Глава восемнадцатая
Тропа Вэйрэна
И было так, что многие отвернулись от Шестерых. Кто из страха, кто из-за старых обид. Кто-то стремился к справедливости, которую нес Вэйрэн, уже пораженный гнилью той стороны, получивший доспехи от демонов. Кто-то хотел вернуть свет, бывший в прошлой эпохе. А кто-то желал лишь хаоса, да смерти, как жаждут этого слишком многие. И они получили и то и другое на бледных равнинах Даула. Там произошла самая великая и страшная битва в истории мира. Когда же все кончилось, Вэйрэн пал, шаутты, что его поработили, были изгнаны обратно на ту сторону, асторэ разгромлены, а Шестеро, ослабленные и почти уничтоженные – вынуждены уйти, оставив мир на своих учеников, великих волшебников, которые помогли создать наше Единое королевство. Но по сей день еще остались асторэ, что несут зло, те, кто помнят о былом поражении и на кого охотятся таувины. А также люди, что до сих пор поклоняются Вэйрэну: асторэ, отступнику, едва не забравшему у нас свет и не отдавшему наш мир демонам.
Из лекции господина Шакозе, ректора, основателя Каренского университета. Эпоха Света
Эрек да Монтаг, наследник Горного герцогства, будущий правитель, асторэ, избранный, тот, с кем говорит Вэйрэн, сражался с шауттом.
Темный силуэт, мечущийся по осеннему саду, нападал со всей возможной злобой. Быстрый, коварный и бесконечно опасный.
Эрек действовал на пределе своих сил, уклоняясь от черного клинка в самый последний момент, изгибаясь так, что чувствовал, как от напряжения трещат едва не рвущиеся мышцы. Мирко учил его фехтовать, учил выживать, но все, что знал Эрек, в этом бою оказалось практически бесполезно.
Обычная сталь не могла справиться с шауттом, не была способна остановить черный клинок. Он пытался противостоять врагу, как учила Рукавичка, своей верой, той магией, что спала в крови, желал пробудить ее, но ничего не выходило, шаутт уже успел отогнать его прочь от засохшей липы, скрипевшей на сильном ветру, и Эрек отступал по покрытой инеем желтой листве, понимая, что дело плохо.
– Я с тобой. Верь в меня.
Он знал этот голос. Слышал многократно, видел, как Рукавичка улыбается в такие моменты, и эта улыбка дарила сил куда больше, чем любое чудо. И он верил. В нее. И в того, кто говорил ее устами.
В Вэйрэна.
Шаутт, тень от деревьев, ожившая, бросившаяся словно гиена, материализовался справа, выбросил длинный жгут, которым попытался оплести ноги. Эрек перепрыгнул его, тьма скользнула по траве и кустам, превращая их в мелкие песчинки. Перед ним, совсем рядом, оказалась зубастая пасть, и наследник ударил в нее кулаком, успев заметить, что его рука похожа не на человеческую, а на медвежью лапу, когтистую и страшную.
Когти Эрека зацепили тень, раздался слабый, истошный крик раненого демона. Он отшатнулся прочь, двигаясь как змея, стекая, меняя форму, разбрызгивая дымящуюся кровь, похожую на ртуть. Одновременно с криком ахнули десятки людей, и в этом звуке было и недоверие, и ужас, и радость.
И у Эрека точно пелена с глаз упала. Он находился не в маленьком замковом саду, а в храме Вэйрэна, бывшем храме Шестерых, в стены вжимались люди, которые наблюдали за боем. Мельком он увидел женскую фигуру, она стояла прямо, опираясь на посох, и улыбка играла на ее губах.
Улыбка гордости. За него. За то, что он принял Вэйрэна и в нем начала просыпаться сила асторэ.
Эрек не знал, что он делает и делает ли это сам. Но теперь «бой» с шауттом, который не видел никого, кроме него, проходил на равных. Демон шипел, брызгал кровью, отступал, то и дело менял форму. Дрожащая тень среди синего света от горящего в чашах пламени, то пес, то человек, то паук, то бесформенное нечто, желающее пронзить, порвать и убить противника, внезапно оказавшегося опасным.
Эрек потерял представление о времени, лишь ощущал, как подступает тошнота, как в глазах с каждым разом становится все темнее, словно огонь в храме гаснет, а мышцы и кости выламывает от страшной боли. Затем он осознал себя на коленях, рядом с расползающимся в стороны, рвущимся мраком, распадающимся на маленькие клочки, что таяли в большой зеркальной луже. Она дымилась и пузырилась.
Кто-то подхватил его за плечи, поднимая, он узнал Мирко и Алессио, которым Рукавичка запретила вмешиваться в схватку.
– Милорд. Как вы?
У Эрека изо рта текла кровь, он наклонил голову, чтобы не захлебнуться и чтобы они не видели, как она капает.
– Веди его, Алессио, – раздался над ним голос Рукавички. – За мной.
Наследник кашлял, чувствуя, что к его легким присосался огромный червяк, выпивающий жизнь.
– Никого не выпускать! – Это уже Мирко кричит страже.
Правильно. Если слухи просочатся в город, то начнется паника, а отец, который должен приехать завтра, получив известия… Он не додумал, услышал лишь голос Вэйрэна, его тревогу, затем вокруг стало темно и душно.
Эрек пришел в себя в маленьком помещении, на лавке, затылком упираясь в жесткий край. Горели синие свечи, достаточно яркие, чтобы он увидел – кроме Рукавички здесь никого нет.
Она сидела на коленях подле и повернула к нему лицо, услышав, как он пошевелился.
– Я остановила кровь, милорд.
Эрек провел языком по губам, увидел кувшин с водой, опустошил его наполовину. Что-то изменилось, он чувствовал, что кто-то чужой и странный дремлет в нем, и это ощущение вызывало дискомфорт, который лишь его силой воли не превращался в панику. Наследник не понимал слов, звучащих у него в голове, тихого шепота неизвестного, силился разобраться, прислушаться.
