Глава 5: Элви

Несколько десятилетий назад, в двухстах квадриллионах километров отсюда, заяц на борту «Росинанта» – кусочек клеточной ткани с ячейкой активной протомолекулы – попал на орбиту планеты с названием Илос.

Пытаясь связаться с другими узлами давно сгинувшей империи строителей врат, странный полусознательный разум протомолекулы пробудил механизмы, спавшие миллионы, если не миллиарды лет. В итоге заработала древняя фабрика, случилась массированная атака роботов, расплавилась одна из искусственных лун, а взрыв силовой установки чуть не расколол планету надвое.

Вообщем, жопа приключилась знатная.

Так что теперь, выпуская катализатор из герметичной среды в неисследованных системах для аналогичного, хоть и чуть более контролируемого общения с артефактами и останками, команда Элви соблюдала все меры предосторожности. Они внимательно следили за происходящим, в готовности немедленно запрятать катализатор обратно, и старались ни к чему не приближаться слишком близко.

– «Сокол» на позиции, – доложил пилот.

Если что-то пойдет совсем не по плану, один устный приказ от пилота, Сагаля или Элви – «Немедленная эвакуация», имя, код «дельта-восемь» – и «Сокол» сразу же стартует. Разумеется, при том огромном ускорении, которое создаст нестандартный форсированный двигатель, любой, находящийся вне специально разработанных для корабля амортизаторов, будет искалечен или убит, но собранные данные уцелеют. У Лаконии много отказоустойчивой логики. И для Элви эта часть работы была не самой любимой.

– Благодарю, лейтенант, – отозвался Сагаль, тоже пристегнутый к амортизатору на мостике.

Очередное подтверждение того, насколько серьезно все воспринимали эту часть миссии.

– Майор Окойе, можете начинать.

– Выпускаем её, – отчиталась Элви в интерком. В данной ситуации была только одна «она».

Рабочее место Элви – специальный лаконианский амортизатор, окруженный экранами. За доли секунды приборы вокруг могли быть отстрелены, а сразу за этим камера амортизатора заполнилась бы перенасыщенной кислородом жидкостью, предназначенной для высоких ускорений. Элви была одной из немногих, чья жизнь достаточно важна, чтобы предпринять специальные усилия для её сохранения. Но ощущалось это как работа внутри торпеды. И жутко раздражало.

Один из экранов показывал изображение с камеры, следящей за движениями катализатора, выехавшего из бокса на высокотехнологичной каталке, напичканной датчиками. Активность протомолекулы фиксировалась с обеих сторон – происходящее с образцом было так же важно для исследований, как происходящее с мертвой системой, которую он мог активировать.

Магнитные колеса провезли каталку по коридору к специальному отсеку в кожухе корабля, прочь от радиационной защиты и всей техно-магии, придуманной командой Кортазара для того, чтобы отделить их образец от остальной протомолекулярной массы за вратами.

Ничего не происходило.

– Ответа пока нет, – сказал Тревон.

– Как неожиданно, правда? – Сарказм в голосе Фаиза был очевиден для всех остальных. Но не для Тревона.

Несмотря на то, что протомолекула могла общаться на скоростях больше световых, активировалась она не сразу. Локальность не имела для неё большого значения, в отличие от скорости света, и Элви подозревала, что сначала происходит какой-то первичный обмен сообщениями, вроде «рукопожатия» в сетевом протоколе при установке связи. Это отчасти была и догадка, и метафора, но в любом случае, она помогала размышлять.

Её образец вышел из лаборатории Кортазаровского загона, и начал существование недавно. А то, с чем они пытались взаимодействовать, ожидало ещё с тех времен, когда всё человечество сводилось к затейливой идее, возникшей у двух амёб. И всё же, когда её ячейка впервые оказалась в физической близости – в пределах одной системы – от других, она достроила недостающие связи прямо на лету. Удивительно и пугающе. И работает вроде не так, как квантовая запутанность, хотя поди пойми, как она работает.

