Мы и мигранты
Человек, как это прекрасно описано в работах Юваля Ноя Харари, отличается от своих ближайших родственников способностью верить в воображаемые конструкции и передавать эту веру друг другу. Это свойство позволило нашим пращурам, с одной стороны, начать объединяться в большие группы, не связанные личными отношениями и опытом взаимодействия (что сыграло решающую роль в вытеснении других человекоподобных), а с другой – вступить в жесткую групповую конкуренцию с такими же, как мы, гибридами Homo sapiens, разделившись на противоборствующие группы по критериям, не связанным с историей отношений или объективными факторами. Последнее сыграло на этапе человеческой эволюции огромную роль в обеспечении эффективности естественного отбора социальных структур и в конечном итоге привело нас туда, где мы находимся, – на порог мира, в котором доминируют гуманизм и демократия.
Естественные свойства человека давали ему большие преимущества, когда он жил племенной жизнью, занимаясь охотой и собирательством. В современных условиях высокой плотности населения, еще более высокой плотности социальных и экономических связей и огромных (по меркам доисторического мира) потоков миграции, способность и потребность к совместному мифотворчеству и конкуренции на основе мифа также играют основополагающую роль в социуме: не было бы их, не было бы устойчивых социальных структур, механизма обучения, основанного на литературе, невозможны были бы широкие связи и меритократические конструкции, удерживаемые культурным кодом, даже сами базовые понятия современного мира – государства, закона, юридического лица – были бы невозможны.
Но у этих человеческих свойств есть и обратная сторона. Высшая форма разделяемого мифа – религия – сегодня стала питательной средой для всевозможных регрессивных и деструктивных угроз нашему миру. Религиозные мифы ригидны, их доминанта в обществе всегда противоречит развитию, индивидуализации, изменениям; религии в первую очередь используются для поддержания процессов конкуренции в случаях, когда более эффективны системы сотрудничества. С другой стороны, высшая форма разделяющего мифа – национализм – давно утратила свое позитивное значение (в современном мире деление по национальностям крайне неэффективно, ему на смену пришло деление «корпоративное») и превратилась в крайне опасное заблуждение, источник и прикрытие для мелких и крупных деструктивных конфликтов. Тем не менее и религия, и национализм остаются естественными атрибутами человека и общества – атрибутами опасными, которые необходимо жестко контролировать и ни в коем случае не пропагандировать в обществе.
К большому сожалению, Россия не отличается толерантностью. Православие, превращенное в XVII–XIX веках в обрядовую форму государственной идеологии, закончилось после переворота в 1917 году яростной резней священников и разрушением храмов, чтобы уступить дорогу мало отличимому от вульгарного христианства мифу коммунизма. Дискриминирующий большинство населения Российской империи государственный национализм уступил в XX веке показному интернационализму, который на практике оборачивался активным бытовым национализмом, а во второй половине века – небрежно завуалированным государственным антисемитизмом. На пороге века XXI государственная идеология наконец-то всерьез избавилась от националистических идей – только чтобы приобрести жесткие шовинистические черты и попытаться возродить православную идеологию Российской империи. Результат этого – не только появление и массовое распространение самых мракобесных практик (типа поклонения фейковым реликвиям или распространения бытовых предрассудков – магизма, идей телегонии и прочих), но и рост ксенофобских настроений на бытовом, низовом уровне. Опасность такого общественного регресса сложно переоценить – и приходится о нем иногда писать – как, например, я сделал 26 октября 2015 года в «Снобе».
Опять откуда ни возьмись всплыла тема мигрантов. Вполне уважаемые люди поддаются на провокацию собственных пещерных атавизмов и пугаются «толп мигрантов, сеющих преступность и болезни», и страдают по «своей Москве», которую заполонили мигранты, что «особенно видно на улице и в кафе». Отвечаю, как обычно без спроса, по пунктам и провокативно, чтобы активизировать размышления.
1. На улице и в кафе факты не водятся. Мигрантов в Москве не очень много – в столицах мира (кроме Азии, там просто не заметно, они все похожие) их не в пример больше.