– Не надо бояться. Вэйрэн не причинит вреда. Он поможет, чтобы в вас пробудился асторэ. Его сила спасла, когда пришел шаутт.
– Я убил демона? Сам?
Рукавичка довольно кивнула:
– Да, мой брат по крови. Сам. И это видели многие. А теперь, убедившись, что с вами все в порядке, рассказывают на улицах. Город не спит. Все собрались и ждут шествия во славу асторэ.
– Они знают, кто я?
– Они знают лишь то, что вы противостояли демону и победили. Ваш отец считает, что нельзя говорить им правду, и я согласна. Пока огонь рядом с вами не горит синим, можно молчать.
Эрего поморщился, шепот все еще звучал, скребся в его череп маленькими, раздражающими коготками.
– Сейчас пройдет. – Холодная ладонь женщины легла на висок юноши, и он закрыл от удовольствия глаза, чувствуя, как чужак растворяется в нем, голос затихает, а в тело, уставшее, скрюченное и больное, возвращаются силы и бодрость. – В первый раз всегда тяжело, в нем слишком много мощи. Но вы привыкнете. Я очень вами горжусь, милорд.
Он накрыл ее ладонь своей ладонью, прижал посильнее, испытывая неподдельное счастье от этой близости, а когда она попыталась убрать руку, удержал.
– Сюда могут войти.
– Нет. Если ты приказала оставить нас, никто не войдет, пока ты не позовешь. Ты позовешь?
Рукавичка заколебалась. Ее лицо было слишком близко, и Эрек поцеловал женщину, а спустя мгновение она ответила, а затем, через несколько долгих и сладких мгновений, отстранилась.
– Мы договаривались с тобой, что такое больше не повторится.
Да. Договаривались. Тогда, после тяжелого урока, после того как он два с лишним часа пытался пробудить в себе силу, вновь увидеть Вэйрэна, наследник набрался смелости и поцеловал ее в первый раз.
– Ты мне нравишься.
– Я слепа. Я простолюдинка. Я старше тебя. А ты наследник герцогства.
– Ты асторэ.
– Твой отец…
– Я хочу быть рядом с тобой. Не только как ученик. Ты спасаешь нашу страну, защищаешь меня, учишь стать лучше, чем все прежние правители. Я поговорю с отцом, он поймет! – с пылом сказал юноша.
Рукавичка вздохнула:
– Прости, брат по крови. Но он будет против, и я с ним согласна. А если он будет очень против, то не даст тебя учить. Так что прошу тебя не говорить с ним. По крайней мере пока. Обещаешь?
Эрек нахмурился, и она, прежде чем встать, сама приблизилась к нему, поцеловала прохладными губами.
– Обещай, – с нажимом попросила женщина. – Прошу тебя.
– Хорошо. Обещаю. – Он чувствовал, как колотится его сердце, хотел послать к шауттом всех молящихся сейчас, ждущих ее, а теперь и его, остаться здесь с ней, наедине, навсегда, не думая о том, что скажет отец, мать, Тэлмо или еще кто.
– Тогда, – слепая провела руками по подолу простого платья, – мы можем начинать.
С той стороны двери их ждали «Золотые карпы». Мирко был молчалив и задумчив, смотрел на Эрека так, словно не верил, что тот только что убил шаутта. Алессио… Алессио, как всегда, улыбался и выглядел совершенно беспечным.
Эта улыбка страшно раздражала наследника, в нем вспыхивала ревность, он начинал сочинять, будто наемник смеется в первую очередь над ним, хвалясь, что сам-то проводит с Рукавичкой гораздо больше времени. И мальчишка ему совсем не конкурент. Обладай Эрек большей властью, он бы выгнал южанина сегодня же, но того нанимал отец и негоже сыну вставать поперек решения герцога. Особенно если причина столь глупа.
– Сиор может идти самостоятельно? – спросил Алессио, и Эрек, не собираясь утруждаться ответом, вышел в зал, где все так же стояли люди.
Они кланялись ему. Смотрели. Плакали от счастья, словно к ним пришел сам Вэйрэн.
– Защитник. Защитник! – крикнула женщина.
Кто-то зааплодировал, по старой традиции дворянства, приветствуя, точно победителя турнира.
– Да здравствует наследник!
– Ура молодому Эрего да Монтагу!
– Слава Вэйрэну!
Они хлопали, кричали и радовались, хотя совсем недавно дрожали от ужаса при виде шаутта. Теперь присутствующих накрыло бесконечное счастье, вера в то, что они действительно защищены, как тогда в Шаруде, о котором они столько слышали.
И Эрек был счастлив вместе с ними. А еще он в первый раз в своей жизни окунулся в эту бесконечно сладкую воду славы, которая никогда не была его целью, которую он не знал и даже не мог понять, что это такое. Когда весь воздух просто пронизан обожанием.
Любовью к нему.
Эти минуты длились долго, и, когда он вместе с молящимися вышел на городские улицы, ему показалось, что наступила уже следующая ночь. Люди, все жители, несмотря на поздний час и холод, заполнили улицы. Толпа возле храма стояла очень плотно, алебардщикам из числа городской стражи пришлось постараться, чтобы расчистить проход для процессии, выходящий из дома Вэйрэна.
Рукавичка находилась среди тридцати женщин, облаченных в синие плащи с глубокими капюшонами, надвинутыми на лицо. Без посоха, отдав его телохранителю, шла, держась за руки с другими спутницами. Никто не мог понять, где она, это было придумано Дэйтом еще до того, как он уехал к Драбатским Вратам и не вернулся обратно. Так шествие проходило каждую неделю, чтобы снизить риск во время возможного покушения. И о том, что Рукавичка в процессии – говорили лишь факелы, горевшие синим у участников, да фонари зрителей, вспыхивающие цветом асторэ, когда та проходила мимо. Эта волна синих огней медленно и величаво продвигалась по центральным улицам Скалзя, благословляя всех, кто верил в того, кого раньше называли Темным Наездником.
