальцев к ее голове, особенно между косами, несомненно, было завораживающим. Когда же Бранвен почувствовала, что Тантрис перебирает ее волосы дольше, чем это было необходимо, она отошла в сторону и, после небольшой передышки, пристально осмотрела его тунику. На этот раз она не была заляпана свежей кровью.

– Ты хорошо выглядишь, – сказала она. Лучше, чем хорошо. Кожа Тантриса больше не была бледной, вернув свой естественный золотисто-коричневый оттенок. Похоже, менестрель был уже достаточно здоров и силен, чтобы отправиться домой. От этой мысли в груди Бранвен разлилась ужасная пустота.

Сделав к ней шаг, Тантрис, широко улыбаясь, сказал:

– Только потому, что моя целительница применила свое волшебство.

Бранвен не победила бы, если бы не волшебство. Исцеляющий огонь Бриги.

– Не думаю, что это только моя заслуга, – ответила она, подумав о лисе. Сирша все еще томилась в сумерках лихорадки. Даже опыта королевы Эсильты не хватало для полного исцеления женщины. И Бранвен сомневалась, что она самостоятельно смогла вылечить Тантриса.

Выражение его лица стало загадочным. Она проследила за его взглядом на арфу, выглядывающую из-под ее бордовой накидки, и, когда их взгляды столкнулись, Тантрис поморщился.

– Это испытание, – сказал он.

Это было бы испытанием, но Бранвен так не казалось. В душе она знала, что Тантрис был тем, кем назвался, но ей нужно было понять, почему Древние явили ему свою милость. Даже если она не могла раскрыть себя.

– Я думал, ты доверяешь мне, Эмер.

Разочарование в его голосе заставило Бранвен почувствовать, как колючки в волосах пронзают ее сердце. Ей было ненавистно то, как его упрек повлиял на нее. И ей было ненавистно, что она обидела его.

Поток эмоций слился во что-то более знакомое – негодование, – и она решилась.

– Я думала, ты – бард. – Справившись с эмоциями, она решилась отыграться. – Я хотела бы услышать песню с твоей родины, Тантрис.

– Я на самом деле прекрасный бард. – В его голосе словно вспыхнул огонь. Он быстро прыгнул к ней. Выхватив у нее из рук арфу, он проскрежетал в ухо Бранвен:

– Оdai eti ama.

Нервная энергия разлилась по всему ее телу. Затем Тантрис отступил на несколько шагов и расположился на большом валуне. Он проверил арфу, поочередно настраивая струны.

– У тебя есть какие-нибудь пожелания? – Его голос слегка поскучнел.

– Это арфа «кротто»… ты умеешь на ней играть?

– Иверникская арфа не так уж сильно отличается от кернывакской. А иверманы не так уж отличаются от кернывманов.

Она не поверила бы в это до встречи с Тантрисом. Теперь же… Бранвен не поняла, в чем дело, но менестрель смягчился. Неожиданно его тон стал извиняющимся.

– Пожалуйста, сядь, Эмер. Ты заставляшь меня беспокоиться, – весело сказал он. – Будто собираешься сбежать и оставить меня.

Кровь прилила к ее щекам, но она сделала, как ей сказали, и уселась на другом риганском камне среднего размера, сцепив руки.

– Ты играешь? – спросил Тантрис.

– Чуть-чуть. И не очень хорошо. Это была арфа моей матери, она…

Бранвен замолчала. Зачем она это рассказала? Последние несколько недель ей удавалось упоминать о своей семье крайне расплывчато.

Его глаза сделались бесконечно нежными. Тантрис погладил изогнутое золотое дерево. («Так, будто ласкает любимую», – подумалось девушке.) На мгновение Бранвен всем своим существом позавидовала арфе.

– Лайгинцтир, – пробормотал он.

– Что? – Ужас пронзил ее.

– Золотая арфа с серебряными струнами – символ Лайгинцтира.

Глаза Тантриса блуждали по ее лицу.

– Так вот откуда ты, не так ли, Эмер? Прежде чем пришла служить в замок Ригани?

Поэт был ужасно проницательным. Бранвен опустила ногу в башмачке из овечьей кожи на каменный пол пещеры.