2. Трудовых ресурсов у нас катастрофически будет не хватать. Даже с мигрантами. Это истина, и не надо предлагать насиловать всех местных женщин с 14 до 45 лет раз в 2 года, чтобы их восполнить, хотя это будет значительно эффективнее любой «программы государства по неожиданному увеличению у цивилизованных женщин потребности рожать» – не увеличится эта потребность, на мир посмотрите.
3. Трудовые мигранты из Средней Азии – подарок с небес: живя в кошмарных условиях (афроамериканцам в США такое и не снилось), они умудряются работать за гроши, и при этом преступность среди них (не забудьте, что на них пытаются повесить всех собак, всегда и по любому поводу) в разы ниже, чем среди «коренных», – данные МВД. При этом они во многом одной с нами культуры (намного больше, чем китайцы, например), легко осваивают язык, когда получают такую возможность, не фанатично религиозны и запросто становятся вообще светскими. Они ценят возможность в России работать и готовы на усилия и жертвы, чтобы ассимилироваться, если им это предложить, а маргиналов среди них на порядок меньше, чем среди «нас», – они нам реально улучшают население. Частое мнение промышленников, нанимающих мигрантов, – лучше платить штрафы за нелегалов, чем вынимать пьяных местных из станков и безуспешно пытаться заставить их надеть каски.
4. Мы не в состоянии изолироваться, если не хотим, чтобы Россия стала одним лишь воспоминанием. В России очень низкая плотность населения, высокая себестоимость всего (и труда тоже), трагическая зависимость от импорта, в том числе по объективным причинам. Вопрос не стоит – иметь или не иметь мигрантов. Вопрос стоит другой – каких мигрантов иметь, насколько мы их впишем в общество и сделаем его достойными членами (что не просто – у нас, коренных, достойных днем с огнем), дадим ли возможность производить добавленную стоимость. Мигранты из Средней Азии лучше китайцев или индийцев, которые всегда будут тяготеть к империи, африканцев (СПИД, категорическая разница культур), арабов с Ближнего Востока (радикальные религии и совершенно другой менталитет). Нам пока достается первый приз (ну, если мексиканцев не считать).
5. Мы не первые и не последние приглашаем мигрантов, и вообще: если мы не будем этого делать, то станем нежизнеспособным реликтом. США – страна мигрантов – чемпион. Великобритания – страна мигрантов. Германия – уже почти. Из больших игроков только Япония держится, но там народу на квадратный километр настолько больше, а культура настолько другая, что лучше не сравнивать. Есть в этом что-то, если успех так коррелирует с количеством мигрантов.
6. У нас не должно быть слышно и подобия мычания – наши коровы для этого не годятся. У нас кто – украинец, кто – казако-украино-еврей, кто – в лучшем случае чудь, мордва, южные славяне и прочее (ничего личного, просто статистика). Монголы имеют на Москву не меньше прав, чем поляки, а кто еще имеет эти права, включая норвежцев, – вопрос. Наша потомственная знать – татары, литовцы и варяги. «Русские» двух разных генотипов сильнее отличаются друг от друга, чем одни от немцев, а другие – от южных славян. В реальности это все игра в царя горы – я тут сегодня живу, значит, это мое, а ты, с кривой рожей, отойди. Отойди, я сам тут сопьюсь, сколюсь, сам себя перережу (или братьев украинцев позову на помощь, как недавно им помогал резать друг друга), сам у себя все в офшор выведу и там потрачу, сам все заполню отходами и отравой, сам вымру, потому что в семье у меня не бывает больше 1,7 ребенка, а еще есть детская смертность, преступность и прочее. А потом, когда здесь будет дикая степь, я буду с того света очень гордиться, что я, предки которого еще за 200 лет до моего рождения жили кто за Уралом, кто за Карпатами, не пустил в свой святой город с татарским именем, греческой религией и итальянской архитектурой чужаков, которые ему менее чужие, чем мои предки, и которые его могли бы спасти.
Ну и хорошая новость. Экономика – настолько упрямая женщина, что переспорить ее не удавалось никому, только хуже было. Можно вводить визы, запреты, устраивать погромы, принимать программы – все равно будет как будет. Только вместо соседей из Средней Азии можем получить халифат. Или – северную провинцию Поднебесной. Может, это ближе коренным москвичам?