Люди ликовали. И пели. Эрек не знал, откуда они взяли эти песни. То ли придумали сами, то ли кто-то тысячелетия сохранял их, передавая от сына к сыну, пока не пришло время асторэ.
И теперь город гремел. Голоса сливались в общий хор, в песню, которой тесно было на улице, и она возносилась в небо. Эрек был уверен, что сейчас ее слышно в окрестных горах и мелодия растекается по всей долине, вперед, к замкам, подобно горной реке. Он чувствовал единение людей, их общность, и это вызывало у него неподдельный восторг. Юноша внезапно стал частью чего-то большего, одним из тысяч, связанных одной верой, одной целью, одной силой, что защищала его народ, его людей, его подданных, его семью и будущее его страны. Великой, несокрушимой, той, какой она станет совсем скоро, пока Вэйрэн будет с ними, приведя ее к эпохе куда лучшей и светлой, чем легендарная Эпоха Процветания. И сделает он это руками Эрека и Рукавички, которые будут вместе.
Обязательно будут!
Он обернулся назад и увидел, что те, мимо кого они прошли, вливаются в их шествие, и цепочка факелов, синяя голова змеи и оранжевое тело, величественно ползет по неспящему Скалзю тропой Вэйрэна.
Эрек да Монтаг, будущий правитель Горного герцогства, счастливо улыбался. Воистину это был один из самых лучших моментов в его жизни.
Кулак Дэйта ударил в челюсть лейтенанта так, что заныли костяшки пальцев. Тот, не ожидая этого, отлетел, врезался в стенку.
– Вы тут совсем охренели?!
Он был зол. На них. На себя, что не сдержался. На всю эту тупую ситуацию. Два заместителя лейтенанта, оба в синих плащах, не ожидая вспышки ярости, таращили глаза и не понимали, стоит ли что-нибудь говорить или лучше промолчать. Отводили взгляд, в первую очередь от своего командира, стараясь не замечать, как тот сплевывает кровью.
Дэйт в раздражении сжал и разжал пальцы, думая, что ему не помешал бы лед. Им обоим.
– Милорд. У меня был приказ…
Эти слова вновь взбесили друга герцога.
– Заткнись! Вы сборище кретинов, а не охрана! Какой, к шауттам, приказ?! Вам поручено было защищать Эрего да Монтага! Вы вообще знаете, что такое защита правящей семьи?! Его атаковал демон! А вы стояли, глазели и жались к стенкам, пока парень с ним сражался! Вы! Дали! Демону! Напасть! На! Наследника! Будущего герцога!
Он понял, что от его крика уже дрожат стекла, и, красный от бешенства, заставил себя успокоиться. Проклятье!
Дэйт отвернулся к окну, сложил руки за спиной, сопя точно разъяренный кабан, покачиваясь с носков на пятки, успокаиваясь. Уехав по приказу сюзерена, он потерял свою должность, во всяком случае пока. У его светлости другой начальник охраны, пускай и бывший заместитель Дэйта. А воин, вернувшись, не может прыгнуть через голову владетеля, менять порядки при дворе без одобрения и вносить хаос. Даже если раньше он и обладал такой властью. Но, кажется, теперь ему придется вмешаться в работу стражи, пускай Тэлмо и твердит постоянно, что следует проявлять политическую прозорливость, а не рубить сплеча.
Где-то тоскливо завыла собака, через секунду ей ответила другая. Затем вой оборвался, словно псы сами испугались своих голосов.
– Чудо, что его милость выжил, – наконец совершенно спокойным тоном сказал он трем гвардейцам. – Счастье для вас. Только представьте, что было бы, если бы он погиб. Что бы сказал его светлость. Что бы он с вами сделал. Уже забыли, как в Шаруде он отправил на плаху ваших товарищей за трусость и неспособность защитить его сыновей?
Судя по их лицам, они все прекрасно помнили.
– Милорд, так приказала Избранная Вэйрэном, – все же решился оправдаться лейтенант.
Дэйт участливо посмотрел на него, думая, что, возможно, слишком сильно приложился по дурной башке.
Шестеро, дайте ему сил!
– У тебя красивый плащ, бесспорно. – Он произнес это нейтральным тоном, не желая дальше оскорблять человека. – Но это не цвета его милости. Не цвета гвардии, в которой ты состоишь. И пока еще не цвета наследника. А Рукавичка при всем том, что она сделала, не имеет права влезать в такие вопросы. Она здесь в первую очередь для того, чтобы защищать Эрего да Монтага. И если тот умрет, да еще из-за шаутта, то женщину, отдавшую глупый приказ, отправят к палачу, как и вас.
Они были поражены, смущены и… возмущены словами, что он сказал.
– Это богохульство… милорд, – произнес усатый помощник лейтенанта.
Дэйт подумал, что с радостью бы их повесил, несмотря на благородную кровь:
– Она не нужна герцогу, если умрет его единственный сын и некого будет защищать.
Лейтенант молча склонил голову. Не желал спорить с близким другом герцога, оценив возможные последствия конфликта.
– Усильте охрану. И молитесь, чтобы больше не появились шаутты. Если такое случится, лучше вам встать перед ними и вспомнить, что вы гвардия, а не жрецы нового бога, которые подчиняются женщине.
Они с радостью убрались, и Дэйт вышел из караулки следом, думая, что надо поговорить с Тэлмо. Герцог должен был приехать вечером, следовало все подготовить, а еще обсудить произошедшее нынешней ночью. Его беспокоило появление демона, беспокоило, что наследник остался с ним один на один, а еще больше беспокоили ненужные слухи в Скалзе, что Эрего да Монтаг тоже асторэ.
