Глава 27: Тереза

Все стало по-другому. Она пыталась притвориться. Что отец всего лишь болен, как иногда случается с нормальными отцами. Встала утром, увидела рядом Крыску. Как обычно, прошлась по садам Государственного Здания. Все обращались к ней точь-в-точь как всегда, кроме знавшего правду Илича.

Скорее всего, думала она, все считают, что отец проводит углубленные консультации с лучшими умами империи по поводу происшествия с «Тайфуном». Люди верили в отца. Он был сутью Лаконии. Ей показалось, что охранники слегка вытянулись, когда она прошла мимо. Что повара в столовой приберегли для нее лучшие угощения. Не потому, что она заслужила. Просто она была ближе всего к нему, а они хотели показать свою пользу. Их напугало то, что они видели. Ее тоже. Но их истории заканчивались словами «все будет хорошо», а ее – нет.

Ближе Илича у нее никого не осталось, но теперь он чаще уходил, и реже проводил время с ней. Когда они виделись, единственным уроком становились новые правила. Ни с кем не говори о высоком консуле. Не показывай страха. Не покидай территорию Государственного Здания.

Она пробовала смотреть новости и любимые фильмы, но сосредоточиться на них не выходило. Пыталась читать любимые книги, но слова скользили мимо сознания. Пробовала изо всех сил бежать вдоль стены, чтобы боль и изнеможение отняли саму способность что-то думать или чувствовать. Это хотя бы как-то помогало забыться.

После обеда или перед ужином она приходила посидеть с отцом. Келли купал и одевал его, так что когда бы они ни пришла, он выглядел подтянуто и опрятно. Она садилась рядышком за стол и на его дисплеях прогоняла несложные математические доказательства или схемы древних битв. Иногда, словно в глубокой задумчивости, отец кивал на изображение. Иногда поглаживал воздух вокруг ее головы, будто что-то там видел.

Она поймала себя на том, что внимательно изучает его. Разглядывает. Кожа на его щеках огрубела из-за старых шрамов от акне. Волосы на висках немного поредели. Кожа под подбородком стала дряблой от старости. И другие признаки. Опалесценция, которая порой заставляла его кожу сиять перламутром, а порой исчезала вовсе. Грозовая тьма в его глазах.

Чем больше она наблюдала, тем меньше он напоминал ее отца – великого человека, шествующего и через вселенную, и через собственную жизнь Терезы с непреклонностю бога – и все больше… просто кого-нибудь. Хуже всего становилось, когда он выглядел грустным. Или испуганным. Он не замечал, как она плачет.

Илич делал, что мог.

– Извини, что мы мало видимся с тех пор, как… ну, с тех пор как.

Они сидели у фонтана, где он объяснял ей, что такое водоизмещение. Как заставить плавать что-то, что тяжелее воды, сделав его пустым. Она смотрела на рябь на поверхности воды и думала, всплывет ли она сама.

– Все нормально, – ответила она. – Я понимаю.

Его кожа казалась пепельной. Глаза – водянистыми от усталости и стресса. Улыбка осталась той же. Раньше Тереза думала, что его улыбка значит, что он ее не боится. Теперь казалось, что это всего лишь хорошо подогнанная маска.

– Не знаю, поможет ли, – сказал он, – но отчасти то, что ты сейчас чувствуешь – нормально. Каждый рано или поздно проходит через момент понимания, что его родители – всего лишь люди. Что эти легендарные в его жизни личности тоже борются и сомневаются. Что стараются изо всех сил, сами не зная, к чему стремиться.

Гнев в груди Терезы стал первым теплым чувством за много дней.

– Мой отец – правитель человеческой расы, – сказала она.

Илич усмехнулся. Он что, всегда так хихикал, и она только сейчас это заметила?

– Да, это кое-что меняет. Но я не хочу, чтобы ты чувствовала себя одинокой.

«Может, тогда что-нибудь сделаешь, чтобы мне не быть одинокой? – промолчала она. – Или ты думаешь, мне достаточно твоего сочувствия?»

– Знаю, хранить такой секрет тяжело, – сказал Илич. – Мы делаем это по единственной причине – ты и твой отец крайне важны.

– Понимаю, – ответила она, представив, как он станет выглядеть, если утопить его в фонтане. – Все будет хорошо.

В эту ночь она не спала. Ее заразил гнев, тот самый, что так удивил ее в Эльзе Сингх. Как только Тереза укладывала голову на подушку и закрывала глаза, тотчас начинала ругаться с Иличем. Или с Кортазаром. Или с Джеймсом Холденом. Или с отцом. С Коннором. С Мюриел. С Богом. Даже когда ей удалось немного забыться, через минуту она проснулась от боли в крепко стиснутых зубах. «Серьезно? Ты – одна из самых злобных личностей, каких я только знаю, Кроха,» – сказал Тимоти у нее в голове. Теперь это казалось правдой.

