45

Она не собиралась приносить каталоги домой, но молодая симпатичная продавщица ее убедила. Она сказала Сьюзен, что невозможно понять, как по-настоящему будут выглядеть те или иные обои, пока не приложишь образец к стене. И вот Сьюзен сидела на полу самой маленькой из спален для гостей, вполуха слушала по радио «Калейдоскоп», а вокруг нее были рассыпаны каталоги с образцами детских обоев.

Был понедельник, 18 марта. В последнее время она внимательнее следила за датами и почти каждый день проверяла свое состояние по календарю в книге, сравнивала свой живот с представленными там иллюстрациями, чтобы удостовериться, что все соответствует норме. Она знала, что Малыш имеет защитную оболочку верникс – согласно книге, эта пористая жирная смазка предохраняет его от намокания, несмотря на то что он постоянно погружен в околоплодную жидкость. Книга также утверждала, что в случае, если он родится недоношенным, его шансы на выживание будут составлять девяносто пять процентов. Две недели назад они повысились на пять процентов. Сейчас его – или ее – рост составлял около тридцати сантиметров, а вес около девятисот граммов.

Она рассказала все это Малышу.

Неделя обещала быть долгой. Джон уехал до среды – у него были дела на севере Англии и в Шотландии. В этом доме она не слишком страдала от одиночества, но все равно будет скучать по нему. Сейчас в ее жизни и так мало что происходит. Завтра она собиралась идти в кино с Кейт Фокс, а в среду пригласила Каролину Эдисон на ланч, но Каролина не знала еще, сможет ли прийти.

В дверь позвонили.

Сьюзен с легким раздражением посмотрела на часы. На часах было без двадцати четыре. Она никого не ждала, а в четыре сорок пять по радио начнется передача, которую она старалась не пропускать, – в ней актеры читали рассказ какого-нибудь писателя. Сегодняшней трансляции она ждала с особенным интересом, так как автора этого рассказа она знала. С другой стороны, ей было приятно, что пришел кто-то, с кем можно поговорить, – пусть даже это назойливые свидетели Иеговы или мальчишка с дефектом речи, продающий тряпки.

Это был Фергюс Донлеви.

Он стоял на ступеньках, на ледяном ветру, подняв воротник пиджака и засунув руки в карманы брюк. На его лице было написано беспокойство.

– Сьюзен, ты получила мое сообщение?

Этот неожиданный визит удивил и обрадовал ее.

– Нет. Какое сообщение?

– У тебя на автоответчике. Я звонил утром.

Она всплеснула руками:

– Ой, я совсем забыла проверить автоответчик. Я ездила утром на прием к врачу. Заходи. Хочешь чаю?

– Я возвращался в город и по дороге решил заехать. Может, я не вовремя?

– Нет, что ты. Напротив, – сказала она. – Даже хорошо, что ты приехал. У меня есть несколько вопросов по рукописи, по двадцать третьей главе. Я сама собиралась тебе звонить.

Они прошли в кухню. Она поставила чайник на огонь.

– Ну как ты? – спросил он.

– Хорошо, как видишь.

По выражению его лица Сьюзен поняла, что он ей не поверил. Он беспокойно прошелся по кухне. Чайник начал закипать. Она достала кружку для Фергюса и стакан для себя и открыла плоскую жестяную банку с песочным печеньем. Фергюс сел за стол и взял одно. Затем, выглянув в окно, он спросил:

– Вон то дерево – это вишня?

– Да.

– Она только цветет или дает ягоды?

– Прошлым летом никаких ягод не было. Наверное, она декоративная.

Он взял еще одно печенье и держал его в руке, не откусывая.

– Ты когда-нибудь была на фестивале цветов в Вашингтоне? Он проходит там каждый год в мае.

– В Вашингтоне округа Колумбия?

– Да.

Она покачала головой:

– Никогда не была в Вашингтоне. Но когда-нибудь обязательно поеду – почтить столицу взрастившей меня страны.

Он кивнул с рассеянным видом. Казалось, он хотел о чем-то поговорить и теперь потихоньку подбирался к нужной теме. Он снова выглянул из окна:

– Раньше я этой вишни не замечал.

