В истории человечества война для непосредственно вовлеченных в конфликт сторон всегда была невыгодной игрой с отрицательной суммой. Война начинается, когда где-то что-то очень серьезно сломалось.

Причин для рационально (но, конечно, не этически) обоснованных войн немного. Прежде всего это глубокая уверенность одной из сторон в том, что у нее есть подавляющее превосходство. В истории «рациональные» войны практически на 100 % представляли из себя войны расширяющихся империй против малых государств: империи действительно были (и остаются) «высшими» формами государств, они обладают значительно большим ресурсом и имеют возможность вести экспансионистскую политику. Но сегодня возможности для рациональной войны снизились почти до исчезновения, и не потому, что нет империй и малых государств. Во-первых, система международных отношений стала на порядок более сложной, и начало любой войны влияет на весь спектр взаимоотношений сторон с внешним миром. Империи вынуждены оглядываться друг на друга, учитывать вред, наносимый репутации, ущерб для товарных потоков и так далее. Кроме того, империи стали по-другому оценивать свои потери, ценность человеческой жизни стала для империй и членов развитых союзов несоотносимо выше, чем для малых государств. Сейчас развитая империя считает, что жизнь ста ее солдат намного ценнее жизней пары миллионов солдат малоразвитой страны, а временное снижение ее валового продукта на доли процента не стоит завоевания даже богатой колонии.

Существуют, конечно, ситуации «плохой игры», в которых война, безусловно, приносящая ущерб, становится средством защиты от ущерба еще большего – реального или мнимого. В частности, классический пример – это начало Великой Отечественной войны. Тотальное недоверие между двумя диктаторами привело к уверенности Гитлера в том, что Сталин начнет войну. Поэтому почти безнадежное начало боевых действий против Советского Союза было для Германии меньшим риском, ведь позиции СССР укреплялись, он мог вскоре развязать конфликт, и Германия бы точно проиграла.

Иногда войны возникают там, где стороны по-разному оценивают свои возможные выигрыши и потери, и война представляет собой просто наиболее легко достижимый вариант «размена фигур». Страны с большим населением и малой территорией могут втянуться в войну с соседом, обладающим лишней территорией: агрессору не так важны людские потери, в то время как сосед не так дорожит землей, но не может отдать ее без боя, чтобы не потерять лицо (в первую очередь внутри страны).

Конечно, серьезной причиной многих войн становится агентский конфликт, ситуация, когда какая-то страта или элита внутри общества получает от войны преимущества, в то время как общество в целом проигрывает. Так, в русско-украинском конфликте с обеих сторон существовал и продолжает существовать целый набор агентов влияния, зарабатывающих на войне: от небезызвестного Кости Малофеева как индивидуального агента со стороны России до групп силовиков с обеих сторон. Интересы «агентов» могут быть весьма разнообразными – у бизнеса, осуществляющего поставки на фронт, это заработки; у компаний, конкурирующих с оппонентами по ту сторону фронта, – расчет на уничтожение конкурентов; у власти страны-агрессора – способ поднять свой рейтинг; у власти страны-жертвы – способ списать на войну свои просчеты, коррупцию, пассивность; у оппозиции – способ ослабить власть и попытаться добиться изменений в стране. В определенных ситуациях война – это способ канализировать агрессию, накапливающуюся в обществе (и тем самым снизить риски вне театра военных действий), а также выявить и изолировать (и частично – ликвидировать) маргинальную часть общества, склонную и стремящуюся к насилию. Классический пример агентского влияния – это так называемые войны отчаяния, когда элита или правящая группа развязывает конфликт для удержания власти.

Как и в любой игре, в политике можно попасть в ситуацию, называемую rat trap – это коридор, в котором уже невозможно развернуться и отыграть назад, каждое ваше действие в нем вроде бы рационально и соответствует ситуации, но их последовательность ведет к катастрофе, например – к войне. Стороны втягиваются в ситуацию, выход из которой на каждом этапе стоит дороже входа еще глубже. Классический пример – нагнетание ненависти внутри общества к внешнему источнику проблем. В какой-то момент социум проскакивает грань невозврата, и власть уже не в состоянии удерживать ситуацию, потому что народ требует войны.

В современном мире к войнам приводит прежде всего влияние внешних бенефициаров – третьих лиц, находящихся вне пространства и процесса войны. Эти «бенефициары» могут способствовать развязыванию такой прокси-войны путем финансирования готовых к ней сил, ведения пропаганды войны, создания условий для возникновения или для невозможности предотвращения конфликта. Нередко эти «бенефициары» не имеют целью возникновение войны – просто их действия в своих интересах приводят к войне как к побочному эффекту. Чаще всего это случается, когда срабатывают гигантские имперские или международные бюрократические машины, принимающие решения, непосредственно влияющие на жизнь целых регионов, без учета реальной картины, местных условий и специфики.

Но очень часто в действиях «бенефициаров войны» четко прослеживаются мотивы. Основных мотивов несколько.

Первый, чаще всего встречающийся у государств и бизнес-структур, – это ослабление сторон конфликта, усиление их зависимости, расчистка рынка для своих компаний. Сходный мотив – защита внешними силами своих интересов внутри участников конфликта «не своими» руками.