В полночь она встала. Крыска дважды стукнула хвостом по полу.

– А ты хули так радуешься? – рявкнула Тереза.

Хвост Крыски замер, седые собачьи брови поднялись в недоумении. Тереза включила государственный новостной канал и стала смотреть, как Лакония издает успокаивающий шум профессиональными голосами. Ремонт ретрансляторов во вратах уже ведется, коммуникационную сеть восстановят в течение нескольких недель. Вскоре после этого продолжится нормальная торговля между мирами. До тех пор высокий консул будет в каждом конкретном случае лично определять, какие именно корабли значимы для империи настолько, чтобы разрешить им транзит. По данным Научного Директората нет никаких признаков, что трагедия в пространстве колец, унесшая столько верных лаконианской мечте жизней, повторится. Ложь, полуправда, выдумки и прочее дерьмо.

Сердце Терезы разрывалось от горя и гнева, а над ними шире неба нависало чувство сокрушительного предательства, которое она никак не могла понять.

Крыска беспокойно тявкнула. Тереза оскалила зубы в ухмылке.

– Мне нельзя говорить правду. Нельзя ничего чувствовать. Покидать комплекс тоже нельзя, – сказала она. – Мне ничего нельзя. А знаешь, почему? Потому что я крайне важна.

Тереза встала, подошла к окну, открыла. Крыска нервно оглянулась.

– Ну, – сказала Тереза. – Идешь, нет?

Она еще никогда не уходила из комплекса ночью. В темноте все казалось больше. По земле ползало множество насекомоподобной мелюзги, собираясь в рисунки из светящихся линий под ногами Терезы, словно сухая рябь на поверхности земли. Холодный ветер шуршал меж голых деревьев. Вдали послышался чей-то зов, похожий на звук флейты. Ему ответили два таких же, еще дальше. Ветер нес запах перца и ванили. Илич как-то говорил ей, что химия Лаконии настолько отличается от той, в которой развивалось человечество, что люди, стараясь как-то понять этот мир, из-за дезориентации начинали чувствовать запахи, которых на самом деле не было. Тереза выросла здесь, и ей они казались совершенно нормальными.

Крыска рысила рядом, каждые несколько шагов косясь на Терезу, словно спрашивая: «Ты уверена?» Тереза знала дорогу на гору как свои пять пальцев и совершенно не боялась сбиться с пути.

Илич в ее воображении ругался и брызгал слюной. Говорил, что правила существуют не просто так, а для ее безопасности. Что она не может просто брать и творить что пожелает и когда пожелает. Он должен уже знать, что она ушла. Плюнула на его правила. Хотя бы ради этого уже стоило уйти. Ну что он сможет сделать? Запрет ее в комнате? Когда отец придет в себя, Иличу придется отвечать за все, что он сделал за это время. Отец знал, что она уходила из комплекса. Если уж он не останавливал ее, Илич тоже не посмеет. Он только устанавливает правила, соблюдение которых не может обеспечить. Закон без наказания – не закон. Просто пшик.

Она поняла, что уже близко, когда живая изгородь зашевелилась, и на нее виновато уставились луковичные фальш-глаза ремонтных дронов. Они разразились серией нисходящих щелчков – очевидный вопрос, на который у нее не было ни ответа, ни времени. Крыска, которая обычно принималась лаять и пытаться играть с дронами, сегодня ночью все внимание отдавала Терезе.

Дроны пошли вслед за ними в каньон. Держаться тропы в глубокой тьме было непросто, но Тереза все равно шла вперед. Она зашла так далеко, и теперь ее начали одолевать сомнения. Что, если она перепутает пещеры и спугнет какого-нибудь спящего местного зверя? Что, если Тимоти не окажется на месте? Высоко в небе переливались и сияли строительные платформы. Прищурившись, можно было разглядеть даже «Вихрь», третий корабль класса «магнетар». То есть нет. Теперь он второй. Опять послышалась флейта, на этот раз ближе. Жаль, Тереза не захватила фонарь. Не подумала, что звезды будут светить так тускло.

Она нашла глубокую тень, судя по всему, под уступом из песчаника. Шагнула в нее, вытянув руки в стороны. И уже через пару шагов разглядела свет пещеры. В пещере было и светлее, чем ночью на улице, и теплее. Дроны шли следом за Терезой, ну или другие такие же уже сидели здесь изначально. Она их не различала.

Сердце забилось быстрее. Она точно знала, что вот сейчас завернет за последний угол, и обнаружит, что лагерь Тимоти исчез.