Он откусил половину печенья и стал смотреть на оставшуюся половину, будто на произведение искусства или археологическую находку огромной исторической ценности. Дожевав, он прочистил горло.

– Как твои боли?

– Нормально.

Он с беспокойством вгляделся в ее лицо:

– Ты не очень хорошо выглядишь. Ты на седьмом месяце и должна вся светиться. Считается, что с пятого по седьмой месяц – лучшее время беременности.

– Я знаю. Я читала об этом.

– А твой гинеколог, Майлз Ванроу, он доволен твоим состоянием?

– Он говорит, что киста уменьшается. Но я с ним чуть-чуть поцапалась на прошлой неделе. – Она налила воды в кружку Фергюса, затем ложечкой утопила всплывший чайный пакетик. – Он настаивает на кесаревом сечении. Я хочу родить сама. Ты с молоком пьешь? С головой у меня в последнее время плохо – не помню.

– С молоком. Спасибо. Сьюзен, это твой ребенок, и если ты хочешь родить сама – это твое право. Ты говоришь ему, чего хочешь, и, если ему это не нравится, идешь к другому гинекологу.

Она налила себе в стакан апельсинового сока, поставила кружку и стакан на стол и села.

– Все не так просто.

– Да?

Сьюзен вспыхнула.

– Извини. Я нахал.

– Да нет, просто… – Она замолчала, взяла стакан и отпила соку.

Фергюс снова выглянул из окна. Сьюзен проследила за его взглядом. По газону прыгала малиновка, разыскивая не подобранные раньше крошки, которыми ее кормила Сьюзен. Затем Фергюс сказал:

– Помнишь, перед Рождеством мы обедали вместе. Ты тогда упомянула фамилию Сароцини.

Она постаралась, чтобы ее ответ прозвучал непринужденно, но у нее ничего не получилось.

– И что?

– Я не знаю еще, какая здесь связь, и если ты скажешь мне, что это не мое дело, то ладно, я заткнусь.

– Это не твое дело, – сказала она.

В воздухе повисло молчание. Сьюзен сама себе удивилась. Она сказала это не задумываясь, и теперь ей было немного стыдно. Она поиграла стаканом, затем подвинула Фергюсу жестянку с печеньем:

– Угощайся.

Но по выражению лица Фергюса было понятно, что так просто он эту тему не оставит, – в глубине души Сьюзен не хотела этого.

Не отрывая взгляда от ее лица, он достал из кармана пачку сигарет и зажигалку.

– Как тебе Майлз Ванроу?

– Мне он нравится. Очень компетентный, очень внимательный. Точнее, он нравился мне до прошлой недели. Сейчас уже не знаю. – Она улыбнулась. – У него мрачная медсестра. Я действительно думаю, что он хороший врач. А что?

– В Скотленд-Ярде собрано на него досье.

Сьюзен удивилась:

– Досье? Что за досье?

Он помешал ложечкой чай, хотя этого и не требовалось.

– В Скотленд-Ярде есть группа по расследованию преступлений, связанных с оккультизмом, входящая в их отдел по борьбе с порнографией. Основной задачей этой группы является контроль организаций, члены которых практикуют сатанизм и черную магию. Они проверяют подозрительные организации на связь с производством детской порнографии, жертвоприношениями и тому подобным. В основном они занимаются случаями жестокого обращения с детьми.

По спине Сьюзен прошла волна холода.

– Какое отношение к этому имеет Майлз Ванроу?

– Приблизительно четыре года назад эта группа совершила рейд на черную мессу в Северном Лондоне – информатор сообщил, что на ней должен был быть принесен в жертву новорожденный младенец. – Он положил ложечку на стол и посмотрел ей в глаза. – На этой мессе был и Майлз Ванроу.

– Майлз Ванроу? – Очертания комнаты внезапно изменились, будто Сьюзен смотрела на нее в кривое зеркало: стены приблизились друг к другу, потолок ушел вверх. – Мой Майлз Ванроу? – Она не могла в это поверить.

– Да, известный гинеколог. – Фергюс вскинул брови, будто ожидая ее подтверждения. Она торопливо кивнула, и он продолжил: – Они ничего не нашли. Но в Скотленд-Ярде считают, что участников мессы кто-то предупредил о налете и они подготовились.