В исследованиях протомолекулы и цивилизации создателей, Элви часто радовалась, что она не физик. То, что протомолекула творила биологически, хоть и было не до конца объяснимо, но выглядело перспективно для понимания в будущем. Невероятно развитые механики захвата и перераспределения органики всё-таки напоминали работу обычных вирусов и паразитических грибов. Она ещё не знала всех правил, но чувствовала, что при достаточных усилиях и со временем, сможет разобраться.

Но то, что протомолекула вытворяла с позиции физики, выглядело не столько варьированием и усовершенствованием стандартных моделей, сколько постоянным переворачиванием игрового стола, с фишками, разлетающимися по полу. Элви было забавно думать, что беззаботное шутовство Джен Лайвли – защитный механизм, позволяющий не сбрендить от ежедневного наблюдения за тем, как собственное понимание реальности разрывается в клочья.

– Пошла реакция, – доложил Тревон.

– Угу, – согласилась Джен. – И с объектом что-то проиходит.

– Задержка большая? – спросила Элви.

– Восемнадцать минут.

Девять световых минут до сооружения, так что «рукопожатие» отправлено к нему, или чему-то рядом. Определенно, её гипотезу стоило записать, и передать наноинформатикам.

Экраны Элви затопили данные от сенсоров катализатора. Слишком много для анализа в реальном времени, так что она просто позволила этой волне чисел и графиков омыть себя, не погружаясь. Позже будет много возможностей понять, что всё это значит.

– Пока вроде стабильно, – доложил Тревон.

– Всегда радостно, когда не взрывается сразу, – пошутила Элви, но никто не засмеялся.

– Кто знает, почему бриллиант может стать зелёным? – вопрос Джен адресовался всем и никому конкретно. – Для справки.

– Из-за радиации, – отозвался Фаиз.

Конечно он знал. На Илосе он был геологом в команде Элви. И если открытие сети протомолекулярных ворот предоставило ей больше тринадцати сотен новых биосфер для изучения, то Фаизу оно принесло в десять раз больше новых геологий для исследования. И некоторые столь же экзотичны, как громадный кристалл углерода, великолепный и действительно красивого цвета.

– Алмазы, образованные в условиях радиации, могут позеленеть. Некоторые люди принимают их за изумруды. Но минералы разные. Изумруды – это берилл, а не углерод.

– Красавчик, с языка снял, – похвалила Джен. – Но вот держу пари, та звёздочка была чуть активнее, когда формировался объект. Исходя из динамики угасания звёзд, по моим расчетам ему почти пять миллиардов лет. То есть висит он тут, прикиньте, примерно треть времени существования вселенной.

– Что делает его самым старым артефактом из обнаруженных нами, – внезапно заинтересовался Тревон. – Может даже времён начала их цивилизации.

– Очаровательно, – буркнул Сагаль, и его нетерпение выдавали лишь чуть подрезанные нотки в голосе. – Что это даст?

Как всегда, подразумевалось: «что это даст нам для борьбы с чертями из-за пределов времени и пространства». При всей бездонности бюджета, научных сливках, отобранных в команды, и ультрасовременном супер-корабле, – высокого консула и директорат заботил лишь один вопрос. Как остановить то, что пожирает суда, проходящие сквозь врата?

– Не знаю, – ответила Элви. – Дайте-ка взглянуть.

Спустя восемнадцать часов сбора данных Элви ушла в каюту. С самого начала она уяснила одно правило – военная дисциплина Лаконии не распространяется на принуждение персонала работать без отдыха. Дуарте хотел, чтобы каждый трудился на пике эффективности. А большинство людей проводят треть дня во сне. Так что когда Элви оставила амортизатор, и сказала, что ей нужно отдохнуть, прежде чем перейти к анализу, Сагаль и ухом не повел.

Этот трюк покупал ей немного больше рабочего времени. Она могла бодрствовать по двадцать четыре часа в сутки ещё с аспирантуры. Пара таблеток кофеина, горячий чай, и она выдаст сорок восемь, если понадобится. Способность не спать дарила ей восемь – девять часов работы без постоянных вопросов Сагаля о результатах и расписании.