– Тимоти! – позвала она дрожащим голосом. – Ты здесь?

Справа раздался металлический щелчок, и из тени выступил Тимоти с пистолетом в руке. Он покачал головой.

– Тебе нужно быть осторожней, Кроха, – сказал он. – Мои глаза уже не те, что раньше.

Выражение лица Тимоти и то, как небрежно он держал пистолет, были до того комичны, что Тереза рассмеялась. И не могла остановиться. Смех, казалось, жил собственной жизнью, веселье рвалось из нее с неудержимым жестоким буйством. Растерянное выражение на лице Тимоти лишь добавляло смеха. Она стонала, согнувшись пополам и держась за бока, и в какой-то момент заметила, что больше не смеется. Плачет.

Тимоти смотрел на нее так, словно она рожает, а он и близко не врач. На лице его ясно читалось, что он готов сделать что угодно, чтобы помочь, но вот только неясно, с чем. В итоге нашлась Крыска – подошла и прижалась к Терезе большой, тяжелой, покрытой мехом головой. Буря эмоций пронеслась и исчезла, Тереза почесала ухо собаки, а дроны устроили тихий вопросительный хор, понимая, что что-то сломано, но не зная, как это починить.

– Так, ладно, – сказал наконец Тимоти. – Трудная ночь. Понимаю. Давай сначала. Ты можешь… не знаю, что ты можешь, но я хочу присесть, так что давай-ка на исходную.

Ее руки и ноги отяжелели после прогулки, но от сердца отлегло. Словно она пошла весь этот путь для того, чтобы кто-то увидел, как она сломлена, и пусть ничего не изменилось, но что-то стало лучше.

Здоровяк сел на кровать и потер глаза. Она села напротив на железный ящик, руки на коленях.

– Вообще, – сказал он, – я на самом деле не знаю, как поступают в таких случаях. Но думаю, по-правильному ты должна рассказать мне, что тебя беспокоит.

– Столько всего случилось.

– Правда?

И она рассказала. Рассказала все. От плана отца «око за око» с исчезающими во вратах вещами до гибели «Тайфуна», заговоре с целью сокрытия болезни отца и о том, что он превратился в ошеломляюще пустое место. Чем больше она говорила, тем легче ей это давалось. Тимоти почти все время молчал, лишь задал пару вопросов о том, о сем. Он просто отдавал ей свое внимание и ничего не просил взамен.

В конце концов слова кончились. Горе в груди Терезы никуда не делось, никуда не делась ни боль, ни тяжесть, но каким-то образом оказалось, что все это можно вынести, чего раньше и в помине не было. С сухим звуком, словно пыль прошуршала по оконному стеклу, Тимоти провел ладонью по лысой голове. У входа в пещеру радостно залаяла Крыска.

– Да, полный отстой, – сказал он. – Бывает.

– Зато потом все образуется. Да?

– Иногда. А иногда за одним бутером с дерьмом сразу идет другой. – Он пожал плечами. – Ну а что делать? Других развлечений в городе нет.

– Я просто хочу…

Тимоти вскинул руку, призывая к тишине. Крыска залаяла снова, словно увидела друга. А потом послышались голоса. Тимоти сгреб в ладонь свой пистолет и остановил взгляд на входе.

– Все в порядке, – сказала Тереза. – Они, наверное, просто следили за мной.

Тимоти кивнул, но вряд ли он ее слышал.

– Следили за тобой?

– Во мне маячок. Они вживили мне маячок, как тебе такое?

Его глаза распахнулись шире, буквально на секунду.

– Ой, Кроха. Не думал, что так все обернется.

Она и сама не сказала бы, что читалось в его лице: грусть, веселье, или и то, и то разом. Может, смирение.

– Ты должна лечь на пол. Прижмись к нему изо всех сил. Закрой уши руками, ладно?

От входа донеслось резкое и жесткое: «Кто там?»

– Нет, все в порядке. Они не станут злиться на тебя, – сказала Тереза, и из темноты возник полковник Илич с винтовкой в руке. За ним шли три охранника из Государственного Здания.

Все молчали. Тереза вдруг почувствовала в сердце холодок страха от осознания того, что она что-то неправильно поняла. Что совершила ошибку, которую не исправишь.

– Ты! – рявкнул Илич. – Положил пушку! Отошел от девочки!

– Закрой глаза, Кроха. Такое видеть ты не захочешь.

– Стоять, – сказала Тереза. – Он мой друг.

Она в жизни не слышала ничего громче, чем грохот пистолета Тимоти. Напоминало удар со всех сторон одновременно. Такой звук сам по себе мог причинить боль. Она рухнула на колени, прижимая ладони к ушам. Пещеру заполонила стрельба. Илич с полными ужаса глазами бросился к Терезе и, толкнув ее наземь, прикрыл собой.