Довольно скоро об этом узнают соглядатаи врагов (если уже не узнали), весть понесется по трактам, и неизвестно, как отреагируют соседи. Что подумают герцогства, которые колеблются или сохраняют нейтралитет?
Ему следовало поговорить с женщиной, прежде чем та наломает дров, хотя куда уж более? Далось ей проверять силы наследника прилюдно! Весь город гудит, в храм очередь, молятся даже на улице, поют песни безостановочно, дома украшают флагами, и даже те, кто еще вчера верил в Шестерых, дрогнули и покупают цветастые тряпки.
И хоть бы кто подумал о том, что шауттов может быть гораздо больше и что они в любой момент способны начать резню, от которой не защитит никакой плащ, флаг или красивая заколка с водоворотом.
Во дворе, засыпанном свежими опилками, его нашел запыхавшийся слуга.
– Пришел человек, милорд. Говорит, вы его пригласили.
– Южанин?
– Да, милорд.
– Скажи страже, что все в порядке, проведи его в мои покои.
– У него меч, милорд, а по вашим правилам чужакам запрещено входить во внутренние помещения с оружием. Солдаты без вашего личного разрешения не смогут его впустить за пределы внутренних стен.
– Хоть кто-то знает свою работу, – проворчал Дэйт.
Мильвио стоял прислонившись правым плечом к шершавой стене, разглядывая небо. Он не производил впечатление опасного человека, но один из стражников, сидевших в двадцати ярдах от него, держал под рукой заряженный арбалет, а другие, негромко переговариваясь, бросали на незнакомца внимательные взгляды. Шла война, и соглядатаем врага, лазутчиком, убийцей мог быть любой.
– Под мою ответственность, – сказал Дэйт охранникам.
Он пожал Мильвио руку:
– Пока тебя не увидел, сомневался, что ты все же придешь.
– Я же обещал, сиор.
– Как тебе город?
– Милый.
– Милый?!
– Хотел быть вежлив. Если честно, в нем, кроме льва на утесе, нет ничего, чего не найти в других городах. В каждом герцогстве таких предостаточно. Мы можем поговорить?
Дэйт задумчиво повел плечами:
– Без свидетелей? Идем.
Шли довольно долго, через замок, к саду, мимо нескольких постов охраны. Мильвио поглядывал с интересом, но молчал, лишь иногда хмуря брови, запоминая дорогу. Дэйту показалось, что тот встревожен, но он не спешил с расспросами.
– Обычно здесь еще стоит охрана, вход в сад закрыт, когда наследник в замке. Но сейчас он снова в храме, с самого раннего утра. Мы можем поговорить, пока никто не вернулся.
– Вы видели вчерашнее шествие, сиор?
Они пошли по узкой, грязной дорожке, мимо кустарника, к старым липам, что росли у дальней стены.
– Нет.
– Все еще верны Шестерым? Я заметил, что здесь довольно быстро меняется вера.
– Новый бог захватил умы неожиданно, во всяком случае для меня, занятого войной далеко от двора его светлости.
– Вэйрэн не бог, сиор. Он асторэ.
– У него есть сила. Магия.
Мильвио улыбнулся.
– Но он не бог. Магия есть у многих. У шауттов, к примеру. У асторэ. У указывающих на Летосе. И некромантов, что… порой получаются из указывающих. У соек, о которых предпочитают не говорить и существование которых стараются не замечать. Или, положим, у эйвов. Еще она есть у д’эр вин’емов, с одним из которых вы имели счастье встречаться. У искари. А также магией владеет множество других существ, что живут в нашем мире, хотя их предпочитают называть сказками прошлых эпох. Но они отнюдь не боги.
– Понимаю, куда ты клонишь, де Ровери. Если так продолжать, то и Шестеро не боги, а просто волшебники.
– Так и есть, сиор. В нашем мире богами стать довольно легко. Скованный, тьма – злой бог. Шестеро, свет – добрые боги. Хотя, откровенно говоря, как и все люди, они были не добры. Но и не злы. Вы знаете историю Темного Наездника?
– Как и каждому ребенку, мне рассказывали сказки. – Дэйт не понимал, куда клонит треттинец. – Шестеро предали асторэ и выбросили на ту сторону, там остатки магии изменили их, превратили в шауттов. Но некоторые смогли сопротивляться и вырваться в наш мир, став, по сути, людьми. Во всяком случае внешне. Через много поколений среди них появился Вэйрэн. Он не обладал магией своего народа, поэтому отправился на ту сторону и учился магии шауттов, которая поработила его. После, уже имея силу, он выступил против Шестерых, собрав почти всех асторэ, а также людей, что примкнули к нему.
– Вэйрэн впустил в наш мир шауттов, сиор. Так говорят легенды. Его разум был отравлен демонами и магией, противоестественной для нашего мира. Он хотел уничтожить Шестерых, точнее, этого хотели твари из мрака, чтобы никто не мог им противостоять.
– И состоялась Битва Теней на бледных равнинах Даула, там, где появилось человечество. Теперь это Жемчужное море. Семнадцать семей асторэ были уничтожены, осталось два клана, что не согласились с Темным Наездником, те, за которыми в следующие века охотились таувины и в конце концов истребили, как считалось до недавнего времени. Да. Все так. К чему ты ведешь, Мильвио?
– К людям, что выступили на стороне Вэйрэна конечно же. Его многие тогда поддержали. Кариф, например, который в те времена назывался совсем иначе. Люди были очарованы его словами, они поверили, что Шестеро – зло, и охотно вставали под темные знамена, забывая одно важное «но». Вэйрэн не любил людей, ибо именно они виновны в предательстве его народа. Поэтому он без жалости использовал их в сражении, а тех, кто поклонялся ему, сделал другими.
– Другими? – не понял Дэйт.
– Изменил их, – любезно сообщил южанин.