Достаточно частый мотив провокации прокси-войны – повышение рисков в регионе. Высокая маржа появляется только там, где есть высокие риски. Существуют силы, специализирующиеся на высокомаржинальных бизнесах, умеющие работать в зонах военных действий, регионах нестабильности, зарабатывающие на нелегальном трафике. Им нужны пространства для создания товара и пути его доставки – и не нужны конкуренты, которые могут работать более эффективно, но требуют низких рисков.

Война может быть и способом увеличить сбыт своих товаров – как физически, так и в качестве средства маркетинга своей продукции. Наличие войн необходимо для производителей вооружения как с точки зрения увеличения спроса на свой товар напрямую, так и косвенно: чем больше войн, тем больше риска, тем больше вооружаются страны. На локальные войны съезжается большое количество экспертов из разных стран, чтобы посмотреть, как работают новые системы оружия. Очень часто они осуществляют поставки на театр военных действий бесплатно или по очень низким ценам для проверки этих технологий, что позволяет лучше их продавать или адаптировать.

Кроме того, война может изменить соотношение сил и ценовую ситуацию на определенном рынке. Война в проливе перекрывает движение товаров через пролив; война в регионе затрудняет экспорт из региона. Вам нужно поднять цену на нефть? Устройте войну в Персидском заливе.

Если вовлеченное население в войне проигрывает всегда, то внешние «бенефициары» в самом худшем сценарии теряют не так много. Это делает прокси-войны очень живучими, а борьбу с ними – затруднительной.

Главный противник войн в современном мире – рост доли внешней торговли. Война, как показывает история, никогда не начинается, если страны добиваются превышения определенного уровня внешней торговли между собой. В частности, поэтому есть надежда, что Россия с ЕС никогда не вступят в вооруженный конфликт.

Рост индивидуального благосостояния – другой барьер. Исторически вероятность войны между странами обратно пропорциональна произведению квадратов благосостояния граждан в этих странах. Хороший способ избежать вооруженного конфликта – стимулировать рост материального благополучия граждан.

Еще один барьер – это частая сменяемость «внутренних агентов» и открытость информации об их интересах. Существует очень четкая связь между средним количеством лет пребывания у власти одной группы и количеством войн, в которых принимает участие страна. Чем короче этот срок, тем меньше конфликтов. Здесь важно оговориться, что понимать под частой сменой агентов. В США сменяемость вроде как чрезвычайно быстрая, но войн ведется сравнительно много, потому что двухпартийная система крайне сильно ограничивает их общее число. В Европе партий обычно больше, и сменяемость таким образом лучше, в результате войн ведется существенно меньше.

Кроме того, очень серьезным препятствием для войны становится вхождение страны в военный союз. Государства, входящие в военные блоки, редко воюют – обязательства по блоку требуют достижения договоренности о начале войны, что сложно сделать, имея в виду интересы других участников блока; внешняя же агрессия на страну, за спиной которой стоят партнеры по блоку, менее вероятна.

С ростом «производительности» военной техники и развитием автономных вооружений в развитых странах постепенно падает цена войны, достигшая пика на волне гуманизации во второй половине XX века. Для цивилизованного мира беспилотник или крылатая ракета намного менее ценны, чем рядовой Райан. Поэтому, с одной стороны, есть тенденция к увеличению вероятности войн между империями и малыми странами, потому что для империй ставки начинают падать – можно просто послать куда-нибудь много ракет и посмотреть, что получится. С другой стороны, это же превращает войны в абсолютно другой тип противостояния – в так называемое нелетальное противостояние или диверсионные войны, гибридные войны, которые мы сейчас наблюдаем. В их ходе нет контуров фронтов, и не всегда понятно, кто с кем воюет, а количество жертв с обоих сторон сильно ниже, чем раньше.

Большое количество войн в мире происходило из-за так называемой петроагрессии, когда страны накапливали излишки материальных и финансовых ресурсов в связи с интенсивным экспортом полезных ископаемых. Но долгосрочная ценность минеральных ресурсов постепенно падает. Поэтому, скорее всего, количество таких войн сократится, страны перейдут к другим, невоенным методам взаимодействия.

Еще один существенный фактор, который будет сокращать количество войн, это быстрый рост инноваций, ведущий к быстрой смене конкурентных преимуществ. Каждые 10 лет появляется новая палитра возможностей. Война – дело медленное, и воевать становится глупо, потому что, пока ты это делал, поменялась конкурентная ситуация, и твои военные успехи становятся бессмысленными – воевать надо было в другом месте и за другое.

Однако будет расти доля войн отчаяния, когда дестабилизация ситуации в государстве приводит к войне с соседней державой. В особенности это касается регионов, где существует сырьевая рента и низкий подушевой ВВП. В так называемом красном квадрате (от нуля до 6000 долларов подушевого ВВП и от 5 до 12 % доли сырьевой ренты в ВВП) все время происходят войны и цветные революции.

Поскольку увеличивается количество непобедимых блоков, в центре которых находятся ядерные державы, вероятность масштабных конфликтов будет последовательно падать. Геоэкономические же войны и санкции, которые действительно могут быть пострашнее бомб для национальных экономик, станут выходить на первый план. Как можно видеть по ситуации с Ираном, даже не очень серьезные ограничения способны заставить страну изменить свое поведение.