Рев Тимоти походил на звериный – глубокий, полный ярости. Он протиснулся мимо Терезы, мимо Илича и понесся к охранникам, будто собирался просто смести их прочь. От такого напора ближний парень, казалось, забыл про пистолет в своей руке. Он попытался схватить Тимоти, но тот взял запястье мужика, как свою вещь, и повернул до щелчка. Еще выстрел. Кто-то заорал. Не Тимоти. Тереза извивалась под коленом Илича, пытаясь разглядеть Тимоти во мраке. Ей удалось поднять голову достаточно, чтобы увидеть как раз тот момент, как на ноге Тимоти расцвела рана. Пещера за ним окрасилась красным, и он упал. Тимоти лежал в быстро растекающейся луже собственной крови и дергался. Пытался подняться, словно не понимая, что его нога превратилась в щепки. Скаля зубы от боли и гнева, он махнул пистолетом в сторону Илича. «Нет!» Она чувствовала, как крик разрывает ей горло, но даже сама его не слышала.

Кто-то выстрелил дважды. Первый выстрел прострелил Тимоти макушку. Второй проделал широкую дыру в его груди. Тимоти сжался и замер. Наступившая тишина звенела как колокол.

– Что вы делаете? – сказала Тереза.

Она не понимала, кому это говорит. Илич рывком поднял ее. Как ручку сгреб в кулак воротник ее рубашки, и протащил мимо тела Тимоти.

– Отступаем, – сказал Илич. – Возвращаемся к грузовику! Девчонка у нас.

Тереза дернулась, пытаясь вернуться в пещеру. Тимоти ранен. Она должна ему помочь. Илич тащил ее за собой.

– Стивенс тяжело ранен, – сказал один из охранников.

– Вытащи его. Мы не можем сидеть здесь. Неизвестно, один ли был противник. Нам нужно увести девочку.

– Он мой друг! – завопила Тереза, но Илич либо не слышал, либо плевать хотел.

Ночной воздух стал холодным. Она видела свое дыхание в свете фар машины охраны. Илич пихнул ее на заднее сиденье и сел рядом. Они положили раненого охранника за сиденья. Он зарычал, когда грузовик сдал назад. Илич прислонился к Терезе, что-то быстро, тихо бормоча. Уши у нее были не в порядке, поэтому только когда она смогла подвинуться так, чтобы видеть его губы, она поняла, что он шепчет: «блядь, блядь, блядь, блядь»… По шее у него текла темная густая кровь.

– Сэр, – сказал водитель, – вы в порядке? Вы ранены.

– Что? – спросил Илич. А потом: – Тереза, ты в порядке? Скажи, что в порядке!

Грузовик влетел в ухаб, качнулся, и стряхнул шок от увиденного. Она ясно поняла, что только что произошло. Она сжала кулаки и закричала.

В лазарете стояла тишина. Терезу трясло. Кортазар, Трехо и Келли втроем стояли в прихожей и тихо, настойчиво разговаривали друг с другом. Илич лежал в соседнем автодоке с толстой повязкой вокруг груди и шеи. Светало. Ей было все равно, как она и ожидала. Автодок запустил ей в кровь что-то прохладное. Еще дозу седативного, наверное. Она почувствовала себя как в тумане, но спать не собиралась. Отчасти она подозревала, что больше вообще не уснет.

Дверь открылась, и на пороге появился Трехо, одетый в серую фланелевую пижаму, слишком тесную для его пуза. Он ничем не напоминал тайного правителя человечества. Выглядел он как сонный дядюшка. Он подвинул стул к кровати Терезы, уселся и вздохнул.

– Тереза, – строго сказал он, – мне нужно, чтобы ты рассказала все, что знаешь об этом человеке из пещеры. Что он говорил тебе. Что ты ему говорила. Все.

– Он был моим другом.

– Не был. У нас есть данные с камер Илича и спасательной команды. Система распознавания лиц нашла… кровавый след. Мы знаем, кем он был, и когда организуем охраняемый периметр и пошлем команду чистильщиков в эту вонючую пещеру, сможем лучше понять, что он здесь делал. Но я хочу услышать все от тебя. Немедленно.

– Его звали Тимоти. Он был моим лучшим другом.

Трехо стиснул зубы.

– Его звали Амос Бертон. Террорист, убийца, механик с корабля Джеймса Холдена, и он, получается, несколько месяцев гонял чаи с дочерью высокого консула. Все, что ты говорила ему, может знать подполье. Так что начни с начала, не торопись, и в подробностях, обстоятельно, расскажи мне, какое блядство ты с нами сотворила.