– Превратил в мэлгов?
– Мэлги – это работа шауттов, сиор. Люди стали… чем-то иным. Описаний в старых книгах, теперь уже исчезнувших, не сохранилось. Их называли «другими», а места, где они появлялись, «потерянными». Эти «другие» стали основой армии Вэйрэна. С ее помощью он планировал опрокинуть Шестерых. Или не он, а демоны, что шептали в его уши, теперь уже не важно.
Дэйт поиграл желваками, сложив руки на груди, изучая серьезное лицо Мильвио.
– Хочешь сказать, что Вэйрэн зло? Что он не спасет от шауттов, а привлечет их? Что будет как в прошлом?
– Я не любитель приносить плохие вести.
– И все же ты говоришь мне об этом, хотя все происходящее доказывает пока обратное.
Мильвио молчал, и молчание это значило гораздо больше, чем все слова.
Дэйт ругнулся, помянул шауттов:
– Полагаю, мне надо прислушаться. После всего, что я увидел, после Талориса я не могу тебе не доверять.
– Талорис… – Мильвио усмехнулся, и эта усмешка была горькой. – Когда-то мой друг и брат сказал, что все плохое наконец-то завершится на Талорисе. Но, к моему сожалению, он ошибся. Оно лишь уснуло на долгие столетия, а теперь, когда его пробудили… все начинается заново.
– Пробудили? Мы?
– Нет, сиор. Один асторэ, не желая этого. И одна указывающая, не понявшая, что ее обманули. А потом… потом все остальные, как я полагаю. Тысячи людей, что поверили в ложь. Я так думаю, хотя и не уверен пока. Знаю одно – все началось с Талориса. Право, лучше бы море Мертвецов навсегда скрыло его в глубине.
Дэйт мало что понял из сказанного. Кроме того что все плохо, а будет еще хуже.
– Как это исправить?
– У меня пока нет решения. Я до сих пор даже точно не знаю, прав ли я.
– Зачем ты пришел ко мне?
Южанин подумал, подбирая правильные слова:
– Из чувства дружбы, надо полагать. Я не могу спасти всех, сиор. Но вы еще можете выжить, хотя знаю, что скажете на мое предложение.
– И каково же оно? – Дэйту все больше не нравилось происходящее. Возникло ощущение, что он падает в пропасть, и ему передалась тревога Мильвио.
– Уезжайте из Скалзя. Сегодня же. Сейчас. Полагаю, этот город уже потерян, как и те, кто в нем живет. Происходит нечто неправильное.
– Нечто неправильное? Что?
– Собаки воют с ночи. И в городе не осталось птиц. Никаких. Ни воробьев, ни воронов, ни даже голубей на площадях. Небо пустое. Так случалось перед Катаклизмом.
– Собаки и птицы, – устало вздохнул Дэйт, опуская плечи.
– Кошки ушли, скотина нервничает, лошади в поту. Они чувствуют то, чего не замечают люди.
– Ты же понимаешь, как это звучит, а? Я не могу прийти к наследнику с этим. Меня поднимут на смех.
– Тебя убьют. – Мильвио неожиданно перешел на «ты». – Сейчас не лучшее время и не лучшее место, чтобы говорить плохо о Вэйрэне. Ты никому ничего не докажешь.
– Я не могу все бросить, сбежать, а потом всю жизнь решать, правильно ли я поступил. На мне долг и обязанности. Я давал клятву.
Южанин грустно кивнул, не собираясь спорить. Протянул руку:
– Что же. Надеюсь, я ошибаюсь. Береги себя, сиор.
– Рукавичка. Она за всем этим стоит?
Мильвио ответить не успел, потому что в саду появился запыхавшийся слуга.
– Милорд! Наконец-то я вас нашел! Первый советник просит, чтобы вы пришли. Дело жизни и смерти!
Тэлмо редко что-то просил. Должно было случиться нечто из ряда вон выходящее.
– Подожди меня, – попросил Дэйт. – Я хотел бы завершить этот разговор прежде, чем ты уйдешь.
Мильвио подумал и кивнул.
– Подожду сколько смогу, сиор. Но не дольше.
Дэйт, хмурясь, шел за слугой, который то и дело пытался сорваться на бег. Что еще стряслось? Поймали шпиона? Очередное покушение на проклятую асторэ? Тараш все-таки объявил войну? Вернулся герцог?
Им пришлось пройти половину жилых помещений, весь замок насквозь, так что Дэйт даже спросил:
– Ты уверен, что сюда?
– Так приказали, милорд.
Наконец он распахнул одну из дверей, приглашая войти.
Дэйт увидел Тэлмо, Грэгсто – начальника тайных дел, нескольких солдат и окровавленного человека, подвешенного за руки на толстой веревке. Ему понадобилось мгновение, чтобы узнать свояка, барона да Мере.
«Не выбрался все-таки», – с сожалением подумал Дэйт за мгновение до того, как ему на голову натянули мешок.
– С ним нельзя так! – Эрек испытывал холодную ярость.
Начальник охраны его отца лежал на полу оглушенный, а двое солдат споро и надежно связывали руки арестованного ремнями, точно пойманному опасному зверю.
– Милорд, он изменник, – мягко напомнил Тэлмо.
– Ты знаешь его дольше, чем я, и называешь изменником? Только потому, что барон назвал его имя? Быть может, они не ладили друг с другом? Или он назвал его, чтобы вы схватили наживку и не искали кого-то более важного? Дэйт всегда был верен нашей семье.
– Они встречались недавно, – проскрипел Грэгсто, связки которого были повреждены, когда его пытались повесить где-то в Ириасте. – Это большой заговор, милорд. Сейчас мои люди хватают преступников по всему Скалзю. Некоторые оказывают сопротивление гвардейцам.
