Эпилог: Холден

Холден лежал с закрытыми глазами, пристёгнутый к автодоку. Корабль шел в дрейфе, экономя остатки реактивной массы. Холден не возражал. Невесомость ощутимо напоминала, что он больше не на Лаконии. И этим ему очень нравилась.

Агрегат щёлкал и гудел со смутно различимым неодобрением, словно пытался донести до Холдена, что тот должен больше заниматься и не перебарщивать с солью. Фоном слышались голоса. Последнее время чьи-то голоса слышались фоном всегда. После стольких лет полетов с костяком команды корабль с полным составом воспринимался как вечеринка, где слишком много народу, который не собирается расходиться.

В его левую руку воткнулась игла, и автодок запыхтел, накачивая Холдена своим причудливым коктейлем из онкоцидов, антивозрастных препаратов и стабилизаторов кровяного давления. И, может, чего-нибудь противострессового. Господь свидетель, немного противострессового Холден заслужил. От проникшей в него прохлады губы начало покалывать, а во рту появился вкус, который мозг попытался интерпретировать как вкус арахиса. Сделав дело, игла ушла на место, и из автодока выдвинулся тонкий сканирующий щуп на длинной штанге и поводил кончиком вокруг лица Холдена. На экране появилось изображение черепа с челюстями. Зелёного на картинке прибавилось.

– Ну что, все на своих местах? – спросила Наоми, стоя в дверях.

– В основном, – ответил Холден, и сканер пискнул с упрёком.

Холден лежал неподвижно, пока сканирование не закончилось. Как только штанга уехала, он сказал:

– В моем возрасте охренеть унизительно, когда режутся зубы.

– Ну, зуб-то тебе выбили, – сказала Наоми.

Она говорила мягко, но по тону Холден слышал, что она готова убивать. Он явно пытался свести все к шутке, но она понимала. Все время, пока его держали на Лаконии, он старался не дать ситуации победить его. Он установил для себя правила, чтобы его бессилие не переросло в отчаяние. Он строил козни и планы, он выискивал возможности. А теперь все кончилось, и его поджидало все то, чего он так долго старался не чувствовать.

– Отец говаривал кое-что, когда приходилось путешествовать, – сказал Холден после того, как автодок закончил проверку.

– Какой из них?

– Папа Цезарь. Он говорил, что когда едешь очень быстро и очень далеко, душе нужно какое-то время, чтобы тебя догнать.

Наоми нахмурилась.

– Я думала, религиозные фанатики именно на этом основании и утверждали, что у астеров нет души.

– Может, и такое бывало, – сказал Холден. – Папа Цезарь говорил о джетлаге. В общем, я думал об этом просто как о… перемене. Понимаешь?

Он не много рассказывал о дне ареста. Никому, кроме Наоми. Его взяли под стражу на станции Медина, допрашивали. Держали в неуверенности, проживет он всю оставшуюся жизнь в ящике или его расстреляют в назидание остальным. Губернатор Сингх отправил его в Лаконию для допроса о тех пришельцах, что построили кольца, и о тех, что убили строителей. С самого начала, и после, снова и снова, все то время, пока Холдена не было, он жил с ощущением, что все это происходит не на самом деле. Или на самом деле, но не с ним. А он стал кем-то другим. Плен немного свел его с ума, и он до сих пор не пришел в себя. Не совсем. Но с каждым днём, когда он просыпался рядом с Наоми на «Роси», в пилотском кресле которого сидел Алекс, он чувствовал себя чуть ближе к здравому рассудку. В широком метафорическом смысле, его душа становилась все ближе.

Наоми оттолкнулась, подплыла к нему и остановилась с бессознательной прирожденной грацией человека невесомости. Взяла его руку, как часто делала последние дни. И это Холдену тоже нравилось. Особенно когда он просыпался среди ночи и, ещё не опомнившись от сна и не понимая, где находится, начинал паниковать, что вот сейчас войдут охранники и его снова будут бить. Голос Наоми успокаивал, но ее рука помогала быстрее.

– Мы включаем тягу где-то через сорок минут, – сказала она.