Но уловка работала, когда и остальные делали вид, что верят, что она спит, и то, что Фаиз вломился к ней, значило, что у него действительно что-то важное.

– Её скопировали!

Прежде чем Элви успела спросить, кого скопировали, и кто именно копировал, он проплыл к обеденному столу в центре каюты и шлепнул на него свой терминал. Электромагниты в поверхности не позволили терминалу сдвинуться, зато удар мягко оттолкнул самого Фаиза. Он был урождённым землянином, и независимо от стажа пребывания в космосе, присутствия гравитации ожидал инстинктивно. Дрейфуя к стене, он заорал в сторону стола:

– Покажи! Покажи ей... эээ! Открыть последний файл, объемный дисплей!

Над столом, посверкивая синаптическими путями при обновлении данных МРТ и нейровизуализации, воспарила голографическая карта чего-то, похожего на человеческий мозг. Картина оказалась знакомой – мозг катализатора. Женщины, в далеком прошлом. Фаиз оттолкнулся ногой от переборки, и подлетев обратно, присоединился к Элви.

– Активность повышенная, – сказала та. – Но вывод из бокса может вызывать у неё стресс или физический дискомфорт. Тут ничего такого уж особенного.

– Ничего, если бы это была только она, – ответил Фаиз, качнув головой и отстучав что-то в терминале. – А ты взгляни на это.

Рядом появилось второе изображение. Элви потребовалась секунда, чтобы узнать в нем копию мозговой активности катализатора, только без физической структуры мозга.

– Не понимаю. И это второе изображение, оно...?

– Вот, – ответил Фаиз, ухмыляясь, – А оно пришло от объекта.

– В смысле? Вся штуковина отражает её мозговую деятельность?

– Не. Только небольшой участок, – Фаиз завозился с элементами управления.

Второе изображение долго уменьшалось, пока в поле зрения не появился весь объект. С крошечной белой точкой.

– Точка, конечно, не в масштабе. При таких расстояниях она была бы размером с Гренландию. Но она показывает приблизительное расположение копии.

Он повозился ещё немного, и изображение сменилось длинными строками сенсорных данных.

– Джен заметила на поверхности небольшие электромагнитные колебания. Небольшие, это чтоб ты понимала, исчезающе слабые, но сам объект полностью инертен, а датчики на этой посудине чувствительны настолько, насколько вообще возможно за деньги всегалактического тирана.

– Ла-адно... – протянула Элви. – И на что мы, по её мнению, смотрим?

– Поначалу это напоминало хаотично скачущие пучки фотонов, которые Джен собирала в карту. Но никто не знал, на что мы смотрим, пока Тревон не выдал: «Эй, это похоже на МРТ». Тогда я поднял монитор катализатора, бабах, и вуаля!

Космос Элви нравился, но вот чего местами не хватало, так это возможности рухнуть в кресло. Адреналиновая волна отозвалась покалыванием в руках, и онемевшими ногами.

– Так они что, отражают друг друга?

– Как в зеркале.

– Ого, – выдохнула она, и вынесла вердикт: – Это... Это круто.

– Ого-го, сейчас будет круче, – подзадорил Фаиз. – По всему объекту мы наблюдаем кучу точек радиоактивного излучения. Во-от...

Он приблизил одну, и новый поток числовых данных перекрыл изображение.

– Вот таких.

И выжидательно уставился на неё. Давай-ка, найди связь. Ей не казалось, что она сильно устала, но какого-то озарения, на которое рассчитывал Фаиз, так и не наступило.

– Сдаюсь.

– Мы тоже зависли на минутку, – успокоил он.

И вывел третье изображение. Элви узнала кольцо ворот.

– Это тот же вид излучения, который исходит из врат во время транзита кораблей.

Почти одновременно с выплеснувшимися на экран цифрами, Элви поняла.