– Майлз Ванроу точно был там? Ты уверен?

– На все сто процентов.

– Откуда ты это узнал?

Фергюс посмотрел на нее взглядом, понятным без слов. Он был знаком со многими высокопоставленными людьми.

– В пятницу я обедал с заместителем начальника полиции – в закрытом ресторане в Скотленд-Ярде, вполне приличном.

Сьюзен растерянно улыбнулась, показывая, что приняла информацию к сведению.

– И что произошло после этого рейда?

– Один из офицеров Скотленд-Ярда рассказал о Майлзе Ванроу репортеру «Ивнинг стандард» Бену Миллеру. Его редактор новость не пропустил – возможно, испугался обвинения в клевете. Миллер решил продать материал в другое издание, позвонил редактору, договорился о встрече, но так на нее и не приехал. По дороге упал под поезд в метро.

Во рту у Сьюзен пересохло. Она с трудом сглотнула.

– Зачем ты мне все это рассказываешь?

Фергюс показал на сигаретную пачку:

– Не возражаешь, если я…

– Конечно. – Она сняла с полки и поставила на стол пепельницу.

Он вытянул из пачки сигарету.

– Тебе не случалось читать об оккультизме в Европе в двадцатом столетии?

– Когда я только начинала в «Магеллан Лоури», я была помощником редактора, как раз работающего над книгой по истории оккультизма.

– Какие-нибудь имена врезались тебе в память?

– Алистер Кроули?

– Почему он?

– Полагаю, из-за легенд о нем. Это ведь его называли нечестивейшим человеком столетия?

– Скорее, это он сам себя так называл. Но не важно. В твоей книге не упоминалось фамилии Сароцини?

– Нет. Уверена, что нет.

– Ее нет ни в одной книге. Он был слишком умен для того, чтобы позволить напечатать свое настоящее имя. Оно не было известно за пределами узкого круга посвященных, а остальные знали его под различными псевдонимами. Многие считали Эмиля Сароцини Антихристом. Дьяволом во плоти. Именно Сароцини послужил образцом для Алистера Кроули, когда он формировал свой имидж. Именно на него Кроули желал походить. Сколько лет тому Эмилю Сароцини, с которым ты знакома?

– Ну, думаю, под шестьдесят. Трудно сказать.

Фергюс зажег сигарету и затянулся.

– Считается, что Эмиль Сароцини умер в тысяча девятьсот сорок седьмом году, однако его смерть могла быть сфальсифицирована для того, чтобы скрыться от трибунала за военные преступления.

– И сколько ему тогда было?

– Шестьдесят, может, больше. Он был настоящим мастером по перелицовыванию своей биографии.

Сьюзен вспомнила, как трудно определить возраст мистера Сароцини, но, быстро посчитав в уме, она поняла, что сейчас ему не может быть меньше ста десяти. Невозможно.

– Это не может быть тот же человек, – сказала она.

– Да.

Она сделала глоток сока, чтобы смочить рот. Она была очень обеспокоена, но в то же время ей казалось, что в их с Фергюсом разговоре было что-то сюрреалистичное, будто они вдвоем разыгрывали какую-то пьесу.

– Фергюс, ты что, хочешь сказать мне, что Майлз Ванроу готовится принести моего ребенка в жертву на каком-то темном ритуале? Так, что ли?

Он с отчаянием посмотрел на нее:

– Сьюзен, я ничего такого не хочу сказать. Я не знаю, зачем я пришел сюда, зачем рассказываю тебе эти безумные вещи, зачем взвинчиваю тебя. Не стоило мне приходить, извини. Сам не знаю, что со мной.

Но он точно знал, что с ним и зачем он все это рассказывает, хотя и сам не мог до конца поверить в движущее им знание. Во всем этом кроется какая-то ошибка, ужасная ошибка. Все закончится тем, что он получит тортом в лицо и будет выглядеть полным дураком, так поспешив с выводами.

Но что еще он мог сделать, кроме как прийти сюда?