– Жёсткую?

– Алекс говорит, около трёх четвертей g. Ничего страшного. Но я подумала, надо тебе сообщить.

– И нам не придется часами сидеть привязанными к одному амортизатору.

– Ну, по крайней мере, не из-за тяги, – сказала она.

Он не понял, искренен этот лукавый сексуальный стёб, или это очередной способ напомнить, что он дома. Его успокаивали оба варианта.

– Между нами, – сказал он, – я буду рад, когда корабль снова станет только нашим. Они отличные ребята, но они не семья, ты ж понимаешь.

– Понимаю, – ответила она. – Хотя… хотя может, стоит подумать о том, чтобы кого-нибудь нанять? Раз Клариссы и Бобби с нами больше нет.

– Ага, там поглядим.

Он имел в виду: «Но не сейчас. Позже. Когда я смогу справиться». Она все услышала.

– Я хочу проверить линию подачи хладагента, – сказала она. – Все эти ребятки выросли на новых кораблях. И не привыкли к нашим допускам по перегреву.

– Хорошо, – ответил Холден. – А я хочу закончить вот с этим и пойти на летную палубу.

– Звучит неплохо, – сказала Наоми, оттолкнулась и не отрывая от него взгляда, полетела вперед спиной, вылетела в дверь и не глядя за что-то ухватилась.

Она ушла, а автодок звякнул, разрешая отстегнуться. Холден двигался медленно, не из-за боли, просто ему нравилось ощущение свободы. Отчёт уже ждал его на экране. В общем Холден был практически цел. Он вызвал записи, сделанные сразу после возвращения на «Роси», и увидел, что линии тенденций идут в правильном направлении. Значит вот она, ясная, сияющая линия. Его душа на пути домой.

И хорошо бы снова почувствовать себя собой. Наоми увязла в разработке плана для перехода подполья к его следующей стадии. Но она ясно дала понять, что один полет в качестве капитана боевого корабля стоил ей больше целой жизни. Капитанское кресло «Роси» принадлежало Холдену. Правда, пока Наоми остаётся адмиралом флота сопротивления, его капитанство больше напоминает почетный титул. И все же вместе с ним приходит ответственность. Если не прямо сейчас, то скоро.

Он помедлил, затем вызвал запись по Амосу. Данные отсутствовали. Холден на миг задумался. Он не хотел говорить об этом, но придется. Если он собирается снова стать капитаном, ему придется снова стать капитаном.

Для начала он зашёл на камбуз, взять грушу кофе и длинный кусок чего-то с названием «грибной бекон», напечатанного системой. Трое из новой команды парили у стола, и Холден прямо чувствовал, как его разглядывают, как это всегда делали люди в любом баре и коридорах любой станции. «Это Джеймс Холден?» Раньше он умел не придавать этому значения. Теперь он ощущал их внимание, как направленный на него тепловой пистолет. Он притворился, что не заметил их интереса и отправился в машинное отделение.

Крыска плавала посреди помещения, одетая в сложный подгузник с дырой для хвоста, которым она завиляла, как только вошел Холден. Что заставило ее вращаться вокруг центра массы, состоящей из большого и в основном неподвижного тела и лёгкого, быстрого хвоста. Холден оторвал кусок бекона с палец, кинул Крыске, и та поймала его на лету.

– Вот, уже лучше, – сказал Холден шумно чавкающей собаке.

Все в машинном было чудесно знакомым. Запах высокосортной смазки, остаточное тепло машинных принтеров и старые таблички на своих местах. ОН ЗАБОТИТСЯ О ТЕБЕ, ТЫ ЗАБОТИШЬСЯ О НЕМ.

Из-под палубы донёсся лязг, два резких удара и ворчание. Звук от пролезающего в узкий проход тела.

– Здоров, кэп.

Амос выбрался из-под палубы с ключом в одной руке и воздушным фильтром в другой. Его кожа была все такой же болезненно серой, отчего он выглядел холодным. Как свежий утопленник.

– Все идёт по плану? – спросил Холден, с деланым весельем указывая на собаку.