– Прослеживается аналогия с катализатором.

– Именно. Мозг катализатора, его копия от зеленого камушка, и странная радиация, похожая на излучение врат. Три разных вещи, но шаблон одинаковый.

Элви отдаляла изображение огромного зеленого алмаза, пока не увидела его целиком. А он, казалось, мерцал – крошечные звездочки света появлялись и исчезали там, где компьютер отмечал радиационные выбросы.

– Так он что, заполняет себя... вратами? Помещает их... в свою физическую структуру?

– У нас есть теория.

Фаиз улыбался до ушей. Как в первый раз, когда она согласилась с ним переспать. Он конечно дурень, но ей нравилось, что его делают счастливым две вещи: знания и она сама.

– Рановато для теории, – заметила она.

– Знаю, но она всё равно есть. «У нас», это в первую очередь у Тревона, но мы ж команда. Итак: штука вступает в контакт с зараженным протомолекулой разумом, делает его копию, и сигнатуры врат начинают появляться по всему объекту. Тревон заводит шарманку о том, как работают безопасные хранилища данных. Мол, берем физический отпечаток, который суть закодированные данные, и рассеиваем его. Размещаем каждый кусочек в кучу разных хранилищ с ярлыками и встроенным кодом, чтобы в случае потери какой-нибудь части хранилища, оставшаяся часть знала, как восстановить информацию из разрозненных фрагментов.

– Не совсем та... – начала Элви, гораздо более сведущая в компьютерных вопросах, чем Фаиз.

– А тут Джен такая и говорит: Алмаз – сверхплотная и невероятно упорядоченная масса атомов углерода. Нашёлся бы способ перемещать их без повреждения общей структуры, прекрасный вышел бы материал для такого хранилища.

Элви замолчала на полуслове, в её воображении разворачивался смысл сказанного.

– Например с помощью малюсеньких червоточин... – произнесла она.

– Улавливаешь? Вот мы думаем, у создателей протомолекулы разум улья. Или один мозг. Который, однако, мы хотим структурировать. Мгновенная внепространственная связь через все отдельные ячейки и сущности во всех уголках галактики. Но даже с ними случается всякое дерьмо. Астероиды бьют по планетам, землетрясения там, вулканы, да что угодно. Разрушь один узел, и хранящиеся в нём данные потеряны навсегда. Но что, если здесь мы смотрим на резервную копию всей их цивилизации? Если всё, что они когда-либо знали, упаковано в углеродную решетку размером с Юпитер?

– Это же... – сказала Элви, – сплошное натягивание совы на долбаный глобус!

– Точняк, – он кивнул, но его улыбка никуда не делась. – Совершенно никаких обоснований. Полнейшая догадка. Потребуются поколения научных исследований, чтобы понять, что именно делает эта штука, и поколения после, чтобы взломать код, который позволит вытащить данные, если они вообще существуют.

– Но Элс, – он почти задыхался от волнения. – Подумай... Что если...?

Адмирал Сагаль плавал у своего стола, рассматривая навигационные карты, выведенные на большой стенной экран. Элви видела курс, проложенный от их текущего положения, через ворота Кальмы к станции колец, и через ворота Текомы в следующую мертвую систему их галактического тура.

– Скажите мне, что эта система – самое важное научное открытие всех времён, – Сагаль даже не поднял глаз на вплывающую в кабинет Элви.

– Очень велика вероятность, что... – начала Элви.

– Но ведь это большой хрустальный цветок в Нараке был самым важным открытием.

– Да, удивительнейший артефакт, – согласилась Элви. – Но по сравнению с...

– А ещё раньше – тройная звездная система в Хароне и та планета, на которой шёл дождь из стеклянных осколков.

– Но ведь это было действительно круто. Ну же, признайте, и очень зрелищно.

Сагаль развернулся, чтобы обратить к ней всё своё внимание.

– Я слышу, как вы говорите мне, – в очередной раз, – что артефакты в этой системе имеют решающее значение для будущих исследований.