В голове у Сьюзен все спуталось. Ей казалось, будто множество маленьких существ снует в ее мозгу, перетасовывая кусочки информации, стараясь уложить их в некое подобие системы. Обдумывая в основном то, что рассказал Фергюс Донлеви о Майлзе Ванроу и Эмиле Сароцини, она в то же время не могла избавиться от мыслей о несчастье с Харви Эдисоном и почему-то с Заком Данцигером, композитором, из-за которого в прошлом году колотило весь «Диджитрак». Среди прочих мыслей мерцало и воспоминание о летнем обеде с Фергюсом.

Она тогда сказала: «Итак, ты полагаешь, что, раз мы не знаем, на что мы способны, очень немногие из нас выполнят свое предназначение, так как понятия не имеют, в чем оно заключается?»

А Фергюс ответил: «Ты выполнишь. Ты выполнишь свое предназначение».

И вдруг откуда-то из глубин ее души, словно труп утопленника из черной воды, поднялась мысль: «Мистер Сароцини и Майлз Ванроу собираются принести моего ребенка в жертву».

Невероятно. Смехотворно. Абсурд. Майлз Ванроу – самый уважаемый гинеколог в Англии. А зловещий мистер Сароцини умер в 1947 году. Даже если не умер, ему сейчас по меньшей мере сто десять лет. Она закрыла глаза и попыталась представить мистера Сароцини, понять, может ли он – с помощью пластической хирургии, диеты, витаминов, чего угодно – выглядеть так в сто десять лет. Никаких шансов. Благодаря пластической хирургии при удаче можно сбросить десяток лет, но не половину же столетия.

Фергюс Донлеви просто заработался над своей книгой, и у него в мозгу что-то перемкнуло. Может быть, этим можно объяснить и его попытку сблизиться с ней прошлым летом. Он не смог справиться с психологическим давлением, обусловленным жестким сроком, за который он должен был написать книгу. У бедняги съехала крыша.

Малыш удовлетворенно заворочался у нее в животе. Он соглашался.

Но внутри ее поднималась темная волна вины и недовольства собой. Она не сказала Фергюсу правды. Дело было не в самом секрете, а в том, что, рассказав ему правду, она сняла бы груз с его души. Освободила бы его.

И еще она хотела, чтобы он разрешил ее сомнения, подтвердив, что все в порядке; что мистер Сароцини – добрый, внимательный человек; что сатанист Майлз Ванроу – совсем не тот Майлз Ванроу, к которому она раз в неделю ездит на прием. Она хотела, чтобы эта безумная чушь была забыта раз и навсегда. Раз и навсегда.

Ей нужно было заглушить страх, зародившийся как легкое сомнение, а теперь барабаном рокочущий в груди.

– Фергюс, – сказала она, – я хочу кое-что рассказать тебе, чего не знает никто. Даже мои родители.

Он стряхнул пепел с сигареты и сел прямее, выжидательно глядя на нее.

– То, что я тебе расскажу, должно остаться между нами. Понимаешь?

Он медленно кивнул.

– Этот ребенок… мой ребенок… – Она поколебалась. – Джон ему не отец.

На лице Фергюса не дрогнул ни один мускул. Он даже не моргнул.

– Я суррогатная мать и вынашиваю ребенка для мистера Сароцини. Мы согласились на это как на крайнюю меру, когда бизнес Джона вылетал в трубу и мы должны были потерять все – включая этот дом.

Она вдруг почувствовала облегчение, будто внутри ее была стальная пружина, которая сжималась день за днем, месяц за месяцем, а теперь вдруг лишилась нагрузки и распустилась. Она рассказывает! Делится тайной. Наконец-то.

Фергюс не отвечал. Он просто слушал, смотрел на нее, выкурил еще одну сигарету, кивнул, соглашаясь с тем, что у них с Джоном не было выбора и что любой бы в их положении сделал то же самое.

Рассказав все, Сьюзен виновато улыбнулась:

– Мы с Джоном приняли на себя обязательство не разглашать эту информацию.

– Я рад, что ты мне рассказала, очень рад.

Фергюс не знал, что сказать еще. Ему нужно было время, чтобы собраться с мыслями. И еще ему нужно было срочно поговорить с Эваном Фреером.

Вскоре он распрощался и ушел.