Эрек ощутил полную беспомощность. Он очень устал. Периоды просветления сменялись темными провалами в памяти, когда он говорил, смотрел, смеялся, но видел себя словно со стороны. Словно это был не Эрего де Монтаг, а кто-то чужой, совершенно незнакомый.
– Заприте его и не смейте трогать, пока не вернется отец. Он решит, что делать.
– Милорд, он может знать о других предателях. Если мы промедлим… – начал Грэгсто, но наследник резким жестом остановил его.
– Не трогать! Это ясно?
– Хорошо, милорд, – покладисто согласился Тэлмо.
– И барона тоже… больше не трогать. Пригласите к нему лекаря.
– Так и сделаем, милорд.
У Грэгсто было иное мнение на сей счет, он не скрывал его, но Эрек и слушать ничего не хотел. Видя дурное настроение наследника, в эту минуту слишком похожего на своего отца в гневе, никто не решился оспаривать его решение. Пускай парень и был слишком молод и совсем недавно никто не воспринимал его всерьез.
Рукавичка вместе с двумя «Золотыми карпами» ждала его в соседнем зале, в окружении охраны из десятка гвардейцев, тех, кто истово верил в Вэйрэна.
– Все будет хорошо, милорд, – сказала она ему. – Дэйт храбро сражался с шауттами, не сомневаюсь, что правда окажется на его стороне. Я, если желаете, поговорю с вашим отцом.
– Он все время у меня здесь, – тихо сказал ей Эрек, дотронувшись до виска. Его куда меньше волновала судьба арестованного, чем то, что с ним происходило. Если бы наследник не слышал настойчивый шепот, то счел бы, что его кто-то травит медленным и странным ядом. – Это больно. Я словно схожу с ума.
Рукавичка подняла руку:
– Вы позволите, милорд?
Получив разрешение, она осторожно коснулась его лба, висков, и Эрек едва не застонал от удовольствия. Сдержался, просто закрыл глаза.
– Вэйрэн меняет вас, надо немного потерпеть, милорд. Вы очень сильный. Очень. Когда он пришел ко мне, я месяц не могла встать и думала, что схожу с ума. Что умираю. – Она шепнула тихо, прямо на ухо: – Вы меняетесь и становитесь асторэ, но магия, что в вашей крови, сейчас убивает человеческое.
– Долго это будет продолжаться?
– Только он знает. Вам следует не прерывать занятия, чтобы все прошло как можно легче.
– Сейчас? Сейчас я хочу лишь уснуть.
– Вы уже встали на тропу Вэйрэна, но, если желаете отдохнуть, пусть так и будет. – Она взяла его под локоть. – Отведите меня, пожалуйста, в сад. Я попрошу у него защиты для вас. Убеждена, через несколько дней все будет хорошо.
Свежий воздух взбодрил Эрека, и он, не желая, чтобы Рукавичка отпускала его, шел с ней по тропинке, думая, что Мирко и Алессио, следующие за ними, здесь совершенно не обязательны, они только мешают.
– Милорд, остановитесь! – Мирко бесцеремонно схватил его за плечо, дернул назад, закрывая корпусом.
Эрек даже не успел возмутиться, когда Алессио сделал то же самое с Рукавичкой. На тропинке, в десяти шагах перед ними стоял незнакомец.
В простой одежде, совсем новой, словно купил ее пару дней назад, высокий, зеленоглазый, с чуть кудрявыми волосами, собранными в хвост, перевязанный широкой черной лентой, он стоял, положив руку на меч. Смотрел на них без страха и удивления. Эреку показалось, что в глазах у незнакомца лишь сожаление. Хотя непонятно, к чему это сожаление относилось. К тому, что они встретились столь внезапно? Что его заметили? Что никак не ожидал встретить четверых?
Он был чужестранцем, треттинцем, судя по росту и цвету глаз, и Эрек, вспомнив недавний разговор с Дэйтом, сделал шаг вперед, несмотря на недовольное ворчание своего телохранителя.
– Ты сражался с Дэйтом у Червя?
Тот немного удивился, но ответил с легким поклоном:
– Ваша правда, сиор. Мое имя Мильвио де Ровери, и здесь я по приглашению моего друга. К сожалению, я не дождался его.
– Его обвиняют в измене.
– Вот как, сиор? Печально слышать такое. – Мильвио остался невозмутим, словно ему сообщили о том, что дождь мокрый.
– Здесь нельзя находиться чужакам, – хмуро сказал Мирко, немного наклонив голову, глядя исподлобья, и Эрек подумал, что его телохранитель излишне напряжен. – Этот человек опасен, милорд. У него меч на территории, где оружие гостям запрещено.
– У нас тоже мечи. – Алессио улыбался.
Эреку показалось, что «гость» оценивающе посмотрел на телохранителей. Затем он спокойно убрал руку с рукояти бастрада, чтобы не накалять обстановку.
– Право, не думал, что вы столь пугливы, сиоры.
– Милорд, – сказал Мирко, обращаясь к Эреку. – Понимаю, я о многом прошу, но не могли бы вы позвать гвардейцев?
Наследник не собирался бегать, точно испуганный ребенок, за помощью.
– Я не вижу причин уходить, мастер Мирко. И ведь почтенный господин де Ровери не задумал зла?
– Лично вам – нет, сиор. – Треттинец посмотрел на Рукавичку, и взгляд у него перестал быть любезным. – А вот к ней у меня накопилось множество вопросов.
Женщина чуть выпрямилась, сказав дружелюбно:
– Ты хочешь поговорить о Вэйрэне? Он протягивает руку любому, кто готов принять его.
– Уверен, ты знаешь о нем больше меня. Я вижу, кем управляешь ты, но не вижу, кто управляет тобой. Так кто он? Действительно Вэйрэн? Или нечто другое? Какой кукловод прячется во мраке и тянет за ниточки?
Меч Алессио с шелестом покинул ножны, но слепая положила руку на локоть телохранителя, прося остановиться.