– Откуда ты это знаешь? – спросила она с раздражением в голосе, что напомнило ей о характере принцессы.

– Я путешествовал по всем провинциям вашего королевства с песней в сердце: Конактир, Мумхайнцтир, Уладцтир, Ригани и Лайгинцтир.

– Пел за ужин?

– До некоторой степени, – сказал Тантрис, быстро пробежав пальцами по струнам. Ноты зазвенели, отражаясь от стен в замкнутом пространстве пещеры.

Музыка взбудоражила что-то глубоко внутри Бранвен. Встревожила давно забытую память. Когда-то она сидела на коленях матери, слушая ее игру, и сладкое контральто леди Аланы повествовало о сражениях и потерянной любви. Как такой прекрасный образ мог исчезнуть из сознания Бранвен?

Девушка спрятала лицо в ладонях, не в силах сдержать слезы. Она слышала, как Тантрис отложил арфу, а затем его горячее тело прижалось к ней. Она не осмелилась убрать ладони.

– О, Эмер, – произнес он. – Пожалуйста, скажи, чем я тебя расстроил?

Бранвен покрутила головой, все еще закрывая глаза руками.

– Неважно.

– Нет. – Тантрис обхватил ее запястья и отодвинул ладони от лица мягким, но уверенным движением.

– Твоя мать осталась в Лайгинцтире? – Голос, которым он задал свой вопрос, был настолько гортанным, что походил почти на рычание. Бранвен подозревала, что он уже знал ответ. Тантрис вытер слезинку, показавшуюся из уголка глаза, и девушка сказала:

– Она и мой отец – оба в Другом мире.

– Как это случилось? – спросил он почти шепотом.

Нижняя губа Бранвен задрожала.

– Кернывакские налетчики. – Несколько слогов, напитанных яростью, но в них не было так много яда, как прежде.

– Прости, Эмер. Теперь я знаю, почему ты считаешь меня своим врагом. – Тантрис глубоко вздохнул. Это было похоже на вздох облегчения в конце долгого спора. – И все же ты неоднократно рисковала, чтобы спасти своего врага, – сказал он с удивлением.

– Я не… – начала было она, неожиданно для себя. – Я больше не вижу в тебе своего врага.

Как ни странно, до Бранвен доходили слухи в замке: о том, что военный совет короля Энгуса рассматривает вторжение в Керныв. Ее дядя Морхольт согласился с младшими лордами, что Иверниу должна перенести военные действия на родину налетчиков. Они могли быть правы: Бранвен не знала военных стратегий, она думала только о семьях убитых.

Она подняла взгляд на Тантриса, опасаясь, что тот может прочитать ее мысли. Девушка оставалась верной ивернийкой; она не могла бы и помыслить о предательстве своего королевства, предупредив кернывмана. В то же время, она не могла послать Тантриса домой на убой. Он пристально посмотрел на нее, но, похоже, не догадывался о противоречивой борьбе в ее душе. Нет, его лицо медленно осветилось, словно солнцем, поднимающимся над Иверийским морем.

– Эмер, коли так, – это лучшая новость за долгое-долгое время. – Он взял ее руку и поцеловал.

Справившись с дыханием, Бранвен сменила тему.

– Ты увидишься с родителями, вернувшись в Керныв, – сказала она. И добавила, пораженная тревожной мыслью: – Или с женой?

В ту ночь, когда они встретились, Тантрис спросил, замужем ли Бранвен, о себе же ничего не сказал. Конечно! Он выглядел на год или два старше нее, и у такого очаровательного мужчины должна быть жена. Почему Бранвен надеялась на другое? Она была такой же глупой, как Эсси.

– Жены нет, – сказал он с мягким смехом, не выпуская ее руки. – И родителей нет, – добавил он, и она услышала тоску в его голосе. – Только дядя.

Бранвен наклонилась к Тантрису.

– Почему?

Горе исказило черты его лица.

– Иверикские налетчики. – Его голос сделался холодным, как смерть. – Моя мать умерла в ту же ночь, когда был убит мой отец. Лорд Морхольт, брат королевы Эсильты, забирал жителей в качестве дани. Детей. Мой отец защищал их, как доблестный воин Картагона.