– Вроде того. Оказалось, немало народу размышляло насчёт того, как держать на корабле собаку. Я просто посмотрел, как они решали проблемы.

Он отпустил инструмент и почесал собаку за ухом, придерживая ее за морду, чтобы не улетала.

– Выглядит непросто, – сказал Холден.

– Это не самое крутое. Я собираю Крохе дорожный набор. Думаю, ей пригодится, куда бы там она ни собралась. Самое сложное – фильтры. Оказывается, с собак сыпется уйма шерсти. Стандартные рециркуляторы забивает в момент, если сначала ее не выловить.

Холден ухватился за поручень. Крыска попыталась к нему повернуться, но не нашла опоры.

– Слышал что-нибудь о планах Терезы? – спросил Холден, отодвигая разговор, ради которого пришел.

Механик взял фильтр и начал вести пальцем по его краю, проверяя наощупь. Из-за черноты в глазах Амоса было трудно понять, куда именно он смотрит.

– Неа. Последний раз видел ее с Алексом, они обсуждали марсианские развлекательные каналы. Похоже, Кит в юности смотрел один из тех, которые нравятся ей. Думаю, Крохе нравится, что у нее находится с людьми что-то общее, даже если это просто одни и те же фильмы.

– Слушай, я только что из медотсека, – сказал Холден, – и заметил, что ты туда не заходил.

– Ну да. Автодок теперь не совсем понимает, что со мной делать.

– Ага, – сказал Холден, – я как раз об этом, – он замялся в сомнении, как спросить того, кто стоял перед ним, на самом ли деле он настоящий Амос.

– Ну, что там у тебя?

– Ты на самом деле настоящий Амос?

– А то.

– Не, я вот о чем. Амос… он мертв. Убили его. А потом ремонтные дроны взяли тело и… Мне надо знать, ты реально Амос Бертон? Тот Амос, которого я знал.

– Да по любому. Что-то ещё?

Холден кивнул, больше себе, чем ещё кому-то. Крыска заскулила и попыталась подплыть к нему, болтая в воздухе лапами. Он протянул руку, подтянул собаку к себе, прижал к колену и похлопал по спине.

– Просто подумал, это важно.

– Сдается мне, кэп, что тебе трудно принять за ответ простое «да». А я так смотрю. Да, я прошел через очень странное дерьмо. Знаю теперь кое-что, чего раньше не знал.

– Вроде чего? – спросил Холден, но Амос только отмахнулся.

– Слушай, но ведь и ты прошел через очень странное дерьмо. Тоже изменился. Узнал что-то, чего и сам не понимаешь. Наоми, Алекс – та же хрень. Черт, да Кроха, и та едва ли имеет хоть какое-то отношение к той, которую я первый раз встретил. Жизнь такая. – Амос пожал плечами. – Я вот думаю, собака не сильно изменилась, разве что морда поседела.

Крыска завиляла хвостом.

– Ты хочешь, чтобы это был философский вопрос, ну и прекрасно, – сказал Амос. – Но вот если ты спросишь меня, остался ли я собой, то да, остался.

Холден кивнул.

– Ладно. Я должен был спросить.

– Не вопрос, – ответил Амос.

Холден ещё раз почесал Крыску за ухом. Взлетело маленькое облако шерсти, ворсинки, цепляясь друг за друга, сплелись в сложную паутину, которая поплыла в сторону воздушного рециркулятора.

– Теперь понял, о чем ты. Алекс начнет торможение через двадцать пять-тридцать минут.

– К тому времени приму все меры безопасности, – ответил Амос.

Холден оттолкнулся, поплыл к двери. Уже на пороге его остановил голос Амоса.

– Хотя вот какая штука.

Холден зацепился за дверь. Амос смотрел прямо на него своими жутковатыми черными глазами.

– Так?

– Эта ерунда, которую разозлил Дуарте. Ну, та, что сожрала Медину.

– Я понял, что за ерунда, – сказал Холден.

– Одно из того, что я теперь знаю – она собирается всех убить.

Они помолчали.

– Да, – сказал Холден. – Это я тоже понял.