– Кто ты? От тебя пахнет Талорисом.
– Полагаю, запах это то, в чем нельзя обмануть шаутта, – сказал южанин, обнажая клинок, и Эрек понял, что перед ними безумец.
– Меч в ножны! – резко приказал ему наследник. – Ты играешь с огнем!
– Вы не замечаете, что стоите в центре пожара, сиор. И почти уже сгорели, – печально ответил чужак. – Вэйрэн пожирает всех, кто принимает его.
– Вэйрэн спасает меня. Защищает от шауттов! Помогает пробудить силу асторэ! – Юношу так разгневали слова Мильвио, что сгоряча он раскрыл сокровенную тайну.
– Асторэ? Милорд. Вы не асторэ. Вы обычный человек, и всегда им были.
– Хватит лжи! Убей его! – внезапно сказала Рукавичка, убирая руку с локтя телохранителя, словно спуская пса с цепи.
Алессио мгновенно атаковал, сократив дистанцию. Стальная волна ударила в стальной берег, рассыпалась и откатилась назад. Мильвио остался там, где стоял, лишь клинок теперь грозил острием лицу противника, который отшатнулся, едва не пропустив смертельный укол. Меч Мирко с шелестом покинул ножны, и второй телохранитель, уже понимая, что его товарищу требуется помощь, вступил в поединок.
Эрек не остановил его. Юношу трясло от гнева, что женщину, которая ему нравится, обвинили в таком. Что Вэйрэна сравнили с чудовищем. Двое против одного – отнюдь не честный поединок, но ему было все равно, никто не собирался слагать об этом песню.
Спустя минуту, не веря своим глазам, Эрек смотрел на южанина, который все еще стоял на ногах, хотя по всем правилам должен был уже лежать на земле, пронзенный и разрубленный. Он противостоял двум «Золотым карпам», настоящим мастерам, наследник видел, как на тренировках они легко справлялись с лучшими людьми отца, и на это требовалось отнюдь не много времени.
Незнакомец сражался в странных стойках, текучих, казавшихся крайне ненадежными, но все время перемещался, держа длинный клинок двумя руками, делая широкие взмахи, на первый взгляд совершенно безумные, опасные, открывающие его для контратак. Но в итоге оказывалось, что эти быстрые, мощные, силовые движения, когда узкий бастард мелькал точно бабочка, непредсказуемо меняя положения, взмывая вверх, падая вертикально, наискось, горизонтально, помогали южанину выжить. Благодаря молниеносным движениям и инерции разворотов он внезапно оказался на равных с лучшими клинками герцогств.
Мало того, он теснил телохранителей, возникая то слева, то справа, заставляя их осторожничать, оставаться в закрытых стойках, так еще и скупые контратаки Алессио и Мирко встречали на своем пути лишь узкую стальную полоску.
«Золотые карпы» попытались одолеть его с двух сторон.
Не вышло.
Навязать ближний бой, где скорость и сила ударов играла бы меньшую роль, чем входы, подрезы, хваты и броски.
Не получилось.
Теперь мастера выискивали брешь, постоянно атакуя и ожидая, когда треттинец выдохнется от темпа, который выбрал, и его можно будет прикончить.
Клинки гремели, точно молоты в кузнеце, и Эрек несколько раз обернулся на пустую тропинку, недоумевая, почему никто из охраны не прибежал проверить, что тут случилось. Казалось, что они одни во всем мире, а затем наследник посмотрел на Рукавичку и понял, что та пользуется силой Вэйрэна, касается ее, отчего кожа женщины сразу же натянулась на скулах. Быстро оглядевшись, он увидел, что целый участок сада словно бы окружен прозрачным пузырем.
– Ты не хочешь, чтобы им кто-то мешал? – спросил Эрек удивленно.
– Я не хочу, чтобы его речи смущали людей, милорд. Ваш отец не одобрит слухов, это причинит урон вашей семье, – ответила она спокойно.
Мирко, сражавшийся коротким мечом и кинжалом, внезапно сбился с темпа, в котором «работал», пошел отчего-то в сторону от треттинца, двигаясь не прямо, а по какой-то странной дуге. Его повело еще сильнее, и он, чтобы не упасть, осторожно сел, воткнув свой меч в землю, и оперся на него, словно на трость, дабы не завалиться назад.
Воин прижал руку к боку, между его пальцев сочилась кровь, камзол был вспорот, но Эрек не знал, насколько сильно тот ранен. Стеклянными глазами мастер клинка уставился в только ему видимую точку, а после упал во влажные прелые листья, да так и остался лежать не шевелясь.
Наследник шагнул к нему, чтобы помочь, но Рукавичка вытянула руку и своим посохом преградила юноше дорогу.
– Он умирает, и ему не помочь. Лучше слушайте, что говорит Вэйрэн, милорд.
Эрек и не заметил, как в голове звучит громкий голос. Он понял, что женщина ни одного слова не произнесла вслух, но он слышал ее. Или не ее, а его. Того, кто пробуждал в нем асторэ. Он запел, загремел в мыслях, обнял своей силой, так крепко, что нельзя стало вздохнуть, а после Эрек да Монтаг, наследник Горного герцогства, надежда человечества в войне с шауттами, потерялся в чужих словах, запутался во фразах и забыл все, что было им.
Алессио любил себя. Уважал. Ценил. Он являлся самым важным человеком в этом мире. И по праву гордился своим мастерством. Оно далось ему благодаря врожденному таланту, а также тяжелому труду. Проникло в его сознание с потом, кровью, мозолями, травмами и ежедневной пахотой в фехтовальном кругу, в котором он постигал высочайшую науку для любого мужчины.