Бранвен хотелось сбежать. Позор пронзил ее. Не только ее семья была разрушена, но и его тоже. И бесчисленное множество других. Тантрис даже не знал своих родителей. И ее собственный дядя был инструментом этого разрушения.

– Ты необычно немногословна, Эмер.

В этот момент Бранвен чуть не назвала ему свое истинное имя.

Но тогда Тантрис узнает, что ее тетя – королева, и что ее семья несет ответственность за пролитие крови на полях Керныва. И Тантрис ее возненавидит. А она не могла свыкнуться с мыслью, что он ее возненавидит.

– Я не знаю, что сказать, – пробормотала она, не зная, куда деть глаза.

Его плечи поникли от горя.

– Наши соотечественники гибли так же, как и твои. Они добились равного разрушения. – Тантрис осторожно откинул голову назад. Пламя отражалось в его темно-коричневых зрачках, и это выглядело совершенно очаровательно.

– Надеюсь, я нашла друга во враге, – хрипло сказала Бранвен.

– Ты нашла больше, и я никогда не смогу стать твоим врагом.

Кровь громко пульсировала в ее ушах. Она поверила ему. Она поверила ему, но она должна уйти – она знала, что должна.

– Эмер. – Тантрис произнес ее имя так близко к ее губам, что оно обрело форму и резануло ее.

Она не хотела, чтобы он произносил вымышленное имя, прежде чем поцеловать. Она не хотела, чтобы он поцеловал Эмер. Ей хотелось, чтобы Тантрис поцеловал ее, Бранвен, и она отшатнулась.

– Прости меня, – сказал он, вскакивая на ноги. – Я немного забылся.

Он провел рукой по своим темным кудрям, слегка рванув за них в ярости на себя.

– Не за что просить прощения, – заверила его Бранвен, потому что так оно и было. Во всяком случае, это она лгала ему. Именно она нуждалась в прощении. Немного неловко улыбаясь, она спросила: – Как насчет песни?

Черты его лица смягчились.

– Поистине, – сказал Тантрис, – у тебя благороднейшее сердце.

«Или самое эгоистичное», – подумала девушка.

Он хлопнул в ладоши, когда к нему пришла идея.

– Я знаю одну балладу. Она про твою тезку, – сказал он, поклонившись. Немного лукавства вернулось в его голос. – «Единственная ревность Эмер»!

Бранвен рассмеялась, и он прошелся по струнам. Она выбрала Эмер для своего имени в тот день на берегу, потому что та была самой известной героиней Ивериу.

– Откуда ты так хорошо говоришь на моем языке, Тантрис? И знаешь наши истории?

– Я же сказал, что люблю поэзию. А иверикская поэзия прекрасна. – Он посмотрел на нее. – Как и женщины Ивериу.

Бранвен опустила глаза. Он начал петь.

Преклонение перед Эмер Пса Уладцтира, самого неистового из иверикских воинов, было известно всему королевству. Пёс возвращался после тренировки с женщиной-воином Скатак, когда повстречал Эмер, и в тот же миг был словно громом поражен.

В легендах Эмер всегда была блондинкой. Бранвен бросила взгляд на Тантриса. Он ответил хитрой улыбкой. Он изменил слова только для нее. «Эсси по достоинству оценила бы его талант, – подумала девушка, – но, конечно же, они никогда не смогут встретиться». Потому что Тантрис никогда не мог стать частью мира Бранвен.

Продолжая петь о том, как Пёс избавил Эмер от мужчины, которому та была обещана, поэт быстро перебирал струны пальцами. Бранвен не могла не отметить, как они были изящны. Его пение переросло в крещендо, когда он добрался до ее любимой части истории: богиня Фанд соблазняет Пса, заманив его в Другой мир, и Эмер борется с ней, угрожая богине серебряным клинком.

В тот момент, когда в песне Эмер спасала Пса из Другого мира, по спине Бранвен пробежала дрожь предчувствия. Что-то было не так. Она поднялась на ноги, приложив палец к губам. Тантрис тут же прекратил играть.