Он казался усталым и смутно разочарованным.

– Точно так же, как большой хрустальный цветок.

Элви описала ему суть находки, и по мере объяснений, теория Фаиза казалась всё более правдоподобной ей самой. Глядя сквозь полуприкрытые веки, Сагаль слушал. Когда она сказала, что в алмазе может храниться вся информация, когда-либо собранная строителями врат, его щека дёрнулась, но это было единственным признаком удивления.

– Интересно. Пожалуйста, опишите вашу гипотезу, и включите в пакет данных для отправки в Лаконию при транзите. Прошу прощения, что смешал это с цветами и стеклянным дождём. Информация действительно кажется впечатляющей.

Такое скупое признание немного уязвляло, но она решила не обращать внимания.

– Сэр... – сказала Элви. – Мет... Это может быть всем, что высокий консул послал нас найти. Действительно может.

– Совсем нет, – ответил Сагаль, но она не собиралась сдаваться.

– Я настоятельно рекомендую попросить адмиралтейство предоставить нам больше времени. Мы проведем ещё тысячи тестов, ожидая прибытия дополнительного персонала и кораблей. Уход сейчас не принесет нам ничего.

– И вы сами верите в то, что сможете получить доступ к этим данным, если я дам вам это время? – спросил Сагаль.

Элви почти солгала, настолько жаждала шанса остаться ещё хоть ненадолго, узнать хоть чуточку больше, но...

– Нет. Этого обещать не могу. По правде сказать, решение этой проблемы может занять десятилетия, даже века. Если она вообще решаема. Но это наш лучший шанс. Ничто из того, что мы найдем в системе Текомы, не будет важнее. Я уверена, я практически могу гарантировать это.

– Тогда будем придерживаться расписания и посмотрим, правы ли вы, – ответил Сагаль, уже не глядя на неё. – Готовьтесь. Выдвигаемся в Текому через восемьдесят минут.

Семьдесят восемь минут спустя Элви лежала в своём амортизаторе, ожидая утопления.

Хрупкость человеческого тела – вот изначальная проблема космических путешествий. Но способностью презреть всякие ограничения человечество могло гордиться и до Лаконии. А уж теперь технологии развивались просто стремительно. «Сокол» превращал путь из системы в систему в тривиальную прогулку, если сравнивать со стандартными научными судами и грузовиками гражданского флота. Сжимая недельные путешествия до суток, он давал фору большинству военных кораблей Дуарте. Но платой за скорость стал амортизатор полного погружения. Дьявольское устройство, которое топило человеческое тело в противоперегрузочном геле, и заполняло легкие перенасыщенной кислородом жидкостью, чтобы превратить грудную клетку в монолит. На несколько долгих дней.

– Я просто не понимаю, что ему надо, – посетовала она.

– Он сложный человек, – отозвался Фаиз с соседнего амортизатора.

– Он будто не хочет, чтобы мы нашли что-то интересное. Каждый раз, когда у нас получается, он становится сварливым.

– Ты предполётные таблетки пила?

– Да, – сказала она, хотя на самом деле не помнила. Особо критичными они не были. – Я просто чувствую, что у него какая-то другая повестка дня, о которой он нам не говорит.

– Почти наверняка у него другая повестка дня, о которой он нам не говорит, – ответил Фаиз. – Чему тут удивляться, Элс?

– Но не может же она быть важнее этого, – сказала она. – Что вообще может быть важнее?

– Для него? Не знаю. Может, он просто ненавидит учиться. Обжёгся о газовую горелку в школьные годы. Десять секунд. Люблю тебя, Элс.

– И я тебя люблю, – ответила Элви. – Были же времена, когда сок вкачивали в тебя, а не заставляли им дышать. А я-то, помню, ещё недовольна была.

– Такая вот цена прогресса.

Она искала какой-нибудь остроумный ответ, когда жидкость затопила её, и в соответствии с привычной процедурой, заставила замолчать.