Лучшие из лучших признали его умения. Назвали мастером меча. Он отстоял право быть среди них, получил золотого карпа на предплечье. О нем говорили, что он в тройке мастеров меча. А вскоре станет первым. И Алессио знал это, верил, что в мире есть лишь несколько человек, что равны ему в высоком искусстве фехтования. Южанин участвовал в сотнях смертельных поединков и всегда выходил победителем, заканчивая их, когда сам того желал, навязывая свои правила, свой темп и свое окончательное решение – казнить или миловать. Покалечить, унизить, преподать урок или же отпустить на все четыре стороны.
В такие моменты он чувствовал себя одним из Шестерых. А теперь его самолюбие смешали с грязью. Плюнули ему в лицо, показав, чего стоит его талант.
Алессио уже несколько минут ничего не мог сделать с проклятым соотечественником, безродной дворнягой в мире мечей, о котором не слышал никто из мастеров со знаками золотого карпа. И в то же время этот Мильвио, чтобы его шаутты драли, был лучше всех и не спешил к тому, чтобы его вынесли вперед ногами из уродского сада.
Он убил Мирко! Мирко! Которого даже Алессио признавал отличным бойцом и теперь, оставшись без напарника, понял, насколько тяжело сдерживать ублюдка, который перестал «оглядываться» и сосредоточился на одном противнике.
На Алессио.
Тот потел и безуспешно пытался прикончить настырного выскочку, соображая, как вообще он смеет сочетать «Цаплю, следящую за облаками» с «Росой на листке крыжовника» и «Железной башней»?! Абсолютно разные школы и техники враг сплетал в четкое кружево, точно паук, расставлявший вокруг него паутину, ловко и уверенно заманивая в нее.
А еще у него были совершенно нелепые удары, входы, открывавшие ноги и низ живота, когда бастард, казалось, очень неуклюже подлетал вверх, приглашая ударить по предплечьям, перерубить запястья, но в итоге его кончик, всего-то пара дюймов, каждый раз каким-то непостижимым образом оказывался слишком близко к Алессио, пытаясь вскрыть гортань.
Ему очень хотелось узнать, где этот Мильвио обучался, что за странные техники, никогда не виданные, применяет земляк и когда же он, в конце концов, уже сдохнет?!
Но возможности спросить не представилось. Мастер Алессио разгадал движение противника, понял, где он окажется через подшаг, какой удар и куда нанесет, закрылся «Каменной балкой» и забулькал, когда буквально проломивший защиту стремительный бастард рассек ему шею.
Мальчишка герцога сидел в грязи, обняв себя руками за плечи, покачиваясь из стороны в сторону и негромко постанывая. Он не замечал ничего вокруг. Не видел, как «Золотой карп» несколько долгих секунд стоит, покачиваясь, захлебываясь льющейся во все стороны кровью, затем его голова, наполовину отделенная от туловища, откидывается назад, раскрывая алое нутро.
Треттинец без всяких эмоций перешагнул через тело поверженного противника, и женщина спросила негромко, поведя носом, точно животное:
– Кто же ты такой?
Мильвио не убирал меч и медленно приближался к ней.
– Как ты понял?
– Синий огонь, шаутт. Рядом с тобой он горит постоянно, у асторэ же, лишь когда они пользуются своей магией.
– Знаток, значит, – улыбнулся демон губами Рукавички. – Остальные были столь невежественны, что не понимали разницы.
Он стянул повязку, поделившись сокровенным, явно забавляясь:
– Пришлось выколоть себе глаза, чтобы они не догадались. Чувствуешь, какой аромат от крови, что ты выпустил, человече? Как же я соскучился по нормальной еде!
Мильвио не ответил, бросился вперед, держа меч так, чтобы нанести укол с максимального расстояния, но шаутт опередил человека, полыхнул светом, беззвучно взорвал воздух, отбрасывая назад.
– Давно хотелось попробовать! Не то чтобы я тебя боялся, – сообщил демон, трясущему головой треттинцу, тяжело поднимавшемуся с грязной земли. – Но лишние дырки тяжело заращивать. А я уже слишком привык к этой оболочке.
– Сойка! – сплюнул окровавленную слюну Мильвио. – Где ты взял это тело?
Тот пожал плечами:
– Где-то на Летосе. Одна недотаувин оставила для меня прекрасный подарок. До сих пор благодарю ее в своих благочестивых молитвах. – Он заржал, а затем спросил серьезно: – Кто ты?
– Твоя смерть.
Мильвио напал, и шаутт переместился, как перемещаются демоны. Вот он был там, а теперь уже… здесь. Тени ожили, стали материальны, метнулись к человеку, и меч в его руках вспыхнул, раскрывшись стальным ребристым веером, больше похожим на щит.
Тот принял в себя мрак, всосал его, как пьяница всасывает дармовое вино, и демон в облике красивой женщины страшно рыкнул, прекратив атаку, отскочив как можно дальше.
– Невозможно!
– Пора на ту сторону. – В руках человека снова был меч.
– Кто ты?!
И снова прозвучало:
– Твоя смерть.
«Женщина» больше не подпускала его к себе. Металась по саду, ломая кустарник, скрываясь за деревьями, бросая мрак и тени, которые поглощал или отражал щит. Он гнал ее, как лису гонит хороший охотничий пес, а настоящие псы тоскливо выли в городе.
Внезапно Эрек, о котором все забыли, страшно закричал, держась руками за голову, и земля вокруг него «выгорала», становилась угольно-черной. Щупальце от этой кляксы протянулось к телу Алессио, и оно приподнялось, покрываясь странной угольной коркой, рыча, дергаясь, меняясь, превращаясь в высокое человекоподобное существо с горящими синими глазами.
Оно подняло свой меч и шагнуло к Мильвио, закрывая собой убегающего шаутта.
Где-то в городе раздался высокий вой, так, словно кричит раненый кит, а затем раздался многоголосый человеческий вопль, полный ужаса.
В Скалзь пришли та сторона и тот, кто своим именем указал ей тропу.