Девушка не могла объяснить это, но она знала, что они в опасности. Дрожь была предупреждением. Она велела Тантрису уйти. Тот покачал головой. Страх опалял каждый нерв Бранвен. Она ткнула указательным пальцем в самый темный, самый дальний край пещеры и выдохнула: «Пожалуйста». После нескольких секунд безмолвной битвы взглядов, Тантрис вздохнул и скользнул в темноту.

Сжав зубы, Бранвен шагнула к выходу из пещеры, наклонилась, чтобы не оцарапаться о шиповник.

– Кин! – Ее голос звучал слишком высоко. «Постарайся не волноваться, Бранвен». Вдохнув, она спросила: – Что ты здесь делаешь?

– Я мог бы спросить тебя о том же. – Воин держал в руке факел, освещающий его суровое лицо. Затем он улыбнулся, почти застенчиво, и девушка перехватила инициативу:

– Я первая спросила.

– Тебя искала принцесса Эсильта.

– О, – легкомысленно начала Бранвен, – ты же понимаешь, что скорее всего она послала тебя найти меня, чтобы остаться наедине с Диармайдом?

Кин перестал улыбаться.

– Я знаю, моя леди. Хотя я сам вызвался, чтобы провести время наедине с тобой.

Ее брови поползли вверх. Кин никогда так смело не говорил с ней. Неужели, находясь за пределами замка, он может позволять себе говорить более свободно?

Воин кашлянул в кулак, – казалось, осознал свою ошибку:

– Но зато я принес хорошие новости. Сирша очнулась. И она зовет тебя.

Страх за Тантриса на мгновение улетучился, и широкая улыбка просияла на лице Бранвен.

– Это самая чудесная новость из всех возможных, Кин!

– Тогда я рад быть тем, кто доставил ее.

– Спасибо. Большое тебе спасибо. – Они наслаждались мгновением восторга, прежде чем Бранвен задумалась: – Но откуда ты узнал, где меня найти?

Кин переступил с ноги на ногу.

– Принцесса – не единственная, за кем я слежу.

«О, нет». Конечно, нет. Сколько раз Тантрис мог быть разоблачен из-за Бранвен! Как она была беспечна! Ей казалось, что она так осторожна, так умна, – но она привела королевскую гвардию прямо к дверям убежища кернывмана.

Внезапно сквозь свисающие лианы пробралась лиса и затявкала на них. Кин удивленно рассмеялся. Впрочем, гвардеец был не так удивлен, как Бранвен. Ее сердце остановилось и снова заколотилось. Откуда вдруг материализовалась лиса, если пещера не была входом в Другой мир?

– Кто это у нас здесь? – спросил Кин.

Оправившись от неожиданности, Бранвен сказала:

– Это один из моих пациентов. Я нашла зверька в ловушке в одной из песчаных ям и ухаживала за ним здесь, в пещере.

Выдумка слишком легко слетела с ее языка. Кин нахмурился:

– Я поставил эти ловушки на кернывменов, а не на лисиц. Хотя они могут быть одним и тем же. – Он примирительно погладил лису. Зверек тут же укусил его за палец. Охнув, воин отдернул руку.

– Я рад, что ты не пострадала, моя леди.

– Тебе не нужно беспокоиться обо мне.

– Возможно, нет. – Пауза. – Но я беспокоюсь.

С берега прорвалась волна прибоя.

– Пойдем, – сказал Кин. – Я провожу тебя в лазарет.

– Я сама найду дорогу.

– Уже стемнело. Я настаиваю.

Бранвен не хотела уходить, не попрощавшись с Тантрисом, но она не смогла найти для Кина причины задержаться в пещере. Словно говоря с лисой, она повысила голос:

– Оставайся здесь. Я вернусь завтра.

Зверек один раз вздрогнул, его глаза сверкнули, как свечи в темноте, и он бросился вглубь пещеры. «Охраняй Тантриса», – мысленно попросила девушка.

– Это существо кажется очень преданным тебе, – заметил Кин, когда они направились к воротам замка.

– Может, и так.

– Только не забывай, что оно дикое.

В свете факела Бранвен бросила на него взгляд.

– В смысле?

– В смысле, что когда ты думаешь, что приручила дикую тварь, она может нанести тебе наибольший вред.

Девушка не ответила. Она знала, что Кин прав.

Ее сердце было самым диким из всех.